На голой земле? Ну, нет. На траве? Тем более нет – мало ли какие змеи в ней ползают. Или насекомые. Если на Марции водится что-нибудь вроде наших волчьих жуков, то никаких змей не надо, они уже избыточны. Может, расположиться у воды на морском песочке?
И всю ночь не смыкать глаз, следя за тем, чтобы из океана не вылезла на берег какая-нибудь хищная пакость? Благодарю покорно! И как тут насчет приливов? Мало приятного проснуться по уши в воде.
Я быстро покончил с ужином и чуть ногти себе не сорвал, пытаясь вскарабкаться на купол. Пробовал взять его с разбега – все равно ничего не вышло. Представляю, как потешались те, кто следил за мною! Уж наверное, кто-нибудь следил хоть вполглаза, может быть, занимаясь одновременно десятком других дел. Они тут все очень занятые, но оставить гостя совсем без пригляда – это перебор.
В конце концов я вышел из положения – выломал в роще здоровенную слегу, хорошенько разбежался и выполнил прыжок с шестом. Получилось сразу, вот только поспать как следует я все равно не смог – как солнце зашло, так стало, мягко говоря, прохладно. Укрыться было нечем. У меня зуб на зуб не попадал. Почему дядя не предупредил меня о том, что на Марции ночи не теплее, чем на Земле? Я бы хоть теплой одежды набрал.
Фонарика тоже не было – иначе я рискнул бы еще раз сходить в рощу и наломать дров для костерка. Луна у этой планеты, похоже, отсутствовала в принципе. Темень – глаз коли. Звезды кучками высыпали на небо – яркие и незнакомые. Ни одного созвездия привычных очертаний. Где в Галактике находится Марция, в нашем ли спиральном рукаве или в другом? Я и этого не знал.
Кто-то мелкий возился возле купола, наверное, местный грызун или что-нибудь вроде того, а я гадал, сумеет ли он доплюнуть до меня ядом, а если сумеет, то достаточно ли точно он целится в темноте, чтобы попасть мне в глаз? Кажется, зверек был совершенно безобидным, но мысли об опасности хотя бы бодрили меня, мешая мерзнуть. А еще я думал о том, какие они подлые, эти микроорганизмы по кличке «темпо». Могли бы внедряться в меня активнее, чего они тянут? Ясно же, что марциане не станут со мной общаться до тех пор, пока мои и их внутренние часы не пойдут с одинаковой скоростью. Ну и сколько мне предстоит ждать? До утра, уж так и быть, потерплю, а дальше?
И я вытерпел до утра. Встретил рассвет как лучшего друга и проклинал горы, закрывшие от меня прямые солнечные лучи. Но все же стало заметно теплее. Шуршащая живность возле купола куда-то исчезла, и я спрыгнул. Ну, где мой завтрак? Опаздываете!
– Эй, хозяева! – покричал я в пространство без всякого толку. Вздохнул. Выразился для облегчения души, как выражаются у нас на Тверди. Сходил к морю умыться, утерся рукавом. Еще раз огляделся. В окружающем меня ландшафте я по-прежнему был единственным человеческим существом. Становилось скучно.
Тут-то я и заметил механизм.
Он принадлежал к породе самодвижущихся и перемещался довольно шустро. Кажется, на антиграве, а не на воздушной подушке. За что я мог ручаться, так это за то, что он не поднимал пыль и трава вокруг него не ложилась. Размером с повозку, механизм наверняка и был повозкой. Ну наконец-то! Хозяева вспомнили о госте. Давно пора. Я помахал хозяевам рукой, хотя мог бы этого не делать – наверняка меня прекрасно видели.
Механизм мчался прямо ко мне. Я думал, что метрах в пятидесяти от меня он начнет сбрасывать скорость, – и ошибся. В самый последний момент я успел отпрыгнуть в сторону, и уже тогда машина притормозила и, с великим проворством развернувшись почти на месте, вновь ринулась ко мне. Кажется, глупый механизм вознамерился искалечить меня, а то и убить. Если бы он боднул меня на скорости, то я бы отлетел мешком с переломанными костями. Шансов выжить у мешка было бы немного…
Теперь я держался настороже, но и механизм гораздо чутче отслеживал мои броски вправо-влево. Крики и жесты не производили на него никакого впечатления, он просто хотел наехать на меня. Ни стекол, ни смотровых приборов я не заметил, да и по манере движения механизма у меня сложилось впечатление, что он запрограммированный. Ну что ж, устроим тренинг, разомнемся. Поиграем в салочки.
Минут десять я успешно уворачивался, а потом мне это надоело, чего нельзя было сказать о механизме. Он с тупым упорством продолжал меня преследовать. А не взобраться ли опять на купол? Конечно, на антиграве он достанет меня и там, но какая у него программа? Если примитивная, то он, пожалуй, попросту не поймет, куда я делся…
Программа этого сволочного автомата не была примитивной. Как только я наметил движение в сторону купола, механизм тотчас отрезал мне дорогу туда. Теоретически я мог бы обойтись без дрына и в два прыжка сигануть сначала на крышу механизма, а с нее на купол, – однако не решался. Уж больно проворно двигался мой противник. Мне ничего не оставалось делать, кроме как продолжать метаться.
Ну и до каких пор? Как поступит со мною этот поганый агрегат, когда я окончательно выбьюсь из сил и лягу ничком? Раздавит? Подденет снизу, подбросит и поиграет мною, как противный земной зверь носорог играет с незадачливым обидчиком? Веселенькая перспектива…
Я уже начинал задыхаться, когда механизму тоже надоела эта забава. Нет, он не перестал меня преследовать. Он просто-напросто выбросил из носовой части длинную узкую струю пламени, и она прошла в каком-то метре от меня, обдав жаром.
Я отпрянул в ужасе. Огнемет! Шутки кончились. Вторая огненная струя едва не сожгла меня. Вот, значит, как поступают хозяева с теми, на кого имеют зуб! Могли бы просто застрелить, так ведь нет – надо покуражиться! Стыдно признаться, но я запаниковал.
Частично. Вы спросите, что это такое – частичная паника? Не знаю. Побегайте от огнемета, тогда мы с вами это обсудим. Но как бы я ни паниковал, а на одно обстоятельство все же обратил внимание: движения механизма стали более вялыми. Быть может, не все потеряно? Попытаться убежать?
Я так и сделал. Рванул к рощице со скоростью спринтера, укушенного шершнем или волчьим жуком, только ветер запел в ушах. Авось в рощице окончательно оторвусь – никакой механизм не способен валить деревья с той же скоростью, с какой он движется по ровному месту!.. Или может?!
Оглянувшись на бегу назад, я понял, что он может поступить еще проще: догнать меня и сжечь. Кажется, я зря подумал, что у механизма кончился заряд. Скорее он перехитрил меня, симулировав вялость.
Никогда еще я не бегал с такой скоростью. Казалось, сердце вот-вот выскочит из груди, проломив ребра, или попросту взорвется. Ужас преследуемого и нагоняемого хищником зверька гнал меня к рощице, не слушая разума. А разум говорил: «Хана тебе, Ларс. Ну что ты дергаешься? Перед кем выделываешься, пытаясь бороться до конца? Кто тебя видит? Да и не борьба это вовсе, а обыкновенное бегство! Остановись и обернись навстречу струе огня. Ничего особенно ценного ты за свои двадцать лет не совершил, ну так хоть умри мужчиной!»
Механизм нагонял меня. Плюнув для пробы огнем, он едва не спалил мне спину. Ничего, через секунду он приблизится еще немного, и тогда…
Я задохнулся – с такой скоростью ветер ворвался в мой распахнутый рот. Время остановилось. Морская волна, изогнувшись, нависла над песком и рушилась на него медленно-медленно, как при специальной киносъемке. Остановились качающиеся на ветерке кроны деревьев в рощице. Замерли листья. Механизм – тот сразу отстал. Ха-ха! Я победил! У меня получилось! Валяй, плюй в меня огнем – хрен доплюнешь! А я и убегать от тебя не стану. Знаешь ли ты, тупая железяка, что я теперь могу двигаться так быстро, что ты, может, и отследишь мои перемещения, но уж точно ничего не успеешь сделать? Я могу забежать сзади и отвесить тебе пинка. Могу заткнуть чем-нибудь твою огнеметную трубу, и ты не успеешь отреагировать. Ну что, все-таки хочешь плюнуть? Плюй!
Он не стал плеваться. Он остановился. Звучный голос с заметным акцентом произнес на стандартном интерсанскрите:
– Поздравляем с первым успехом. Просим занять место в транспортном средстве. Вы будете доставлены туда, где пройдете полный курс адаптации.
И распахнулся люк.
Глава 5
Иные науки требуют усидчивости и терпения, а для усвоения других надо для начала как следует перепугаться. Оно доходчивее.
На четвертый день я уже совсем освоился с жизнью на повышенных оборотах, а на пятый – уже не сумел бы по своей воле вернуться к привычному ритму жизни. Само собой, я имею в виду астрономические дни. Каждый такой день тянулся нескончаемо, и ночи были такими же тягостно долгими. Мне разрешили ложиться спать, когда я захочу, а я, в свою очередь, старался подражать местным. Они обычно устраивали двухчасовую «сиесту» в середине дня (субъективно это воспринималось как семь-восемь часов сна) и позволяли себе отдохнуть часа три (независимых) в середине ночи.
Центр адаптации – вот как назывался комплекс низкорослых зданий, окруженных парком. Видел я убогие парки в Новом Пекине и Степнянске, видел и всевозможные парки на Земле, но таких не видел. Автодром, а не парк. Пешеходные дорожки широченные, с наклоном на поворотах, как на гоночной трассе, и по краям дорожек высажены кусты, пышные и довольно мягкие на ощупь, но упругие, а деревья растут на безопасном расстоянии, чтобы, значит, гуляющие не расшибали о них лбы, не вписавшись в поворот. Перестраховка, по-моему. В куст я один раз влетел, но только раз, и больше этого не повторялось. Отделался царапинами. Что до растяжения связок, то это общая беда всех адаптирующихся с каких угодно планет. Ну да медики Марции большие доки по части ортопедии и быстро ставят на ноги даже тех, кто не растянул, а порвал эти самые связки.
Что было неприятно при ходьбе, а тем более беге, так это сопротивление воздуха. Природа, создавая человека, не продувала его в аэродинамической трубе. Вроде и быстро бежишь, а все равно нет полного удовольствия, потому что понимаешь: мог бы мчаться еще быстрее, да аэродинамика не велит. И дышать без респиратора трудновато – встречный поток воздуха так и норовит разорвать легкие.
Само собой, к бегу я перешел лишь после того, как мне залечили связки. Вот, кстати, еще одна подлость: внедрившиеся в организм «темпо» начинают с того, что меняют субъективную скорость его жизни, а о прочности всей конструкции пекутся с опозданием. С другой стороны – хорошо, что пекутся вообще, иначе количество простых и сложных переломов просто зашкаливало бы.
А еще представьте себе, каково мозгу обрабатывать втрое-вчетверо больше информации в единицу времени, чем раньше. И сами попробуйте сказать что-нибудь на повышенной скорости – язык не устанет ли до онемения? Эластичности голосовых связок хватит ли?
Да если бы только проблемы с голосовым общением! Начнешь разбирать, сколько человеческих органов надо радикально улучшить для перехода на ускоренный ритм жизни, – ум за разум зайдет.
Естественно, мне талдычили о скрытых резервах организма, приводя в примеры то древнюю бабушку, вынесшую неподъемный сундук из горящего дома, то пилота, выдержавшего тридцать «же», то какого-то колониста, удиравшего от хищника вроде нашего дикого кота и одним прыжком перемахнувшего через широченный овраг, причем хищник не рискнул прыгнуть следом… много было разных баек. Кое о чем я и раньше слыхал. Не думал только, что это правда, а оказалось – она и есть. Самая натуральная. Не имей человек скрытых резервов, ему и «темпо» не помогли бы. Какой смысл жить быстрее, чтобы надорваться?
Ну что ж, я старался. Утопающий, говорят, хватается за соломинку, а уж за бревно и подавно схватится, даже если это бревно окажется туловищем крокодила. Для Тверди «бревном» была Марция. Возможно, хвататься за это бревно было опасно, но позволить ему проплыть мимо – просто глупо.
Ни один марцианин не напомнил мне о той истории со стрельбой в джунглях Тверди, ну и я, естественно, молчал о том инциденте, хотя червячок сомнения не просто шевелился во мне, а прямо-таки вертелся сверлом: опознали меня или нет? Пожалуй, следовало исходить из того, что опознали. Хозяева не были простаками, это точно. Быть может, они признали мое право мстить за Джафара? Не знаю, не знаю. Скорее все-таки пренебрегли малым ради большого.
Скучать мне не давали – даже когда лечили связки. От Берта Расмунсена – так звали приставленного ко мне и еще нескольким пациентам марцианина – я узнал, что в Центре проходят адаптацию гости с десятков планет. Земных колоний, естественно. Ха-ха. Однажды метрополия обнаружит, что ей подложили большущую свинью. Свиноматку-рекордистку.
И пусть. Кто в колониях посочувствует метрополии? Нет таких чудиков, а кто в том виноват? Не сама ли метрополия?
Только на Марции я понял, насколько мало сведений о колониях поступает на Земле в открытый доступ, и вовсю наверстывал упущенное. Боже ж ты мой, что творилось в обжитых человеком мирах! На Дидоне смертность среди детей до пятилетнего возраста достигала восьмидесяти процентов, а возбудитель непонятной детской болезни до сих пор оставался неуловимым. На Новом Ганимеде колонисты тупели с каждым поколением, превращаясь в радостных идиотов. Жители Эмилии уже третье поколение прятались по подземным убежищам, питаясь одной синтетикой, поскольку их звезда вошла в цикл бешеной активности, спалив на поверхности планеты практически все живое. На Прокне, где неподходящий состав воздуха заставил метрополию подвергать колонистов «добровольно-принудительной» биохимической натурализации, что-то пошло не так – в результате возникло целое дикарское племя, фенотипически отличающееся от хомо сапиенс, но, к счастью, умственно убогое, не то, пожалуй, на планете развернулась бы борьба разумных видов за выживание. С десяток колоний сотрясали гражданские войны, а уж бандами, терроризирующими мирное население, мог «похвастать» как минимум каждый второй населенный людьми мир. Да моя Твердь – просто рай!
Может, зря наш земной куратор показал нам всего-навсего один неблагополучный мир – несчастную Саладину? Может, стоило показать все как есть?
Нет, не стоило. В семи старейших колониях из первых десяти жизнь и впрямь казалась лучше налаженной, чем у нас на Тверди, но куда им было до метрополии! Вечно отстающие, вечно догоняющие без шанса догнать… Еще два мира смахивали уровнем развития на Твердь, в чем-то чуть выше, в чем-то чуть ниже нас. А последний, десятый?
Он назывался Марцией.
И этим все было сказано.
Вот так и рушатся вдолбленные с детства стереотипы. Не мирная поступательная колонизация Галактики, а поле боя всех со всеми. Колонистов – с природой и бандитами, колоний – с метрополией, корпораций – с корпорациями, людей – с людьми, новоиспеченных государств – с такими же новоиспеченными государствами. Десятки, сотни противоборствующих сил. И среди них – одна сила, уже сейчас по меньшей мере сравнимая с силой метрополии и уверенно выходящая вперед.
Марция.
Дядя был прав, без обиняков приказав мне отправиться на Марцию. Он опять оказался прав, а я вел себя совершенно по-детски. Теперь было стыдно вспоминать об этом. Чего стоило лишь одно восхитительное чувство невероятной скорости, когда несешься, обгоняя любое местное существо и почти любой механизм, а упругий ветер наваливается тебе на лицо, как подушка! Хозяева не жадничали – делились и учили. Сейчас я с удовольствием съездил бы по роже всякого, кто обозвал бы их марципанами.
Оказалось, что можно ускорять и некоторых животных, земных и неземных. Трудно, но можно. Оказалось, что и вне Марции можно какое-то время хранить «темпо» в специальных капсулах. Это вселяло надежду.
– Наверное, каждый из вас спрашивает себя: для чего эти странные марциане пригласили нас к себе и возятся с нами? – вопросил Берт Расмунсен, собрав в уютном зале дюжины две таких, как я. – Не нужно признаний. Было бы странно не задать себе этот вопрос. Отвечу так: мы не свободны, пока в Галактике господствует тирания землян. Это лишь со стороны кажется, что Марция добыла себе свободу, отгородившись от метрополии. Вынужден вас разочаровать. Свободу не добывают, строя заборы. Свободу завоевывают в борьбе. Неужели кто-нибудь из вас думает, что корпорации метрополии откажутся от жирных кусков? Вложив средства в основание очередной колонии, они не утихомирятся, пока не высосут ее досуха! Это касается и вас, и нас. Земля не оставит попыток вернуть Марцию в сферу своего влияния, а проще говоря – покорить. У нас общая цель – вот зачем мы с вами нужны друг другу!
Одобрительный шепот прокатился и стих, а я в это время подумал, что Берт упрощает. Не так уж мало дает Тверди метрополия, если не слушать разговоры в пивных, а разобраться с цифрами в руках. Нас доят, это да, но кровь не сосут. Норма прибыли вовсе не астрономическая.
По-моему, из всех присутствующих я один подумал об этом. Куда бы я ни посмотрел, везде видел сжатые челюсти, ходящие ходуном желваки и упрямые подбородки. Все эти люди ненавидели Землю и землян, да и я тоже… А за что мы их ненавидим? Если разобраться, то только за то, что они живут много лучше нас, ничем не заслужив такой комфорт, да еще сплавляют к нам своих неудачников, а нам с ними возиться. Алчность капиталистических акул – это так, добавочный аргумент… Ладно, подумал я, послушаем, что еще скажет Берт.
И он сказал! Если бы за умение говорить давали медали, то Берт рухнул бы под их тяжестью. С той минуты и навсегда я ощутил, насколько я жалок и бездарен там, где не надо ни стрелять, ни смазать кого-нибудь в ухо, ни выучить за одну ночь весь четырехсеместровый курс «Общей теории гиперполя», умудрившись не попасть после этого в палату для шизофреников. Куда мне до Берта! Не знаю, кто мог бы устоять против его аргументов, – ну разве что тот, кто связал бы его и сунул в рот кляп.
– Что нужно нам для победы? Не слышу! Что? Правильно, единство. Есть такое надоевшее слово. Но я не стану утверждать, будто все мы должны в едином порыве… ну и так далее. Никто никому ничего не должен. Никто и не собирается никого принуждать. Скажу более: если народ той или иной колонии включится в общую борьбу, а потом пойдет на попятный, мы поймем. Мы не станем мстить. Не нам решать, как жить тому или иному народу. Скажу просто и цинично: мы можем позволить себе такое великодушие. Вы спросите: почему? Я отвечу: потому что предстоящая нам борьба будет вестись в таких условиях, что измена одной колонии общему делу – малый урон. Пусть трусливые и осмотрительные грызут потом локти, разве мы против? Мы просто забудем об их существовании и продолжим борьбу… борьбу до нашей полной и окончательной победы!