Утром мы встретились с Кирей. Я ввела его в курс дела: рассказала все, что знаю, о главвраче роддома, назвала адреса «квартир-оранжерей», где взращиваются в тепличных условиях «цветы нашей жизни» на продажу, предоставила информацию о предполагаемой связи этого криминального бизнеса со столицей. Умолчала лишь о выполненном заказе: фамилия Заманских не должна фигурировать нигде. Пусть спокойно живут и воспитывают малыша.
Во время моего рассказа Володя был очень сосредоточен: внимательно слушал, делал пометки в блокноте, задавал вопросы по ходу повествования, потом спросил:
– Танюш, ты, конечно, говоришь не все, что знаешь, поэтому не во все верится. Скажи, ты стопроцентно уверена, что в роддоме существует криминал? Не окажемся ли мы потом в дураках?
– Ну, дураками-то нам быть – не привыкать. Но одно для меня бесспорно – действует некий живой детский конвейер, иными словами, постоянная торговля детьми. Есть такая жуткая цепочка: продавец, молодая мама, попавшая в сложную ситуацию, – ряд посредников – покупатель. Это грязный, но очень доходный «бизнес».
– Да, Тань, еще вопрос: что ты делала у общежития, где убили девушку?
– Скажем так: случайно оказалась в нужное время, в нужном месте и стала случайным свидетелем.
– Ой ли, ой ли! – Киря с сомнением покачал головой. – Кстати, тот «жигуль», на который ты дала наводку, разбился недалеко от места преступления. С такой скоростью, в такой гололед... Водитель в реанимации в тяжелом состоянии. Вряд ли выживет.
– Понятно. Значит, если он умрет, дело закроют...
– Да, если не обнаружится каких-то новых обстоятельств.
Хотелось еще поговорить, ведь мы видимся довольно редко, но Володе пора отправляться на работу, да и у меня было одно неотложное дело. Прощаясь, Кирсанов пообещал:
– Танюш, то, о чем ты рассказала, мы обязательно будем проверять. Если действительно существует этот детский конвейер, его необходимо остановить.
– Нет, Володя, не остановить, а уничтожить. Знаешь, я порой с ужасом думаю об этих несчастных детях, ведь они – кукушата, птенцы, подкинутые в чужие гнезда.
Как им там живется, в этих гнездах?
* * *Вернувшись под крышу своего временного убежища, я набрала номер телефона психиатрической больницы и сообщила врачу о гибели Натальи, сестры их пациентки, Уваровой Ольги. Так как состояние их подопечной было не слишком стабильным, попросила известить ее о трагедии, по возможности смягчив удар. Галина Семеновна еще при встрече произвела на меня хорошее впечатление, поэтому хотелось верить в ее профессионализм, да и просто в человечность. Поэтому, чтобы помочь Ольге, она должна все сделать как надо.
Звонила я от имени сотрудника милиции, разыскивающего родственников погибшей. Не могла же медсестра из роддома, под видом которой я приходила к врачу, знать о происшедшем.
Положив трубку, я облегченно вздохнула. Ну вот пока и все. Буду ждать вестей от Кирсанова. А пока – на дно. Пусть все уляжется...
* * *Остаток дня я пыталась отвлечься от невеселых мыслей, выполняя несложную работу по дому. Главное – сделала генеральную уборку квартиры, так как за два предыдущих дня не смогла выкроить на это времени. Мои хозяйственные потуги не приносили никакой радости, видимо, потому, что все я делала механически, как бы между прочим. А это прочее плотно засело в голове: чувство неудовлетворенности от завершенного дела, если его можно назвать таковым. День тянулся нудно и долго. Состояние хандры не проходило. С таким настроением я и уснула.
ГЛАВА 8
Вечерняя хандра перешла на ночь. Спала я отвратительно и только под утро наконец забылась сном праведника. Разбудил меня яркий солнечный свет, заполнивший комнату. Похоже, природе наконец-то надоело бесноваться и она сменила гнев на милость. Я встала, подошла к окну и невольно зажмурилась от ослепительно белого снега, выпавшего за ночь. Ого! Вчера – ноль, а сегодня – минус десять. Вот это перепады! Кажется, зима намерена основательно вступить в свои права. Ну что ж, через два дня – уже декабрь, пора, все лучше, чем слякоть. На ум сразу же пришло: «Мороз и солнце – день чудесный!»
Я посмотрела на часы и ахнула: «Почти десять! Неплохо я поспала». От вчерашнего настроения не осталось и следа. А что, собственно, случилось? Почему я считаю, что мне что-то угрожает? Что в «стане противника» имеется против меня? О том, что я общалась с Натальей, Борис Леонидович знает; знает, что ребенка, находившегося у нее, я вернула. Но о том, что мне стало известно от Натальи, он не догадывается. О моем личном знакомстве с внезапно исчезнувшими наркоманами – тоже, думаю, нет.
В конце концов, в любом случае, не установят же около моей квартиры круглосуточный «почетный караул», не таков у Бори «штат сотрудников», как выразился мой новый друг Леха. Сколько же можно скитаться? Одного дня бездействия и хандры вполне достаточно.
Итак, домой! Только для начала надо заехать на станцию техобслуживания, пусть посмотрят, что стряслось с моей прежде такой безотказной техникой.
Процедура «лечения» заняла не больше двадцати минут и, надо сказать, не очень подорвала мое финансовое благополучие.
После кафе, куда я заехала перекусить, соблюдая все меры предосторожности, без приключений добралась до своей квартиры. И только тут окончательно расслабилась: мой дом – моя крепость, любимая крепость, где душе спокойно и уютно.
Для начала я прослушала, что несостоявшиеся абоненты наговорили на автоответчик. Несколько раз звонил Альберт с просьбой связаться с ним, когда появлюсь. Был звонок от Ленки с лаконичной фразой: «Танюша, жду встречи». Интересующего меня сообщения от Кирсанова пока не поступало.
Чем заняться? Телевизор смотреть не хотелось, читать тоже. Решила поработать с пленкой. Если вдруг у Кирсанова что-то застопорится, можно подкинуть ему горяченького нового материала. Конечно, в качестве вещдока магнитофонная запись не подойдет, потому как закон не перепрыгнешь, но для шантажа нечистых на руку клиентов может пригодиться. Тут все методы хороши, и, как правило, чем грязней, тем эффективней. Итак, на всякий случай надо смонтировать две пленки: для Бориса Леонидовича и для Германа – с компроматом на каждого.
Вот ведь, не хотела больше заниматься этим делом, да и бесплатно работать я не привыкла, а оно не отпускает. Ну да ладно, это будет последним моим вкладом, а там пусть Киря сам крутится. Мне же пора подумать о себе, любимой. Денег за два выполненных заказа накопилось достаточно. Можно пополнить гардеробчик, да и пора бы немного отдохнуть – заслужила.
С такими мечтами о радужных перспективах я и принялась за дело. Монтирование двух пленок десятиминутного разговора с Лехой заняло почти два часа. Когда я подписала кассеты и поднялась, чтобы положить их в шкаф, прозвенел телефонный звонок. Но трубка, схваченная мгновенно, молчала: наверное, из-за моей поспешности не успело произойти соединение. Мои «Алло!» остались безответными, пришлось положить трубку. Минуты через три раздался долгожданный звонок от Кирсанова. После обмена приветствиями Киря сказал, что есть новости, но необходимо встретиться, чтобы кое-что уточнить, и если я не против, то он через полчасика подскочит ко мне. Я, естественно, против не была. Уже положив трубку, стала ругать себя, почему не спросила, с первого ли набора номера он попал на меня или тот первый звонок был от кого-то другого. Ну да через полчаса все прояснится.
Я включила телевизор, чтобы как-то скоротать время. Нажимая подряд на кнопки каналов, наконец-то нашла то, что сейчас мне и было нужно, чтобы развеяться: свой любимый мультик «Жил-был пес». После его окончания шел блок рекламы, поэтому я сразу же переключила телевизор на другой канал и, похоже, попала на «Криминальный Тарасов». Подводили итоги рейдов «Вихрь-антитеррор», затем продемонстрировали снятые скрытой камерой оперативные действия по поимке с поличными мошенников на рынке. И наконец, на экране появилась знакомая до боли картинка: девушка, лежащая на ледяной дороге, с кровавым ореолом вокруг головы. Далее показали разбитую машину в трехстах метрах от предыдущего места преступления. Сообщили также, что водитель «шестерки» скончался в больнице, не приходя в сознание. Два этих происшествия связывались воедино. Милиция просила содействия граждан, возможных свидетелей. Для связи предлагалось звонить по 02.
Вот это, называется, отвлеклась. Минут через десять появится Киря, а пока – брошу-ка косточки, давно я с ними не советовалась. Только достала из замшевого мешочка свои заветные, как раздался резкий звонок в дверь. Молодец, Киря, подсуетился, приехал даже немного раньше обещанного. Я бросила на стол косточки и, не посмотрев, как легла комбинация, пошла открывать. И напрасно. Все могло бы сложиться совершенно иначе...
Гостеприимно широко я распахнула дверь и тут же, не успев рассмотреть «гостя», была отправлена в глубокий нокаут ударом кулака в челюсть. Видимо, в отключке находилась довольно долго, потому что очнулась уже на диване от не очень любезного похлопывания по щекам.
Гостеприимно широко я распахнула дверь и тут же, не успев рассмотреть «гостя», была отправлена в глубокий нокаут ударом кулака в челюсть. Видимо, в отключке находилась довольно долго, потому что очнулась уже на диване от не очень любезного похлопывания по щекам.
Сознание возвращалось медленно, малейшее движение отдавалось острой болью в голове. С трудом открыв глаза, я невольно вздрогнула. Передо мной на корточках сидел громила. Даже в таком положении мужчина выглядел просто глыбой, и было видно, что рост его около двух метров.
– Очухалась? Мозги-то я тебе не все вышиб? Соображать способна? – с усмешкой спросил он.
Меня, конечно, одолевали сомнения по этому поводу, но я машинально кивнула. Откуда-то мне уже был знаком этот мощный напористый баритон, но вспомнить не позволяла боль в скуле, не дававшая возможности сосредоточиться. Я инстинктивно дотронулась до челюсти, то ли проверяя, все ли там на месте, то ли пытаясь унять боль.
– Что, больно? – без всякого сочувствия поинтересовался незнакомец, усаживаясь в кресло около дивана. – Сама виновата. Ты хоть понимаешь, девочка, в какое дерьмо вляпалась? Как думаешь, зачем я пришел? Не знаешь?
Я непонимающе покачала головой. Каждое движение доставляло нестерпимую боль, но зато потихоньку возвращалась способность думать. «Кто он такой? Кто-то из обиженных по моим предыдущим делам? Нет, такого не помню. Откуда тогда знаком и этот голос, и эта манера говорить?» Мысли беспорядочно проносились в голове, требуя и не находя ответа.
– Ну что, исповедоваться перед смертью будешь? – между тем продолжала глыба. – Боря говорил, что ты не в меру шустра оказалась, что-то пронюхала и его держишь на крючке. Из-за всего этого он прекратил свое дело и меня подвел. Так что ты, сучка, накопала? Говори, чего молчишь? Еще раз звездануть, чтобы окончательно очухалась?
Так вот, оказывается, кто ко мне пожаловал – сам Герман! Теперь я вспомнила, где слышала этот голос – по телефону. Ай да Боря! Ай да сукин сын! Как ловко все устроил: и оправдается перед Германом за свою мнимую бездеятельность, и меня уберет чужими руками – так, на всякий случай, вдруг чего накопала. Молчать действительно больше нельзя, а то он может без лишних разговоров вправить мозги уже испытанным способом.
– Кто вы такой и что от меня хотите? – наконец выдавила я из себя.
– Мое имя тебе скажут ангелы на том свете, если, конечно, в рай рассчитываешь попасть, – усмехнулся он, – а вот я про тебя знаю, как видишь, все! Ты мне перебежала дорогу, как та черная кошка. А я верю в приметы и с детства ненавижу черных кошек. Тогда я их подвешивал и наблюдал, как они в агонии сдыхают.
«Да, похоже, я влипла. Но где же Кирсанов? Ему бы уже давно пора появиться. Хотя чем он мне сможет помочь: не будет же он сразу ломиться в дверь или вызывать подмогу только потому, что я не открываю.
– А ты красивая, стерва! – Герман плотоядно оглядывал меня с головы до ног.
Я внутренне вся съежилась под оценивающим взглядом. Уж не знаю, как смотрелась моя физиономия после его «пластической операции», но ноги были явно соблазнительны. И без того недлинный халат задрался, обнажив их полностью. А ноги – моя гордость – стройные и «от зубов». Конечно, «не для него цвету», но надо было играть, тянуть время, может быть, как-то ситуация изменится.
– Что, нравлюсь?
– Да ничего. Ножки класс! Да и волосы что надо. Люблю блондинок. Может, для начала поиметь тебя? В обиде не будешь – умрешь счастливая. Фирма гарантирует.
– Это ты-то – фирма? И так уверен в своей неотразимости? – вконец обнаглела я. – Как говаривает наш шоумен Николай Фоменко: «Не все солнышко, что встает».
– Ну, в своем-то солнышке я уверен. А ты мне нравишься, шутишь... Ну шути, шути...
Похоже, наш разговор заводил его и он принимал мои слова за женский флирт, за призыв, потому что потянулся к молнии на брюках. Но тут раздался телефонный звонок. Мой несостоявшийся любовник вздрогнул от неожиданности. «Ага, тоже боишься. Не так-то ты уверен в себе, как кажешься. Кто бы это мог быть?» Я ждала звонка в дверь, но надо использовать любой шанс, чтобы каким-то образом сообщить о ситуации, в которую так глупо попала.
– Это, наверно, из милиции. Я должна подойти к телефону, иначе поймут, что со мной что-то случилось, и через пять минут здесь будет ментовка.
– Как же это они поймут?
– По отключенному автоответчику. Такая договоренность. Если меня нет – включен автоответчик. Если я дома и не беру трубку – значит, что-то произошло.
Он на пару секунд задумался, внимательно посмотрел на меня, пытаясь понять, правда это или чистой воды блеф, потом решительно сказал:
– Подойди, только без фокусов. Лишнее что вякнешь, задушу на месте, и пяти минут не проживешь.
Я поняла, что, в случае чего, так оно и будет. Справиться с таким бугаем, даже используя мои приемы, будет сложно, а действовать можно только наверняка. Встав с дивана, я пошатнулась – кружилась голова. «Только бы не сотрясение мозга», – пронеслось молнией. Но ничего. Обошлось. Кое-как добралась до тумбочки с телефоном и сняла трубку. Герман встал рядом и нажал на нужную кнопочку – знает, подлец, технику. Теперь голос Кири был слышен на всю комнату:
– Танюш, привет. Заждалась, поди?
– Да. А что случилось?
– Ну, у нас как всегда. Комиссия неожиданно из Москвы свалилась, мы их не ждали. Они проверяли райотделы милиции, а уж каким ветром их к нам занесло – трудно сказать. Танюх, не обижайся, завтра встретимся и обо всем поговорим. Лады?
«А будет ли это завтра?» – с тоской подумала я, а вслух сказала:
– Лады.
Хотелось тут же повесить трубку: передать Володе сигнал SOS не удастся, а предоставлять противнику слушать информацию, предназначенную мне, тоже рискованно. Но Герман придержал мои руки.
– Танюш, пока ничем не могу тебя порадовать, результат нулевой, – продолжал меж тем ничего не подозревающий Киря. – По тем адресам, что ты дала, действительно живут беременные женщины, но доказать ничего невозможно. Они, естественно, все отрицают. Завтра с утра попробую по другой линии пощупать этого Борю, а к тебе подскочу после обеда. Идет? Или у тебя какие-то другие планы?
– Да нет, мои планы, похоже, закончатся сегодня, – грустно проговорила я и повесила трубку.
«Кажется, теперь приговор мне подписан окончательно и бесповоротно. Теперь мой незваный визитер знает, что Боря засвечен с моей подачи. Выхода нет». Как бы в подтверждение моих мыслей Герман криво улыбнулся:
– Ну вот видишь, ничего у твоего дружка не получается, а с твоим уходом в мир иной и вообще все заглохнет.
«Неужели все кончено? Но ведь я не раз попадала в экстремальные ситуации и всегда находила выход. Думай, думай, Татьяна, от этого сейчас зависит все. Лобовая атака тут не пойдет, слишком разные у нас весовые категории». И вдруг меня осенило: «Надо как-то подойти к бару. Там, за бутылками – мое спасение».
– Слушай, друг, выпить хочешь? У меня есть прекрасный коньячок, – предложила я, полагая, что здесь игра беспроигрышная: какой русский мужик откажется от выпивки?
– А и правда, можно, – развеселился Герман. – Остренький сюжетик получится: потенциальный жмурик распивает с мочилой на брудершафт. Прямо хоть картину пиши, да и беседа наша, может, веселее пойдет, например, скажешь, что знает этот мент про Борю.
Я молча подошла к стенке и открыла бар. Теперь только умудриться незаметно взять газовый баллончик, лежащий тут же, за бутылками.
– У тебя коньяк ненаклофелиненный? А то знаю эти бабские штучки, отключающие мужиков, – радуясь своему проницательному остроумию, продолжал веселиться бугай.
– Что-то шутки у моего гостя слишком криминальные, – улыбнулась я: надо было поддерживать видимость беседы. Правда, думаю, улыбка больше походила на гримасу: все-таки прилично он мне припечатал.
– Гостя? – Похоже, это слово Германа очень рассмешило, потому что он громко заржал.
«Хохочи, хохочи, сейчас будет не до смеха». Главное было сделано. Газовый баллончик благополучно извлечен из бара и крепко зажат под мышкой левой руки, в которой я держала бутылку. Правая была в свободном полете, ею можно было манипулировать как угодно.
А пока я давала Герману возможность насладиться ролью могущественного кота, загнавшего в угол маленькую мышку, с которой можно для начала поиграть, а потом и съесть. О том, что мышки иногда сбегают от чрезмерно самоуверенных котов, он не думал. А я только ждала удобного момента...
Пока Герман открывал коньяк и разливал его по рюмкам, разным по размерам, но пропорциональным нашим габаритам, я посмотрела на косточки, которые бросила на столик в ожидании Кирсанова, и рассмеялась... Комбинация была 30+16+11 – «Ждите незваных гостей». Неплохо бы им знать: гость хорош, когда вовремя приходит и не забывает вовремя уйти.
«Эх, посмотреть бы мне на мои заветные сразу после броска!.. Но, впрочем, ничего плохого они мне не предвещают».