– А тебе вечно надо влезть не в своё дело! – взревел Нолличек. – Ты скудоумная! Свояченица-яичница!
– Я не скудоумная! – топнула ножкой Полл.
– Скудоумная! – топнул ножкой король. – И ничего удивительного! Сидишь целыми днями со своей птицей, скоро последние мозги растеряешь! Я вообще прикажу эту птицу выкинуть!
– Не смей! Если ты её хоть пальцем тронешь…
– Да ни за что на свете! Не то что пальцем, даже щипцов для сахара пожалею.
– Нету у тебя щипцов для сахара!
– А я специально прикажу выковать, чтоб не трогать ими твою глупую птицу. Это ж надо – целый год выхаживать какую-то серпоклювку!
– Ей уже лучше.
– Ничуть. Ей всё хуже, хуже и хуже! И завтра она умрёт!
– Она вчера дважды подпрыгнула!
– Не подпрыгнула!
– Я сама видела!
– А я не видел!
– А тебя там и не было!
– Держишь птицу в идиотской клетке с дом величиной! – издевательски захохотал Нолличек. – Перья у тебя в голове! Пух и перья!
– А у тебя лён! И мозгов-то не осталось! Один лён!
– Перья!
– Лён!
– Перья, перья, перья!
– Лён! Лён! Лён!
Нолл и Полл затопали друг на друга ногами, и в детскую прилетела на шум мамаша Кодлинг.
– Господибожемой! – заверещала она. – А ну перестань на мою девочку топать! Такой большой король вырос, а ума – что у младенца.
Однако Нолличек топал всё громче.
– Перья! – кричал он.
– Лён! – кричала Полл.
– Такой большой король! – кричала мамаша Кодлинг.
В детскую вперевалку вбежала кухарка с солонкой в правой руке и с сахарницей – в левой.
– Вы чего развоевались? – спросила она. – У меня аж потолок на кухне трясётся и в голове всё путается. По вашей милости соль с сахаром смешала!
– Перья! – кричал Нолличек.
– Лён! – кричала Полл.
– Такой большой король вырос! – кричала мамаша Кодлинг.
– Соль с сахаром смешала! – кричала кухарка.
– Что тут происходит? – спросил с порога дворецкий.
– Что тут творится? – спросил из окошка садовник. Привлечённый шумом, он приставил к стене дворца садовую лестницу.
– У него лён в голове! У неё перья в голове! – одновременно закричали Нолл и Полл.
– А такой большой король вырос! – в сердцах сказала мамаша Кодлинг.
– Я из-за них соль с сахаром смешала! – пожаловалась кухарка.
– Ну и дела! – протянул дворецкий.
– Вот так так! – сокрушённо сказал садовник.
Следующие несколько минут шум в детской стоял невообразимый. Иногда вдруг можно было различить отдельные возгласы: «Лён!» – «Перья!» – «Такой большой король вырос!» – «Соль с сахаром!» – «Вот так так!»
– А ну цыц!
Все расступились, и мгновенно воцарилась мёртвая тишина. Посреди детской стояла Нянька и неодобрительно всматривалась в лица.
– Кто зачинщик?
Тишина.
Нянька окинула Нолличека цепким взглядом:
– Что скажешь в своё оправдание?
Нолличек обиженно ткнул пальцем в Полл:
– Она ногами топала…
– Кто начал-то? – возмутилась Полл.
– Ты!
– Нет, ты!
– Врёшь ты всё!
– Ладно, может, и я, – вздёрнула нос Полл. – Но ты обозвал меня скудоумной.
– Такая и есть! – сказал Нолличек.
– Нет!
– Да! – Нолличек топнул ножкой.
– Нет! – Полл тоже топнула ножкой.
– Ещё ты сказала, что у меня двойная натура! – Нолличек захныкал.
– А то какая же? – сказала Полл.
– Конечно, двойная!!! – подхватили все таким дружным хором, что больше Нолличек спорить не мог.
Он зарделся как маков цвет и с плачем подбежал к Няньке:
– Они меня ругают, а когда меня ругают, я очень ругаюсь.
– Иди прямиком в свою комнату, – промолвила Нянька самым суровым тоном, – зашторь окна, стань в угол и считай до тысячи одного.
Нолличек понуро побрёл к двери. А перед тем как шагнуть за порог, обернулся, скорчил Полл рожу и прошипел:
– Перья!
– Лён! – завопила девочка.
– Цыц! – прикрикнула на неё Нянька. – Сама хороша! Иди к себе и считай до тысячи одного. И, чур, без пропусков, слышите вы, оба!!!
И Нянька вытолкала их из комнаты. Следом исчезли мамаша Кодлинг, кухарка, дворецкий и голова садовника в окне.
Долл осталась в детской вдвоём с ребёночком, который проспал весь этот тарарам как сурок.
Глава XI
Девять попыток
– Ой, бедная моя девочка!.. – запричитала Долл. – Что же нам делать? Беляночка моя голубоглазенькая, льняной цветочек на стебельке… Мне же в жизни столько льна не спрясть! Что делать-то, доченька? Неужто я и крестин твоих не увижу, не доживу…
Долл ярко представила соседнюю комнату с горой льна под самый потолок, и вздохи её превратились во всхлипы. Она закрыла лицо ладонями, и…
– Чего слёзы льёшь? – послышался голосок совсем рядом, возле самого её локтя.
– Тебе что за дело? – всхлипнула Долл и отняла руки от лица. – Ой! Это ты, что ли?..
Около неё стоял Прядильный бес. Стоял и молодцевато покручивал хвостик.
– Я! Я! Я! – противно хихикнул он. – А то кто же!
– Зачем пришёл? – спросила Долл.
– Ой-ёй-ёй! За то-бой! – нараспев сказал бес и снова хихикнул. – Она ещё спрашивает! Год-то кончился, Долл Кодлинг, ты теперь моя!
– Ты что ерунду-то мелешь? – возмутилась Долл.
– Это не ерунда, а чистая правда. Ты моя! – сказал бесёнок.
– Ничего подобного, мистер, как бишь тебя?..
– А вот как бишь меня, ты и не знаешь, – хихикнул бес. – И не узнаешь, покуда я тебя отсюда не умыкну и не упеку в такую глухомань, где ты лица человечьего не увидишь, речи человечьей не услышишь.
И бес, злорадно пританцовывая, забегал по детской. Наконец он сунул нос в колыбельку.
– Что это у тебя завелось, Долл Кодлинг? Никак детёныш? – И он протянул к малышке чёрную, страшную лапу.
Долл поспешно схватила ребёнка и прижала к груди.
– Не смей трогать, мерзкая нечисть! Прочь от моего ребёнка!
– Ты, наверно, любишь детёныша, – вкрадчиво сказал бес.
– Люблю.
– Жаль было бы расстаться?
– Конечно. Но я не собираюсь с ней расставаться! Маленькая моя, солнышко моё, никогда с тобой не расстанусь, – заворковала Долл над младенцем.
– Ой ли? – хихикнул бес. – Что ж, проверим, королева Долл. Не угадаешь моё имя с девяти попыток, расстанешься со своим сосунком сей же час.
– Ты сжалишься! Ты не посмеешь! – воскликнула Долл.
– Ещё как посмею. А жалости во мне нет, поскольку хранить её негде. Сердца-то тоже нету! Хи-хи-хи! Пробуй ровно девять раз – станешь ты моей тотчас. Ну, говори!
– Билл, – предположила Долл.
– Неправильно, – сказал бес. – Это был раз! – И он закрутился веретеном от радости.
– Тогда Нед, – предположила Долл.
– Неправильно! Это два! – И бес закрутился ещё быстрее.
– Может, Марк?
– Неправильно! Это три!
– Савл?
– Неправильно! Это четыре!
– Неужели Мафусаил?
– Неверно! Это пять!
– Не Зеведей?
– Нет! Нет! Нет! Это шесть!
Долл тревожно наморщила лобик, вспоминая мужские имена.
– Твоё имя Хаздрубал, – сказала она.
– Неправильно! Это семь!
Долл не на шутку перепугалась – в запасе у неё было лишь две попытки. И она произнесла дрожащим голоском:
– Тебя, наверно, зовут Навуходоносор.
– А вот и нет! Вот и нет! Это восемь! Ну, Долл Кодлинг, пробуй последний раз!
Что же сказать? Неужели есть ещё имена, которые она позабыла? Долл ничего не соображала от ужаса. Оглянувшись вокруг себя в полнейшем отчаянье, она заметила толстый «Словарь имён», который Нолличек оставил на подносе.
– Знаю! – закричала она торжествующе.
– Нет, не знаешь! Не знаешь! – завопил Прядильный бес.
– Знаю! Знаю! Знаю! Тебя зовут Никодемус!
Бесёнок мерзко захихикал и проговорил:
– Это девять! Чья взяла? Ты моя, моя, моя!
Он веретеном завертелся по детской и снова остановился около колыбели.
– Эй, детёныш! Говори маме до свиданья. Какой хорошенький, красивенький, упитанный детёныш! Прощайся с ним, Долл!
– Нет! Нет! Ни за что! – отчаянно закричала Долл.
Бес протянул было к ребёнку чёрную паучью лапу, но тут глаза его замерцали хитро и злобно, и он сказал:
– Ох и жаль разлучать мать с детёнышем! Давай знаешь что сделаем? Ты его возьмёшь с собой!
– Мою доченьку? В твоё ужасное логово? – Долл вздрогнула от ужаса.
– Там отличненько! Прекрасненько! Красивенько! И детёныш твой красивенький будет там как раз к месту. Он мне очень нравится, твой детёныш. Прямо как ты сама. Давай я знаешь что сделаю? Дам тебе ещё ночку на раздумье. А завтра приду, и ты будешь снова угадывать с трёх попыток. Не угадаешь – моя навсегда вместе с ребёнком.
– А если угадаю? Уберёшься ты наконец с глаз долой на веки вечные?
– По рукам, Долл Кодлинг!
Долл на миг задумалась, а потом сказала:
– Что ж, по рукам.
Но тут, вспомнив ещё о чём-то, снова заплакала, заламывая руки.
– А сейчас чего слёзы льёшь? – осведомился бес.
– А сейчас чего слёзы льёшь? – осведомился бес.
– Как же мне не плакать? Я ведь должна сегодня до вечера спрясть целую гору льна, иначе мне завтра отрубят голову.
– Вот ещё напасть! Чтоб я упустил такую добычу из-за какой-то ерундовой работёнки? Да спряду я твой лён, Долл, спряду. А ты зато пойдёшь со мной прямо нынче.
– Ну уж нет, – приободрилась Долл. – Обещал ещё три попытки – держи слово. А сейчас спасай мою голову, чтоб было завтра чем угадывать.
– Всё равно не угадаешь! – воскликнул бес. – Не угадаешь. Никому моего имени не отгадать, ни за три раза, ни за тридцать три. Что ж, королева Долл, я сдержу своё слово. Но и ты от своего не отступайся. Сегодня я спряду за тебя лён, а завтра ты и детёныш достаётесь мне – навсегда!
И он завертелся, закрутился, закружился всё быстрее, быстрее – в глазах у Долл так и мелькало. А когда она протёрла глаза, Прядильного беса уж и след простыл.
Глава XII
Признание Долл
– Девятьсот девяносто семь, девятьсот девяносто восемь, девятьсот девяносто девять, тысяча!.. И один! – торопливо добормотала Полл у самых дверей детской. – Уф! Всё. Я вперёд Нолличека досчитала. Он на седьмой сотне запутался, вот и пришлось ему заново начинать. Привет! Я твоя тётя, – сказала она, склонившись над колыбелькой. Но обнаружила, что там пусто. – Где ребёнок? А, у тебя… Дай подержать.
Долл взглянула на неё безучастно, крепко прижимая к себе дочку.
– Ну, дай же. – Полл забрала у сестры младенца. – По-моему, она меня узнаёт! Да, маленькая? Я твоя тётя!.. Доллечка, хорошо, что ты больше не плачешь.
– Все слёзы выплакала, – сказала Долл.
– Но из-за чего? Из-за кого ты плакала? Неужели из-за Нолличека? Он, конечно, вёл себя по-свински, но не впервой же.
Долл отрицательно покачала головой.
– Тогда не оттого ли, что тебе сегодня лён прясть? Велика работа! Вспомни, как ты лихо в прошлом году управилась! Значит, и в этом спрядёшь – не подведёшь.
– Но это не я… – тихо сказала Долл.
– Ух ты и ловкая: всю гору льна за каких-то полчаса! – без умолку тараторила Полл, не услышав сестриных слов. – Я прямо не поверила, что ты – и вдруг столько льна спряла!
– Но это не я, – повторила Долл.
– Не ты?
– Не я.
– Что – не ты? – Полл недоумённо нахмурилась. – Что ты болтаешь? Мы же все видели эту гору льна, а потом – раз! – и всё спрядено. Если не ты пряла, то кто же?
Долл молчала. И было что-то в её молчании, в её безысходной грусти, заставившее младшую сестру взглянуть на старшую попристальней. Положив младенца в колыбель, Полл встала на колени перед Долл и обняла её за пояс.
– Ну, скажи мне, кто спрял лён? – спросила она ласково.
Но Долл, казалось, была не в силах вымолвить ни слова. Полл не на шутку встревожилась.
– Доллечка, не пугай меня, не томи… Кто спрял лён вместо тебя? Кто?
– Маленький, противный, мерзкий бес, нечисть лесная, – прошептала Долл.
– Нечисть лесная? Маленький, противный… Погоди, кто он? Откуда взялся?
– Кабы я знала!.. – горестно воскликнула Долл.
Полл схватила сестру за плечи и принялась трясти.
– Ну же! Говори! Не таись! У тебя раньше не было от меня секретов! Говори!
И слова посыпались – отрывистые, сухие, точно горошины, что одна за другой вываливаются из прорехи в мешке.
– Сижу я взаперти с прялкой, вдруг откуда ни возьмись – бесёнок, чернющий, как смоль, и хвостик этак покручивает. И хвастает, что спрясть лён ему – раз плюнуть. Спряду, говорит, твой урок, коли ты через двенадцать месяцев имя моё угадаешь. А не угадаешь, приду, говорит, и заберу, моей будешь. Я и подумала: год – срок долгий, и согласилась. А сегодня срок настал и бес-вертун уж тут как тут, за мной пришёл.
– Пришёл за тобой? – ахнула Полл, оглядывая комнату. – Но ты же здесь!
– Он пришёл и ушёл. Завтра вернётся. Он и на ребёнка позарился, завтра вместе со мной заберёт.
– Что?!! – закричала Полл так громко, как не кричала прежде никогда.
– Он взялся снова спрясть за меня лён, – простонала Долл. – А завтра, если я не угадаю его имени, он нас заберёт.
– Заберёт мою племянницу?! – Полл бросилась к колыбели и обхватила её двумя руками. – Не отдам! Пускай со мной дело имеет!
– Тебе с ним не сладить! Это самая мерзкая и гадкая тварь на свете. Ох, если б узнать его поганое имя! Я уже девять раз пробовала, и всё без толку. Завтра он мне ещё три попытки даст, да только зря всё это, нипочём не угадаю. Сгину я, сгину вместе с доченькой…
– Ни за что! – Полл обхватила колыбель ещё крепче. – Ни за что! Не отдам!
– Как не отдашь-то? Имени нам всё равно не угадать.
Полл вскочила, грозно сжав кулаки:
– Надо узнать! Во что бы то ни стало! Я узнаю имя!
– Чьё? – На пороге появилась Нянька с охапкой чистых пелёнок.
Долл предостерегающе взглянула на сестру, но Нянька, как видно, спросила для порядка и ответа не ждала. Она решила, что сёстры всё выбирают имя для наследной принцессы. К тому же в дверях детской возник Нолличек и отвлёк Няньку окончательно.
– Девятьсот девяносто восемь, девятьсот девяносто девять, одна тысяча ровно, одна тысяча и один. Всё, Нянюшка!
Нянька привстала на цыпочки и потрепала воспитанника по щеке:
– Ну как, исправился? Будешь паинькой?
– Я уже паинька, – сказал Нолличек и, крайне довольный собою, повернулся к Долл: – Слышишь? Я уже хороший. Ой! Ты плакала?! – в тревоге воскликнул он. – Моя Доллечка! Моя куколка! Ты не должна плакать! Это совсем не годится. – И, вытащив из кармана носовой платок, он принялся утирать заплаканные глазки королевы Долл. – Нельзя портить слезами такое прелестное личико. Я этого не допущу!
– Правда, Ноллик? – Долл с надеждой взглянула на короля. – Тогда мне можно не прясть лён?
– Так ты из-за этого ревёшь? – разом повеселел Нолличек. – Тоже мне, причина! Разумеется, моя дорогая Долл спрядёт этот лён в два счёта! Хочешь на него посмотреть?
И, не дожидаясь ответа, он отпер дверь в соседнюю комнату, которую Эйб, Сид, Дейв и Хэл дружно заполняли льном: кипа на кипу, кипа на кипу, до самого потолка.
– Поживей, мальчики, поживей! – скомандовал Нолличек. – А то ваша сестрица все глаза выплакала, дожидаючись любимой работы.
– Ох, – тихонько вздохнула Долл.
Нолличек её не услышал. Он потирал руки, предвкушая новое чудо, и покрикивал на дюжих молодцов.
– Ох-ох-онюшки, – снова вздохнула Долл, ещё горше прежнего.
Подбежав к ней, Полл горячо зашептала:
– Беги, Долл! Беги!
– Бежать? – повторила бедняжка. – Куда?
– Не важно куда. Хватай ребёнка и беги. Прочь от Ноллика! Прочь от чёрного беса!
– А толку-то? Он меня где угодно отыщет. Как из-под земли вырастет.
– Хи-хи-хи! Хи-хи-хи! – донеслось до них мерзкое хихиканье.
Полл в испуге оглянулась и увидела среди льна престранное и пречёрное существо, которое, злобно сверкнув глазками, тут же исчезло.
– Это он? – прошептала девочка.
– Он, – кивнула Долл.
– Какой ужасный! Ужасный! Ужасный! – негодующе закричала Полл.
– Кто ужасный, ужасный, ужасный? – поинтересовался Нолличек. – Я сейчас как раз очень хороший. Значит, ужасный – не я.
– Не ты, – подтвердила Полл.
Нолличек просиял.
– Вот здорово! Ужасный, и не я! Ни с кем сегодня больше не поссорюсь, честное слово! Доллечка, весь лён на месте. Принимайся за работу.
– Прямо сейчас? – Долл с тоской взглянула на колыбель.
– Раньше начнёшь, раньше кончишь, – назидательно сказала Нянька. – А я пока за ребёночком присмотрю. – Она тут же вытащила принцессу из колыбельки и принялась укачивать. – Трим-трам-трушки, трим-трам-тра, вышла кошка за кота, у кота была нора, детям баюшки пора. Вон уж и луна выкатилась. Кто тут Нянюшкин тримпомпончик-бузилёнчик?
К счастью, её воркования не слышала мамаша Кодлинг.
Глава XIII
Серебристая серпоклювка
Во дворце воцарилась тишина. Долл сидела взаперти, и приложи кто-нибудь ухо к замочной скважине, наверняка бы услышал приглушённое жужжанье прялки. Никто, однако, к двери не подходил. «Спряла в прошлом году, спрядёт и в нынешнем», – единодушно решили все и больше за королеву не беспокоились.
Ребёнок мирно спал у Няньки в комнате, и туда по очереди наведались мамаша Кодлинг, кухарка Китти, молочница Мегги и горничная Джен, – они крались на цыпочках, чтоб хоть одним глазком взглянуть на малютку принцессу, прежде чем лечь спать.
Нолличек спать не лёг, а отправился на чердак строить игрушечную железную дорогу с рельсами, станциями и семафорами. Когда же он счёл, что весь дворец погружён в глубокий сон, он пошёл в подвал, в котельную – раздобыть настоящего угля для паровозов. Король отлично знал, что Нянька не одобрила бы его полуночных шатаний, да и настоящий огонь в паровозных топках вряд ли вызвал бы у неё большой восторг. Поэтому он предусмотрительно снял туфли и крался в одних чулках. Очутившись по пути возле двери в буфетную, Нолличек вдруг отчаянно захотел есть. Недолго думая он отворил дверь и щедро угостился пирогом и тортом да ещё с собой прихватил. Потом его потянуло заглянуть в собственную спальню. Перины и подушки так и манили, и король решил немного полежать, пожевать, а потом уж идти доделывать поезд. Так он и заснул – сладко-сладко, с недоеденным пирогом в кулаке, щекой на торте с кремом.