— Это все-таки можно рассматривать как шаг вперед, — сказала Соня Мудиг.
Курт Свенссон, как всегда, промолчал.
— Я в этом не так уверен, — возразил Бублански. — Саландер по-прежнему подозревается в тяжких преступлениях в связи со Сталлархольмом и Госсебергой. Однако в наше расследование это больше не входит. Мы должны сосредоточиться на поисках Нидермана и разбирательстве с лесным кладбищем в Нюкварне.
— Понятно.
— Но совершенно ясно, что Экстрём будет возбуждать против Лисбет Саландер судебное преследование. Дело переведено в Стокгольм и выделено в отдельное производство.
— Вот как?
— И угадайте, кто будет проводить расследование?
— Я опасаюсь худшего.
— Ханс Фасте вернулся на работу и будет помогать Экстрёму со следствием по делу Саландер.
— Это же чистое безумие. Фасте совершенно не подходит для выяснения чего бы то ни было, касающегося Саландер.
— Я знаю. Но у Экстрёма имеется отличный аргумент. Фасте находился на больничном со времени… хм, нервного срыва в апреле, а это хорошее и простое дело, на котором он вполне сможет сконцентрироваться.
Молчание.
— Следовательно, сегодня вечером мы должны передать ему весь материал о Саландер.
— А история с Гуннаром Бьёрком, СЭПО и отчетом девяносто первого года…
— Ею займутся Фасте с Экстрёмом.
— Мне это не нравится, — сказала Соня Мудиг.
— Мне тоже. Но Экстрём — руководитель и имеет поддержку в высших бюрократических структурах. Иными словами, наша работа по-прежнему сводится к поискам убийцы. Курт, как у нас обстоят дела?
Курт Свенссон помотал головой.
— Нидерман как сквозь землю провалился. Должен признаться, что за все годы работы в полиции я с подобным не сталкивался. Нам не удалось обнаружить ни единого человека, кто бы его знал или имел представление о том, где он находится.
— Загадочно, — сказала Соня Мудиг. — Его, стало быть, разыскивают за убийство полицейского в Госсеберге, за причинение тяжкого вреда здоровью другого полицейского, за попытку убить Лисбет Саландер и за грубое ограбление и избиение медсестры Аниты Касперссон. А также за убийство Дага Свенссона и Миа Бергман. Во всех этих случаях имеются хорошие технические доказательства.
— Это уже кое-что. А как насчет финансового эксперта «Свавельшё МК»?
— Виктора Йоранссона и его сожительницы Лены Нюгрен? У нас имеются технические доказательства, указывающие на Нидермана, — отпечатки пальцев и ДНК с тела Йоранссона. Нидерман здорово поцарапался, нанося побои.
— О'кей. Есть что-нибудь новое о «Свавельшё МК»?
— Пока Магге Лундин сидит в следственном изоляторе за похищение Мириам By, дожидаясь суда, место руководителя занял Сонни Ниеминен. Ходят слухи, что Ниеминен объявил большое вознаграждение за сведения о местонахождении Нидермана.
— Тогда кажется еще более странным, что того пока не нашли. Что слышно о машине Йоранссона?
— Поскольку машину Аниты Касперссон обнаружили во дворе у Йоранссона, мы полагаем, что Нидерман сменил транспортное средство. Однако никаких следов машины Йоранссона нет.
— Следовательно, возникает вопрос, скрывается ли Нидерман по-прежнему в Швеции — в таком случае где и у кого — или уже успел перебраться в надежное место за границей. Какие у нас на этот счет мысли?
— У нас нет никаких доказательств того, что он сбежал за границу, но это единственный логичный вариант.
— Где же он в таком случае бросил машину?
Соня Мудиг и Курт Свенссон оба замотали головами. Когда речь шла о выслеживании объявленного в розыск конкретного человека, работа полиции в девяти случаях из десяти особой сложности не представляла. Надо было выстроить логическую цепочку и начинать раскручивать. Кто его приятели? С кем он вместе сидел в тюрьме? Где живет его подружка? С кем он любит ходить выпивать? Где он в последний раз пользовался мобильным телефоном? Где находится его машина? В конце этой цепочки обычно и обнаруживался искомый человек.
Проблема с Рональдом Нидерманом заключалась в том, что у него не было приятелей, отсутствовала подружка, он не ходил по кабакам и не имел известного полиции мобильного телефона.
Значительная часть усилий была, следовательно, направлена на розыски машины Виктора Йоранссона, которой, как предполагалось, Рональд Нидерман воспользовался. Она могла бы указать дальнейшее направление поисков. Первоначально ожидалось, что машина всплывет в течение нескольких суток, скорее всего, на какой-нибудь стоянке в Стокгольме. Однако, несмотря на общегосударственный розыск, автомобиль блистал своим отсутствием.
— Если Нидерман находится за границей… где же он тогда?
— Он гражданин Германии, и естественно было бы предположить, что он направился именно туда.
— В Германии он объявлен в розыск. Ни с кем из старых приятелей в Гамбурге он, похоже, не связывался.
Курт Свенссон замахал рукой.
— Если он собирался в Германию, зачем ему тогда понадобилось ехать в Стокгольм? Разве не проще было бы доехать до Мальме и перебраться через Эресунд по мосту или на каком-нибудь пароме?
— Разумеется. Маркус Эрландер из Гётеборга в первые дни сконцентрировал поиски именно на этом направлении. Полиция Дании информирована о машине Йоранссона, и мы можем с уверенностью сказать, что на паромах Нидерман не переправлялся.
— Но он поехал в Стокгольм и завернул в «Свавельшё МК», где убил кассира и скрылся — можно предположить — с неустановленной суммой денег. Каким должен быть его следующий шаг?
— Ему необходимо выбраться из Швеции, — сказал Бублански. — Логично было бы воспользоваться каким-нибудь паромом через Балтийское море. Но Йоранссона с сожительницей убили поздно ночью девятого апреля. Следовательно, Нидерман мог уехать на пароме следующим утром. Сигнал тревоги поступил к нам через шестнадцать часов после их смерти, и только тогда мы начали разыскивать машину.
— Если бы он утром уехал на пароме, автомобиль Йоранссона стоял бы возле какого-нибудь из причалов, — заметила Соня Мудиг.
Курт Свенссон кивнул.
— А может, мы не нашли машины Йоранссона просто потому, что Нидерман покинул страну на севере, через Хапаранду? Конечно, ехать вокруг Ботнического залива далеко, но шестнадцати часов ему вполне могло хватить, чтобы успеть пересечь границу с Финляндией.
— Да, но потом ему пришлось бы бросить машину где-то в Финляндии, и к настоящему моменту тамошние коллеги ее бы уже обнаружили.
Довольно долго все сидели молча. Под конец Бублански встал и подошел к окну.
— Вопреки логике и здравому смыслу, автомобиль Йоранссона по-прежнему не обнаружен. Может быть, Нидерман нашел какое-то укрытие, где он просто залег на дно, дачу или…
— Дачу — едва ли. В такое время года все владельцы домов выезжают посмотреть, что там творится.
— И едва ли его укрытие как-то связано со «Свавельшё МК». Они, вероятно, последние, с кем бы ему хотелось столкнуться.
— Тем самым следует исключить весь преступный мир. Какая-нибудь подружка, о которой нам не известно?
Мыслей у них было много, но необходимые для дальнейших действий факты полностью отсутствовали.
Когда Курт Свенссон ушел домой, Соня Мудиг вернулась к кабинету Яна Бублански и постучала о дверной косяк. Бублански приглашающе махнул рукой.
— У тебя найдется пара минут?
— Что?
— Саландер.
— О'кей.
— Мне не нравится этот расклад с Экстрёмом и Фасте и новым судебным процессом. Ты ведь читал отчет Бьёрка. Я тоже читала. Ее просто убрали с дороги в девяносто первом году, и Экстрёму это известно. Что, черт возьми, происходит?
Бублански снял очки для чтения и сунул их в нагрудный карман.
— Не знаю.
— У тебя есть какие-нибудь соображения?
— Экстрём утверждает, что отчет Бьёрка и его переписка с Телеборьяном сфальсифицированы.
— Ерунда. Будь это фальсификацией, Бьёрк бы сказал, когда мы его сюда привозили.
— Экстрём утверждает, что Бьёрк отказывался говорить на эту тему, поскольку дело имело гриф секретности. Меня упрекнули в том, что я допрашивал его, опережая события.
— Экстрём начинает мне все меньше нравиться.
— На него давят с нескольких сторон.
— Это не оправдание.
— Мы не обладаем монополией на правду. По словам Экстрёма, он получил доказательства того, что отчет сфальсифицирован — настоящего отчета с таким инвентарным номером не существует. Он говорит также, что фальшивка сделана очень ловко и содержит смесь правды и вымысла.
— Какая часть является правдой, а какая вымыслом?
— Канва истории в какой-то степени правдива. Залаченко действительно является отцом Лисбет Саландер и подонком, избивавшим ее мать. Вечная проблема — мать не хотела заявлять в полицию, и потому это продолжалось несколько лет. Бьёрку поручили расследовать, что произошло, когда Лисбет попыталась убить отца при помощи зажигательной бомбы. Он вступил в переписку с Телеборьяном, но вся корреспонденция, в той форме, в какой мы ее видели, фальшивка. Телеборьян провел самое обычное психиатрическое обследование Саландер и установил, что она ненормальная, а прокурор решил не давать ее делу дальнейший ход. Ей требовалось лечение, и ей его предоставили в больнице Святого Стефана.
— Канва истории в какой-то степени правдива. Залаченко действительно является отцом Лисбет Саландер и подонком, избивавшим ее мать. Вечная проблема — мать не хотела заявлять в полицию, и потому это продолжалось несколько лет. Бьёрку поручили расследовать, что произошло, когда Лисбет попыталась убить отца при помощи зажигательной бомбы. Он вступил в переписку с Телеборьяном, но вся корреспонденция, в той форме, в какой мы ее видели, фальшивка. Телеборьян провел самое обычное психиатрическое обследование Саландер и установил, что она ненормальная, а прокурор решил не давать ее делу дальнейший ход. Ей требовалось лечение, и ей его предоставили в больнице Святого Стефана.
— Если это фальшивка… кто в таком случае ее сделал и с какой целью?
Бублански развел руками.
— Ты меня разыгрываешь?
— Насколько я понял, Экстрём намерен снова требовать основательной судмедэкспертизы Саландер.
— Я с этим категорически не согласна.
— Нас это больше не касается. Мы отключены от истории Саландер.
— А Ханс Фасте подключен… Ян, если эти мерзавцы еще раз покусятся на Саландер, я обращусь в СМИ…
— Нет, Соня. Не стоит. Во-первых, у нас больше нет доступа к отчету, и, следовательно, твои утверждения окажутся бездоказательными. Ты просто выставишь себя чокнутой, и тогда твоей карьере конец.
— Отчет у меня по-прежнему есть, — тихо сказала Соня Мудиг. — Я сняла копию для Курта Свенссона, но еще не успела ему отдать, когда генеральный прокурор стал отбирать у нас копии.
— Если ты выдашь информацию об отчете, тебя не просто уволят, тебя обвинят в должностном преступлении и в выдаче СМИ засекреченной информации.
Соня Мудиг секунду посидела молча, всматриваясь в своего начальника.
— Соня, ты ничего не будешь предпринимать. Обещай мне.
Она колебалась.
— Нет, Ян, обещать я не могу. Во всей этой истории есть что-то подозрительное.
Бублански кивнул.
— Да. Она подозрительная. Но мы не знаем, кто в данный момент является нашим врагом.
Соня Мудиг склонила голову набок.
— А ты собираешься что-нибудь предпринять?
— Это я с тобой обсуждать не намерен. Положись на меня. Сейчас вечер пятницы. Устрой себе выходные. Отправляйся домой и считай, что этого разговора не было.
В субботу, в половине второго дня, охранник Никлас Адамссон оторвал взгляд от учебника экономики, по которой ему через три недели предстояло сдавать экзамен. Он услышал звук вращающихся щеток слегка тарахтящей тележки уборщика и сделал вывод, что это хромает черномазый. Тот всегда вежливо здоровался, но отличался крайней неразговорчивостью и обычно не смеялся в тех случаях, когда Никлас пытался с ним пошутить. Никлас увидел, как тот достал бутылку «Аякса», два раза побрызгал на стойку дежурного и начисто вытер тряпкой. Потом ухватился за швабру и несколько раз прошелся ею вокруг стойки в тех местах, куда не доставали щетки тележки. Никлас Адамссон снова уткнулся в книгу и продолжил чтение.
Через десять минут уборщик добрался до места Адамссона в самом конце коридора. Они кивнули друг другу. Адамссон встал, позволив уборщику обработать пол вокруг стула перед дверью палаты Лисбет Саландер. Никлас видел уборщика почти каждый день, когда приходила его очередь сидеть на этом посту, но никак не мог запомнить его имя — какое-то типичное для арабов и им подобных. Вместе с тем особой необходимости проверять у него удостоверение Адамссон не ощущал. С одной стороны, в комнату заключенной черномазый не входит — там по утрам наводит порядок одна из уборщиц; а с другой — хромой уборщик едва ли мог представлять сколько-нибудь серьезную угрозу.
Покончив с делами в конце коридора, уборщик отпер дверь рядом с палатой Лисбет Саландер. Адамссон покосился на него, но и это не являлось каким-либо отступлением от ежедневной рутины. В конце коридора располагался чулан для инвентаря. В последующие пять минут черномазый опорожнил ведро, почистил щетки и наполнил тележку пластиковыми пакетами для мусорных корзин. Под конец он целиком закатил тележку в чулан.
Идрис Хиди знал о присутствии в коридоре охранника. Этот светловолосый парень, лет двадцати пяти, обычно сидел там два или три дня в неделю, читая книги по экономике. Хиди сделал вывод, что тот работает в охране на полставки, параллельно учась в университете, и что он интересуется происходящим вокруг не больше, чем кусок кирпича.
Что станет делать Адамссон, если он действительно попытается войти в палату к Лисбет Саландер?
И чего, собственно, добивается Микаэль Блумквист — это также занимало Идриса Хиди. Разумеется, Идрис читал о Микаэле в газетах и сразу связал его с находящейся в коридоре 11-С Лисбет Саландер. Он ждал, что его попросят что-нибудь ей пронести, — в таком случае ему пришлось бы отказаться, поскольку права к ней входить он не имел и даже никогда ее не видел. Однако полученное предложение его ожиданий не оправдало.
Ничего нелегального в задании Идрис не усмотрел. Покосившись в приоткрытую дверь, он увидел, что Адамссон вновь сидит на стуле перед дверью, углубившись в книгу. Идрис с удовлетворением отметил, что поблизости ни души, как, впрочем, и почти всегда, поскольку чулан находился в тупике, в самом конце коридора. Он сунул руку в карман рабочего халата и достал новый мобильный телефон «Сони Эрикссон Z600». Идрис Хиди видел такой в рекламном объявлении и знал, что аппарат стоит примерно три с половиной тысячи крон и снабжен всеми премудростями мобильного рынка.
Бросив взгляд на дисплей, Идрис отметил, что телефон находится в рабочем состоянии, но сигнал вызова у него отключен — как звуковой, так и вибрационный. Он поднялся на цыпочки и отвинтил круглый белый колпак, прикрывавший вентиляционное отверстие, которое соединяло чулан с палатой Лисбет Саландер. Потом поместил телефон в отверстие так, чтобы его не было видно, — в точности как просил Микаэль Блумквист.
Вся процедура заняла примерно тридцать секунд. На следующий день она должна занять около десяти секунд: ему предстояло вынуть телефон, заменить аккумулятор и положить телефон обратно. Старый аккумулятор следовало унести домой и за ночь зарядить.
Вот и все, что требовалось от Идриса Хиди.
Правда, Саландер это не поможет. С ее стороны стены накрепко привинчена решетка. Телефона ей будет все равно не достать, если только она не раздобудет крестовую отвертку и стремянку.
— Я об этом знаю, — сказал Микаэль. — Но она даже не прикоснется к телефону.
Такую процедуру Идрису Хиди следовало повторять ежедневно до тех пор, пока Микаэль Блумквист не сообщит, что необходимость отпала.
И за эту работу Идрису Хиди предлагалось по тысяче крон в неделю, прямо в карман. Кроме того, по исполнении задания телефон оставался в его распоряжении.
Идрис покачал головой. Он, разумеется, понимал, что Микаэль Блумквист затевает какую-то аферу, но в чем дело, догадаться никак не мог. Помещение включенного, но никуда не подсоединенного мобильного телефона в вентилятор в запертом чулане было аферой такого уровня, что ее смысл до Хиди не доходил. Если Блумквист хотел получить возможность общаться с Лисбет Саландер, куда умнее было бы подкупить кого-нибудь из сестер и передать с ней телефон. А так никакой логики не прослеживалось.
Хиди еще раз покачал головой. С другой стороны, он ничего не имел против того, чтобы оказать Микаэлю Блумквисту услугу, раз тот готов платить по тысяче крон в неделю. Задавать вопросы Хиди не собирался.
Доктор Андерс Юнассон немного замедлил шаг, увидев, что возле его дома на Хагагатан, прислонившись к воротам, стоит мужчина лет сорока с небольшим. Мужчина показался ему смутно знакомым и к тому же приветственно кивнул.
— Доктор Юнассон?
— Да, это я.
— Простите, что беспокою вас прямо на улице, перед домом. Но я не хотел заходить к вам на работу, а мне необходимо с вами поговорить.
— Кто вы и в чем состоит ваше дело?
— Меня зовут Микаэль Блумквист. Я журналист и работаю в журнале «Миллениум». Дело касается Лисбет Саландер.
— О, теперь я вас узнал. Кажется, вы вызвали Службу спасения, когда ее обнаружили… Это вы заклеили ей рану серебристым пластырем?
— Я.
— Это вы очень ловко придумали. Но сожалею, я не могу обсуждать пациентов с журналистами. Вам придется на общих основаниях обратиться в пресс-службу Сальгренской больницы.
— Вы меня неверно поняли. Мне не нужны сведения, я здесь по частному делу. Вы можете не говорить мне ни слова и не выдавать никакой информации. Все как раз наоборот. Информацией хочу снабдить вас я.
Андерс Юнассон нахмурил брови.
— Будьте так добры, — попросил Микаэль Блумквист. — Не в моих привычках приставать к хирургам на улице, но у меня к вам очень важный разговор. Тут за углом есть кафе. Можно мне угостить вас кофе?