На войне часто незначительные обстоятельства приводят к большим переменам.
«Гражданская война», I, 21 (164, с.232)
На солдат (...) оказывают большое влияние нравы тех стран, где они долго стоят.
«Гражданская война», I, 44 (164, с.245)
Задача полководца – побеждать столько же умом, сколько мечом.
«Гражданская война», I, 72 (164, с.258)
Следует прикрывать слабые стороны (...) войска так же, как и раны на теле.
«Гражданская война», II, 31 (164, с.284)
Кто (...) уверен в получении всего, не удовольствуется половиной.
«Гражданская война», III, 10 (164, с.299)
(Проезжая мимо бедного городка:) Я предпочел бы быть первым здесь, чем вторым в Риме.
(Плутарх. «Цезарь», 11) (128, с. 170)
Почетное нужно предоставлять сильнейшим, а необходимое – слабейшим.
(Плутарх. «Цезарь», 17) (128, с.174)
Цезарь решительно пригрозил Метеллу, что убьет его, если тот не перестанет ему досаждать. «Знай, юнец, – прибавил он, – что мне гораздо труднее сказать это, чем сделать».
(Плутарх. «Цезарь», 35) (128, с.184)
Пришел, увидел, победил. (О битве при городе Зеле против царя Фарнака.)
(Плутарх. «Цезарь», 50) (128, с.191)
(В ответ на предложение окружить его телохранителями:) Лучше один раз умереть, чем постоянно ожидать смерти.
(Плутарх. «Цезарь», 57) (128, с.194)
Получив донос о том, что Антоний и Долабелла замышляют мятеж против него, он (Цезарь) сказал: «Я не особенно боюсь этих длинноволосых толстяков, а скорее – бледных и тощих», – намекая на Кассия и Брута.
(Плутарх. «Цезарь», 62) (128, с.197)
Речь зашла о том, какой род смерти самый лучший. Цезарь раньше всех вскричал: «Неожиданный!»
(Плутарх. «Цезарь», 63) (128, с.198)
Когда Публий Клодий, обольститель его жены Помпеи, был по этому поводу привлечен к суду за оскорбление святынь, то Цезарь, вызванный свидетелем, заявил, что ему ничего не известно (...). А на вопрос, почему же он тогда развелся с женою, ответил: «Потому что мои близкие (...) должны быть чисты не только от вины, но и от подозрений».
(Светоний. «Божественный Юлий», 74, 2) (138, с.42)
(После прихода к власти:) Республика – ничто, пустое имя без тела и облика.
(Светоний. «Божественный Юлий», 77) (138, с.44)
(Цезарь) ответил плебею, величавшему его царем: «Я Цезарь, а не царь!»
(Светоний. «Божественный Юлий», 79, 2) (138, с.45)
(Правителя) не так легко столкнуть с первого места на второе, как потом со второго на последнее.
(Светоний. «Божественный Юлий», 29, 1) (138, с.24–25)
* Когда при высадке на африканский берег Цезарь оступился, сходя с корабля, то обратил это в хорошее предзнаменование, воскликнув: «Ты в моих руках, Африка!»
(Светоний. «Божественный Юлий», 59) (138, с.38)
Есть две вещи, которые утверждают, защищают и умножают власть, – войска и деньги, и друг без друга они немыслимы.
(Дион Кассий. «Римская история», 42, 49) (138, с.374)
Воспоминание о жестокости – плохая опора в годы старости.
(Аммиан Марцеллин. «Римская история», ХХIХ, 2, 18) (9, с.444)
Цицерон
Марк Туллий Цицерон (106 – 43 до н. э.), государственный деятель, оратор, писатель. Будучи консулом, подавил направленный против сената заговор Катилины. Во время гражданских смут выступал на стороне Помпея против Юлия Цезаря, а после убийства Цезаря – против Марка Антония; был убит по приказу Антония.
Я (...) доблестью своей освещал путь своим предкам, так что они, если и не были известны ранее, памятью о себе обязаны мне.
«Инвектива против Саллюстия» (приписывается Цицерону), 2, 5 (137, с.143)
Наши слезы высыхают быстро, особенно если мы льем их над чужою бедой.
«Категории риторики», 17, 57 (185, с.29)
Величайшая свобода порождает тиранию и несправедливейшее и тяжелейшее рабство.
«О государстве», I, 44, 68 (166, с.77)
Не прочна судьба народа, когда она (...) зависит от воли, вернее, от нрава одного человека.
«О государстве», II, 28, 50 (166, с.96)
Наш народ, защищая своих союзников, (...) покорил весь мир.
«О государстве», III, 23, 35 (166, с.118)
Где существует тиран, там не просто дурное государство, (...) а (...) вообще не существует никакого государства.
«О государстве», III, 31, 43 (166, с.121)
Не понимаю, почему понятие государства (...) применимо к владычеству толпы; (...) для меня народом является только такой, который удерживает вместе согласие относительно прав.
«О государстве», III, 33, 45 (166, с.122)
Граждан (...) следует оценивать по их весу, а не по их числу.
«О государстве», VI, фрагмент (166, с.133)
Сам бог не может знать того, что произойдет случайно и произвольно. Ибо если знает, то это определенно произойдет, а если определенно произойдет, то не случайно.
«О дивинации» («О гаданиях»), II, 7, 18 (175, с.248)
Для нас знание будущих событий даже и не является полезным. (...) Или, ты считаешь, Гней Помпей, трижды избираемый консулом, трижды получив триумф, покрытый славой своих великих подвигов, мог бы всему этому радоваться, если б знал, что он, потеряв свое войско, будет однажды зарезан на пустынном берегу Египта?
«О дивинации», II, 9, 22 (175, с.250)
В каждом куске мрамора (...) заключаются (...) головы, достойные резца хоть самого Праксителя. (...) То, что изваялось, (...) (уже) находилось внутри.
«О дивинации», II, 21, 48 (175, с.260)
Чего хотят бессмертные боги, во-первых, посылая нам предзнаменования, которые мы без толкователей и понять не можем, и предвещая то, чего мы все равно не можем избежать? Так даже порядочные люди не поступают, не пророчат своим друзьям надвигающееся на них несчастье, которого те никоим образом не смогут избежать. (...) Всякое предсказывание зла только тогда – доброе дело, когда оно сопровождается советом, как это зло отвести. (...) Если считать, что знамения посылаются богами, то почему они были такими темными? Если боги действительно хотели открыть нам будущее, надо было возвестить его вполне ясным образом; если хотели скрыть, то не надо было об этом сообщать даже в туманной форме.
«О дивинации», II, 25, 54–55 (175, с.262–263)
То, что не может произойти, никогда не происходит; то, что может, – не чудо. Следовательно, чуда вовсе не бывает.
«О дивинации», II, 28, 62 (175, с.265)
(По поводу астрологии:) Неужели все погибшие в битве при Каннах родились под одной и той же звездой?
«О дивинации», II, 47, 97 (175, с.278)
Когда богатейшему царю Азии Крезу был выдан оракул: «Крез, через Галис проникнув, великое царство разрушит», то этот царь посчитал, что ему суждено разрушить вражеское царство, а разрушил он свое.
«О дивинации», II, 56, 115 (175, с.285)
Право же, какую можно высказать еще нелепость, которая бы уже не была высказана кем-нибудь из философов!
«О дивинации», II, 58, 119 (175, с.287)
Даже из видений безумцев или пьяных можно путем толкования извлечь много такого, что будет выглядеть как относящееся к будущему. Если человек целый день бросает в цель копье, он когда-нибудь да попадет.
«О дивинации», II, 59, 121 (175, с.287–288)
Мы обычно не верим лжецу, даже когда он говорит правду. Но (...) если какой-то один сон оправдался, то вместо того, чтобы отказать в вере одному, поскольку множество других не оправдались, поступают наоборот: считают нужным верить в бесчисленное множество, ссылаясь на то, что один оправдался.
«О дивинации», II, 71, 147 (175, с.297)
Только ученые люди да еще греки привыкли рассуждать без подготовки на заданную тему.
«О дружбе», 4, 16 (165, с.407–408)
Дружба может соединять лишь достойных людей.
«О дружбе», 4, 18 (165, с.408)
Не стремление к пользе порождает дружбу, а дружба приносит пользу с собой.
«О дружбе», 14, 51 (165, с.419)
Неужели найдется человек, который согласится жить в богатстве и проводить дни во всяческом довольстве, но притом и самому никого не любить, и ответной любви не знать? Так ведь живут одни тираны – не ведая ни доверия, ни любви (...). Можно ли полюбить того, кого сам боишься или подозреваешь, что он боится тебя?
«О дружбе», 15, 52 (165, с.419)
Фортуна не только сама слепа, но и ослепляет каждого, кого заключит в объятья.
«О дружбе», 15, 54 (165, с.420)
Как часто идем мы ради друга на то, на что ради самих себя никогда не пошли бы!
«О дружбе», 16, 57 (165, с.420)
* Требовать в дружбе равенства услуг и чувств (...) – значит подчинить дружбу самому черствому и жалкому расчету: расход должен равняться приходу. Подлинная дружба (...) богаче и щедрее, она не подсчитывает постоянно, не отдано ли больше, чем получено.
«О дружбе», 16, 58 (165, с.421)
Самое постыдное требование: во сколько каждый сам себя ценит, во столько же пусть ценят его и друзья. Разве редко бывает, что человек и духом слаб, и надежд на успех в жизни у него немного, но не следует ведь отсюда, что друг должен относиться к нему так же, как он относится к себе сам; скорее напротив – дело друга напрячь все силы и добиться, чтобы он воспрял душой, пробудить в нем надежду, заставить его думать о себе лучше.
«О дружбе», 16, 59 (165, с.421)
Подлинная дружба встречается реже всего среди вечно занятых государственными делами и борьбой за почести, и где тот человек, который откажется от высокой должности в пользу друга?
«О дружбе», 17, 64 (165, с.422)
Дружбе неведомо пресыщение, столь свойственное другим чувствам, она как выдержанное вино – чем старше, тем слаще.
«О дружбе», 19, 67 (165, с.424)
Самое трудное в дружбе – быть вровень с тем, кто ниже тебя.
«О дружбе», 19, 69 (165, с.424)
Тот, кому она (услуга) оказана, должен о ней помнить, а оказавший – не напоминать о ней.
«О дружбе», 20, 71 (165, с.425)
Есть (...) такие, дружить с которыми (...) тягостно из-за постоянства их опасения, будто их презирают; но случается это (...) лишь с теми, кто в глубине души уверен, что их и следует презирать.
«О дружбе», 20, 72 (165, с.425)
Давать же каждому можно лишь в меру сил – и собственных, и того, кому стремишься помочь. (...) Если ты и в силах оказать другому любую услугу, взвесь прежде, по плечу ли она ему.
«О дружбе», 20, 73 (165, с.425)
Все прекрасное редко.
«О дружбе», 21, 79 (165, с.427)
Существует (...) множество людей, одержимых странным – чтобы не сказать бесстыдным – желанием иметь другом такого человека, каким сами стать не в силах, и получать от него все, чего ему дать не могут.
«О дружбе», 21, 82 (165, с.427)
Надо судить человека, прежде чем полюбил его, ибо, полюбив, уже не судят.
«О дружбе», 22, 85 (165, с.428)
Справедливы слова, которые любил повторять, кажется, тарентинец Архит (...): «Если бы кто, взойдя один на небо, охватил взором изобилие вселенной и красоту тел небесных, то созерцание это не принесло бы ему никакой радости; и оно же исполнило бы его восторгом, если бы было кому рассказать обо всем увиденном». Природа не выносит одиночества.
«О дружбе», 23, 88 (165, с.429)
Мы, если нас побуждает быть честными мужами не стремление к доблести, а та или иная польза и выгода, хитры, а не честны.
«О законах», I, 14, 41 (166, с.164)
Самая большая несправедливость – желать платы за справедливость.
«О законах», I, 18, 49 (166, с.167)
...Человек обозрит небо, землю, моря и всю природу, (...) воспримет, можно сказать, существование самого божества, правящего и царящего над всем этим, а себя самого признает не жителем какого-то ограниченного места, окруженного городскими стенами, а гражданином всего мира, как бы единого града.
«О законах», I, 23, 61 (166, с.171–172)
У всех (...) две родины: одна по рождению, другая по гражданству. (...) Никогда не откажу я первой в названии родины, даже если вторая будет более обширной, а первая будет только входить как часть в ее состав.
«О законах», II, 2, 5 (166, с.174)
Магистрат (выборная власть) – это закон говорящий, а закон – это безмолвный магистрат.
«О законах», III, 1, 2 (166, с.203)
Высшим законом для них (консулов) да будет благо народа.
«О законах», III, 3, 8 (166, с.206)
Только тот оратор велик, который кажется великим народу. (...) Что одобряет толпа, то приходится одобрять и знатокам.
«О знаменитых ораторах» («Брут, или О знаменитых ораторах»), 50, 186; 50, 188 (174, с.293)
Я (...) уверен, что, хотя и существует великолепно написанная Софоклом «Электра», я (как римлянин) должен читать «Электру», плохо переведенную Атилием.
«О пределах добра и зла», I, 2, 5 (167, с.43)
От самой глубокой древности едва ли найдутся три пары истинных друзей.
«О пределах добра и зла», I, 20, 66 (167, с.69)
Славна гибель полководца. Философы же обычно умирают в своей постели. Однако важно, как умирают.
«О пределах добра и зла», II, 30, 97 (167, с.117)
Причиной и началом философии должно быть незнание.
«О природе богов», I, 1, 1 (175, с.60)
По большей части, желающим научиться авторитет учителя приносит даже вред, потому что они перестают сами рассуждать (...). Я не одобряю того, что известно о пифагорейцах, которые, когда что-то утверждают при обсуждении и при этом у них спросишь: «Почему так?» – обычно отвечают: «Сам сказал!» «Сам» – это значит – Пифагор.
«О природе богов», I, 4, 1 (175, с.63)
Со смертью людей не погибают (...) их мнения; им, может быть, только недостает того сияния, которое исходило от их авторов.
«О природе богов», I, 5, 11 (175, с.63)
Ко всему истинному присоединено нечто ложное, и притом (...) подобное истинному.
«О природе богов», I, 5, 12 (175, с.64)
Почему создатели мира внезапно проснулись, после того как проспали бесчисленные века? Ведь, если не было никакого мира, века-то были? (...) Потому что и в сознании не вмещается, что было какое-то время, когда никакого времени не было.
«О природе богов», I, 9, 21 (175, с.67)
Вы обычно говорите, бог все это (мироздание) устроил ради людей. Ради мудрецов? В таком случае он затратил столь много усилий для весьма малого числа людей. Или для глупцов? (...) Чего же он этим достиг, если все глупцы, без сомнения, несчастнейшие люди больше всего оттого, что они глупы (...)?
«О природе богов», I, 9, 23 (175, с.67)
Не так легко приходят в голову доводы в защиту истинного, как в опровержение ложного.
«О природе богов», I, 21, 57 (175, с.78)
Я не знаю никого другого, кто бы больше боялся того, чего, как он (Эпикур) утверждает, вовсе не следует бояться: я имею в виду смерти и богов. Он провозглашает, что страх перед ними владеет умами всех людей, между тем как среднего человека это вовсе так сильно не волнует. Сколько тысяч людей разбойничают, хотя за это полагается смертная казнь. Другие грабят все храмы, какие только могут; не очень-то страшит одних страх перед смертью, а других – перед богами.
«О природе богов», I, 31, 86 (175, с.87–88)
Не боги имеют человеческий облик, а люди – божественный. (Мнение стоиков.)
«О природе богов», I, 32, 90 (175, с.89)
Добродетель деятельна.
«О природе богов», I, 40, 110 (175, с.96)
Провидение правит миром. (Мнение стоиков.)
«О природе богов», II, 29, 73 (175, с.124)
(Об эпикурейском учении о сотворении мира из случайного движения атомов:) Почему бы (...) не поверить также, что если изготовить (...) в огромном количестве все двадцать одну букву (латинского алфавита), а затем бросить эти буквы на землю, то из них сразу получатся «Анналы» Энния, так что их можно будет тут же и прочитать.
«О природе богов», II, 37, 93 (175, с.131)
Наши руки как бы создают в природе вторую природу.
«О природе богов», II, 60, 152 (175, с.152)
Боги пекутся о великом, но малым пренебрегают.
«О природе богов», II, 66, 167 (175, с.156)
Доказательствами только ослабляется очевидность.
«О природе богов», III, 4, 9 (175, с.159)
Часто даже не полезно знать, что произойдет в будущем: ведь это несчастье – сокрушаться о том, чему нельзя помочь, и не иметь последнего и, однако, всеобщего утешения – надежды.
«О природе богов», III, 6, 14 (175, с.161)
С помощью разума совершаются как добрые дела, так и злые. Причем добрые дела совершаются немногими и редко, а злодеяния – и часто, и многими. (...) Если бы боги хотели причинить вред людям, то лучшего способа, чем подарить им разум, они бы не смогли найти.
«О природе богов», III, 27, 69; 28, 71 (175, с.180, 181)
Боги, если и рассматривают человеческие дела, то, судя по их приговорам, не видят между добродетелью и злодейством никакой разницы.
«О природе богов», III, 33, 82 (175, с.185)
Счастье следует просить у бога, мудрость – приобретать самому.
«О природе богов», III, 36, 88 (175, с.187)
О поразительное правосудие богов! Разве потерпело бы любое государство такого законодателя, который бы внес такой закон, чтобы за преступление, совершенное отцом или дедом, был осужден сын или внук?
«О природе богов», III, 38, 90 (175, с.188–189)
Достигнуть ее (старости) желают все, а достигнув, ее же винят.
«О старости» («Катон Старший, или О старости»), 2, 4 (165, с.374)
Трудно поверить, чтобы она (природа), правильно распределив прочие части нашей жизни, могла, подобно неискусному поэту, пренебречь последним действием.
«О старости», 2, 5 (165, с.374)
Ни разу я не слыхал, чтобы кто-либо от старости позабыл, где закопал клад.
«О старости», 7, 21 (165, с.379)
Никто (...) не стар настолько, чтобы не рассчитывать прожить еще год.
«О старости», 7, 24 (165, с.380)
Даже и теперь я не более завидую силе молодых (...), чем прежде завидовал силе быка или слона. Что у тебя есть, тем и подобает пользоваться, и что бы ты ни делал, делай в меру своих сил.
«О старости», 9, 27 (165, с.381)
Тело от излишних упражнений устает – ум же от упражнения укрепляется.
«О старости», 11, 36 (165, с.384)
Отсутствием того, чего не желаешь, не тяготишься.
«О старости», 14, 47 (164а, с.19)
Как Турпион Амбивий (известный актер) больше удовольствия приносит зрителям, сидящим в первых рядах, но получают удовольствие и сидящие в последнем, так молодость, глядя на наслаждения вблизи, пожалуй, больше радуется им; но ими услаждается в достаточной мере и старость, глядящая на них издали.