– Не мешай Брэнне! – Рядом с ними уже был Коннор. – Пусть попробует.
Но он уже чувствовал, как из собаки уходит жизнь, – объятый горем, бессильной яростью и чувством вины…
– Вот так, вот так, – тихонько приговаривала тем временем Брэнна, накладывая руки на распоротое собачье горло. – Давай-ка поборись вместе со мной. Услышь меня, борись за свою жизнь!
Глаза у Багса закатились. Фин слышал, как и сердцебиение замедляется.
– Он страдает.
– Лечение – это больно. Он должен бороться. – Она метнула огненный взор на Фина, вся – воплощенная сила и гнев. – Вели ему, чтоб боролся, он же твой! Я не смогу его исцелить, если он сам сдастся. Скажи ему!
Сама мысль, чтобы что-то приказывать умирающему животному, причиняла ему страдание. Но он положил ладони поверх рук Брэнны и мысленно приказал: «Борись!»
Какая боль! Брэнна чувствовала ее. Ее горло пылало, а сердце давало перебои. Она неотрывно смотрела в глаза собаки, вливала в нее свою энергию и тепло.
Начать изнутри. Латать и латать то, что порвано. В этом холодном поле, на пронизывающем ветру она вся взмокла от пота.
Откуда-то издалека донесся голос Коннора, он велел ей остановиться – рана безнадежная. Но она еще чувствует боль, а значит, надежда еще жива. И еще она чувствовала неизбывное горе человека, которого любит.
«Посмотри на меня, – жестко приказала она собаке. – Загляни в меня. Вглядись – и ты увидишь, что там – твое спасение».
Багс заскулил.
– Брэнна, он приходит в себя! – Коннор, оставаясь начеку, непрерывно следя за происходящим вокруг, положил руку сестре на плечо, передавая ей свою энергию.
Разверстая рана начала сужаться и затягиваться.
Багс чуть повернул голову и бессильно лизнул Брэнне руку.
– Ну вот, – ласково проговорила она. – Вот, молодец! Еще минуточку. Еще самую капельку. Ты должен быть храбрым, малыш! Пожалуйста, ради меня, побудь храбрым еще чуть-чуть.
Когда Багс завилял хвостом, Фин только прижался лбом ко лбу Брэнны. Они постояли так – голова к голове.
– Он поправится. Ему бы сейчас попить, и, конечно, он нуждается в отдыхе. Он…
Это произошло само собой, она не смогла сдержаться. Она обвила Фина руками и крепко прижала его к себе. Несколько секунд оба боялись пошевелиться.
– Теперь с ним все в порядке.
– Я твой должник.
– Вот ерунда! Чтоб я от тебя этого даже не слышала! Фин. – Она разжала объятия и взяла его руками за щеки. Пес весело вилял между ними хвостом.
– Теперь вези его домой.
– Да. Домой.
– Что произошло? – Коннор. – Ты можешь нам объяснить? Айоне мы велели не дергаться. Она на пути в Гэлоуэй.
– Коннор, прости, но не сейчас. – Пошатываясь, Брэнна поднялась на ноги. – Все подробности – позже. Фин, отвези пса домой. У меня есть один эликсир, думаю, он будет кстати. Я заброшу его тебе. Но на самом деле ему сейчас нужен только покой.
– А ты что, со мной не поедешь? – Фину не хотелось ее просить, ему претила сама необходимость обращаться к ней с просьбой, однако он опасался за собачонку. – Просто чтобы еще немножко за ним присмотреть? На всякий случай, а?
– Ладно. Конечно. Коннор, ты давай отвези Бару назад и забери птиц. И Катла с собой возьмите. Я скоро буду.
– Так я же…
Но Брэнна уже взяла Фина за руку. И вместе с пострадавшим животным они испарились.
– Ну, что я говорил? – Коннор сокрушенно запустил пятерню в шевелюру и поднял глаза туда, где кружил ястреб Фина и его собственный верный Ройбирд. Потрепав по голове Катла, он повернулся к вороному. – А все остальное я беру на себя.
У себя на кухне, держа на руках Багса, Фин в нерешительности остановился. С чего начать?.. Все так непривычно…
– Надо бы с него… это… кровь смыть, – сбивчиво констатировал он очевидное, взволнованный тем, что Брэнна сейчас с ним в его доме.
– Только не там! – возмущенно вскинулась Брэнна, видя, как он шагнул к кухонной раковине. – Мыть животное там, где моешь посуду?! Какой вандализм… У тебя же есть место, где ты стираешь… какая-нибудь раковина для хозяйственных нужд…
Фин, как болванчик, молча на ходу изменил направление и вышел в постирочную – всю в сверкающем белом кафеле и с двумя черными монстрами – машиной стиральной и машиной сушильной. Брэнна недремлющим оком следила за ним. Он открыл шкаф и потянулся за хозяйственным мылом.
– Господи, Фин, ну не этим же! – снова взвилась Брэнна. – Разве собаку моют хозяйственным мылом? Лучше возьми посудное – жидкое, им удобнее!
Ну а он, черт побери, разве не к мойке сразу хотел подойти с бобиком? Он хотел оправдаться, что не вандал он, но Брэнна уже хлопотала – успела снять и повесить на крючок куртку, засучила рукава, стянула в пучок волосы.
– Дай мне собаку и принеси мыло, – отрывисто приказала она. Надо же, помыкает им в его собственном доме…
Ну и пожалуйста, мысленно огрызнулся он. И очень даже хорошо. Все равно в голове каша. Он сходил на кухню и принес мыло.
– Ты молодец, уже поправляешься, – ворковала Брэнна над Багсом. Тот смотрел на нее с обожанием. – Ты просто немножко устал, и лапки у тебя дрожат. Сейчас ты примешь приятную теплую ванну, – приговаривал она, открывая воду в раковине. – Выпьешь лекарство, как следует выспишься – и будешь как огурчик.
– Никогда не мог понять, чем так хорош этот вечный огурчик… – ревниво заметил Фин и плеснул под струю воды жидкого мыла.
– Хватит, хватит, Фин, – в ужасе остановила его Брэнна, – не так много. А то потом пену не смоешь.
Он отдернул руку и послушно поставил флакон на стойку.
– У меня наверху кое-что есть – кое-какое зелье, – думаю, ему сейчас будет кстати.
– Так принеси! А я пока тут…
– Брэнна, я так тебе благодарен! – Фин переминался с ноги на ногу и не спешил бежать за своим зельем.
– Я знаю. Можешь не продолжать. Ну-ка, малыш, забирайся сюда. Хорошо, а?
– Он душ любит, – зачем-то сообщил Фин. – Мы мылись с ним…
Пес, словно бы в доказательство истинности банной легенды, сидел весь в мыльной пене и таращил на них глаза, но не пытался вырваться на свободу. Похоже даже, он млел после всего пережитого и заранее был согласен на все помывочные манипуляции… Брэнна дернулась.
– Что? Как это – вы… мылись…
– Да нет, ничего. Пойду принесу свое зелье.
– Мылись в душе?.. – с недоумением бросила она ему в спину и продолжила омовение пострадавшего. Тот то хватал зубами пузырьки пены, то кусал ей ладонь, а перед глазами Брэнны во всех подробностях предательски рисовался образ хохочущего голого Фина, мокрого, в застекленной и полной пара душевой кабине, с собакой в объятиях, под бьющими со всех сторон струями.
– Мальчишка! – Она с досадой покусала губу. – С собакой – в душ! Это ж надо додуматься! – Раздувая в себе негодование, она старалась упрятать под ним охватившее ее смятение.
Фин вернулся с красивым шестигранным флаконом, заполненным темно-зеленой жидкостью. Брэнна поманила его пальцем, он вынул пробку и дал ей понюхать.
– А, да, как раз то, что нужно. Если у тебя есть печенье, можешь капнуть на него три – нет, лучше четыре – капли, так ему легче будет проглотить все. И вообще он сочтет это за угощение. А ему оно полагается.
Фин сунул руку в карман и достал собачье печеньице.
– Ты носишь его в кармане? – поддела Брэнна. – На случай если вы с ним проголодаетесь?
– Я не знал, как долго мы не вернемся домой, – пробурчал Фин и капнул снадобья.
– Пусть немного впитается. Есть какое-нибудь старое полотенце? – Омовение подходило к концу.
Он снова вышел и вернулся с пушистым полотенцем мшисто-зеленого цвета.
– Египетский хлопок? – Брэнна округлила глаза, но было поздно, она уже вынимала мокрого пса и надо было ловить момент, пока тот не начал отряхиваться.
– Ну нет у меня старого полотенца, нет! Тоже скажешь, что вандализм? Оно же отстирается, разве нет?
– Конечно. Но все же… знаешь ли… – Аккуратистка в ней бушевала негодованием. Но делать нечего. Она быстро обсушила собаку и чмокнула в нос. – Ну что, так-то оно лучше, а? Такой чистенький и благоухаешь, как апельсиновая роща. Египетская, – язвительно прибавила она, чтобы дать выход эмоциям. – Фин, теперь давай ему угощение, он у нас, видишь, какой молодец. Храбрый мальчик!
Багс обратил к Фину обожающий, полный доверия взгляд и жадно схватил печенье.
– Эх, лучше бы сперва глоток воды… – Брэнна посмотрела вниз и оцепенела. Ее охватил неподдельный ужас. – Беллик?! Фарфор Беллик – псу под хвост?..
– Да что было под рукой… Ну и не под хвост все же… – Он смутился, взял собаку, полотенце зашвырнул на стойку, потом поставил Багса на пол перед миской с водой.
Пес принялся жадно и шумно лакать и частил языком с минуту, не отрываясь. Потом сел, отрыгнул воздух и преданно воззрился на Фина.
– Все, что ему сейчас нужно, – это поспать в тепле, – процедила сквозь зубы Брэнна, не смирившаяся с «фарфоровым простодушием» Фина.
А Фин поднял пса, схватил с ближайшего дивана подушку и бросил через весь холл на пол перед камином.
Египетский хлопок, фарфор Беллик, а теперь еще и подушка в чехле из жаккардовой ткани. Какая стильная жизнь у дворняжки с конюшни! Принц кровей да и только.
– Он устал. – Фин, как ни в чем не бывало, присел рядом с песиком, ласково поглаживая его по высыхающей шелковой ароматной шерсти. – Но ему не больно. В крови все чисто. Яда в ней нет.
– Он сейчас крепко уснет, а проснется даже крепче, чем был, – ответила Брэнна, отложив разборки со своим чувством прекрасного на потом. – Еще не добудишься. Крови он потерял изрядно.
– Вот тут у него останется шрам. – Фин осторожно провел пальцем по тонкой, зазубренной линии на шее собаки.
– У Аластара тоже шрам есть.
Фин кивнул и поднялся. Пес уже спал.
– Я твой должник.
– Ты опять за свое? Еще чего вздумал! Только нас оскорбляешь, обоих, когда так говоришь.
– Это не оскорбление, Брэнна, а выражение благодарности. Пойду-ка вина тебе принесу.
– Фин, ну какое вино в два часа дня? – опять возмутилась Брэнна в ответ на покушение на порядок.
– И то верно. – Он потер лицо, чтобы окончательно прийти в себя после всего случившегося – и явление Кэвона, пожалуй, было не бо́льшим его потрясением, по сравнением с тем, что Брэнна без зазрения совести командует в его доме с позиции своих представлений о домашнем укладе. – Тогда чаю.
– От чая не откажусь. – «Заодно пусть займет руки, – подумала Брэнна, провожая его взглядом, – может, немного успокоится…»
– Он живет у нас на конюшне, – доложил ей Фин через пару минут. – Сам прибился. Меня в тот момент не было. Шон его отмыл, покормил. А кличку придумал Бойл.
– Очень может быть, что он не просто так здесь появился. Не только ради соломенной постели, тряпья и нескольких добрых слов. Сам посуди: он уже в твоем доме, спит на жаккардовой подушке перед камином. И ты брал его с собой на Сауин.
– По-моему, лишним он там не был.
– Не то слово, Фин!
Тот пожал плечами, отсыпал из банки заварки в горсть, взял с полки заварочный чайник.
– Сердце у него храброе. Но мне и в голову не могло прийти, что Кэвон заметит его. Он такой…
– …безобидный и добродушный.
– Ага. – Фин почувствовал, как он и Брэнна соединились на одной ноте. – Вот как-то вечером я его в дом и принес. Он иногда так посмотрит…
– …преданно… – произнесли они в один голос.
Фин кашлянул.
– Ну, я и взял его…
Да, мальчишка, снова подумала она относительно Фина, и отзывчивой доброты в нем ни на йоту не убыло.
– Собака – хорошая компания. На мой взгляд – лучшая, – сказала она вслух.
– А как он свой хвост ловит! Видела б ты! Обхохочешься! Ой, а у меня печенья-то нет, – спохватился он. – Я имею в виду – для людей.
– Ничего, хватит и чая. Пусть будет просто чай.
Понимая, что ему не захочется далеко уходить от собаки, Брэнна устроилась в кресле недалеко от камина и стала ждать, когда он принесет чай и тоже сядет.
– Ну, рассказывай, как все было.
– Рассказываю. – С чашкой в руках он устроился поудобнее рядом на кожаной табуретке и начал повествование: – Мне вздумалось прокатиться верхом – хорошим, бодрым галопом. По долам, по холмам…
– Вроде как мне – прогуляться по саду. Такое желание мне понятно.
– Ну, еще бы. Я думал прокатиться, немного поохотиться с ястребом – вот и взял с собой Багса, будет, думаю, ему приключение. Господи Иисусе!
– Твой конь, твоя птица, твоя собака. – Физически ощущая, как он терзается, во всем винит только себя, она решила его немного приободрить. – А почему бы и нет? Ты из всех нас единственный, кто умеет общаться со всеми тремя. И прогулка придала бы тебе сил….
– Вроде того… – шатко поддакнул ей Фин, не углубляясь. – Кэвона я не искал, – возвысил он голос до звонкости. – Но, говоря по правде, был очень рад, когда он сам меня обнаружил.
– Как и я, когда гуляла по саду. Это я тоже прекрасно понимаю. И он напал?
– Начал он с разговоров. Мол, я его кровь, а вы все меня предадите, бросите и так далее. Казалось бы, сколько можно? Ему уже давно это должно надоесть не меньше, чем мне, но нет, все никак не уймется. Хотя в этот раз он пообещал, что, если я захочу, он подарит мне тебя – хоть что-то новенькое.
Брэнна наклонила голову набок, голос ее звучал суше пергамента.
– Так и обещал?
– Да. Что-что, а половое влечение он хорошо понимает. Знает, что такое сексуальный голод, что такое похоть, но вот о сердце и душе ему ничего неведомо. Он знает, что ты мне желанна, но ему никогда не понять почему. И я обратил его приставания против него. Стал тянуть его к себе, в энергетическом смысле. Он удивился, что мне это в какой-то миг удалось, он даже опешил. Я кликнул вас троих – мы же договаривались, – а когда он оборотился волком, я вызвал свой меч и зажег.
Он помолчал, собираясь с мыслями.
– В принципе я бы мог сдержать его натиск, я в этом уверен. До вас бы точно продержался, со мной ведь были Бару и Мерлин, а уж потом мы все вместе его бы сделали. Но он на меня не пошел. Он вильнул в сторону и впился Багсу в глотку. И все так быстро! Я кинулся на него, ударил, но он испарился. Напал на бедного кобелечка, который не весит и стоуна[8], распорол ему горло и подло исчез, не дав мне возможности для ответа. На меня он так и не напал.
– Напал! Еще как! Он поразил тебя в сердце. Бару, Мерлин, ты? С вами надо было бы еще повозиться. А вот маленький песик – это удар по тебе безо всякого риска для своей гнусной шкуры. Он всегда был трус поганый, всегда им и останется.
– Когда я бросился к псу, он обошел меня сзади.
Ну да, сообразила Брэнна, конечно, Фин инстинктивно метнулся к собаке – не думая о себе.
– Он предугадал твою реакцию до последней мелочи.
– Я бы схватился с ним один на один, как мужчина с мужчиной, как колдун с колдуном. – Теперь глаза Фина горели огнем, в них плескался расплавленный зеленый металл – раскаяние уступило место ярости. – Я этого так хотел!
– Как и все мы. Но он на это не пойдет. Ты можешь быть его потомком, но ты не его поля ягода. Он не отстает от тебя, потому что не допускает и мысли, что ты можешь сделать выбор не в его пользу.
– Но ты бросила меня из-за того, что во мне течет его кровь.
– Я «бросила» – как ты сказал – тебя, потому что была потрясена, обижена и рассержена! Понимать надо… А когда все разъяснилось – не вернулась к тебе из-за того, что связана обетом… – Брэнна сомкнула пальцы вокруг своей подвески. – Обетом перед Соркой и всеми, кто был после нее – вплоть до нас с Коннором и Айоной. И этот обет – пустить в ход все, чем мы владеем, с одной-единственной целью: избавить мир от него.
– И ото всех, кто от него произошел… – в его словах она услышала, как он проклинает себя за то, что приключилось по его вине с Багсом.
– Нет. Нет! – быстро, с горячностью возразила она. – Ты произошел от него, но ты – один из нас. И я теперь знаю, какой в этом великий смысл. Я теперь вижу, что те, что были до нас, были обречены на неудачу, потому что с ними не было такого, как ты. У них не было никого, в ком текла бы его кровь. С ними не было тебя, Фин, с твоей силой, твоей верностью и твоим сердцем.
Он слышал ее слова и верил в их искренность. И тем не менее…
– Я один из вас, но ты меня отвергаешь.
– Как я могу сейчас об этом думать, Фин? Как я могу об этом думать, когда нам очень скоро опять предстоит то, ради чего мы появились на свет? Все мои мысли заняты сейчас одним. Случаются редкие минуты, когда я позволяю себе думать о том, что будет, когда мы исполним свою миссию, но даже тогда я не представляю себе, чтобы мы могли жить той жизнью, о какой когда-то мечтали. Мы были тогда так молоды…
– Брэнна, чепуха это все! Чувство, которое было между нами, намного опережало время. Это было зрелое чувство. И мы не были юными дурачками, играющими в любовь.
– А было бы проще, если б мы были дурачками. Сейчас нам было бы намного легче. Если бы мы только играли в любовь, Фин, то мы не строили бы планов на будущее. Да и какое у нас было бы будущее? Какая была бы жизнь – у нас с тобой?
Он воззрился на огонь, понимая, что она опять права.
И все равно.
– Никакой, я согласен, и все равно это было бы лучше, чем наша жизнь врозь. Ты моя половинка, Брэнна, и я уже устал делать вид, что это не так.
– А ты думаешь, я не оплакиваю того, что не свершилось? – Ее обдало обидой, в словах зазвучала горечь. – Думаешь, я не мечтаю об этом?
– Да, я так думал. Я и выжил-то только благодаря этому.
– Значит, ты все время заблуждался. А на самом деле очень может быть, что и мне тоже до смерти надоело притворствовать. Если бы мое сердце принадлежало мне одной, я отдала бы его тебе.
Брэнна судорожно вздохнула, а он оторвал взгляд от огня и с недоверием и надеждой взглянул на нее.
– Оно не может принадлежать никому другому. Оно уже погибло. Но дело не только в этом, а я не могу исходить из того, что могло бы быть у нас с тобой. Когда отец подарил мне вот эту вещь, – она взяла в руку кулон, – у меня был выбор. Он сказал, что мне решать, возьму я его или нет. Но стоит мне согласиться – и все, выбор сделан. Я стану одной из тройки, и превыше всего для меня будет исполнение завета Сорки, завершение начатого ею дела. Я не предам тебя, Фин, но и своему роду я тоже останусь верна. Я не могу думать о желаниях и устремлениях, не могу рассуждать о том, что было бы, если бы да кабы… Моя миссия была определена еще до моего рождения.