– Нога болит, – ныл Кирюшка.
– Прими анальгин.
– Нет его, – стонал он, – всю аптечку перерыл.
– Не может быть, – изумилась я, – только вчера упаковку купила.
– Нету, – тянул мальчик, – съели!
– Кто?
– Не знаю, съели…
Я подошла к шкафчику, вытащила коробку из-под сапог «Саламандра», набитую доверху новинками фармакологии, и тут же увидела белую упаковку с красными буквами «Анальгин».
– Вот же он!
– Его там не было, – на полном серьезе заявил Кирюшка.
Я только вздохнула. Не успела отпасть одна проблема, как возникла следующая.
– По истории музыки нам задали тест, – заявила Лиза, протягивая тетрадь.
– Ну и что?
– Как это? – возмутилась девочка. – Ты же обещала сделать.
– Я?! Когда?
– Вчера! – отрезала Лизавета и, глядя на мое лицо, добавила: – Только не вздумай отказаться, я понадеялась на тебя и не пошла в библиотеку.
Я с тоской уставилась в тетрадь: семьдесят два вопроса! Один другого лучше. Что такое опера-буфф? Кого можно назвать братом оперы? Где впервые исполнили «Лунную сонату»? Хорошо хоть в моей голове сохранились остатки знаний, вбитые туда профессорами консерватории. Наверное, двух часов хватит, чтобы расправиться с вопросником. Значит, сериал про Эркюля Пуаро посмотреть не удастся, зато до «Ментов» я должна успеть. Они начнутся по НТВ в 20.50.
Ровно без пятнадцати девять я отложила ручку и удовлетворенно улыбнулась. Так, управилась, и еще есть пять минут в запасе. Как раз успею приготовить пару бутербродов и угнездиться в кресле. Быстро орудуя ножом, я накромсала куски сыра, шлепнула их на ржаные тостики, наполнила чашку свежим кефиром и, облизываясь, приготовилась усесться у экрана. Но не тут-то было. В гостиную вошла грустная Ирина.
– Вот, – пробормотала она, – сочинение задали.
– Да ну? – отмахнулась я, не отрываясь от телевизора.
Дукалис только что нашел труп невероятно красивой блондинки.
– Очень трудная тема, – бубнила Ириша, тихонько подсовывая мне под локоть тетрадь, – «Юные годы царя Петра I», по роману Алексея Толстого.
– Ага, – согласилась я, стараясь не упустить нить расследования.
Казанова и Ларин как раз начали допрос свидетеля.
– Кирюша сказал, что ты обязательно поможешь, – закончила Ира.
– Я?! Да я не умею и двух слов складно написать!
– Ты не пиши, только придумай, откуда можно содрать!
Понимая, что Ира не отстанет, я рысью понеслась в Катину комнату, вытащила первый том из собрания сочинений Алексея Толстого и сунула Ире:
– На.
– Отметь карандашом, – не успокаивалась девчонка.
Я быстренько подчеркнула нужные места, вернулась в гостиную и обнаружила, что кто-то съел с хлеба весь сыр и выхлебал мой кефир. Полная негодования, я поплотнее закрыла дверь и доела «голые» тостики. Нет, за «Эдамом» на кухню не пойду, а то весь фильм пропущу. И так уже непонятно, каким образом Дукалис оказался в этой квартире.
– Погладь мне на завтра брюки, – попросила Лизавета, всовывая голову в комнату.
– Хорошо, через полчаса.
– Можно съесть банку кукурузы? – поинтересовался через секунду Кирюшка.
– Да хоть весь холодильник! – рявкнула я. – Дайте кино посмотреть.
– Если у тебя голова болит, нечего на всех злиться, – ответил Кирка и исчез.
Зато опять появилась Лиза.
– Билетень или биллетень? – спросила она.
– Что? – с трудом оторвалась я от фильма.
– Ну как пишется правильно – билетень или биллетень?
– Не так и не так.
– А как?
– Возьми словарь.
– Лампуша, – завела Лизавета, – ну что, трудно ответить по-человечески?
– Бюллетень.
– А ты не путаешь?
– Нет!
– Точно знаешь?
– Да!!!
– Ну смотри, поставят «два», ты виновата будешь, – пригрозила она.
Я попыталась сообразить, зачем Казанова пришел в бассейн, но тут на балконе мелькнула тень. Вновь появилась кенгуру. Животное выглядело странно. Оно стало меньше, морда покруглела, и куда-то пропали огромные вздрагивающие уши. К тому же кенгуру корчила зверские рожи и размахивала невероятно длинными руками. Я насторожилась. С чего бы это вдруг моя галлюцинация претерпела такие изменения? Пришлось встать и подойти к двери. На балконе радостно подпрыгивала… обезьяна.
От неожиданности я разинула рот. Надо же, это что-то новенькое! Нет, следует позвать детей.
– Лиза, Кирюша, Ира!
Они ворвались так быстро, словно поджидали приглашения за дверью. За ними высился Володя Костин.
– Володечка, – обрадовалась я, – ты дома! Почему ко мне не зашел?
– Кирюшка не пустил, – усмехнулся майор, – говорит, ты села смотреть телик и плюешься огнем.
Я машинально глянула на экран. Там бежали титры, потом появилась фраза: «Спонсор показа «Мост-банк». «Менты» закончились, а я даже не увидела, кого убили, и не поняла, за что. Ну всегда у нас так! Неужели нельзя оставить меня на час в покое?
– Погладишь брюки? – поинтересовалась Лиза. – А зачем нас позвала?
– Теперь на балконе сидит обезьяна!
Дети и Володя пошли смотреть.
– А почему она сказала «теперь»? – поинтересовался майор. – Раньше-то там кто обретался?
– Кенгуру, – пояснил со вздохом Кирюша, – раньше ей там мерещилась кенгуру.
– Почему мерещилась! – обозлилась я, повернулась и увидела пустой балкон.
Снег тихо падал крупными хлопьями.
– И часто с ней такое? – спросил майор.
– Последнее время постоянно, – ответила Лиза, – все твердит: кенгуру, кенгуру… Мы уже привыкли, а теперь вдруг – обезьяна! Странно это!
– У мамы стоит учебник по психиатрии, – встрял Кирюшка, – так там написано, что больной не меняет бред. Ну, если назвался Наполеоном, то никогда не переделается в Кутузова!
– Я не сумасшедшая!
– В книге написано, что все психи утверждают, будто они нормальные, – вздохнула Лиза.
– Мы сейчас тебе тест предложим, – с абсолютно серьезным лицом сказал Володя. – Представь, сидишь в ванне, полной воды, сливное отверстие заткнуто пробкой, на бортике стоят рюмка, чашка и большая кастрюля. За что ты возьмешься, чтобы слить воду из ванны?
– Каждый нормальный человек схватит кастрюлю!
– Извини, но нормальный человек вытащит пробку!
Секунду я моргала, потом Кирюша и Лиза захохотали.
– Может, чаю дашь? – поинтересовался майор.
– Идите на кухню, – процедила я сквозь зубы.
Домашние убежали, но спустя секунду Ирочка всунулась в гостиную и прошептала:
– Лампа, ты попробуй витамины попить, может, на тебя так весна действует!
На следующий день я в полном одиночестве сидела у кухонного стола. Что ж, круг подозреваемых уменьшается. Так к кому идти сначала? К Валерии, Зюке или Лене? Впрочем, к встрече с последним следует тщательно подготовиться. Мужик долго работал опером, хоть и не слишком удачливым, но все же, наверное, обладает кое-какими профессиональными навыками… Ладно, чтобы полностью отработать Корчагиных, сначала отправлюсь к Лере, тем более что она сейчас на работе, сидит себе в таинственной организации под названием «Искусствфонд». А находится это заведение в самом центре, на Старом Арбате.
На улице вновь мела пурга. Я подавила желание влезть в старые джинсы и натянула Катин брючный костюм из тяжелого твида. Во-первых, будет тепло, а во-вторых, вещь дорогая, а мне не хочется выглядеть перед Лерой оборванкой.
Но Валерия сама была облачена в просторный пуловер и джинсы. Сидела женщина в крохотном кабинетике, где чудом уместились не слишком большой стол и два стула.
– Садитесь, – ласково пропела она, – но только боюсь, что огорчу вас. Новый корпус в Мелихове уже весь забронирован, вы немного опоздали, остались лишь номера в старом. Он не такой комфортабельный, душ и туалет в конце коридора, зато в два раза дешевле…
– Извините, но я пришла не за путевкой…
Лера подняла прозрачные, слегка выпуклые голубые глаза и уточнила:
– Вы Ольга Евгеньевна Михалева? От Семена Петровича?
– Нет.
– Тогда кто?
– Не припоминаете?
Валерия прищурилась:
– Извините, нет.
– Знаете Анну Ремешкову и ее мужа Бориса Львовича?
– Да.
– В тот страшный день рождения я подавала на стол.
– Ах вот оно что, – протянула Лера и резко встала. – Вы из охранного агентства!
Нет, люди удивительным образом не способны запомнить никакой информации, которая не касается их лично. Ведь Борис Львович при всех громко и четко сообщил, что Аня наняла меня следить за ним. Так нет, Андрей абсолютно уверен, что я из милиции, а Лера считает, будто имеет дело с телохранительницей. Но это ведь совершенно разные ведомства.
– Зачем я вам понадобилась? – тоном, не предвещающим ничего хорошего, заявила Лера. – Если кто-то насвистел, что Жанна была любовницей моего мужа, то это вранье.
Я подавила ухмылку. Катюша рассказывала, что, когда проходила на третьем курсе практику в детском травмпункте, маленькие пациенты входили в кабинет с заявлением: «Нога совершенно не болит!» или «Рука абсолютно здорова».
Я подавила ухмылку. Катюша рассказывала, что, когда проходила на третьем курсе практику в детском травмпункте, маленькие пациенты входили в кабинет с заявлением: «Нога совершенно не болит!» или «Рука абсолютно здорова».
Так и Лера – тут же выдала информацию о любовнице, надо же быть такой идиоткой! Впрочем, она нервничает, нужно усыпить, обмануть ее бдительность, заставить разговориться… И лучше всего предложить посплетничать.
– Андрей? – делано изумилась я. – При чем здесь он? Кстати, первый раз слышу сплетню о его любовных отношениях с Малышевой! Нет, меня интересует Зюка! Кстати, как ее зовут на самом деле?
– Зинаида Ивановна Иванова, – фыркнула Лера, усаживаясь на стул, – но только ей собственное имечко кажется простоватым, вот она и подписывает статейки свои отвратительные – З. Юкононова. Последние буквы сократили и превратили в Зюку. Омерзительная особа!
– Почему?
Валерия снисходительно глянула на меня.
– Дорогая, ну как можно заниматься расследованием в той среде, которую не знаешь?
Ну не дура ли! Разве телохранитель ищет преступников? Его дело беречь хозяина, но мне ее безграмотность только на руку. Если ей хочется ощущать свое превосходство надо мной – пожалуйста, я даже подыграю.
– Начальство меня не спрашивает, – прикинулась я идиоткой, – сует дело, и все. Вот почему я пришла. Поскольку вы с господином Корчагиным вне подозрений, то я подумала, что поможете немного, введете в курс дела…
Лера потрогала серьги. Украшения у нее были дорогие, но не вычурные, скорей всего антикварные вещи, да и стоят, наверное, бешеные деньги.
– Говорят, вы про всех знаете, – тянула я, – в таком месте работаете…
Валерия колебалась, но желание посплетничать, вытащить на свет тщательно спрятанные чужие секреты пересилило. Она достала пачку «Собрания» и предложила:
– Хотите?
– Спасибо, – сказала я и выудила сигарету.
– Про место вы верно заметили, – сообщила Лера, со вкусом выпуская дым, – не захочешь, а в курсе будешь. У нас ведь три Дома творчества. Штат прислуги огромный – горничные, повара, официанты, уборщицы. А язык за зубами никто держать не умеет. Придут ко мне и давай болтать – этот с любовницей приехал, тот в пьяном виде стекла побил. Вот ведь дряни! Им люди частенько деньги за молчание дают, так нет – возьмут и все равно растрепят. А про Зюку и ее любовниц с особым удовольствием сплетничают.
– Про кого?
– Зюка лесбиянка, – спокойно пояснила Лера, – специалистка по молоденьким девочкам.
– Да ну!
– Это все знают, – заверила меня Валерия, – она их в провинции находит, привозит в Москву, селит у себя, кормит, поит, а они потом убегают и гадости про Зинку болтают. Я уж ей советовала: «Ты бы, Зюка, лучше в своем кругу любовниц брала. Чего с провинциалками связываешься». Так нет, подавай ей молоденьких и неотесанных. Вечно у нее неприятности приключаются.
– Расскажите подробнее, – попросила я.
Валерия не смогла сообщить, где Зюка берет партнерш. Просто она вдруг иногда появлялась на тусовках с новой пассией – девушкой лет восемнадцати, обязательно стройной шатенкой с карими глазами. Блондинок Зина Иванова терпеть не могла. Все ее любовницы выглядели одинаково и вели себя вначале скромно. Стеснялись шумного богемного общества, мало разговаривали, носили дешевую одежду и пластмассовые серьги. Но уже через месяц с ними происходила удивительная метаморфоза. Непрезентабельные платьишки и самошитые юбчонки сменяли дорогие шмотки, в ушах и на пальцах появлялись настоящие украшения… Заканчивались истории тоже до боли одинаково. Оперившись и пообтесавшись, девчонки наглели, начинали демонстративно грубить Зюке и… выскакивали замуж.
– Она их из грязи вытаскивала, – сплетничала Валерия, – отмывала, одевала, обувала, покупала цацки, учила есть с ножом – и вот благодарность. Мало того, что убегали к мужикам, так еще такое про Зюку рассказывали! Знаете, мне иногда даже было жаль ее. И ведь Зинка с упорством наступала на одни и те же грабли, просто удивительно.
– Значит, она обеспеченная женщина, раз так «ухаживала» за пассиями?
Лера хмыкнула:
– У Зюки водится тугая копеечка, только вот не знаю откуда. Впрочем, один источник дохода понятен, она ведь главный редактор газеты «Век искусства».
– И что? Там такая большая зарплата?
– Копейки! Зато гигантские возможности.
– Какие?
– Душенька, – снисходительно процедила Лера, – в нашем мире, среди людей искусства, очень ценятся положительные рецензии.
– Почему?
Валерия ухмыльнулась:
– Ну вы просто первый день творения! Люди-то идиоты, прочитают в газете, что картины или скульптуры выставляет гениальный мастер, и бегут сломя голову поглядеть. А галерейщики тащатся от успешных авторов. Опять же те, кто покупает произведения искусства, а в основном сейчас это люди из определенной среды, разбогатевшие на торговле или каких-либо других операциях, тоже млеют, когда им художник невзначай статью подсовывает, вот, мол, какой я известный. Нувориши в глубине души комплексуют. Вот в торговле окорочками или трусами они доки, а картины! Ну как не фраернуться и купить по – настоящему ценную вещь? Они ведь деньги вкладывают, вот тут-то «Век искусства» и приходит на помощь, советует. Не раз доходило до смешного. Есть такой, с позволения сказать, живописец Дудолев Олег. Анималист, животных малюет. Жуткие, надо сказать, картины – собачки с бантиками в корзиночках, кошечки на подушечках, лошадки на траве… Настоящий урод. Так Зюка его расхвалила! Гениальный примитивист, самородок, человек из глубинки с удивительным даром! Господи, да у мужика нет никаких понятий о композиции, цвете и перспективе. Собачки косорылые, кошечки кривомордые… И что бы вы подумали! Он теперь невероятно популярен, отдает свои мерзкие работы за бешеные тысячи и задирает нос до небес. Вчера приходил сюда за путевкой, так не поверите, сквозь зубы цедил: «Мне, милочка, в старый корпус нельзя, художник моего ранга должен иметь условия». Тьфу, а все Зюка. Может поднять на гребень, а может и растоптать, вон моего Андрея с землей сровняла, сука.
Очевидно, я своим вопросом про критикессу задела какое-то очень больное место.
– У Зюки нет художественного вкуса? – простодушно поинтересовалась я.
– Все у дряни есть, – пояснила Лера, – небось у себя в гостиной не Дудолева повесила, а Рокотова.
– Зачем же тогда она расхваливает плохие картины?
– Надо же где-то денежки брать, чтобы молоденьких девчонок содержать, – фыркнула Лера, – вот наша редакторша и торгует рецензиями. Все по таксе. Десять строчек – одна цена, упоминание в хронике – другая, подвал – дороже, ну а целая полоса с фотографиями совсем в копейку влетит.
– Да ну?!
– Об этом все знают, – отмахнулась Лера, – Жанка покойная рассказывала.
– Жанна?
– А что удивительного? Между прочим, она писала неплохие пейзажи, немного наивные, но приятные, с настроением. Выставку ее устроили, так, картин десять повесили. Позвали Зюку, вроде Никита с ней в неплохих отношениях был. Зюка тоже из Иркутска, как Малышевы, ну, наверное, Никитка и думал, что та расстарается. Но нет.
На следующий день после открытия выставки Жанна прибежала к Лере жутко расстроенная и даже расплакалась у той в кабинете. Зюка позвонила Малышевым и сообщила, что впечатление от работ у нее отвратительное, и предложила им оказать редакции гуманитарную помощь. Так и заявила – нагло и откровенно: «У нас сейчас тяжелые времена, дали бы кое-какую мелочишку, тысчонку-другую на канцпринадлежности».
Никита, не ожидавший такой наглости от землячки, женщины, которая часто бывала у них в доме и даже считалась другом, растерялся и от неожиданности послал Зюку куда подальше. Потом спохватился, перезвонил и спросил – куда привозить деньги?
Зюка обиделась насмерть, доллары не приняла и в одном из ближайших номеров дала разгромную рецензию. Более того: «Век искусства» потом целый год походя шлепал Жанну мокрой тряпкой по лицу. Частенько в материалах, посвященных другим авторам, проскальзывали фразы типа: «Редко кто из современников пишет такие плохие пейзажи, как Жанна Малышева», или «Разве можно сравнить его чудесные полотна с беспомощной мазней Жанны Малышевой…».
Жанна очень переживала, но потом вдруг тон публикаций сменился, пару раз ее похвалили, а в конце марта появилось довольно большое интервью, в котором ее уже называли «молодой, талантливой художницей, чьи пейзажи будят у зрителя лучшие эмоции».
– Наверное, они заплатили внушительную сумму, – произнесла я.
– Нет, – покачала головой Лера, – дело в другом. Когда мы с Андреем пришли к Борису Львовичу на день рождения и увидели, как Зинка вваливается в гостиную, то просто испугались. Ну, думаю, сейчас драка начнется. Знаете, очень не люблю скандалы.
Но Жанна и редакторша мило поздоровались и защебетали об общих знакомых. Валерия только дивилась: женщины, бывшие злейшими врагами, болтали, словно лучшие подруги. Улучив момент, Лера поинтересовалась у Малышевой: