– Никогда бы не подумал, – подал голос Эйб.
– Во сне не приснится, – сказал Сид.
– Ну и ну, – протянул Дейв.
– Дела… – подытожил Хэл.
– А чему вы удивляетесь? – спросила у братьев Полл, но ответа не получила.
Пока все кругом жевали, глотали и переваривали своё удивление, Нолличек взял Доллечку за нежную, пухлую ручку.
– Как тебя зовут? – спросил он.
– Долл, Ваше Величество. А вас как величать?
– Нолл. Скажи, Долл, ты хочешь стать королевой Норфолка?
– Мне бы чего попроще. Хоть королевой норфолкских беляшей.
– Всё будет по-твоему! Всё – как пожелаешь! Если… – король сжал податливую, мягкую ручку, – если эти прелестные пальчики и вправду умеют то, о чём говорила твоя маменька.
Долл и ртa раскрыть не успела, а мамаша Кодлинг уж тут как тут:
– Конечно, Ваше Величество! Умеют, Ваше Величество! Умеют, вы уж поверьте мне, старой. Господибожемой! Моя Долл – королева Норфолка! И все знатные господа ей кланяются и угождают! – Она даже ослабела от радости и принуждена была опереться о стол, чтобы не упасть. – Ваше Величество, неужто правда?
Нолличек кивнул:
– Объясняю. Я, мамань, хочу жениться. И женюсь на твоей дочери. Объясняю дальше. Триста шестьдесят четыре дня в году она будет наряжаться и украшаться, как ей заблагорассудится, знаться и дружить с кем пожелает, будет есть и пить что душе угодно.
– И беляши можно есть? – спросила Долл.
– С утра до вечера!
– И шёлковое платье по субботам надевать? – уточнила мамаша Кодлинг.
– У Долл будет по шёлковому платью на каждый день недели.
– И мы тоже сможем жить во дворце? – оживилась Полл. – Мы ведь не просто семья, мы её друзья, она хочет с нами знаться и дружить.
– Ну конечно, Полл, – улыбнулся Нолличек. – Можете проводить с ней весь год напролёт – одиннадцать месяцев и тридцать дней. Но на тридцать первый… – Тут голос у короля внезапно посуровел. – На тридцать первый день двенадцатого месяца Долл запрут в комнате, полной льна, и она спрядёт все кипы, чтоб соткать полотно и сшить из него простыни, полотенца и носовые платки для короля. То есть для меня.
– Ой, – выдохнула мамаша Кодлинг.
– Ой, – хором сказали четверо её сыновей.
– А не спрядёт, – воодушевившись, продолжал Нолличек, – я велю отрубить ей голову.
– Ой, – выдохнула мамаша Кодлинг.
– Ой, – хором сказали четверо сыновей.
– Мне это не понравится, – сказала Долл.
– Разумеется, чему ж тут нравиться? Поэтому ты не допустишь казни и всё спрядёшь в срок. С головой ты куда красивее.
Долл задумалась.
– Тогда зачем её отрубать? – спросила она.
– Потому что у меня двойная, переменчивая натура. Верно, Нянюшка?
– Верно-верно. – Нянька со значением поглядела на мамашу Кодлинг.
– В мои плохие дни я бываю ох какой сердитый, – доверительно сообщил Нолличек. – Верно, Нянюшка?
– Верно. – И Нянька опять многозначительно глянула на мамашу Кодлинг.
– Я в такие дни делаюсь совершенно непредсказуем, – продолжал Нолличек. – Верно, Нянюшка?
– Что угодно сотворить может, – кивнула Нянька, снова посмотрев на мамашу Кодлинг.
– Вот так обстоят дела, – сказал Нолличек. – Ты, Долл, удержаться не можешь, когда прядёшь, а я – когда не с той ноги встаю. Ладно, хватит разговоров. Надо тебя проверить, не откладывая в долгий ящик.
– Я в ящик и не помещусь.
– Прекрасно, я рад, что наши мысли сходятся. Итак, сейчас проверим.
– Что проверять-то? – спросила Полл.
– Правду ли говорят Долл и маманя, – ответил Нолличек.
Он громко хлопнул в ладоши, дверь растворилась, и за ней оказалась тьма-тьмущая народу. А главное, у самого порога стояли три огромные телеги со льном, который высился до неба, – так возят обычно сено в сенокосную пору.
По знаку короля слуги принялись выгружать лён прямо на кухню: сперва вдоль стен, на стол, на стулья, а потом – куда ни попадя. Мамаша Кодлинг с детьми онемели, и глаза у них вылезли на затылок.
– Ну вот, дорогая моя Долл, – сказал Нолличек, довольно потирая руки. – Настоящий праздник для истинной пряхи, верно? Теперь мы тебя запрём тут, вместе с этим чудесным льном, и вернёмся через полчаса.
Долл взглянула на горы льна, на прялку, на часы, на мать и снова на короля.
– Вы – вернётесь – через – полчаса? – тупо повторила она.
– Секунда в секунду, – заверил Нолличек. – И если этот чудесный лён окажется спрядённым в длинную-предлинную сверкающую нить, мы тут же поженимся. А если нет…
– Вот именно, если нет? – вмешалась Полл.
– Твоей сестре отрубят голову. – Нолличек улыбнулся.
– Но, господин король, Ваше Величество! – закричала Полл, цепляясь за его руки. – Ну, пожалуйста, не рубите. Это всё не…
Однако мамаша Кодлинг оттащила Полл прежде, чем она успела сказать правду.
– Цыц, глупая, – пробормотала она. – Хочешь, чтоб нам всем головы поотрубали?
– Что с ребёнком? Она что-то сказала? – спросила Нянька.
– Нет-нет, – поспешно ответила мамаша Кодлинг. – Она просто малость ошалела, как представила свою будущую красивую жизнь.
– Теперь все вон! – повелел Нолличек слугам. – Отвезите телеги за угол и хорошенько вычистите, будем туда пряжу складывать.
Слуги повиновались.
– И вы выходите! – окликнул король четырёх парней, и Эйб, Сид, Дейв и Хэл один за другим покинули кухню. – Нянюшка, на выход! Маманя, на выход! Полл, на выход!
Круглые голубые глаза Долл беспомощно и отчаянно следили за матерью и сестрой. И вот все скрылись.
Король выходил последним. У двери он остановился, вынул из замочной скважины ключ и с улыбкой обернулся к Доллечке.
– О Долл, моя Долл, я вернусь ровно через полчаса, – нежно произнёс он и ступил за порог. Замок щёлкнул, Долл осталась одна.
Глава VII
Прядильный бес
Кухня была забита льном до самого потолка, и солнечный свет даже не проникал в окна. Лишь красные отсветы огня из печки плясали на кипах льна, на прялке и на пухленьких неумелых руках Долл. Что же делать? Даже лучшей в мире пряхе не спрясть столько льна – ни за полчаса, ни зa целый месяц. А Долл вовсе не лучшая. Наоборот, она худшая пряха во всём Норфолке. И ей дали всего полчаса! И часы на стене неумолимо отсчитывают секунды, которые уносятся прочь.
– Ох, бедная я, бедная! – простонала Долл. – Как же мне спасти свою головушку? Король вернётся через полчаса, а мне и показать-то нечего. Ладно, чему быть, того не миновать. Не умею я прясть и пробовать не стану. Коли отпущены мне последние полчаса, лучше побездельничать напоследок, порадоваться жизни.
Но сегодня даже для лентяйки Долл безделье было не в радость. И, приклонив голову на колесо прялки, она всхлипнула и тяжело вздохнула.
Вдруг в печи затрещали поленья, полетели искры, и что-то выкатилось оттуда к ногам Долл. Уверенная, что это горящий уголёк, Долл занесла уже ногу, чтоб его затоптать, но – под ногою оказался не уголёк, а самый настоящий бесёнок, маленький, чернющий, длиннохвостый. Глядит на неё снизу и ухмыляется.
– Почему плачешь? – спросил бес.
– Тебе какое дело? – вместо ответа спросила Долл.
– Спрашиваю, значит, надо. Так почему плачешь?
– Какой мне прок докладывать? – не уступала Долл.
– Прок-то есть, да тебе его знать не дано, – заявил бес, подкручивая завитой хвостик.
– Вот и объясни, – сказала Долл.
– А ты мне объясни, почему плачешь, – настаивал бесёнок.
– Ладно уж, проку рассказывать никакого, но и вреда не будет. Слушай. Маманя моя слепила к обеду дюжину беляшей и сунула в печку.
– И сказала небось, что они каждые полчаса подходят, – хихикнул бес, неутомимо подкручивая хвостик.
– Точно. Так и сказала, – удивлённо протянула Долл.
– А ты небось все беляши подчистую съела, – хихикнул бес.
– Точно. Съела. Маманя аж рот от удивления разинула. И тут, как на грех, заходит король Норфолка и спрашивает, чему, мол, она так разудивлялась.
– Хи-хи-хи! Она небось не сказала ему, что ты зараз дюжину беляшей уплела.
– Точно. Не сказала. Она сказала, что я зараз спряла дюжину мотков льна.
Услышав такие слова, бесёнок так и покатился со смеху. А потом, залихватски подкрутив хвост, воскликнул:
– Ты?! Да ты и одного-то мотка спрясть не можешь! У тебя руки не тем концом вставлены. И мозоли специальной на большом пальце нет. Вот гляди, какие руки нужны для прядения. – И он сунул обе чёрные лапы с оттопыренными большими пальцами прямо ей под нос. – Хороши мозоли? – хвастливо спросил он.
– Ты умеешь прясть? – изумилась Долл.
– Ещё бы! – Бесёнок гордо прошёлся по кухне.
– И весь этот лён спрясть можешь?
– Ещё бы!
– Да тебе его в жизни не спрясть!
– Ещё как спрясть!
– Ну, уж за полчаса точно не спрясть!
– Запросто! Весь этот лён и ещё столько же! – Бесёнок выкатил грудь колесом и так напыжился – вот-вот лопнет. – Я же Прядильный бес!
И он веретеном закрутился вокруг своего хвоста – замелькал, замелькал, – не поймёшь, где голова, где руки.
– Стой! – закричала Долл. – Если спрясть этот лён за полчаса, я сделаюсь королевой Норфолка!
– А если нет?
– Если нет, мне отрубят голову.
– Такую хорошенькую? Мне было бы жаль расстаться с такой головкой. А тебе? Жаль тебе своей головы, Долл Кодлинг?
– Конечно, жаль.
– Знаешь что, Долл, – задумчиво начал бесёнок, – давай заключим сделку. Я берусь спрясть этот лён вместо тебя…
– За полчаса? – всплеснула руками Долл.
– За один миг. Но ты мне за это заплатишь.
– У меня сейчас есть только четыре пенса, – растерялась Долл. – Но, когда я стану королевой, у меня, уж наверное, будет побольше.
– Я тебе дам отсрочку, – сказал бесёнок.
– Длинную?
– Ровно год начиная с этого дня.
– И много придётся платить? – спросила Долл.
– Может, и вовсе должок скощу, а может, и много потребую.
– Ну сколько всё-таки? Скажи уж, бес, или как там тебя звать-величать?
Бесёнок завертелся волчком.
– Как меня звать-величать?! Хи-хи-хи! Не знаешь?! Не знаешь моего имени? Да, Долл Кодлинг?
– Ты скажешь, я и узнаю.
– А я не скажу, ни за что, никогда! – хихикал бес. – А через год, день в день, приду, и ты моё имя отгадаешь. Дам тебе девять попыток. Отгадаешь – твоя взяла. Уберусь восвояси, и больше ты меня не увидишь.
– А если не отгадаю?
– Не отгадаешь, к себе утащу. Моя будешь.
– Мне это не понравится, – сказала Долл.
– Зато мне понравится. Даже очень понравится. Такая уж сделка, Долл Кодлинг. Другой платы мне не надобно.
– Значит, девять попыток? – уточнила Долл.
– Не больше и не меньше. А не скажешь, кто есть я, станешь ты моя! Моя! – И прядильный бес, встав на голову, снова закрутился веретеном.
– Перестань, – попросила Долл. – Голова от тебя кружится.
Бес замер. А потом, перевернувшись на ноги, уставился на Долл красными, как угольки, глазами.
– Ну что, Долл Кодлинг? По рукам?
– По рукам, – согласилась Долл. – Всё лучше, чем голову потерять. Год – срок немалый, да и попыток ты мне немало даёшь – целых девять. По-моему, на свете больше девяти имён и не наберётся. Наверняка догадаюсь.
– Наверняка нет! – ухмыльнулся бес. – Ни за что не догадаешься! Никогда! И будешь ты моя! Моя! Моя! – И он снова сделал грудь колесом и важно прошёлся взад-вперёд, покручивая хвостиком.
– Хватит нахальничать, садись прясть. Время поджимает! – воскликнула Долл.
– Время – тьфу! – хвастливо сказал бес. – Закрой глаза и спи. Если можешь.
– Спать я всегда могу. – Долл зевнула и мгновение спустя уснула крепко и сладко.
Год ли, миг ли спала Долл, она не знала, но снилось ей жужжание миллиона веретён, пахло свежевыстиранным бельём, и всё во сне было голубым, точно цветущий лён. Потом жужжание вдруг прекратилось. Долл вздрогнула, очнулась и протёрла глаза. Солнечный свет струился через свободные от льна окна, а на пороге толпились люди и что-то изумлённо кричали.
– Она успела! – ойкала Полл.
– Она успела! – охала маманя.
– Она успела! – басили Эйб, Сид, Дейв и Хэл.
– Она всё спряла! – восклицала старая Нянька.
В кухню вошёл сияющий Нолличек и радостно улыбнулся Долл, которая всё позёвывала да потягивалась.
– Ты успела! – сказал он.
Долл огляделась, удивлённая не меньше остальных. Огромные кипы льна исчезли, а на их месте лежали аккуратные мотки тончайшей пряжи, готовые превратиться в полотно для наволочек и простыней. Ну и ну! Поганый бесёнок-то каков! Сдержал слово! И Долл сонно улыбнулась Нолличеку. И глаза у неё были голубые, точно лён в цвету.
– Значит, я успела! – произнесла она.
– Но как?! Как тебе удалось?
– Спроси чего полегче.
– Хорошо, спрошу, – согласился король. – Долл, ты хочешь стать моей женой?
– Да, Нолл, хочу.
– Венчаться! Венчаться! – воскликнула Нянька.
Пока молодые разговаривали, она перебирала мотки с пряжей, ища изъян. Но ничего не нашла. К тому же Нянька приметила, что Долл и подремать после работы успела, и всё за отведённые ей полчаса. «Раздумывать нечего, – решила Нянька. – Надо поскорее женить короля на лучшей в Норфолке пряхе».
– Под венец! – воскликнула она радостно.
И через час в Норфолке зазвонили свадебные колокола.
Глава VIII
Полл при дворе
Когда отыграли свадьбу и Долл стала королевой Норфолка, мамаша Кодлинг продала мельницу пекарю и обосновалась при дворе. За маманей последовала Полл, а за Полл – Эйб, Сид, Дейв и Хэл. Целый месяц неприкаянно слонялись они по дворцу, но – не прижились.
Мамаша Кодлинг заскучала по кастрюлькам и сковородкам, поскольку на королевской кухне безраздельно хозяйничала кухарка Китти, а двух хозяек, как известно, не бывает. Эйб, Сид, Дейв и Хэл заскучали по серпам и мотыгам. В конце концов все пятеро вернулись на мельницу. Не за тридевять земель! Всего-то несколько миль от дворца по дороге, что вдоль моря бежит. Чем скучать в чужих, немилых сердцу покоях, не лучше ли жить на любимой мельнице, а раз в неделю садиться в синюю таратайку с красными колёсами да приезжать к дочке и сестре-королеве на воскресный обед? Зимой там подавали на стол говядину и свинину с жареной картошкой и капустой, сыр и яблочный пирог. Летом угощали бараниной с мятным соусом, молодой картошкой и зелёными бобами, взбитыми сливками и пирогом с вишнями. На Михайлов день на стол ставили жареного гуся и пудинг с коринкой и черносливом. А на Рождество потчевали свиной вырезкой и сладкими пирожками. Пообедав на славу и дав хорошего храпака, семейка снова усаживалась в сине-красную таратайку, братья дружно кричали «Но-о-о!!!» серому ослику по кличке Доббин, который в будние дни возил тяжеленные мешки с мукой, и катили прочь. И надо признаться, что ноша у Доббина бывала по воскресеньям ничуть не легче, чем всегда: шутка ли – четверо парней и толстуха-мать, да ещё с набитыми до отказа животами!
Полл же на мельницу не вернулась, прочно обосновавшись вместе с сестрой во дворце. И обе они были вполне счастливы. Долл могла бездельничать сколько душе угодно, так как добрая сотня слуг из кожи вон лезла, лишь бы предупредить любое желание королевы. Одна служанка расчёсывала ей косы, вторая – шнуровала туфельки, третья – пришивала пуговицы, четвёртая – размешивала сахар в каше. И для остальных девяноста шести слуг тоже находилась работа: ведь мы выполняем за день ещё не меньше девяноста шести разных дел. Короче, Долл и пальцем шевельнуть не давали, и её это очень даже устраивало. Просьбы королевы слуги выполняли с радостью, поскольку она была со всеми мила, на диво хороша собой и всегда премного всем довольна. По утрам, когда надо было составлять меню на день, а Долл не могла выдумать ничего, кроме беляшей, кухарка Китти помогала ей добрым советом. Садовник Джек посылал ей после завтрака самые красивые цветы, а горничная Джен делала из них букеты и расставляла в красивые вазы в спальне королевы. Ровно в одиннадцать часов дворецкий Джон приносил из винного погреба рюмку шерри, а молочница Мегги прибегала с кружкой жирного молока. И чтоб никого не обидеть, Долл выпивала и то и другое. А Нянька ежеутренне меняла простыни и наволочки на королевской постели и вешала свежие полотенца, поскольку бельевой шкаф – благодаря королеве-пряхе – был снова заполнен тончайшим льняным бельём.
Нолличек стал вдвое покладистей и добрее, чем в прежние холостяцкие времена. Или, если угодно, он стал в два раза менее ершистым и несговорчивым, что, в общем, то же самое. В молодой жене он души не чаял, а она ему ни в чём не перечила, и тарарамы во дворце почти позабылись. Впрочем, иногда Нолличек бранился с Полл, так как оба они были отчаянными спорщиками. Порою эти споры перерастали в настоящие ссоры с дразнилками и обзывалками.
Но бдительная Нянька никогда не позволяла Ноллу и Полли разругаться вконец: наказывала, разводила по углам, а потом посылала просить прощения – непременно до захода солнца, чтобы не перенести ссору в новый день. На самом деле эти непримиримые спорщики друг дружке очень нравились. И Нолличек старался угодить не только жене, но и её сестрёнке. Долл нежилась на мягких перинах и подушках, красовалась в шёлковых платьях и в других радостях не нуждалась. Когда же король захотел порадовать Полл, она попросила подарить ей огромную птичью клетку, чтобы входить к Серебристой серпоклювке, словно в домик. И Нолличек повелел выстроить в саду, куда долетал солёный морской ветерок, огромную, выше человеческого роста, птичью клетку. Было в ней три помещения: устланная травой спальня, вокруг которой задёргивались занавесочки; ванная комната с бассейном, заполненным морской водой; и гостиная с галькой, песком и ракушками. Полл проводила здесь полдня, а то и полночи, кормила свою Серебрянку с рук, а та по-прежнему хворала, и ей не становилось ни лучше, ни хуже. Каждое утро Полл отправлялась на берег с корзинкой для свежей рыбы, мешком для песка и ведёрком для морской воды и водорослей. Уж очень ей хотелось, чтобы Серебрянка чувствовала себя в клетке как дома. От дворца до лачуги Чарли было куда дальше, чем от мельницы, и Полл встречала рыбака очень редко. А встретив, непременно спрашивала, скоро ли выздоровеет Серебрянка. Чарли же всегда отвечал одно: «Время покажет».