Это Додик. И он, конечно, прав.
Там, на арене, я должен «сыграть монстра», ужасного и свирепого, такого, чтобы зрители остались довольны. Они и будут довольны. А потом начнется бой, бой с заранее предрешенным исходом.
14.Трубы!
Вот и все, теперь я его сделаю. Теперь он мой!
Удовлетворение? О, да, я его испытывала. И одновременно — печаль, что ли? Все так просто. Если тебе вовремя подскажут, как надо действовать.
Я остановилась у края арены, взглянула на своего врага, который, надо признать, смотрелся просто великолепно. Впрочем, броня из мыслеплоти должна быть не только красивой, но еще и крепкой, хорошо защищать, а также не стеснять движений. Эта…
А вот мы сейчас проверим, какова она в бою.
Да, кстати, о подсказках…
Я подумала, что Кристина оказалась настоящей подругой. Наверное, она не должна была мне советовать, как убить этого негодяя. Или должна? Ох, что-то я совсем запуталась. Ничего, со временем все прояснится.
Да, не забыть бы после боя о возможных неприятностях Кристины. Я должна сделать все, чтобы ее от них оградить. Скажу, что она мой любимый тренер и я без нее вообще не соглашаюсь драться. А устроители на это…
Устроители.
Не открой мне негодяй глаза на их козни, я сейчас шла бы барашком на заклание. Фактически, мой враг оказал мне услугу. Сам того не желая.
Вот не спасет его это, не причина это для жалости. Все равно он умрет.
Вышли герольды с очень длинными трубами и выстроились в шеренгу посередине поля, как бы отгораживая одного бойца от другого.
Сейчас они протрубят, потом повиснет минутная пауза, для того чтобы герольды успели убраться с поля. После этого все и начнется. Это будет не бой, это будет игра, точно просчитанная партия, с заранее известным мне результатом.
Вот сейчас…
Герольды протрубили. Звуки их труб здорово смахивали на крики дюжины умирающих от голода чаек. Неважно. Сейчас это неважно!
Мой враг, не дожидаясь команды, встал и принял боевую стойку. В принципе, если он не перешел на мою половину арены и не напал на меня, это было допустимо, но по сути являлось оскорблением. Похоже, он давал мне понять, что я способна нарушить правила боя.
Ладно, мне нет до этого никакого дела.
Я вытянула перед собой переднюю лапу, согнула ее и вновь разогнула, проверяя, как растягивается моя мыслеплоть. Все было в порядке, в самом лучшем виде. А еще я, как никогда в жизни, вдруг почувствовала, буквально всем телом ощутила, что живу, существую. А умереть так легко…
Нет-нет, а вот эта мысль не к месту и не ко времени. Нужно выкинуть ее из головы, причем немедленно. Бой! Схватка, не на жизнь, а на смерть!
Амфитеатр, как и положено, бесновался. Временами сквозь разноголосый рев прорывались крики: «Смерть!», «Порви его!», «Оторви ей хвост!». Дождем посыпались мячики с гремучим песком. Зрители «палят» ими по бойцам, чтобы их ободрить, подогнать или отвлечь. С десяток, брошенных очень опытными болельщиками, в меня даже попали, но поскольку никакого физического вреда они нанести не могли, я на них не обратила ни малейшего внимания. В какофонию звуков врезался голос комментатора, светились зеленым огромные экраны, на которых перечислялись заслуги бойцов, а также приводились не только их основные боевые характеристики, но еще и расклад официальных букмекерских контор. Согласно ему на мою победу ставили больше. Впрочем, работали еще и неофициальные букмекеры. На самом деле именно они принимали львиную долю ставок, и у них, кажется, расклад был совсем другим.
Я окинула взглядом амфитеатр.
Ах да, еще и реклама. Она была везде, полыхала, горела, сверкала, умирала и тут же рождалась — объемная, радужная, тотальная реклама.
Вот бог, в жертву которому мы приносим свои жизни. Вот кому на самом деле следовало бы помолиться перед боем.
— Пошла! — скомандовала Кристина. — Начинай! Самое время.
Благодаря крепко присосавшемуся возле моей слуховой перепонки динамику я слышала ее голос совершенно отчетливо.
Да, пора начинать. Пора демонстрировать сюрпризы.
Я встала и приняла боевую стойку.
Вот и все. Теперь в этом мире остались только мы вдвоем. Никто вмешиваться в нашу драку не имеет права, и мы можем делать все, что заблагорассудится.
Да, с нами еще есть бестелесные голоса тренеров. Вот бы подслушать, что ему говорит его опекун… Хотя настоящий боец всем этим советам не следует. Они, как обычно, запаздывают. А мой противник — боец первостатейный, каким бы гаденышем я его ни считала.
Мускулистый здоровяк у гонга поднял массивную колотушку. Еще несколько секунд…
Пора!
Я напряглась, и мыслеплоть, скрывавшая мое тело, словно вскипела, приобретая новую форму, усеиваясь дополнительными шипами, среди которых были и те самые, мягкие, придуманные нами с Кристиной.
Это был очень опасный момент. Если враг ударит меня раньше, чем моя броня затвердеет, мало не покажется.
Все-таки не ударил, джентльмен хренов. И зря. Я бы на его месте саданула. Значит, и в самом деле рассчитывает на ничью. Не будет ее! Уж я-то постараюсь.
Гонг!
Кристина скомандовала:
— Нападай. Самое время!
И сама знаю.
Мы двинулись друг к другу. Сначала медленно и вроде бы неохотно, потом все убыстряя шаг, давая болельщикам почувствовать, как же мы могучи и непреклонны. Мы знали, что это заводит толпу, и нам не надо было сговариваться. Не нуждались мы в этом, автоматом работали на зрелищность действия, поскольку были профессионалами, для которых эффектность борьбы важнее каких-либо личных счетов.
Они, конечно, не забыты, им придет время, но сначала надо ублажить его величество зрителя. Того самого, который выложил за свое удовольствие деньги и, не получив его, будет весьма разочарован.
Столкновение!
Мы обменялись первыми ударами, показными, все еще для публики. Просто для того, чтобы она нас оценила. Потом, когда драка начнется всерьез, нам будет уже не до красоты. Там мы возьмем свое пренебрежением к боли и злобой, родившейся из жажды выжить и победить. К тому моменту нас будут оценивать по-другому, но пока… Пусть потешатся. Пусть полюбуются.
Я выдала одну неплохую заготовку, с низким наклоном корпуса и ударом противника по ногам самым кончиком хвоста. И даже почти попала.
Зрители, не разглядевшие, что мой удар прошел вскользь, радостно взвыли.
Пусть воют. Они сегодня увидят и не такое.
— Молодец! — похвалила меня Кристина. — Красиво. Почти как в балете!
Ехидна. Как будто мы не с ней этот прием разрабатывали.
Принимая позу защиты, я подумала, что теперь настала очередь моего противника. Чем он меня порадует? Что он для меня приготовил? Кажется, он увлекается политикой, и названия его приемов имеют к ней отношение. Что нибудь вроде «Крутого импичмента, на который нельзя наложить „вето“»?
Посмотрим…
Глядя друг другу в глаза, сторожа каждое движение противника, мы сделали по арене почти полный круг, а потом он все-таки ударил, провел свою заготовленную комбинацию, состоящую из неожиданного падения на четыре лапы, имитации удара хвостом, вместо которого был прыжок и попытка вцепиться в горло передними лапами.
Впечатляющая попытка, которая тоже не увенчалась успехом. Зрители все-таки вопили. Может быть, чуть тише, чем после проведенного мной приема, но — вопили. Или мне только показалось, что тише? Неважно.
Бой! Схватка! Теперь уже по-настоящему.
Тут мы действительно схлестнулись всерьез. И конечно, этого не нужно было делать. По всем правилам мы должны, обязаны были еще немного помурыжить, поинтриговать зрителей, но у нас не хватало на это терпения. Нам надо было выпустить пар. Слишком много его накопилось. Бессмысленной злобы, неприязни и чего там еще? Ах, да, соперничества, желания доказать свою крутизну. Знание того, что исход схватки предрешен, нас только подстегивало. За него, конечно, я поручиться не могла, но в отношении меня все было ясно.
Профессиональная ревность, во всей своей красе. Ну и что? Кому какое дело? Особенно если учесть, какой сюрприз моему сопернику приготовлен. Почему бы мне напоследок не оторваться по полной?
И мы оторвались, да еще как. Удар, еще удар, подсечка…
Я упала на передние лапы и, развернув тело на сто восемьдесят градусов, почти наудачу хлестнула хвостом. В точку! Вот это да, попала!
Вслед за этим я ощутила могучий, с оттягом, удар по спине, такой сильный, что покатилась по арене кубарем. Дать даме встать? Ну как же. Не способен он на это. Не стоило даже и надеяться.
Честно говоря, я и не надеялась. Умудрилась вывернуться из очень неудобного положения и сделала еще одну серию подсечек. Поймать противника на них я не смогла, но оказалась на ногах и продолжила биться, да так, что следующим ударом повергла противника на арену. Тут уж ему пришлось жрать опилки, тут уж от его псевдоброни полетели куски.
И поделом гаденышу.
Амфитеатр ревел, буквально надрывался от крика. И Кристина тоже где-то рядом что-то истошно кричала, но я ее не слушала, мне было не до нее. Для меня сейчас окружающий мир просто не существовал. Была я и был противник, которому надлежало вложить как следует. И пусть я не смогу таким образом его убить. Неважно. Главное, мерзавец помучается, главное — я заставлю его кататься у меня под ногами, даже просить пощады. Просить пощады?
Может, и в самом деле свести бой к ничьей? Они ведь разные бывают, эти ничьи. Бывают почетные, когда противники расходятся с высоко поднятой головой, а бывает и так, что эту ничью один боец вымаливает у другого буквально на коленях. И вот если бы удалось свести к такой ничьей, если бы удалось заставить его унижаться… Такая ничья даже лучше победы. И значит…
Размечталась… у нас есть план, и отступать от него не стоит. Надо просто следовать схеме. А иначе не получится вообще ничего. Иначе…
Я вдруг услышала слова Кристины:
— Приди в себя. Он уже почти готов. Время наступает. Время для нашего плана.
И она опять была полностью права. Я вдруг осознала, сколько мы уже деремся, поймала ускользавшее от меня за вихрем ударов, перемещений, нападений и отступлений время. В драке я совершенно забыла о нем, а вот сейчас вспомнила. Со временем у меня всегда были сложные отношения…
Достаточно. Зрители свое получили: то безумие, отрешение от привычной, безысходной окружающей жизни, ради которых они сюда и пришли. Они получили свое сполна. Теперь я имею право действовать, как заблагорассудится.
Имею и буду. Именно сейчас, когда противник полностью ушел в схватку, когда он способен думать только о ней, его можно брать. Он готов.
Пора.
Я ушла еще от одного удара, провела хитрую комбинацию, благодаря которой буквально отшвырнула от себя этого негодяя. Так же, как и десять секунд назад. Вот только изменилось ощущение.
Оно было. Знание, чувство, что враг полностью в моей власти. Никуда не денется, будет действовать так, как я его заставлю, и все, соответственно, придет к ожидаемому итогу.
Я его убью. В ближайшие пять секунд. И это так же неоспоримо, как неоспоримы стены амфитеатра и опилки у нас под ногами. Они просто есть.
Пять секунд.
Серия ударов, благодаря которой я оказалась у него за спиной. Это не давало мне особого преимущества. Просто теперь я знала, что он должен ударить хвостом. Четыре секунды.
Он ударил, конечно же, промахнулся, и я нанесла ему тот, особый удар, один их трех когда-то просто на всякий случай разработанных нами еще с Чжи-вэем. Этот удар был болезненным, правда, не настолько, чтобы получить преимущество в драке, но для моих целей он сейчас подходил идеально.
В нем главное было не только попасть точно, но еще и рассчитать силу.
Три секунды.
Мы сцепились и покатились по арене, пытаясь открутить друг другу головы. Выглядело это очень некрасиво, но мне сейчас на красоту было плевать. Мне следовало провести второй удар. И я его нанесла, уже отцепившись от врага, уже откатываясь от него в сторону. Этот удар был еще болезненнее.
Две секунды.
Мы успели вскочить на ноги и закружились по арене, глядя друг другу в глаза, карауля каждое движение. Пора, самое время. Вот сейчас…
Где-то в глубине души я хорошо знала, что этот бой выиграть нельзя. Он обречен на ничью, что бы я ни пыталась сделать, как бы ни хитрила. Негодяй прав. Для того чтобы мы, мнемозавры, не вымерли, природа поместила в нашем сознании парочку очень серьезных запретов. Преодолеть их невозможно. И план Кристины… Невыполним?
О, нет! Все получится, как надо. Если запрет нельзя разрушить, то почему бы не попытаться его столкнуть с чем-то более сильным? А что может быть сильнее инстинкта самосохранения? Да ничего! Вот его-то мы и используем.
Сейчас.
Я нанесла удар, да так неумело, что раскрылась, предоставила возможность садануть себя в болевую точку на животе. В ту самую, куда и попасть-то без помощи атакуемого почти невозможно. Но кто же желает себе зла, кто будет в этом помогать? Нет, любой мнемозавр во время боя защищает эту точку пуще зеницы ока, блокирует все направленные в нее удары.
А я помогла, сама ее подставила.
Прием был простейший, и мой противник попался на него лишь потому, что подобного от меня не ожидал. Не было в этом, с его точки зрения, никакой для меня выгоды.
А еще ему некогда было думать. Точнее — он и не думал вовсе. Его тело отреагировало само, оно не могло этого не сделать. Одна секунда. Удар!
Окружающий мир вспыхнул, буквально взорвался болью. И это ощущение сконцентрировало все ее оттенки и виды. Я, когда мы с Кристиной разрабатывали план, знала, что в этой точке — наш успех. И я была готова к боли, причем к самой сильной. Но к такой…
На долю мгновения я потеряла способность мыслить. Просто я отчетливо ощущала: следующий удар меня убьет, еще раз такой боли я не вынесу. И я забыла обо всем, кроме желания ее избежать, кроме желания выжить. А сделать это можно было только одним способом…
И я ударила, ударила в ответ, куда надо и с нужной силой, ничего не прикидывая, действуя машинально, позволив своему телу, не связанному более никакими ограничениями, действовать самому. Оно, это тело, сделало все как надо.
Удар пришелся в цель, и мой противник, уже наверняка готовый меня добить, рухнул на опилки как подкошенный, мгновенно превратившись из победителя в побежденного.
Ноль. Зеро. Финиш.
Впрочем, даже сейчас это было не все. Это был еще не конец, поскольку мне немедленно, пока я еще была к этому способна, надлежало своего врага добить, отправить на небесную, райскую арену, нанести «удар милосердия».
Вот сейчас…
Я качнулась вперед, восстанавливая равновесие и уже совершенно четко зная, что добивать врага придется хвостом, взмахнула им с расчетом, чтобы его увесистый кончик угодил негодяю точно в голову, а поскольку мыслеплоть с него уже опала, явив зрителям немощное, слабосильное тело, удар этот должен был буквально размозжить противнику голову.
Ну же…
Убить его проще пареной репы. Этого голого, жалкого, скукожившегося, лежащего в позе спящего детеныша, подлого, принесшего мне столько боли, применившего один из самых нечестных приемов, сумевшего надавить на мое самолюбие…
Он лежал в позе спящего малыша, и это решило все, поскольку ни одна самка не способна ударить не только детеныша, но и того, кто на него похож.
Нет, бой был выигран вчистую, но наш с Кристиной план блестяще провалился. Я почувствовала себя проигравшей.
15.— Эй, ящерица, ты случайно не Зак? Ну, тот самый, бывший Зак-непобедимый.
— Нет, — ответил я. — Случайно не он.
— Жаль. А то я хотел ему сказать пару ласковых слов.
— Очень ласковых?
— Очень. Лечь перед какой-то бабой… Просадил на него целую десятку… А мог бы выиграть, поставь на эту Дизи.
Я окинул собеседника оценивающим взглядом. Мутные глазенки, пухлые, жадные губы, сальные волосы, изжеванный окурок сигары в уголке рта.
М-да, красавец. Такой весь из себя образец человека.
— Если мужик позволил бабе себя повалить, — тянул свое человек, — значит, он тряпка. Ничтожество. Ноль. Пустое место. Зря я на него ставил.
— Это точно, — согласился я. — Зря. Он и не мог выиграть. Ты вообще что-нибудь о мнемозаврах знаешь?
— А зачем мне это? Достаточно того, что я знаю, к кому обратиться, чтобы поставить купюру-другую.
Действительно, просто образец.
— А мне сдается, ты тот самый Зак и есть.
Голос прозвучал у меня за спиной, и я повернулся, чтобы взглянуть на нового собеседника.
Все-таки хорошо, что я, создавая себе личину из мыслеплоти, сегодня отошел от определенных стандартов. Как в воду глядел. Этого, второго, провести было трудно. Этот знал, с какой стороны у бутерброда масло намазано.
— С чего ты так решил? — спросил я у него.
— С того, что все мнемозавры кому-то принадлежат. И только Зак теперь свободен от любых обязательств. Именно он мог бы себе позволить от нечего делать заглянуть в бар, попить пивка и послушать, что о нем говорят люди. Всем остальным посещение баров запрещают либо хозяева, либо тренеры.
— Это верно, — согласился я.
А что еще можно было сказать? Отрицать очевидную вещь?
— Значит, ты признаешься? — прошипел кто-то, сидевший чуть дальше, что не мешало ему внимательно прислушиваться к нашему разговору.
— Все мнемозавры кому-то принадлежат, но, несмотря на это, им все-таки хочется иногда посидеть в баре и попить пива, — продолжил я. — Да так, чтобы об этом не узнали их хозяева.
— То есть ты не Зак?
Этот вопрос был задан уже совсем другим тоном. Кажется, мне поверили.
— Да нет же, не Зак, — покачал головой я. — Мне пиво нравится. Земное пиво — вещь стоящая. А мои хозяева… да что там говорить…