– Алло!
– Леня, это Лампа, помните меня?
– Тебя невозможно забыть, – хохотнул мужик.
Договорившись с ним о встрече через полчаса, я вытащила карточку и спросила малолетнюю «коммерсантку»:
– И сколько ты в день зарабатываешь?
– По-разному, – ответила она, – иногда и сто рублей получаю. Правда, попадаются порой такие, могут карточку отнять.
– А деньги куда деваешь?
– Как куда? Еду покупаю, у меня еще есть младшие братья.
– Родители не работают?
Девчонка сморщилась.
– Мама в палатке сидит, полтинник в день имеет в лучшем случае.
– А отец?
Девочка вздохнула и не по-детски рассудительно ответила:
– Слава богу, до смерти допился, а то еще ему, козлу, каждый день бутылку покупать приходилось.
Я пошла к метро, но, пройдя несколько шагов, обернулась. Тоненькая маленькая фигурка, одетая в слишком просторную куртку, прыгала возле телефона, поджидая следующего клиента. Подавив в себе острое чувство жалости, я пошла через проспект.
«Москва-арт» расположилась в фешенебельном месте, в нескольких шагах от станции метро «Маяковская». Насколько помню, когда-то в этом доме помещался магазин «Диета». Но теперь огромные стеклянные витрины были заставлены всевозможными атрибутами, необходимыми художникам, – мольбертами, красками, палитрами, бумагой, в красочных вазах щетинились кисти всех калибров. Первый этаж был отдан под магазин. Беглого взгляда на прилавки хватило, чтобы понять: создание картин в наше время – дорогое удовольствие. Самая крохотная кисточка стоила около двухсот рублей, а от цен на бумагу и краски делалось просто страшно. Наверное, поэтому, оказавшись в галерее на втором этаже, я совсем не удивилась ценникам с бесконечными нулями.
Не успела я оглядеться, как ко мне подошла очень интеллигентная дама. Традиционный английский костюм с юбкой, которая закрывала колени, бежевая блузка, такие же туфли, темно-каштановые волосы собраны на затылке в старомодный пучок.
– Желаете подобрать картину? Разрешите вам помочь?
– Меня ждет господин Дубовский.
– Налево через коридор. – Она моментально потеряла ко мне всякий интерес.
Я пошла в указанном направлении, уперлась в роскошную деревянную дверь с витой бронзовой ручкой и толкнула ее. Но дверь и не шевельнулась. Поднажав на нее всем телом, я влетела в кабинет и чуть не упала, споткнувшись о Леню.
– Душа моя, – захихикал Дубовский, – а почему ты сегодня без грима? Я-то, грешным делом, голову ломал, в образе кого ты сейчас появишься? Царица-ночь? Или спартанский мальчик, сражающийся с лисицей?
Не обращая внимания на его ерничанье, я достала диктофон и нажала кнопку. Нервный голос Зюки наполнил комнату.
Леня сел в большое, явно сработанное не в нашем веке кресло и прикрыл глаза. Дослушав до конца, он крякнул:
– Ладно, признаю, зря не принимал тебя в расчет. Превосходная работа. Что хочешь от меня?
– Кто убийца Малышевой?
Леня почесал затылок.
– Не знаю!
– Врешь!
– Фу, как грубо! Точно не знаю, имею только отдельные соображения, но, как понимаешь, их к делу не пришьешь.
– О каких досье говорила Зюка?
Дубовский ухмыльнулся:
– Это хобби, маленькое развлечение, я собрал кое-какую информацию об общих знакомых. Так, по ерунде. Этот гомик, тот вор, третий уходит от налогов, но к делу об убийстве это никакого отношения не имеет. Хочешь знать мое профессиональное мнение?
– Ну?
– Жанну отравил кто-то из гостей, ну, из тех, кто был тогда у Борьки.
Я фыркнула. Тоже мне, гениальная догадка, да это известно с самого начала.
– Ты морду не криви, – обозлился Дубовский. – Наша Жанна еще тот кадр была, малосимпатичная личность, если до конца разобраться. Во-первых, Никитка не был ее мужем, он ее брат.
– Знаю.
– Во-вторых, они с ним занимались тем, что…
– Обирали любовников Малышевой, – закончила я.
Леня хмыкнул:
– Хорошо, теперь о Зюке. Насколько я понимаю, ты в курсе того, что произошло в «Морской». Так вот, Зинаида не виновата. Девица на самом деле покончила с собой.
– А ты откуда знаешь?
Ленечка мерзко захихикал:
– Милая детка, в нашем бренном мире все так переплетено, плюнь – попадешь в знакомого. Я жил в соседней квартире с Воротниковыми. Натерпелись они от Любки по первое число. И ведь была вполне нормальная девчонка, а как школу закончила, съехала с катушек.
Летом и зимой еще было ничего, а весной и осенью Люба начинала выделывать чудные вещи. Могла убежать на несколько дней из дому и таскаться по подвалам и чердакам. При этом у нее резко обострялась сексуальная активность, и, когда загулы заканчивались, приходилось вести девушку на аборт. После операции у Любки начиналась фаза раскаяния, она рыдала день-деньской, а потом пыталась покончить с собой. Пила таблетки, вскрывала вены, лезла в петлю… Жизнь Воротниковых превратилась в перманентный кошмар. В семье, кроме Любы, подрастало еще двое детей, и жизни не стало никому. Брат с сестрой в четыре глаза стерегли сумасшедшую, стараясь не оставлять ее одну. Из аптечки убрали все лекарства, кроме нескольких таблеток аспирина, чашки у них в доме подавали пластмассовые, а отец перешел на электробритву. Но в один далеко не прекрасный день, когда Любаша попыталась повеситься в ванной на банном полотенце, терпение родственников лопнуло, и они поместили старшую дочь в психиатрическую клинику. Как Люба ухитрилась удрать из поднадзорной палаты, не понимал никто. Поднялся шум. Сначала родители отреагировали на исчезновение Любы более или менее спокойно. Думали, она, как всегда, таскается с бомжами, но через две недели забеспокоились. Вот Воротников и пришел к Лене, он знал, что сосед работает в милиции.
Дубовский в момент раскрутил дело. Это оказалось проще, чем отнять у младенца погремушку. Бездомные, ошивавшиеся на Киевском вокзале, припомнили красивую рослую девушку и сообщили, что она ушла с приятной молодой женщиной к стоянке такси. Был найдет и таксист, доставивший парочку в гостиницу «Морская». Узнав о пожаре, Леня присвистнул, но Воротниковым ничего говорить не стал.
Сейчас, лучезарно улыбаясь, он пояснил мне:
– Любку все равно было не вернуть. Да и, честно говоря, всем от ее кончины только лучше стало. Родители вздохнули свободно, да и сама она отмучилась. Пожалел я Зинаиду, не стал ничего предпринимать, а отцу с матерью сообщил, что Любка села на вокзале с компанией бичей в товарняк и отбыла в неизвестном направлении. Через пару лет ее официально признали умершей. Вот с тех далеких времен мы и дружим с Зинкой.
Я подавила смешок. Хороша дружба! Интересно, сколько денег отстегнула тебе бедная Иванова, чтобы заткнуть ему глотку?
– Зина абсолютно не способна на убийство, – спокойно пояснил Леня. – Не скрою, когда Жанка начала ее шантажировать, Зюка в полной прострации прибежала ко мне с вопросом – что делать?
Леня, недолго думая, предложил:
– Есть парочка надежных парней.
– Ни в коем случае, – испугалась Зюка.
– Ты не так поняла, – пояснил Дубовский, – никто не собирается убивать Малышеву. Ну, поговорят с девчонкой в уголке, объяснят ошибки!
– Нет, нет, нет, – махала руками Зюка, – черт с ней, буду хвалить жуткие картины, в конце концов, мне все равно, она ведь только славы хочет, медных труб, ну и пусть получит. Пойми, я не смогу жить, если узнаю, что из-за меня покалечили человека.
Леня пожал плечами:
– Была бы честь предложена.
Зинка принялась регулярно петь осанну Малышевой, а Леня, чтобы помочь подруге, даже выставил отвратительные пейзажи у себя в галерее. Очевидно, и у подлецов случаются альтруистские порывы.
– Уж поверь мне, – втолковывал Дубовский, – Зюка тут ни при чем.
– Тогда кто, может, ты? – в упор спросила я.
Леня радостно заржал:
– Пупсик мой, птичка шизокрылая, ну зачем бы мне, человеку с деньгами и положением, травить Жанку?
– Малышева вела дневник, где были записаны чужие тайны, вдруг там и про тебя что нашлось?
Дубовский заулыбался еще шире:
– Кисонька, да я весь на виду, честный администратор. Спроси у любого художника, взял ли хоть копейку себе в карман. Бутылки коньяка, естественно, не в счет, их все несут, вон, полный шкаф стоит…
– Это сейчас ты «рафинированный интеллигент», – не утерпела я, – только в бытность сотрудником легавки не слишком-то соблюдал закон!
– Ну, милая, – спокойно увещевал меня Леня, – пойми, я же был профессионалом на том поле. Ну прикинь на минуту, что я и впрямь решил бы избавиться от Малышевой, неужели стал бы действовать таким топорным способом? Травить девчонку, как таракана, да еще в своем присутствии, да еще ядом, который моментально вычисляется даже без лаборатории. Достаточно понюхать лицо – и все понятно! Нет, дорогуша, я же все-таки не клинический идиот!
– Ну а как бы ты действовал, интересно знать?
Леня с жалостью глянул на меня:
– Деточка, в нашем мире существуют потрясающие профессионалы. Никто даже ничего и не заподозрит! Ну, схватилась глупая женщина мокрыми руками за фен или мыла окна, дурочка, босиком, да мало ли несчастных случаев приключается… А в Жанниной смерти виноват дилетант, тут действовал любитель, начитавшийся детективов, уж поверь моему опыту!
Я молчала, переваривая информацию.
– И потом, крошка, сдается мне, что несчастного Гребнева отправил в мир иной тот же человек, только я никак не пойму за что, связи между двумя убийствами не вижу.
– Связь не видишь, а думаешь, что преступник один и тот же, – фыркнула я.
– Нюх у меня, Лампа, на такие вещи, – задумчиво сказал Леня, – знаешь, иногда все улики против, а сердце подсказывает – виноват! Начнешь мотать – и точно! Ну, чутье у меня на преступника, как у спаниеля на утку, хотя ты в это, конечно, не поверишь!
Я молча разглядывала всевозможные штучки, украшавшие стол Дубовского: пара фигурок из нефрита, цепочка из блестящего металла, несколько игральных костей и причудливой формы пузырек, похожий на усеченную пирамиду. Отчего же, я поверю в интуицию бывшего милиционера. Володя Костин частенько рассказывал, что и с ним это бывает.
– Знаешь, Лампуша, – откровенничал майор, – сам не пойму, откуда что берется. Ну иногда входит человек в кабинет. Вызвали его как свидетеля, чист, словно слеза младенца, следствию помогает, искренний такой, надо бы от души поблагодарить, гражданин времени не пожалел, пришел, а у меня в мозгах словно свет зажигается: стоп, вот он, голубчик! Ну почему такое происходит, может, я экстрасенс?
И вот теперь те же слова произносит Дубовский…
– Ну и что подсказывает тебе чутье? – поинтересовалась я.
– Знаешь, – протянул Леня, – честно говоря, мне кажется – ее вообще не должны были убить, ну никому она не мешала…
– Однако убили, – вздохнула я, – вот бы дневничок Малышевой отыскать… Интересно, у кого из подружек она его спрятала? И спросить-то не у кого, Никита покойник… Может, Валерия знает?
Дубовский пожал плечами:
– Вполне вероятно, что тетрадочка просто лежит дома, на письменном столе…
– Но она сказала Зюке, что…
– Да слышал я, – отмахнулся Леня, – для красного словца ляпнула. В квартире документик!
– Ну с чего ты взял?
Бывший милиционер ухмыльнулся:
– Сколько времени со дня смерти Жанки прошло? Больше двух недель? Что же подружка верная не объявилась и бумажки не приволокла?
Я тяжело вздохнула.
– То-то и оно, – резюмировал Дубовский, – тоскует дневничок в квартире Малышевых.
– Как же мне туда попасть? – пробормотала я.
Леня с откровенной издевкой засмеялся.
– Голубушка, что за несвойственные тебе колебания? Бери гитару – и вперед.
– Зачем мне музыка? – удивилась я. – И потом, гитара, конечно, тоже, как и арфа, струнный инструмент, но я совершенно не умею на ней играть…
– Гитара – это отмычка, – пояснил Дубовский.
– Но это же незаконно!
– Ну, е-мое, – буркнул Леня, – ты всегда законы соблюдаешь, улицу только на зеленый переходишь? Впрочем, попроси о помощи господина Гвоздя, думается, он тебе не откажет!
Глава 27
Остаток дня я безуспешно пыталась соединиться с Родионом. «Абонент отключен или временно недоступен, попробуйте позвонить позднее», – талдычил вежливый женский голос. Призванная на помощь Ирина заявила:
– Небось забыл аппарат зарядить, такое с ним бывает. В баню поехал или еще куда с друзьями. Утром спохватится, не волнуйся, Лампа.
Делать нечего, пришлось пить чай, краем уха слушая перебранку между Лизой и Кирюшкой, кому достанется горбушка от «Бородинского». Когда ссора достигла накала и в ход пошли непарламентские выражения, я не выдержала:
– У буханки два края, отрежьте оба и успокойтесь.
Такое простое решение проблемы, очевидно, не пришло детям в голову. Но не успели они изуродовать хлеб, как вмешалась Ирина:
– Я тоже люблю горбушки.
Скандал грозил разразиться с новой силой.
– Только не убивайте друг друга, – попросила я, – бросьте жребий.
– Как? – хором поинтересовалась троица.
– Ну, возьмите колоду карт и вытащите по одной. У кого окажется старшая – тот и выиграл.
– Класс! – завопил Кирюшка и понесся в кабинет.
Лиза и Ирина с топотом кинулись за ним.
– Погоди! – кричали девицы. – Без нас не бери, а то намухлюешь!
В ту же минуту раздался звонок в дверь. На пороге, мило улыбаясь, стояла старушка, хозяйка кота, любящего лазить на наш балкон.
– Анна Ивановна, – удивилась я, – что, Леша опять перебрался к нам? Ну и зачем вы бежали, отчего не позвонили по телефону?
– Видишь ли, деточка, – тихонько сказала бабушка, – дело у меня к тебе, Лампочка, очень деликатное. А Леша дома, спит, негодник, у меня на подушке.
Недоумевая, что могло приключиться, я провела бабусю на кухню и предложила ей чаю.
– Спасибо, детка, – отказалась соседка и поинтересовалась: – Скажи, только честно, ничего особенного во мне не замечаешь?
Я оглядела ее аккуратную фигурку. Бабуля была одета в красивый тренировочный костюм. Внук Анны Ивановны, хулиган и безобразник, несчастье родителей и школы, после девятого класса занялся торговлей и преуспел в бизнесе чрезвычайно. Бабушку, всегда защищавшую его от справедливого гнева отца, внучок просто обожает. Он одевает и обувает старушку, правда, ориентируется в основном на свой вкус, поэтому Анна Ивановна щеголяет в спортивных костюмах, джинсах, кроссовках и кожаных куртках. Надо сказать, молодежный прикид ей к лицу. Заботливый внучок забивает бабуле холодильник до упора и приучил ее на старости лет к пиву. Наши дворовые сплетницы только корчатся от зависти, когда парень нежно запихивает старушку в «БМВ» и с воплем: «Держись, бабулек, вмиг до поликлиники домчу!» – стартует с места на третьей скорости.
Повезло и Леше. Ничего, кроме парной телятины по девяносто рублей за килограмм, кот больше не жрет.
– Нет, не замечаю, – удивленно ответила я, – впрочем, кажется, волосы чуть-чуть не того!
– А, – махнула Анна Ивановна, – все Петька. Попросила его: «Детка, купи мне хну». Всю жизнь ею крашусь. Разорался: «Ты бы еще, бабуля, вместо шариковой ручки на камне письма выбивала!» Отвез меня в парикмахерскую к какой-то прошмандовке, та обстригла, покрасила, ну и на кого я теперь похожа? Наталья Михайловна из сто сороковой, та еще змеюка, увидела и сквозь зубы процедила: «Все молодеешь, Аннушка, скоро мини-юбки носить начнешь».
– По-моему, чудесная стрижка, – ответила я, – и цвет модный, темно-каштановый с розовыми прядками, сама такой хочу, только жаба душит тысячу рублей сразу отдать.
– Моего Петьку ничего не душит, – хихикнула Анна Ивановна, – я вчера попросила: «Деточка, купи бутылочку минеральной воды». Так он привез ящик, грохнул на кухне и говорит: «Упейся, бабулек!» И так во всем! Не поверишь, Лампочка, чем я теперь по вечерам занимаюсь!
– Ну?
Анна Ивановна опасливо обернулась и спросила:
– Никому не расскажешь?
– Ни боже мой.
– В компьютер играю. Правда, «стрелялки» не уважаю, а вот «бродилки» просто прелесть, душа отдыхает. Принца Перси знаешь? Чудная вещь, никак девятый уровень не пройду. Не то что сериалы дурацкие!
Она замолчала. Я старательно удерживала на лице серьезное выражение. Ай да Петька! Совсем бабулю на свой лад перекроил.
– Да только не о волосах речь, – вздохнула Анна Ивановна, – скажи, но только правду, я похожа на сумасшедшую?
– Ни секунды, – тут же отреагировала я, – с чего вам подобная мысль в голову пришла?
– Понимаешь, Лампочка, – перешла на шепот бабуся, сдувая со лба разноцветную мелированную прядку, – галлюцинации у меня. Сказать кому – боюсь. Еще, не дай бог, в психушку угожу. Попробовала было Петьке пожаловаться: «Деточка, – осторожненько так говорю, – деточка, к нам на балкон приходит кенгуру! Самый настоящий, с ушами, хвостом и носом так смешно дергает. Абсолютно живой, вижу, как тебя…»
– А он что? – поинтересовалась я, заранее зная ответ.
Анна Ивановна тяжело вздохнула:
– «Спокойно, – говорит, – бабулек. Если в стенах видишь руки, не волнуйся – это глюки!» Пообещал врача найти. Ну я и замолчала, но кенгуру эту частенько вижу. Намедни, не поверишь…
– Еще и обезьяна пришла, – закончила я.
– Откуда ты знаешь? – оторопела Анна Ивановна.
В эту минуту за балконной дверью мелькнула тень.
– Ой, гляди, – почти умирающим голосом прошелестела гостья, – вон она, макака!
Я уставилась на балкон. В сумерках кривлялась обезьяна, одетая самым немыслимым образом. На голове – кепочка с помпоном, на шее клетчатый шарф.
– Шапочку где-то сгоношила, – вздохнула Анна Ивановна и перекрестилась.
– И шарфик, – добавила я.
– Так ты ее тоже видишь! – обрадовалась бабуся. – Слава богу, не одна я психопатка. Как думаешь, откуда она является?