Длинные гибкие пальцы сжали мои плечи до боли.
— Советую убрать руки, — услышала я за спиной спокойный голос Джеймса.
Артур хищно оскалился в улыбке, странной и угрожающей. Джеймс, как мне показалось, даже зарычал, врезаясь между нами, закрывая меня собой. Артур вынуждено отпустил меня.
Будто этого абсурда недостаточно — появился еще и официант.
— Не желаете ли шампанского?
Он натянуто улыбнулся и протянул поднос с одним-единственным бокалом.
То, что произошло после, я с трудом успела запомнить, не то что осознать.
Артур в мгновение преодолел расстояние до официанта и выхватил еще не успевший перекочевать в мою руку бокал. Сжал его так, что стекло жалобно хрустнуло и сломалось. Шампанское пропитало рукав пиджака и закапало на ботинки.
Артур злобно прошипел:
— Я не пойму, что за глупость заставила…
Остальных слов я разобрать не успела: Джеймс мертвой хваткой обнял меня за талию и потащил к выходу на закрытую террасу. После того как меня все-таки оставили стоять на месте, я нервно поправила сверху мокрое, снизу мятое платье.
— Да что с вами всеми такое? — спросила я громко.
Отвечать телохранитель не посчитал нужным.
«…Верь тому, что ты видишь. В этот раз будет легче. Не отпускай телохранителя до рассвета. Да и после не отпускай… — вместе с пульсом бились в висках слова из записки, — …что бы ни произошло дальше. Артур позаботится об остальном…»
Я закрыла глаза, пытаясь вдохнуть глубже.
— Открой окно, — попросила я Джеймса.
— Нет, — твердо ответил он.
«Верь тому, что ты видишь. В этот раз будет легче», — повторила я про себя слова.
Чему верить? Странному поведению Артура или Джеймса? Или тому, что я, кажется, знаю, как быстро сломать человеку шею? Но ведь Катарина жива. Тогда этому есть только одно объяснение.
У меня шизофрения? И что значит — будет легче в этот раз? Рецидивы, видимо, были уже, так, что ли, получается?!
— Мне что, нельзя алкоголь? — робко спросила я у телохранителя.
Джеймс хмуро всматривался в разноцветные стекла. На мой вопрос он удивленно похлопал ресницами. Губы чуть искривились в усмешке, и наконец я услышала смущенное:
— Да, Камелия, употреблять алкоголь вам определенно нельзя.
Джеймс тяжело вздохнул, возвращаясь к рассматриванию окон. Лишь иногда он бросал мимолетный взгляд на входную дверь. А потом у меня почему-то потемнело в глазах и все, что происходило дальше, я видела сквозь пелену.
Ноги подкашиваются, и я падаю, но Джеймс подхватывает меня на руки. Он тихо зовет Артура. Я думаю: вряд ли блондин придет, но он появился очень быстро. Меня снова начинает тошнить. А Артур ругает почему-то Джеймса последними совами, от которых кажется, телохранитель краснеет. Он не отвечает Артуру. Я закрываю глаза, потому что очень устала и как будто отправляюсь в прогулку по серому непроглядному туману, а вокруг пустота. Только серый плотный туман, который обволакивает и тянет меня куда-то. И так хочется идти на его негласный зов.
— Не закрывай глаза, — слышится издалека приказ Артура.
А еще он зачем-то снимает все мои украшения. Серый туман окончательно поглощает мою реальность. Мне снится сон. Короткий, странный, вынуждающий чувствовать, что я должна остаться именно в таком состоянии, сон.
— Грани — не место для тебя, цветочек, — произносит кто-то.
Глубокий и ровный тембр, легкий укор. Голос звучит совсем близко, за моей спиной. Я оборачиваюсь, но никого нет. А так хочется услышать от него еще хоть что-нибудь. Что угодно. Но вокруг только туман. Манящий бесконечным умиротворением и спокойствием туман.
Теплая, вязкая солоновато-сладкая жидкость текла по моему горлу, заставляя кашлять. Глотать ее совсем не хотелось, но меня заставляли силой.
— Что за дрянь? — пробормотала я.
Попыталась вытереть рот и открыла глаза. С сожалением подумала о том, что лучше бы осталась в уютном сером тумане. В нем так хорошо. Не то что здесь.
И этот голос — мне показалось или я правда знаю его?
Оказалось, что я лежу на коленях у Джеймса. Надо мной возвышался Артур. Белой салфеткой, испачканной в чем-то багрово-красном, он вытирал запястье и ухмылялся, уставившись на меня недобрыми глазами. Глубокая складка между бровей явно выражала неодобрение, только вот чего конкретно, я никак не понимала.
— И давно? — спросил он, как обычно, не у меня.
— С рассвета, — тяжело вздохнул Джеймс.
— Ясно, — угрюмо кивнул Артур.
Джеймс виновато улыбнулся сначала Артуру, а потом и мне.
— Ладно. Пойдем. Но запомни, Камелия. Я делаю это только потому, что обещал Александру присмотреть за тобой.
И, не дожидаясь реакции с моей стороны, развернулся и пошел к выходу с террасы.
На удивление слабость из моего тела ушла, даже силы прибавилось. Я встала и последовала за мрачным блондином.
Артур привел меня в подвал. Когда я шагнула в полумрак и тяжелая металлическая дверь закрылась, даже шумные голоса гостей утихли и растворились, оставшись за стенами.
— Он защитит вас от них. Я защищу вас от него, — почему-то шепотом сказал мне на ухо Джеймс.
Телохранитель сжал мою ладонь. Яркий свет озарил грязный серый подвал с мрачными неоштукатуренными стенами. Здесь странно пахло, и я судорожно сглотнула. Во рту появился металлический привкус жидкости, которую в меня вливали, чтобы привезти в сознание. И только теперь до меня дошло.
Кровь. Пахнет кровью. И в рот мне тоже лили кровь.
Сердце бешено колотилось в панике, но Джеймс крепко сжимал мою руку и вел вперед по узкому коридору, не давая остановиться. Артур повернул налево, и мы последовали за ним.
В ответвлении коридора на больших металлических крюках висело на веревках, связывающих руки, шесть официантов. Их головы были опущены. Ноги не доставали до пола сантиметров тридцать.
Странно: я точно помнила, что совсем недавно официанты подавали гостям, все еще веселившимся наверху, угощения.
Не знаю, что меня ужаснуло больше: изувеченные мужские тела и капающая с разбитых лиц кровь — или то, что это определенно сделал Артур. В одиночку. Конечно, жертвы не отличались комплекцией атлетов — но ведь их шестеро! И когда все это произошло? Пока я была на террасе? Прошло от силы полчаса. Это же так мало. Что здесь вообще происходит?!
Еле сдерживая крик, я попятилась к коридору. Но Джеймс плотнее сжал мою руку, напоминая укоризненным взглядом о моем обещании.
«К чему столько жестокости? Да в чем они виноваты?» — думала я, с немым ужасом рассматривая замученных.
Они еще дышали, тяжело и прерывисто. Тот самый официант, который подавал мне бокал, повернул лицо в мою сторону. Его взгляд источал ненависть и презрение. И все это предназначалось мне. Только мне. Не Артуру, который в этот момент взял в руки длинную тонкую железную иглу, а именно мне. Новый поворот событий заставил меня впасть в предобморочное состояние. Голова закружилась. Мир потихоньку начал пропадать за темными пятнами. Ища поддержки у телохранителя, я прижалась к его руке.
— Александр ведь не умер своей смертью? — только и прошептала я.
— Не умер, — глухо отозвался Артур.
Блондин не посчитал нужным вдаваться в подробности. Он вогнал пару игл под ногти тому самому официанту, который все еще смотрел на меня.
— Ты тоже сдохнешь, упырь, — отплевываясь кровью, прохрипел мужчина.
Меня поразило то, что он даже не закричал от боли. А ведь ему точно должно быть больно.
— Мы все когда-нибудь сдохнем, мразь, — совершенно спокойно ответил Артур. — Но ты будешь первым.
И сломал ему пальцы.
— Это бесполезно, — так же хладнокровно заметил Джеймс.
Я едва дышала, но мой телохранитель совершенно равнодушно наблюдал за пытками.
— Это потому, что я только начал, — меланхолично ответил Артур.
Взглядом маньяка он придирчиво осмотрел лежащий на полу набор слесарных инструментов. К моему большому облегчению, в следующую секунду меня развернули в сторону выхода.
— Нам ни к чему наблюдать за всем процессом. Позвони, если будет что рассказать, — сказал напоследок Джеймс.
На деревянных, не желающих ничего чувствовать ногах я поднялась по лестнице в кухню особняка. Джеймс закрыл за нами дверь, сенсорная панель справа сменила зеленый цвет на красный. Раздался щелчок внутреннего замка.
— А что было в бокале? — спросила я просто так, чтобы сказать хоть что-то.
Сейчас я хотела говорить о чем угодно: в моих глазах стояли полные лютой ненависти глаза того, кто сейчас, видимо, уже прощался с жизнью.
— Я не хотел, чтобы вы видели, но лучше вам сразу все понять, чем умереть еще до рассвета, Камелия, — сказал, проигнорировав мой вопрос, Джеймс.
Через заднюю дверь особняка мы вышли на улицу. Телохранитель все еще держал меня за руку и вел к парковке, где осталась наша машина.
— Я не хотел, чтобы вы видели, но лучше вам сразу все понять, чем умереть еще до рассвета, Камелия, — сказал, проигнорировав мой вопрос, Джеймс.
Через заднюю дверь особняка мы вышли на улицу. Телохранитель все еще держал меня за руку и вел к парковке, где осталась наша машина.
— А украшения? — спросила я снова.
Джеймс ответил не сразу — сначала заботливо усадил меня на пассажирское сиденье.
— Тоже были отравлены. Этим я займусь лично, — наконец сказал он.
Телохранитель повернул ключ зажигания, переключил передачу на основное положение и жестко надавил на педаль газа. Следом за нашей машиной с места тронулось три черных внедорожника.
Заметив мой встревоженный взгляд в зеркало заднего вида, Джеймс выровнял машину на шоссе и сказал:
— Ребята проследят за территорией. Артур так распорядился.
Позже, глядя из окна холла, как двухметрового роста мужчины в черной форме и бронежилетах собирают оружие с выверенной армейской сноровкой, я уже не видела смысла спрашивать, кто пытается меня убить и зачем. Я поняла: если бы они знали, то давно бы уже справились с этой проблемой.
Я поднялась в свою спальню, с горечью сознавая, до чего мне одиноко в этом огромном пустом доме. Избавилась от эксклюзивного платья. Приняла горячую ванну, чтобы хоть как-то унять дрожь. Переоделась в шёлковую зеленую пижаму. Чтобы чем-то занять себя, стала копаться в письменном столе: несмотря на то что было уже за полночь, спать совершенно не хотелось. Ничего интересного я не нашла, а потому открыла ноутбук. Фотографии, бесконечная череда финансовых отчетов, электронные книги, музыка. Ничего особенного. Я открыла подвернувшийся текстовый файл.
«Грани — место, куда попадает любая душа, находясь на пороге смерти.
Для каждого оно индивидуально и скроено по образу воспоминаний и восприятия мира. Можно встретить другие души, если есть большая потребность и сила. Главное — твердо знать, что это не реальность…»
Мое чтение прервал резкий звук бьющегося стекла и шум ломающейся мебели, донесшийся снизу. В окне мелькнула чья-то тень. Большая тень. Но здесь нет балкона, второй этаж…
Не знаю, о чем я думала, но добежала до лестницы менее чем за минуту — и замерла, глядя на царивший вокруг хаос. Все витражи были разбиты, на лестнице, на полу и даже на стенах — кровь. Мебель в холле разломана, словно по ней каток проехался. Входная дверь отсутствует.
Ничего себе — она же такая тяжеленная. Кто же смог ее выбить? Грузовик если только.
На улице были слышны звуки стрельбы, кто-то кричал.
Наверное, мне не стоило сюда выходить. И где Джеймс?
В следующий миг размышления прервала та самая дверь, летящая в мою сторону. Повинуясь всем законам физики, я полетела вместе с дверью с лестничного пролета второго этажа сквозь уже разбитое окно, упала на лужайку и только теперь почувствовала резкую, разрывающую боль в груди.
Стрельба и крики затихли. Мир вокруг словно замер. Дверь лежала поодаль от меня, а я не могла пошевелиться. Кажется, изо рта медленно текла кровь.
Говорят, в такие моменты вся жизнь проносится перед глазами, — но не в моем случае. Видимо, я так и не успею до конца вспомнить свою жизнь.
— Александр, — прошептала я.
Веки отяжелели и начали закрываться. На душе внезапно стало так спокойно. Больше не было боли, нет печали и тревог. Я не чувствовала их. Я вообще ничего не чувствовала. Теперь — так легко. Темнота поглотила сознание.
Глава 3
Тонкая грань вменяемости
— Ну же, глотай, — умоляюще уговаривал кто-то. — Пожалуйста.
Я поддалась и принялась судорожно глотать жидкость, которую вливали в меня силой. Открыв глаза, я обнаружила, что лежу в своей постели, а надо мной навис Джеймс. В ладони он сжимал колбу с прозрачной жидкостью.
— Какого?.. — завопила я.
Я поднялась, отчаянно вжимаясь в подушки. Изорванную одежду телохранителя покрывали пятна крови. Из бедра правой ноги торчала сломанная кость. Но меня испугало даже не это. Глаза Джеймса были ярко-желтыми и совсем не походили на человеческие. Волчьи. Это были волчьи глаза.
— Камелия, все хорошо. Я же говорил, мне можно доверять, — миролюбиво произнес он.
Джеймс сделал два шага назад и, видимо, доказывая свои слова, осторожно поднял ладони.
— Кто ты? То есть — что ты? — дрожащим голосом спросила я, даже как-то подзабыв, что вообще-то сама должна быть давно и надежно мертва.
— Вы и сами знаете ответ, — осторожно сказал Джеймс.
Телохранитель отступил еще на несколько шагов и сел в кресло.
«Верь тому, что ты видишь. В этот раз будет легче», — пронеслись перед глазами слова из записки.
Так не о шизофрении, значит, шла речь! Это, безусловно, радует. Наверное.
Я даже немного успокоилась, как будто такое объяснение в порядке вещей. А может, дело было в том, что оборотень находился на достаточном от меня расстоянии. К тому же он выглядел гораздо хуже, чем я себя чувствовала.
Чтобы не смотреть в его странные глаза, от которых мне все же было не по себе, я опустила взгляд на свою безнадежно испорченную рубашку. Зеленый шелк превратился в тряпку со следами грязи и травы и огромными багровыми пятнами уже засохшей крови. Сделав шумный вздох, я пришла к выводу, что моя грудная клетка все же цела. Интересно. Значит, когда Джеймс зарычал на Артура — мне не показалось. И хищный оскал Артура — тоже не показался.
«До тебя я жил вне времени, не замечая годы, дни, часы, минуты. Я был мертв не только телом, но и душой», — снова подсунула мне память строки Александра.
Если я не страдаю шизофренией — значит, и правда свернула Катарине шею. А еще это значит… нет, это лучше спросить у него. Уточнить, так сказать.
— Тот официант — он ведь не обзывался, когда сказал, что Артур — упырь, да? — печально вздохнула я.
Холодные. Бледные. Безразличные к окружающим. Теперь мне определенно легче понять причину. Тот факт, что я не шизофреничка, сейчас радовал меня больше всего. Так радовал, что абсолютно затмил собой то, что, оказывается, я живу с не совсем адекватными личностями.
— А я? Тоже? — предположила я.
Раз я жива — это единственный логический вывод. Но ответом мне послужил громкий хохот. Я немного обиделась. То, что я — не хладнокровная машина для убийства, я и так прекрасно понимала. А вот с оборотнями определиться как-то тяжелее.
— Нет, конечно, — еле сдерживая смех, сказал Джеймс. — Просто я напоил вас… кое-чем. Хорошо — успел, еще чуть, и… — смех мгновенно стих, а голос наполнился хрипотой и слегка надломился, — … не смог бы уберечь, как обещал. Может, вы хотите себя в порядок привести?
Джеймс встал с кресла, пятясь к дверям и сильно прихрамывая.
— Стоять! — скомандовала я. — Ну уж нет. Сначала объясни мне все от и до!
И тут же пожалела о сказанном. Выглядел оборотень очень плохо. Кажется, еще чуть — и рухнет, где стоит. Пристыдив себя, я добавила намного мягче:
— Сколько времени тебе нужно, чтобы… ну, чтобы тебе стало легче?
— К утру все будет хорошо, леди Камелия, — ответил Джеймс.
— Значит, утром и поговорим, — примирительно улыбнулась я.
Надежда, что теперь мне будет легче дожить до рассвета, утвердилась как-то сама собой. С такой-то артиллерией…
Джеймс вышел, и я осталась одна. Быстро приняв душ и переодевшись, легла обратно в постель.
«Будь сильной, девочка», — я почти видела эти строки, когда проваливалась в сон.
Проснулась я в предрассветных сумерках. Не знаю, почему, — просто какое-то чувство не давало покоя и гнало куда-то.
«…до рассвета», — сказано было в письме.
Повинуясь странному чувству, я поднялась с кровати. Небо на востоке начало светлеть. Я так и стояла, не дыша, наблюдая, как светлое пятно на горизонте становится все больше и больше. Когда показавшийся край солнца озарил пространство, я невольно подошла к окну и открыла створки. Ледяной порыв осеннего ветра прошелся по моему лицу и волосам. Но неприятное ощущение тут же сменилось на совершенно другое, едва первые лучи коснулись стен поместья и солнечный свет коснулся кончиков моих пальцев, державших оконную раму. Агония охватила мое тело, словно в него воткнули тысячи раскаленных иголок.
О, Создатель… как же больно!
Кажется, я кричала — но не слышала своего крика. Вокруг была только оглушающая тишина и боль. Новые воспоминания начали возвращаться яркими, ослепляющими, болезненными вспышками. Отрывочно. Несвязно. Но все же они возвращались.
Огонь в камине почти потух. Скоро утро. Александр лежит на диване, а я сижу рядом на полу, обнимая колени руками.
— Ты должна быть готова к тому, что он сразу решит, что ты Лилит. Не позволяй ему думать так, — говорит Александр.