— Тогда-то она и выбросила телефон, — пояснила Барбара. — Еще за несколько лет до нашего приезда.
Марина сняла с ободка стакана ананасный ломтик, макнула в пунш и съела.
— Неужели это такая помеха? В конце-то концов, ведь она делает работу для него. Он платит за все — за ее исследования, квартиру, за этот обед. Разве он не имеет права спросить, как идут дела?
— Платит не он, — поправила ее Барбара. — Платит компания.
— Да, но он глава компании. Он нанял доктора Свенсон. Он отвечает за результаты.
— Разве человек, который продает картины Ван Гога, отвечает за живопись?
Забавно, подумала Марина, в свои двадцать три года она чувствовала то же самое и приводила бы такие же сомнительные аргументы. Тогда ее привлекали в докторе Свенсон именно темперамент и несокрушимая уверенность, с которой та шла по жизни, делала свои дела и была во всем непререкаемо права. Таких людей она больше не встречала — и, в общем-то, была этому рада.
Хотя порой и жалела.
— Думаю, что имя Ван Гога поможет ему выгодно продать картину. Но если он не будет торговать живописью долгое время, то…
Барбара положила прохладную руку на запястье Марины.
— Извините, — сказала она. — Мистер Фокс ваш босс, доктор Экман был вашим другом. Мне не стоило поднимать эту тему.
— Я понимаю вашу точку зрения, — ответила Марина, стараясь не злиться.
— Мы попробуем связаться с Энник, а если не получится, составим вам компанию, пока она не приедет в город.
Марина сделала большой глоток пунша, хотя внутренний голос отговаривал ее.
— Это вовсе не обязательно.
— Нет, мы вас не оставим, — заявила Барбара и откинулась на спинку стула, словно все было решено. — Энник наверняка нас одобрит.
К десяти утра мир превращался в раскаленную печку.
За пределами Манауса на берегах реки даже в среду было полно народу. Люди лежали на расстеленных на песке полотенцах. На мелководье плескались, играли, смеялись и прыгали дети. Взрослые плавали вокруг, описывая широкие круги. Их голоса и крики напоминали птичий щебет, а не человеческую речь.
Милтон, с его бесконечной практичностью, привез в багажнике полосатый зонтик и теперь пытался воткнуть его в песок. Наконец это ему удалось, и зонтик подарил небольшую тень. В этом скромном убежище он и Марина уселись на полотенцах, обхватив руками колени.
В это утро Марина заглянула к Родриго, чтобы купить купальник, но у него нашелся лишь один вариант цельного купальника — дешевый, яркий, с небольшой юбочкой, делавшей Марину похожей на немолодую фигуристку. Сейчас купальник был на ней, под одеждой, а сама она недоумевала, почему решила, что будет купаться…
Бовендеры не нуждались в защите от солнца.
Они быстро разделись, и это было нечто. Джеки остался в коротких шортах, пояс которых проходил намного ниже острых выступов его тазовой кости, а бикини Барбары небрежно соединялось серией тонких завязок. Казалось, цель таких купальных костюмов состояла в том, чтобы держать в ожидании соседей по пляжу: когда же сильный порыв ветра сбросит с них эту видимость одежды…
Джеки зевнул, упал на песок и сделал стойку на руках. Мышцы на его плечах и спине разделились на отчетливые группы и могли служить наглядным пособием для всякого начинающего студента-медика: большая и малая грудные мышцы, дельтовидная, трапециевидная мышца, межреберные мышцы.
Люди, расположившиеся на соседних полотенцах, показывали на него пальцем, свистели и хлопали, звали детей, чтобы те посмотрели на удивительного парня.
— Его больше не укачивает, — пробормотал Милтон.
Джеки опустил ноги на песок и сел. Лоза, окружающая его лодыжку, была увешана крошечными гроздьями винограда.
— У меня все в порядке.
— Вот почему я вышла за него, — сказала Барбара. Половину ее лица закрывали огромные темные очки. — Я увидела, как он проделал этот трюк на пляже в Сиднее. Он был тогда в своих бордшортах. И тогда я сказала подружке: «Он мой».
— Браки заключаются порой и по более странным мотивациям, — заметила Марина, хотя на самом деле так не думала.
— Вы плаваете? — спросил у нее Милтон.
Сам он был в брюках и белой рубашке с коротким рукавом. И явно не собирался их снимать.
— Я умею плавать, — ответила она, — если вас именно это интересует.
Барбара растянулась на полотенце; ее умащенное кремом тело отражало солнечный свет, кроме небольших участков, закрытых тканью. Маленький круглый бриллиантик свисал на золотой цепочке с ее лодыжки и поблескивал вместе с кожей.
— Как жарко, — спокойно посетовала она.
— С жарой у нас нет проблем, — согласился Милтон.
На его макушке красовалась небольшая соломенная шляпа, и из-за нее он почему-то выглядел круче всех.
— Пошли поплаваем, — предложил Джеки, наклонился и шлепнул жену по животу. От неожиданности она подскочила на дюйм.
— В воде еще жарче, — ответила она.
— Давай, давай, — сказал он, вскочил сам и, потянув ее за руки, заставил встать. Она на миг задержалась, отряхивая песок со светлых волос. Для окружающих эта сцена стала таким же зрелищем, как и стойка на руках. Бовендеры почти подошли к воде, обняв друг друга за талию, но вдруг вернулись.
— Вы идете купаться? — спросил Джеки.
Марина покачала головой.
— Ступайте, ступайте, — сказал Милтон. — Мы придем и посмотрим.
Он неуклюже поднялся на ноги и помог встать Марине.
— Им нужно, чтобы мы полюбовались, как красиво они смотрятся в воде.
— Они неплохо выглядели и тут, на песке, — возразила Марина.
— Мы родители, — сказал Милтон. — Мы обязаны посмотреть.
Марина неохотно последовала за ним, из чувства долга, но когда вышла из-под зонтика, то обнаружила, что мир переменился.
Под полосатой тканью, оказывается, было довольно прохладно, а тут солнце обрушило на нее всю свою ярость.
Она остановилась и поискала взглядом Бовендеров — те как раз входили в бурые воды реки, держась за руки.
После приезда в Бразилию она несколько раз оказывалась на такой жаре, но всегда могла шагнуть в тень, зайти в кафе и выпить баночку содовой либо вернуться в отель и встать под холодный душ. Она научилась заранее чувствовать, когда ее одолеет жара, и делала это так точно, словно у нее на запястье был термометр.
Чувствовала и вовремя спасалась.
Но теперь, глядя на воду и песок, она не знала, куда ей идти.
Она таяла, растекалась по песку.
Под зонтиком остался маленький холодильник, который привез Милтон — охлаждать бутылочки воды и пиво для Джеки.
Она могла бы потереть себе шею кусочком льда…
Далеко впереди Бовендеры погрузились в воду и стали неразличимы среди других пловцов, детей и взрослых. Марина мысленно кляла их за нежелание, неспособность проснуться раньше девяти утра.
В конце концов, она ведь тоже устала.
Она снова принимала лариам из флакончика, который за день до этого прислал мистер Фокс, и в три часа утра проснулась — несомненно, как и все остальные в отеле «Индира», от своих криков. «Кто-то зарезал женщину», — подумала она, все еще плывя по волнам сна, и только после этого поняла, чей это был крик. Ночь для нее закончилась. Марина уже не спала, только ждала.
— Вы молодец, — проговорил Милтон, глядя на реку. — Я восхищен вашим терпением.
— Поверьте мне, я не умею терпеть.
— Тогда вы удачно создаете иллюзию терпения. Результат тот же самый.
— У меня остались лишь два желания — найти доктора Свенсон и вернуться домой, — вздохнула она.
Горячими казались даже слова, вырывающиеся из ее рта.
— Чтобы попасть к доктору Свенсон и вернуться домой, вам сначала придется пройти мимо Бовендеров. Они стерегут вход на запретную территорию. Их работа — не пустить вас к ней, за это им и платят. Я не уверен, известно ли им, где она проводит свои исследования, но уверен, что этого больше никто не знает. Вы им понравились. Возможно, они что-нибудь придумают.
Из воды высунулась рука и помахала.
Милтон поднял руку и помахал в ответ.
Где же дождь? Где потоки воды, день за днем проливавшиеся с неба?!
Сейчас Марина мечтала о дожде, не обязательно о ливне, лишь бы он загородил солнце хоть ненадолго.
— Они не могут мне симпатизировать.
— Они считают, что вы держитесь очень естественно. Мне сказала это миссис Бовендер. Они видят, что вы искренне горюете об умершем друге и пытаетесь узнать подробности о его смерти.
— Ну, так и есть, — согласилась она, хотя такое описание касалось лишь ее обязательств перед Карен.
— Они уверены, что вы понравитесь доктору Свенсон, — заключил Милтон.
Марине уже казалось, что солнце пробралось в ее мозг и расплавило его.
— Доктор Свенсон знала меня когда-то. Я абсолютно уверена, что у нее нет ко мне никаких эмоций.
Она вытерла лицо большим носовым платком, который купила сегодня у Родриго. Сначала она отказывалась, но он предоставил его в виде бонуса, хотя, вероятно, так или иначе, все пойдет на счет компании «Фогель». С каждым вдохом она чувствовала под одеждой свой новый купальник. Он охватывал тело, словно эластичный бинт, растягивался и обвисал, намокая от ее пота. Она то и дело обтирала лицо платком. Пот попадал ей в глаза, мешал смотреть, и она различала лишь самые общие черты пейзажа: песок, воду, небо.
— С Бовендерами нужна дипломатия, — сказал Милтон. — Они просто хотят присмотреться к вам какое-то время и убедиться, что вы такая, какой кажетесь.
Марина прищурилась и посмотрела на волнистую линию горизонта.
— Я больше их не вижу.
На самом деле она хотела сказать, что вот-вот упадет в обморок.
Возможно, она назвала Милтона по имени. Нет, она не упала, хоть и ожидала этого. Он взял ее за руку и повел по песку к реке. Завел ее в воду по колено, потом по пояс. Марина словно очутилась в ванне, бархатистой и теплой. Течение было таким слабым, что чуть-чуть шевелило ее одежду. Милтон намочил в воде свой собственный носовой платок и накрыл ее голову.
— Вот так-то лучше, — пробормотал он.
Она кивнула.
Джеки был прав, когда потащил Барбару купаться.
Это было единственное спасение.
Ей захотелось лечь на дно. Она посмотрела вниз, но не увидела в воде не только дна, а даже намека на очертания своего тела, как это бывает в северных реках. Река была темной и непроницаемой.
Ей стало не по себе.
А вокруг резвились дети, залезали друг другу на плечи и прыгали в воду…
— Откуда вы знаете, что там под водой? — спросила она.
— Мы и не знаем, — ответил Милтон.
Вернувшись в отель, Марина проверила свой сотовый — два звонка от мистера Фокса, один от матери и один от Карен Экман (ее номер числился под именем Андерса). Звонки вполне могли застать ее дома. Ей вдруг тоже захотелось полностью отказаться от телефона — как отказалась доктор Свенсон. Она встала под холодный душ, выпила бутылку воды и легла спать. Ей тут же приснился сон, что она теряет отца на вокзале. В девять часов вечера позвонила Барбара Бовендер и разбудила ее.
— Мы просто хотели проверить, все ли в порядке, — сказала она. — Я боялась, что мы чуть не убили вас сегодня своей поездкой.
— Нет-нет, — проговорила Марина, еще не пришедшая в себя после сна. — Все в порядке. Просто я пока не привыкла к этому климату.
— Да-да! — почему-то обрадовалась Барбара. — Вот я чувствую себя теперь намного лучше, чем прежде. Весь секрет в том, чтобы не поддаваться жаре и больше гулять. Джеки клянется, что кондиционеры ослабляют нашу иммунную систему. Чем больше мы гуляем, тем скорее привыкаем к здешнему климату. Приходите к нам. Выпьем.
— Сейчас? — спросила Марина, словно у нее были какие-то другие дела.
— Небольшая вечерняя прогулка вам не помешает.
Возможно, Бовендеры и берегли покой доктора Свенсон, но верно и то, что они изнывали от одиночества.
В отеле «Индира» Марину ничто не держало. Два дня назад Томо переселил ее в более просторный номер — в награду за то, что она долго живет у них. Но и тот оказался не менее затхлым и потертым. Вид из окон был более живописным, но к стене была прикреплена такая же безобразная металлическая штанга для одежды. Марина посмотрела на свое шерстяное пальто. Даже издали хорошо просматривалась сеть проеденных молью дырок возле воротника…
Марина сказала Барбаре, что придет к ним.
Она шла по городским улицам мимо закрытых магазинов. Теперь она поняла, какой восторг переполняет тебя, когда ты видишь, что один из них открыт. Если бы в этот вечер в универмаге Родриго горел свет, она непременно стояла бы вместе с толпой перед витриной и тянула шею, пытаясь разглядеть, что творится внутри. Долго ли ей еще придется торчать в Манаусе, неизвестно, но она знала, что дойдет до ручки, если ожидание будет по-прежнему приносить одни разочарования.
Она привыкла работать — много и добросовестно, и теперь растерялась.
В вестибюле дома доктора Свенсон тот же консьерж, который по утрам принимал ее письма, сидел там и теперь, в половине десятого вечера. Казалось, он очень обрадовался при виде ее. Она ведь не приходила несколько дней.
— Бовендеры, — сказала она ему, потом ткнула себя в грудь указательным пальцем. — Марина Сингх.
Дверь открыла Барбара Бовендер и пригласила ее внутрь.
Марине показалось, что из обшарпанного Манауса она шагнула совсем в другой мир.
Надо еще учесть, что она жила больше недели в убогом отеле, носила одни и те же три одежки и вечерами стирала их в ванне. О красоте она и думать забыла, но эта квартира поразила ее именно своей красотой. Поэтому она искренне и бурно похвалила ее.
— Вы очень любезны, — сказала Барбара, идя с ней по коридору мимо небольших работ на бумаге, висящих в рамке на стене — их можно было даже принять за Клее. Коридор привел их в просторную гостиную с высоким потолком. Две пары высоких французских дверей открывались на балкон. Ветерок, которого Марина не чувствовала нигде в городе, шевелил края раздвинутых шелковых занавесок и доносил слабый запах то ли жасмина, то ли марихуаны. С высоты шестого этажа река казалась обрамленной мерцающими огоньками. Если не вглядываться, можно было подумать, что находишься в каком-то богатом и красивом городе…
— Квартира замечательная, — добавила Барбара, с бесстрастным видом оглядывая свое жилище. — Стены тут добротные, но, когда мы сюда въехали, тут был бедлам.
— Барбара проделала потрясающую работу, — вмешался Джеки, достал косячок и предложил Марине. Она покачала головой. Тогда он принес ей бокал белого вина и чмокнул ее в щеку, словно старую знакомую. Она с удивлением отметила, что поцелуй ошеломил ее даже сильнее, чем косячок. Джеки взмахнул руками и показал на стены:
— До нас здесь жила последняя ассистентка Энник. Она натянула гамаки по всей квартире, и в них спали ее сестры.
Барбара взяла у мужа косячок, позволила себе вдохнуть скромную порцию и выбила его в маленькую серебряную пепельницу. Немного выждала и выдохнула.
— Энник просто хотелось чего-то приятного. Это единственное, что она мне сказала. Конечно, захочешь комфорта, когда выбираешься из джунглей. Захочешь красивых простыней, мягких банных полотенец…
— Бокал приличного вина, — добавил Джеки и поднял свой бокал, предлагая всем выпить.
Во всем этом было нечто элегантное — на столике букет каких-то белых цветов (Марина никогда таких не видела), низкая кожаная скамейка перед таким же длинным белым диваном. Стены окрашены в голубоватый цвет, такой бледный, что, возможно, он и не был голубоватым, а весь эффект состоял в вечернем свете. Да и сами Бовендеры, их физические достоинства сочетались с изысканностью обстановки. Браслеты Барбары, казалось, были вырезаны из того же дерева, из которого были изготовлены доски пола, а если приглядеться, то цвет пола выгодно оттенял теплый цвет ее кожи.
Но все же трудно было представить доктора Свенсон сидящей на этом белом диване.
Марина усомнилась, что нога исследовательницы ступала на этот пол.
— Где вы живете, когда она приезжает в город?
Барбара пожала плечами:
— Иногда мы просто переходим в комнату для гостей. Все зависит от того, нужны мы ей или нет в тот момент. Если у нас появляется время, мы едем в Суринам или Французскую Гайану, где Джеки может заниматься серфингом.
— Мне нужно в Лиму, — сообщил он, радуясь, что беседа коснулась и его, пусть даже мельком. — Там обалденные волны. Вот только добираться из Манауса в Лиму самолетом жутко стремно. Скорее пешком дойдешь.
Марина подошла к балкону.
Она не могла оторвать глаз от реки. Густая бурая жижа превратилась ночью в хрустальное зеркало.
— Я и не ожидала, что в Манаусе бывает так красиво, — призналась она.
Не ожидала она и «Мерсо» и сделала еще один глоток, невольно подумав, сколько все это стоит. Впрочем, «Фогель» не разорится. Стоимость квартиры в Манаусе, где исследовательница практически не живет, была пустяком по сравнению с возможными доходами, которые обещало принести открытие доктора Свенсон.
— Вспомните, когда-то здесь крутились огромные деньги, — сказала Барбара. — Жизнь в Манаусе была дороже, чем в Париже.
— Они пришли, построили, ушли, — проговорил Джеки, рухнул на диван и положил босые ноги на кожаную скамейку. — Когда варка каучука в джунглях перестала приносить огромные доходы, они быстренько свинтили отсюда. К радости местного населения.
— Но в городе все-таки много классных зданий. Вот наше, к примеру, не уступит парижским или лондонским, — сказала Барбара. — А Никсон исполняет свою работу консьержа весьма профессионально. Я часто говорю ему, что он мог бы устроиться на работу в Сиднее.