III.
Когда на фотографиях разбившегося 11 января в районе Черной горы на Алтае вертолета Ми-171 журналисты обнаружат туши убитых рогатых животных, то вначале ошибочно назовут их козерогами (сибирскими горными козлами) – то ли по незнанию, то ли по привычке; охота на козерогов в горах Алтая достаточно распространена. Однако вскоре после публикации этих фотографий на алтайских сайтах биолог Елена Лебедева-Хоофт в своем блоге сумела доказать, что у козерогов – совсем другие рога, а те туши, которые нашли среди обломков вертолета, принадлежали алтайскому горному барану, или аргали (Ovis ammon ammon), самому крупному подвиду занесенного в Красную книгу в 1934 году архара.
Аргали обитают в России, Казахстане, Китае и Монголии. Всего их, по оценкам ученых, – не более четырех с половиной тысяч особей (Всемирный фонд дикой природы вообще говорит, что в России таких архаров – не более двухсот), и популяция с каждым годом уменьшается. Отстреливать аргали запрещено даже в научных целях, и поэтому, когда пресс-секретарь правительства Республики Алтай Елена Кобзева заявила, будто у пассажиров разбившегося вертолета были лицензии на отстрел двух сибирских горных козлов и одного марала, действительные в течение всего сезона охоты (на марала – с 1 ноября 2008 года по 15 января 2009 года, на сибирского горного козла – с 15 декабря по 15 января), над этими словами можно было только посмеяться, потому что выглядели они форменным издевательством, особенно если учесть, что никаких лицензий среди документов на месте крушения вообще не было обнаружено, а постановление о продлении сезона охоты было опубликовано алтайским правительством уже после крушения вертолета, то есть задним числом.
IV.
В первые дни после крушения вертолета на Алтае власти еще могли, не стесняясь, говорить о том, что Банных и его спутники отправлялись на вертолете в рабочую поездку («Московский комсомолец», 12 января). Впрочем, даже тогда сотрудники аппарата Банных не могли объяснить журналистам, зачем для рабочей поездки нужно арендовать вертолет на имя какого-то частного предпринимателя из Новосибирска, указывая в договоре целью полета «оказание транспортных услуг по авиавизуальному подбору площадок с воздуха». Через несколько дней в газетах появятся фрагменты расшифровок записей «черного ящика» с Ми-171, и последние слова, зафиксированные самописцами: «Ниже, ниже!» – для большинства наблюдателей станут доказательством того, что пассажиры, стрелявшие с вертолета по баранам, руководили действиями пилотов, чтобы было удобнее выбирать позицию для стрельбы. Когда через несколько дней в СМИ появятся фотографии убитых животных, сомнений не останется ни у кого – охотились.
Погибший при крушении вертолета полпред президента в Госдуме Александр Косопкин был, очевидно, не самым одиозным федеральным чиновником, но его смерть без натяжки можно назвать вполне позорной – в день, когда Косопкина хоронили на церковном кладбище в деревне Комлево Рузского района (он сам просил похоронить его там – в свое время Косопкин давал деньги на восстановление комлевской церкви Иконы Божией Матери «Знамение»), газеты выходили с издевательскими заголовками типа «За козла ответили», а весь интернет каламбурил насчет того, что убитых баранов жалко, а баранов, разбившихся на вертолете, – нет.
Еще более неприлично выглядит смерть другого участника алтайской охоты – председателя комитета по охране, использованию и воспроизводству объектов животного мира Республики Алтай Виктора Каймина, то есть человека, который по должности обязан был препятствовать незаконной охоте в горах. За несколько месяцев до крушения вертолета правительство Республики Алтай приняло постановление о создании автономного учреждения «Развитие охотничьего хозяйства», и Каймин, комментируя это решение, говорил, что деятельность учреждения будет направлена на разработку и осуществление различных программ в области охраны, использования и воспроизводства объектов животного мира, их среды обитания и «выполнения отдельных полномочий». А еще он очень гордился тем, что ни разу не проиграл, когда судился с теми, кто говорил, будто Каймин покрывает браконьеров. В суде-то, может быть, и не проиграл, а что толку?
V.
Анатолий же Банных, которого за двое суток поисковой операции многие успели оплакать (кто искренне, а кто с плохо скрываемым злорадством – в те дни было интересно читать алтайские форумы в интернете), волшебным образом выжил вместе с еще двумя пассажирами вертолета и вторым пилотом Максимом Колбиным. (Кстати – мы до сих пор не привыкли к тому, как уменьшилась наша страна; Алтай из Москвы кажется чем-то настолько глубоким, что хоть три года скачи, до границы не доскачешь, а Колбина, ушедшего в поисках помощи на юг, меньше чем через сутки нашли пограничники – Республика Алтай граничит с Казахстаном.) Спасение Анатолия Банных действительно выглядело волшебством, и не только по сравнению с семерыми погибшими. За три года до этой охоты Банных уже попадал в вертолетную катастрофу во время охоты в горах Алтая – тогда он сломал ногу, но шума в прессе по этому поводу не было, вероятно, потому, что в охоте не участвовали федеральные чиновники. То, что Банных и Колбин выжили и отделались фантастически легкими ранениями, стало поводом для разнообразных слухов. (У Банных, по официальной версии, сломан нос, но на фотографиях, сделанных репортерами газеты «Жизнь» на похоронах разбившегося вместе с остальными пассажирами вертолета гармониста Василия Вялкова, – а Банных из реанимации приезжал на эти похороны в село Турочак, – не видно даже ссадин на его лице. «Жизнь» дипломатично написала, что «лицо Анатолия Банных опухло от слез».) Одни знающие алтайцы говорят, что Банных и Колбин в момент крушения вертолета находились на земле, разделывая туши убитых архаров для шашлыка, другие – что вертолет мог быть сбит с земли каким-нибудь принципиальным егерем. Банных и Колбин говорят, что в момент аварии они находились в хвостовой части вертолета, а в Афганистане и Чечне было принято, что, если винтовой редуктор поврежден выстрелом с земли, командир приказывал второму пилоту покинуть свое место и уходить в хвостовую часть, чтобы остаться в живых. Версия о выстреле с земли действительно выглядит красиво – влюбленный в родные горы егерь-отморозок, рискуя провести остаток дней в тюрьме, все равно сбивает вертолет с браконьерами. В пользу этой версии, между прочим, свидетельствует и то, что в обшивке вертолета следователи обнаружили пулевые отверстия. Правда, скорее всего, стреляли изнутри вертолета, что неудивительно – вертолет падал, а пассажиры стреляли. Но версия красивая, да. Есть, правда, еще более красивая версия – по блогам гуляет отсканированный настенный календарь на 2009 год с изображением архара и подписью «Горы – святые места наших предков. Важно помнить древний завет – „Убийство архара навлечет несчастья на охотника и его семью!“». О том, что охотников убили именно древние духи, охраняющие Алтай и его животных, почти всерьез говорят многие в республике.
Стоит отметить, что Максим Колбин, показания которого через прокуратуру в первый же день утекли в прессу, говорит, что вертолет упал из-за отказа двигателя, но его словам почему-то вообще никто не верит.
VI.
Через неделю после крушения Западно-Сибирское следственное управление на транспорте Следственного комитета при прокуратуре России официально объявило, что больше не будет сообщать прессе никаких подробностей расследования (расследования катастрофы, разумеется; дела о незаконной охоте по статье 258 УК РФ до сих пор нет). Выглядит это как попытка замять, может быть, самое скандальное дело о браконьерстве в истории России, но, очевидно, что никакого заминания уже не получится – делом озаботились и международные организации экологов, и Росприроднадзор, и Бог знает кто еще, и если следствие вдруг докажет, что обнаруженные среди обломков вертолета бараны погибли в результате падения на их стадо потерпевшей крушение машины (а алтайские официальные лица выдвигали и такую версию!), едва ли это сможет погасить скандал. Маловероятно и то, что федеральные власти, в том числе и прокуратура, станут помогать алтайским, если тем захочется спустить дело на тормозах, – до сих пор главным алтайским лоббистом в Москве был полпред правительства республики Анатолий Банных, которому сегодня явно не до того, чтобы бегать по московским кабинетам в поисках защиты. Поскольку большую часть своего свободного времени Анатолий Банных проводит в Китае и Тибете (он всерьез увлекается буддизмом), наверное, исхода дела он будет ждать не в России. Возможно, он уже давно уехал куда-нибудь в Лхасу.
VII.
Вертолетную охоту традиционно принято считать негуманной, нечестной. Настоящая охота – это поединок охотника и жертвы с неочевидным исходом, а когда у охотника преимущество в воздухе, и жертва беззащитна – это уже не охота, это убийство.
VII.
Вертолетную охоту традиционно принято считать негуманной, нечестной. Настоящая охота – это поединок охотника и жертвы с неочевидным исходом, а когда у охотника преимущество в воздухе, и жертва беззащитна – это уже не охота, это убийство.
Случай у Черной горы это представление опровергает. Иногда условия бывают вполне равны, и кто беззащитен в действительности – еще большой вопрос. Но если бы духи древнего Алтая или гипотетический егерь по прозвищу «ворошиловский стрелок» оказались менее расторопными, и вертолет с охотниками без происшествий вернулся бы в Бийск, никто бы, конечно, ничего не узнал – и даже не потому, что охотникам пришлось бы что-то скрывать; вряд ли Александр Косопкин постеснялся бы повесить у себя на даче (в четырех километрах от комлевского кладбища) на стене рога добытого им архара. Виктор Каймин так бы и выигрывал суды о защите чести и достоинства, а Анатолий Банных так бы и лоббировал алтайские интересы, вывозя московских чиновников на вертолетную охоту в горы. Эта охота оказалась настолько показательной и скандальной, что может возникнуть впечатление, будто мы имеем дело с чем-то невероятным, экстраординарным. Как будто какие-то маньяки, рождающиеся раз в несколько столетий, впервые в истории использовали вертолет по такому назначению. В этом, собственно, заключается системный дефект любого громкого дела – чем оно громче, тем труднее не забыть о том, что ничего невероятного, в общем, не случилось, просто вот этим конкретным людям не повезло – на них обратили внимание. А если бы не обратили?
Покойный Косопкин, природоохранитель Каймин, кавалер церковных орденов и сибирский мастер Банных – это именно что обыкновенные чиновники. Типичные. Родные дети постсоветской номенклатуры и внуки номенклатуры советской, которая, кстати, и научилась первой охотиться с вертолетов. Правда, советские обкомовцы охотились все больше на волков (см. известную песню Высоцкого) или, если хотелось совсем запредельной экзотики, – на сайгаков, которых в степях Казахстана и России всегда было в избытке. Краснокнижные животные объектом номенклатурной охоты, как правило, не были – люди с партбилетами по нынешним временам вообще выглядят вполне праведно.
Обидно будет, если результатом алтайской охоты станет даже арест выживших ее участников – дело ведь совсем не в них. Убитые архары будут полностью отмщены, только если власть в России полностью и навсегда избавится от советских и постсоветских номенклатурных привычек, а это на нашем веку вряд ли возможно, и тем архарам, которые пока остались в живых, стоит посоветовать как можно скорее эвакуироваться куда-нибудь в зоопарки Западной Европы – жизнь в России не перестанет быть опасной, даже если кого-нибудь посадят.
Кого выбирает Софья
Антология женихов
Дмитрий Ольшанский
Ведь надобно ж зависеть от других.
Грибоедов
совсем пропащий
Ой, ты только не упади здесь, тигренок мой, только не упади. Вот, уже все хорошо, я тебя крепко держу. Видишь, и свет в коридоре специально оставил, чтобы тебе удобнее было, если ты поздно вернешься. Ты не рассердишься, если я спрошу, где ты была? Неважно? Ну да, неважно, конечно. Не хочешь – не говори, но мне же просто так интересно, и я совсем не ревную. Да, конечно, ты же говорила мне про корпоратив! Вот я глупый. Надеюсь, тебе там было весело, тигренке моей прекрасной. Ну не злись, ты не злись на меня, пожалуйста, я совсем не хотел тебя как-то обидеть. Разве это бесконечные допросы? Да ну что ты! Я случайно спросил. Если хочешь, я больше не буду. Прости меня, ладно? Прости. Время? Кажется, половина шестого. Нет, я еще не ложился, зачем же я буду спать, я сидел, тебя ждал. И, кстати, кое-что полезное для тигрика сделал, ты не хочешь пойти посмотреть? Ну, утром так утром. Ты же устала. Так может все-таки рассказать? Пять минут всего, а потом будешь спать. Во-первых, быстро угадай, чем я занимался весь вечер? Я тебе ноутбук починил! Помнишь, ты сказала, что собираешься в ремонт идти? Ну вот я и решил, что сам все тебе сделаю. Мега-ремонт для супер-тигренка! Что? Твои? Там? Ох, ну что ты такое говоришь, да я бы никогда в жизни… Умоляю тебя, не сердись. Я подумал, что сюрприз тебе сделаю, я ничего не открывал, ничего не читал. Ты прости меня. Я клянусь, ничего! Ты только не сердись. Я старался. Да, еще там по мелочи – шланг для стиральной машины купил, телевизор настроил, лампочки, кран на кухне починил, чтоб не капал, хотел еще дверью заняться… Хорошо, я не буду грузить. Засыпай, мой тигреночек, и пусть тебе приснится что-нибудь такое же светлое и позитивное, как ты сама. И знаешь, я хотел тебе еще одну вещь сказать перед сном, можно? Три секунды буквально – и я отстану. Я сегодня, пока ждал тебя, мечтал о том, что мы поженимся. Может быть, будущим летом, а? Тебе так пойдет свадебное платье… Прости. Уже все, я молчу. Не сердись.
безнадежный
Ну наконец-то. Я чуть с ума не сошел тебя ждать. Где? Ах, вон оно что. Ну и дрянь этот твой корпоративчик! Нет, я сам никогда никуда не хожу. Потому что тошнит. Я даже в школе на выпускном вечере не был. Упаси меня Бог от этого вашего коллективизма и пьяной народной гульбы. Гнойный дискурс. Очень надеюсь, что ты прекратишь тратить время на эту пакость. Да, я именно что тебя учу, потому что люблю, а ты хочешь быть дурочкой? Как мои дела? Разумеется, плохо. Почему? Полагаю, что мир так устроен. Что я делал? Читал. Видишь, книжка, называется «Розанов». Это писатель такой, мой любимый. О чем он пишет? Да уж не о корпоративчиках в рестике с клевыми челами! Его, да и меня тоже, волнует семейный вопрос. Дело в том, что он критикует христианскую метафизику как бесполую, слишком холодную, отказавшую миру и полу, пахнущую смертью, а не трусами. Что такое метафизика? Видишь ли, если бы в рестике тебя склеил кто-нибудь, то это была бы физика, физиология, наконец, физкультура. А вот если мужчина – любовник, жених – предлагается, а ты не хочешь, и сама не знаешь, с чего, почему, но не хочешь, то это уже метафизика. Женский отказ – он всегда пахнет смертью, он, по Розанову – и есть христианство. То ли дело бурные античные культы, где все всех любят и все всем дают, где всегда дионисически влажно и горячо, прямо как на корпоративчике. Так там была скучища? Сплошной гнойный дискурс? Ну, знаешь, тебя не поймешь. Так вот, Розанов призывает к тому, чтобы больше рожали и спали, беременели, спали, рожали… Что тебе нравится? Нет, я не думаю, что тебе стоит его читать, там специфический стиль, начало прошлого века, мелкий шрифт, много букв… А, значит ты не про книгу? Я? Сам? С тобой? Ну конечно люблю, но… Позволь, я попробую объяснить. Да, семейный вопрос меня очень волнует, я нисколько не врал, но – лишь в теории, как и любой другой повод для рефлексивного самоотстранения, ревизии ценностей, если угодно, а уж с учетом всей мучительности для меня самой идеи семьи, с заложенной в ней ветхозаветной репрессией, гнойным дискурсом изначального подчинения… Ты что, плачешь?
скверный
Совесть – есть? Мы вообще-то договаривались, что ты будешь раньше. Я все понимаю про твои корпоративные праздники, но, если ты вдруг не помнишь, у меня работает 345 человек. И так времени нет, а я жду и волнуюсь. Что значит – тебе все равно? Я, между прочим, пока ты гуляла, обо всем договорился. Визы будут в четверг, билеты мне привезут в пятницу утром, бизнес-класс, вылет в три, чтобы тебе, не дай Бог, не пришлось просыпаться ни свет ни заря. Мне, кстати, завтра вставать в полседьмого, на часы смотреть больно. Отель? Я заказал «Хилтон», ты же «Хилтон» хотела? Стоп. Не надо на меня кричать. Ты мне можешь спокойно сказать, в чем проблема? Ну да, на Джудекке, в бывшей фабрике, мне так и сказали. У нас будет номер на самом верху, с видом до самого Сан-Марко, как у них и полагается. Чем ты недовольна-то? Что ты хотела? «Даниэли» на Скьявони? Да я не разбираюсь, где там у них что, мне сказали, что тамошний «Хилтон» – это… это… как они сказали? «Продвинуто и актуально». И мне казалось, что ты его и хотела. Разве нет? Еще раз. Ты ни слова мне не говорила ни про какой «Даниэли». Кто там жил? Вагнер? Я не читал, извини, у меня мало времени на современную литературу. А в «Хилтоне», может, тоже жил Вагнер, нет? Да, они говорили, что там была фабрика. Ну, может, он ходил туда, на эту фабрику, Вагнер твой? Жил, может быть, в «Даниэли», а ходил днем на фабрику, за вдохновением для романа, ты посмотри в интернете, не ходил туда, нет? Не кричи. Слушай, ты знаешь, сколько они с меня уже взяли за актуальность? Знаешь, сколько я заплатил за продвинутость? Что значит – тебе все равно? Между прочим, я думал, что мы приедем туда и поговорим серьезно о наших планах. Как это, о каких? Ты говорила мне, что не против построить семью… Стоп. Не надо на меня кричать. Кто? Независимая самостоятельная женщина? Нет? Независимый самостоятельный человек? Устала от моего давления? Я мешаю твоей самореализации? Нет, я не заставляю тебя выходить за меня замуж. Я не давлю на тебя. Да, конечно. Тебе нужно срочно? Хорошо, хорошо, сейчас дам, я как раз снял с карточки.