Герман ошарашенно посмотрел на меня и удивленно спросил:
– Ты чего? Крыша, что ли, от страха поехала? Пора бы уж о вечном думать, а ты смеешься.
– Ну, о вечном еще успеется. Я, как мудрый Насреддин, загадывать на будущее не люблю, ибо, как он говаривал, либо эмир умрет, либо ишак, либо я.
– Для тебя альтернатив нет, но хватит базарить. За что пьем-то? За твое здоровье – нет смысла, значит, за мое! – И опрокинул рюмку.
– Ну а я – за свое! – И опустошила свой «наперсток».
– Ты думаешь, мне тебя не жалко? Жалко. Но сама виновата, – приговаривал Герман, наливая себе новую порцию коньяка. Оценил, зараза.
Он еще пару минут разглагольствовал о бренности жития людского, но я почти не слушала, хотя регулярно кивала в знак согласия. То ли подействовал коньяк, то ли сказалось напряжение, но головная боль почти отступила, и я внутренне собралась, как хищник перед броском. Мой же визави, чувствовалось, наоборот, расслабился.
«Пора», – сказала я себе и, выхватив из-под мышки баллончик, направила струю слезоточивого газа в лицо Герману. От неожиданности он взревел и схватился за глаза. Инстинктивно сознавая, что сейчас этот рычащий зверь крайне опасен, я схватила бутылку с остатками коньяка и довольно сильно занаполеонила Герману по темечку. Он сразу же обмяк и рухнул мешком на пол. Все это заняло несколько мгновений. С самого начала действия слезоточивого газа мне приходилось задерживать дыхание, но все равно глаза начало пощипывать, нос как-то подозрительно зашмыгал, поэтому необходимо было срочно позаботиться о себе. Я открыла форточку, на глаза натянула очки для ныряния, не пропускающие воздух, использовав носовой платок в качестве респиратора. Все эти меры предосторожности были заранее продуманы, едва я вспомнила о баллончике.
Теперь надо посмотреть, как там человек-гора. Пульс еле прослушивался, но, слава богу, жив курилка, а то я уже не на шутку испугалась, что с перепугу не рассчитала силу удара. Теперь надо проверить, с чем он ко мне пожаловал. С трудом переваливая эту глыбу с боку на бок, выгребла из кармана содержимое: деньги, документы, записную книжку, пачку сигарет «Парламент» и, наконец, из-за пояса сзади с трудом вытащила пистолет «макаров». Серьезный мужчина ко мне пожаловал!
Так, посчитаем карманные деньги. Неплохо: полторы тысячи рублей и триста долларов. Я перебирала свои трофеи, бегло изучая их. Паспорт... Ага... Алиев Герман Германович, шестьдесят пятого года рождения, прописка – город Москва. Дважды женат и столько же разведен... Двое детей, от каждого брака по одному...
Записная книжка: адреса, телефоны, какие-то пометки. Ладно... этим займусь позже, если понадобится...
Сколько же ты, дорогой, будешь в отключке? Мне становилось скучно. К тому же смотреть на тебя противно: слезы, сопли, приоткрытый рот с вывалившимся языком. Ну и гости у меня – один экзотичней другого: то наркоман, то потенциальный убийца. В его намерениях я больше не сомневалась.
Ладно, угощусь пока «Парламентом», а потом буду приводить в чувство незваного гостя его же методами.
Я положила в карман «ПМ», взяла сигареты и пошла в кухню, плотно прикрыв за собою дверь. По пути посмотрелась в зеркало в прихожей и ужаснулась: на меня глянуло какое-то жабоподобное существо с огромными глазами и неестественно широкими скулами. Я сняла очки. Да, видок и без них был не ахти какой. Нижняя часть лица отекла, спасибо хоть не сломана челюсть и зубы целы, а остальное – издержки производства, которые непременно возмещу карманными деньгами Германа. Я-то с ним обошлась куда более гуманно. Во всяком случае, следов, кроме шишки на темечке, не останется.
Минут через десять, покурив и попив кофе в спокойной обстановке, нехотя вернулась к «гостю», прихватив с собой тазик с водой: пусть промоет глаза, а то смотреть на него страшно. Комната изрядно проветрилась, и, видимо, морозный бодрящий воздух потихоньку привел в чувство моего «крестника». Во всяком случае, он шевелился и усиленно тер глаза. Я закрыла форточку и обратилась к Герману с теми же словами, с какими в начале визита – он ко мне.
– Ну что, очухался?
В ответ услышала такое количество «комплиментов» в свой адрес, какого не слышала за всю свою жизнь. Когда «родник народного творчества» иссяк, я спокойно и веско констатировала:
– Чувствуется, что очухался. А теперь слушай меня, мальчик, – с издевкой и ударением на последнем слове сказала я. – Чем ты недоволен? Это что, я к тебе пришла убивать тебя?! Так что молчи! Мы квиты. Хотя нет... Сейчас в порядочном обществе принято платить за моральный ущерб. Чем будешь рассчитываться, валютой или деревянными? – Я помахала деньгами перед его носом. – Ладно, возьму пока рублями, можешь считать меня патриоткой.
У Германа сразу же открылись красные слезящиеся глаза, и он, приподнимаясь, с ненавистью прошипел:
– У, сучка... Гадина... Уже и карманы успела обшарить.
– Сидеть! – властно бросила я, выхватив из кармана пистолет и снимая его с предохранителя. – Сиди и не рыпайся, разговор у нас будет теперь сугубо деловой, на брудершафт больше пить не будем.
Он безвольно опустился на пол. Смотреть на его красные воспаленные слезящиеся глаза было неприятно, и я скомандовала:
– Промой моргалы, а то совсем вытекут. Вон вода в тазу. – Он беспрекословно подчинился. – Для начала введу тебя в курс дела, – начала я, – чтобы не оставалось по поводу меня никаких сомнений. Итак, я – частный детектив, работающий за деньги своих клиентов. На вас вышла случайно, узнала много, но мне это все до фени. Я за бесплатно работать не привыкла. Так что врагов, Герман, ты ищешь не там.
– Ты знаешь, кто я? А... уже и паспорт изучила... Пээмку.
– Обязательно. На блюдечке с голубой каемочкой. Слушай, короче, у меня к тебе деловое предложение. Имеется кое-какая информация, касающаяся тебя, но она дорого стоит, хотя, пожалуй, твоих карманных долларов хватит.
– А на хрена мне твоя информация и каким боком она может касаться меня?
– Полагаю, что триста паршивых долларов за сохранение жизни – не так уж много. Или ты оцениваешь ее дешевле?
– При чем тут моя жизнь?
– При всем при том. Так покупаешь информацию? Хочешь знать своего врага?
– Ладно, давай свою информацию, хрен с тобой. Все равно деньги у тебя...
– Тогда сиди смирно. – Я выразительно покачала пистолетом.
Вставив в плейер скомбинированную до прихода «гостя» кассету, дала прослушать ее несговорчивому покупателю. Когда он надел наушники, я подошла к стенке, и деньги благополучно перекочевали в шкатулочку: рубли – за моральный ущерб, доллары – за информацию. Попутно незаметно включила магнитофон, находящийся в шкафу, на запись: вдруг да пригодится.
Похоже, прослушанное произвело на Германа должное впечатление, потому как реакция его была очень бурной.
– Мразь! Сучий потрох! Вот оно, благодарное человечество! Он ведь мне всем обязан в этой жизни, недоучка хренов! Институт-то и тот не смог закончить, мозгов не хватило, одно акушерско-фельдшерское училище за плечами. Это я ему диплом сделал. Из грязи да в князи! Дважды его, похотливого сучонка, от тюрьмы отмазывал. Да если бы он за растленку малолетних на зону попал, его бы там быстро опустили, козлом сделали. Козел он и есть... Ну ладно. Ему теперь, гаду, не жить... Это коней на переправе не меняют, а ослов можно. Завтра же мы с ним и помурлыкаем.
Я иронически усмехнулась.
– С купленным дипломом главврачами не становятся, ты утрируешь.
– Девочка, поверь мне, сейчас все решают деньги и связи. Базовое образование у него было, в училище, кстати, практики побольше, чем в институте, а остальное... Наш Колобок – мужик не промах. Он знал, к кому и с чем подкатиться, чью холодную постель обогреть, кому, что и где достать, где поддакнуть, где лизнуть. Как лекарь, возможно, он и не ас, но администратор из него получился очень даже ничего.
– С этим ясно. Слушай, Герман, не для прессы и не для протокола, а просто для удовлетворения моего любопытства скажи, для каких целей вам нужны дети?
– А хрен их, эти цели, знает. Мне платили деньги, а они, как известно, не пахнут. Я просто поставщик. Вроде в институт какой-то забирали... Не знаю. Только не читай мне мораль о нравственности. Кому они нужны, эти ублюдки? Уж если матери в них не нуждаются, то государство и подавно – лишняя обуза. Короче, слушай, подруга, я к тебе претензий не имею, ты оборонялась. Это ведь он тебя, гад, подставил. Давай разойдемся красиво, «макарова»-то верни.
– Да, пожалуй, нам пора распрощаться, уж если встреча без любви, разлука будет без печали, так, кажется, поется в песне. К тому же ты меня изрядно утомил. Забирай свое добро, – я кивнула на паспорт, – а «ПМ» мне самой пригодится обороняться от таких вот, как ты, пришельцев.
– В таком случае, не жди покоя.
– Да уж, «покой нам только снится». Короче, шагай...
Я проводила его до двери, держась на всякий случай на расстоянии. Стрелять у себя в квартире не хотелось, потом иди доказывай, что это самооборона. И, только закрыв за «гостем» дверь, вздохнула свободно и пошла выключить магнитофон.
Я проводила его до двери, держась на всякий случай на расстоянии. Стрелять у себя в квартире не хотелось, потом иди доказывай, что это самооборона. И, только закрыв за «гостем» дверь, вздохнула свободно и пошла выключить магнитофон.
Так... Покоя мне не обещали, но, думаю, в ближайшие сутки Герману будет не до меня, в своих бы делах разобрался, в частности, «помурлыкал» с Борисом Леонидовичем. А для того, чтобы в «стане противника» не было единства, нужно подельников столкнуть лбами, посеять раздор. Тогда Киря возьмет их тепленькими, и с ними легче будет работать. Герман уже достаточно «заведен» против Бори. Теперь надо испугать, заставить действовать, проявить свою подленькую сущность Мальчиша-Плохиша. Он тоже должен иметь веский компромат на Германа. Но как это сделать? Через кого? Самой мне пока соваться нельзя. Может, Софья? Надо попробовать. Сейчас половина пятого. Альберт Львович должен быть на работе. Если Катя не ушла, попрошу Софью на полчасика подъехать.
Все вышло как по заказу. Софья без колебаний согласилась приехать и через двадцать минут уже звонила в дверь. Наученная горьким опытом, я открыла, только заглянув в глазок и убедившись, что это она. После взаимных приветствий мы прошли в комнату, и тут, взглянув на меня при ярком свете, Софья невольно вскрикнула:
– Ой, Татьяна, что это с вашим лицом?
– Это то, что на обычной работе называется производственной травмой.
– Нет, но ведь так невозможно удариться самой! Вас что, били?!
– Да, и даже чуть не убили, благодаря небезызвестному вам Борису Леонидовичу.
Софья побледнела, растерянно прошептав:
– Этого не может быть... Он что, к вам приходил?
– Нет. Помните, я вас спрашивала про Германа? Так вот это – последствие личного знакомства с этим подонком, связанным с Борисом Леонидовичем.
– Но ведь этого нельзя так оставлять! Вы прошли судебно-медицинскую экспертизу? Подавали заявление в милицию?
– Софья, спасибо за сочувствие. Все, что нужно, уже сделано. – «Даже денежная компенсация с «предприятия», причинившего ущерб, получена», – усмехнулась я про себя, а вслух добавила: – А вот кое в чем я попрошу вас мне помочь.
– Татьяна, я ваша вечная должница, так что сделаю все, что нужно.
– Кстати, как там Левушка? У вас очаровательный малыш!
– Спасибо, – улыбнулась Софья, – все прекрасно. Жизнь вошла в привычное русло. Татьяна, у меня к вам, может быть, не совсем тактичный вопрос: вы были замужем?
– Нет.
– А почему? Вы такая привлекательная девушка... Не встретили достойного?
– Да кто ж меня такую полюбит? – потрогав свою скулу, горестно вздохнула я, и мы обе рассмеялись.
Этот приступ безудержного веселья стоил нового приступа головной боли. Пожалуй, эмоции, даже положительные, мне сейчас были противопоказаны.
– Ну а теперь о деле. Просьба моя связана с вашим визитом к Борису Леонидовичу. Это рандеву и в ваших интересах. Я считаю, что пора раз и навсегда покончить с возможностью шантажа со стороны Бориса Леонидовича, спекулирующего вашими семейными тайнами. Вы же хотите жить спокойно, без оглядки?
– Да, конечно. А что я должна для этого сделать?
– Сейчас все расскажу, но для начала хочу, чтобы вы прослушали одну любопытную магнитофонную запись. Все, что вы услышите, сказано о Борисе Леонидовиче, так что у него тайны куда серьезнее и криминальнее ваших.
Я перемотала пленку, где был записан разговор с Германом, и включила с момента его праведного возмущения поведением Мальчиша-Плохиша Бори, а выключила запись после угрозы поменять ослов на переправе. Похоже, услышанное несказанно ошеломило Софью, потому что с минуту после прослушивания магнитофона она не могла вымолвить ни слова.
– Вы знаете, Татьяна, – наконец произнесла она, – все это настолько невероятно, что, если бы подобную информацию я получила не от вас, ни за что не поверила бы. Просто сочла, что кто-то хочет подставить Бориса Леонидовича, хотя я уже говорила вам, что этот человек, если после всего услышанного можно его так называть, мне всегда был несипматичен. Но такое!.. Да, теперь у меня против него есть самое грозное оружие – правда о нем. Действительно, наши тайны по сравнению с его – ничто. И такой подонок на свободе! Более того, является представителем самой гуманной профессии! Почему он до сих пор на свободе?
– А потому, что нет доказательств его вины.
– Татьяна, вы говорили, что я могу чем-то помочь?
– Да. У меня в голове сложился целый сценарий, но здесь самое главное – сыграть роли! Борис Леонидович не должен уловить фальши, он должен вам поверить и начать действовать, совершать ошибки. А сценарий таков: вы приходите к нему и разыгрываете вполне законное возмущение: дескать, вы честно договаривались с ним о конфиденциальности процесса усыновления ребенка, заплатили за это огромные деньги. И вдруг... к вам приходит какой-то громила, начинает ругаться, угрожать тем, что заберет незаконно усыновленного ребенка, ссылается на Бориса Леонидовича, обливает его с ног до головы грязью.
– А если Борис Леонидович спросит, – перебила меня Софья, – как представился этот человек и что он сказал по поводу того, откуда он о нас знает?
– А вам совершенно неизвестно, откуда у Бориса Леонидовича утечка информации. Это его проблемы. Пусть потрясет своих людей, хотя бы для начала секретаршу, которая в его отсутствие ведет какие-то странные переговоры. Вы лично были свидетелем ее непонятной беседы с каким-то Германом. Когда же вошел шеф, то есть сам Борис Леонидович, она стала этого Германа почему-то называть Ларисой.
– А может, не стоит на Музу Петровну наговаривать?
– Не переживайте, Софья, она действительно работает на два фронта, так что поделом... А потом... Я надеюсь, что ей скоро все равно придется подыскивать нового шефа. Итак, все понятно?
– Да. Что мне делать дальше?
– Так. А дальше говорите, что вам сразу не понравился этот громила – в нем, кстати, рост под два метра! – и часть разговора вам удалось записать на магнитофон. И прогоняете запись, которую мы соорудим.
Мы запишем ваши слова, потом соединим с тем, что вы сейчас слышали, и у Бориса Леонидовича не останется ни малейших сомнений в правдивости и искренности вашего праведного возмущения. Итак, говорите примерно следующее: «Как вы смеете клеветать на Бориса Леонидовича?! Он очень порядочный человек. Да, он устроил нам ребенка вне очереди, и мы ему за это очень благодарны. Что вам от него и от нас нужно?»
Софья почти дословно и очень правдоподобно повторила все это под запись, а дальнейшее было делом техники. Благодаря своему двухкассетнику я быстро слепила то, что надо. Эх, посмотреть бы, как будет слушать Боря «обвинительный приговор» Германа! Вот это будет удар!
Софья задала еще несколько уточняющих вопросов по поводу встречи. Мне нравилось, как серьезно подходила она к предстоящему визиту, поэтому верилось, что все пройдет как задумано. Правда, меня волновал вопрос, не подставлю ли я ее?
– А на какой ноте мне закончить разговор? – задала она последний вопрос.
– На примирительной. Вы должны убедить Бориса Леонидовича, что настолько благодарны ему за Левушку, что все остальное для вас не имеет никакого значения. Но в то же время попросите его оградить вас от подобного рода наскоков со стороны кого бы то ни было. Главное – убедите Бориса Леонидовича, что вы для него не опасны.
– Когда я должна встретиться с ним?
– Завтра. Сейчас вы созвонитесь и договоритесь о встрече. Он уже, вероятно, дома. Домашний телефон у вас есть?
– Да, есть.
Софья достала из сумки записную книжку, нашла нужную страницу и набрала номер. С полминуты трубку не брали, наконец послышалось долгожданное «алло».
– Алло! Борис Леонидович? Здравствуйте, это Софья.
– Софьюшка, здравствуй! Рад тебя слышать. Как у вас дела? Как Альберт? Как мой «крестник»?
– У них все в порядке. Проблемы только у меня.
– А что случилось? Какие проблемы могут быть у красивой молодой женщины?
– У красивых женщин их почему-то гораздо больше, чем у некрасивых. Борис Леонидович, нам необходимо встретиться и обсудить кое-что. Это касается не только меня, но и вас.
– Сожалею, но завтра мы не сможем увидеться, так как уже через час я отбываю на региональный симпозиум в Самару и приеду только послезавтра рано утром. Тогда созвонимся и договоримся о встрече. Надеюсь, не горит? – Он коротко хохотнул.
– Представьте, горит! Но через симпозиум не перепрыгнешь. Что называется – объективные обстоятельства.
– Софья, что все-таки случилось?
– Это не телефонный разговор, поговорим при встрече. Пора уже расставить все точки над «i». До свидания, Борис Леонидович.
– До свидания. Послезавтра жду звонка. Я заинтригован.
Положив трубку, Софья тяжело вздохнула, видно, все-таки разговор дался ей не так уж и легко.
– Татьяна, я хотела вас спросить, Альберту я могу рассказать обо всем этом? Или пока – табу?