Альдо, как всегда, предпочел английский стиль – твидовый костюм, габардиновое пальто, каскетка. Адальбер нарядился в черный баскский берет, высокие ботинки на толстой подошве и просторное пальто "Берберри" с теплой подстежкой.
– Испугался, что нас будут принимать за близнецов? – поинтересовался Альдо, критически обозрев головной убор друга.
– Нет, не захотел красоваться в тирольской шляпе с кисточкой, – не остался в долгу Адальбер.
Альдо чувствовал себя неуютно, оставив привычные для него мелочи в сейфе неумолимого Ланглуа: золотой портсигар с монограммой и гербом, бумажник из крокодиловой кожи с княжеской короной, перстень с печаткой из сардоникса и тоже с гербом. Он с ними никогда не расставался. Оставлено ему было только обручальное кольцо.
– У меня такое ощущение, что меня раздели, – пожаловался он Адальберу.
– Ничего, тебе не повредит пожить немного, как простой человек. Ланглуа знает, что делает. Мы должны на коленях благодарить его за помощь. Похоже, он доверяет нам безгранично. Исчезновение План-Крепен и Соважоля, который не подает признаков жизни, беспокоит его тем больше, что атмосфера на франко-швейцарской границе, судя по его сведениям, какая-то странная.
– Остается узнать, в чем состоит эта "странность". Мне кажется, Ланглуа и сам этого не знает.
– Попробуем подлить масла в его лампу.
Друзья пообедали в Дижоне и добрались до Понтарлье уже в сумерках. Им не составило труда отыскать гостиницу "Почтовая", самую старую и самую лучшую в городе, чья репутация была вполне заслуженной. Им порекомендовал ее Ланглуа, но и без его рекомендации мужчины выбрали бы это прибежище и не пожелали для себя ничего лучшего. Погода – снег с дождем, грозящими туманом и чуть ли не зимним холодом, никого не могла порадовать. А тут еще целый день за рулем. Неудивительно, что в гостиницу они вошли полумертвые от усталости.
Начало марта мало отличалось от морозного декабря, и с тем большим удовольствием они получили по удобной комнате с центральным отоплением и душем. Была там и ванная, но общая для всего этажа, так что даже Альдо, обожавший наслаждаться теплой водой с лавандой, куря сигарету за сигаретой, предпочел душ, сначала горячий, потом ледяной, который неимоверно взбодрил его. В просторную столовую они вошли энергичным шагом, обрадовались старинному камину, в котором горели дрова, и выбрали себе столик неподалеку от огня.
Добрую славу заведения подтверждали занятые столики, свободных почти что не было, сидели за ними мужчины в ожидании вкусного ужина. Все были заняты разговорами, поэтому вновь прибывшие могли спокойно рассмотреть посетителей. К своему удивлению, они заметили в зале инспектора Дюрталя, который тоже, неведомо, по какой причине, не подавал признаков жизни и ничего не сообщал Ланглуа. Впрочем, сам инспектор не обратил на вошедших никакого внимания. Ну что ж, тем лучше!
– Займемся местными деликатесами, – радостно заявил Адальбер, потирая руки. У него всегда улучшалось настроение перед накрытым столом.
Однако официанта они поначалу весьма огорчили. Он предложил им в качестве аперитива "Перно". Этот край славился абсентом, в Юра-Франш-Конте полыни было несметное количество. Но друзья отказались от напитка, он был им не по вкусу, но утешили юношу, сообщив, что будут пить только местные вина, и пусть он подберет напитки к их заказу. А заказали они суп-пюре из тыквы с каштанами, крутоны с грибами[16] и аппетитную курицу в знаменитом желтом вине[17]. Ужин, после которого не должно было остаться и следа усталости.
За Дюрталем лучше всего наблюдалось Адальберу. Но и он за весь ужин не продвинулся ни на шаг, потому что полицейский за ужином, не отрываясь, читал газету, прислонив ее к бутылке вина. Он, казалось, забыл обо всех вокруг. Однако он не мог не почувствовать на себе настойчивого взгляда, который то и дело обращался к нему. В какой-то миг он поднял голову, и его взгляд встретился с глазами египтолога. Брови полицейского удивленно поползли вверх, что-то вроде улыбки обозначилось на лице, но он тут же вновь погрузился в чтение, в то время как официант менял ему тарелки для следующего блюда.
– Порядок, – удовлетворенно сообщил Адальбер, складывая салфетку. – Он нас заметил. В любом случае, если кто-то не спит из-за Соважоля, то не он. Спокоен, как слон, лапуля!
Не успел он договорить, как сам хозяин подошел к Дюрталю, прошептал ему что-то на ухо, и тот, оставив газету и яблочный пирог, поднялся и последовал за ним. Альдо тут же привстал, собираясь пойти за ними.
– Сиди спокойно, – остановил его Адальбер. – Если появились новости, нам сообщат о них в самом скором времени. Ты же не хочешь свалиться инспектору, как снег на голову. Хотя, я думаю, у него тут в горах мало развлечений. Тем более зимой. Но ужин у нас такой вкусный. Сиди и ешь!
Они закончили ужин, а Дюрталь так и не вернулся. Друзья хотели было заказать по второй чашке кофе, но раздумали. Будет лучше, если встреча с инспектором произойдет не в таком людном месте. И действительно, как только они вышли из ресторана, сразу же столкнулись с полицейским.
– Есть новости! Таможенники только что передали местной полиции Соважоля.
– Он жив? – тревожно спросил Альдо.
– Дышит, это все, что могу пока сказать. Его сразу отправили в больницу.
– Далеко до больницы?
– Все близко в этих маленьких городках-крепостях, что выстроились вдоль границы. Кружок внутри крепостных стен и главная улица, которая пересекает его от ворот до ворот, – вот и весь город. Мы в самом центре, больница ближе к берегу Ду, возле юго-восточных ворот. Я думаю...
– Вы думаете совершенно правильно, и мы вам за это благодарны, – подхватил Альдо. – Мы немедленно идем в больницу.
– Где нас могут не принять, – окоротил друга Адальбер. – Думаю, здесь не очень любят журналистов.
– На этот счет не беспокойтесь.
– Где его нашли?
– В лесной чащобе, на склоне ущелья Фург. Обнаружила собака. Может, и она не нашла бы, но Соважоль играл с ней, когда приходил на таможню. Она его хорошо знала.
– Я всегда говорил, что дружеские связи нужно завязывать во всех слоях общества. И в первую очередь с собаками, они для меня на первом месте. Я их обожаю, – заявил Адальбер.
– Первый раз слышу, – заметил Альдо. – А почему тогда не завел?
– С моей-то работой? Чтобы подхватила какую-нибудь гадость в Египте или сдохла там от жары? Я заведу себе собаку, когда выйду на пенсию.
– Значит, жениться ты раздумал.
– С чего ты взял?
– Да с того, что жена может не любить собак, а любить, например, кошек.
– Не хватайся за ложь, чтобы узнать правду. Ты знаешь лучше всех, что я никогда в жизни не собирался жениться.
Больница – просторное, солидное здание – возвышалась на берегу реки. Здание это восстановили в 1736 году после чудовищного пожара, который уничтожил чуть ли не весь Понтарлье. Теперь она была оснащена всем необходимым, чтобы, во-первых, достойно выдерживать холода, потому что наравне с Безансоном Понтарлье считается самым холодным городом во Франции, а во-вторых, чтобы справляться со всеми проблемами самостоятельно, если она вдруг будет отрезана от всех французских и швейцарских соседей, что бывает, когда горный кряж Клюз заваливают снега. При больнице в таком же старинном здании работала аптека.
Дюрталь ввел "журналистов" в приемный покой, где их встретили без особого энтузиазма. Никто не любит представителей прессы, но парижский полицейский шепнул пару слов на ухо капитану Вердо, и атмосфера стала более душевной. Тем более что тревога гостей была искренней. Соважоль получил пулю, которая пока еще не выбила его из ряда живых, но, вполне возможно, дала ему лишь недолгую отсрочку.
В рентгеновском кабинете продолжалось обследование. Морозини сидел, не пытаясь скрыть подавленность. Тяжело передавать Ланглуа недобрые вести о его любимом ученике.
– Он скажет, что ни мы, ни Швейцария не приносим ему удачи! В прошлом году по дороге в Цюрих он сломал себе ногу, а в этом...
– Исходя из моего немалого опыта, у паренька есть шанс выпутаться из передряги, если он сразу не отдал Богу душу, – попытался ободрить их Дюрталь.
– Желательно знать, сколько он потерял крови. Организм как-никак молодой, – подхватил Адальбер, надеясь всех успокоить, и самого себя в том числе. – А вы не знаете, инспектор, что ему понадобилось в этой лесной чаще?
– Он уехал три дня тому назад в Швейцарию, с какими намерениями, не знаю. Но нашли его на том склоне, где тянется дорога, ведущая к замку Гранльё, который называют в здешних местах "Замок у озер".
– Почему во множественном числе? Там много озер?
– Да уж немало! Когда смотришь сверху, они идут каскадом и все окружены огромнейшими елями. Сказочные края! А по другую сторону виднеется Невшательское озеро с Грансоном и Ивердоном. А сам замок как хорош! Не современный, конечно, но очень красивый.
– Какой эпохи? Ну, хотя бы приблизительно?
Дюрталь неопределенно помахал рукой.
– Все понял, – сказал Адальбер. – Наполовину Карл Великий, наполовину Наполеон III.
– Не стоит так шутить, – оборвал его полицейский, окинув ледяным взглядом. – Треть – Крестовые походы, треть – Возрождение и треть – загородный дом XIX века.
– Не обижайтесь, инспектор. Когда вы познакомитесь поближе с моим... коллегой по работе, вы привыкнете, что он большой шутник, – примирительно произнес Альдо.
– Даю дружеский совет: не шутите с местными жителями, они крайне обидчивы.
– А вы позволите задать еще один вопрос? Кто живет в этом замке?
– После смерти графини там проживает всего несколько человек: сторож и его жена, два конюха в конюшне и ниже, на ферме, арендаторы.
– В самом деле, пустовато. А что бывало, когда приезжала графиня с дочерью?
– Графиня приезжала всего два раза. Путешествие графини Изолайн – настоящее цирковое представление. Зато в замке постоянно жила девочка с гувернанткой. Все там обожают малышку, у нее, видно, чудесный характер. На англичанку никто как-то не обратил внимания. Она любила прогулки верхом со своей воспитанницей.
– Надеюсь, она учила девочку не только ездить на лошади, – не без удивления заметил Альдо. – Верховая езда – это прекрасно, но есть более существенные познания, без которых не обойтись.
– Пока не забыл, – вмешался Адальбер. – Где машина Соважоля? Он ведь приехал на автомобиле, не так ли?
– Да, вы правы. На своем, хотя это было совсем не обязательно, – вступил в разговор капитан Вердо. – В наших краях часто случаются аварии, и он мог бы воспользоваться здешней машиной – я ведь служу в жандармерии, – но он настоял на своем. Скромный автомобиль скромного француза. Идеальный, чтобы проскочить незамеченным, но что касается скорости, если вдруг требуется поднажать, сами понимаете...
– Вы пробовали на нем ездить?
– Мы его даже не нашли.
– Значит, займемся поисками. Если вы найдете его первым, будьте с ним крайне осторожным.
– Почему? Он рычит?
– Не громче других, но ошеломляет по части скорости. Если не знать...
– Эта маленькая серая машинка?
– Именно, именно. Чего в ней только нет – два карбюратора, множество приспособлений, и все, что можно, включая сиденья, облегчено. Она снаряд, болид. Впрочем, бог с ней. Мы прекрасно ее знаем и займемся ею, – заключил Альдо.
Осмотр, наконец, закончился, и вышел хирург. Он сообщил, что опасности для жизни нет, пуля, по счастью, не задела аорты. Есть, конечно, неприятные моменты, но завтра утром – операция, она все расставит по местам. И как только раненый будет в силах перенести путешествие, его отправят на поезде домой.
– Когда с ним можно будет поговорить?
– Завтра вечером, если все будет благополучно. Он потерял очень много крови. Кстати, какая у вас группа? – обратился хирург к Морозини.
– Первая, всем подходит.
– Великолепно! Будьте завтра утром к десяти часам. Боюсь, мне придется взять у вас... да, не меньше половины пинты.
– Не тревожьтесь на этот счет, доктор. У меня тоже первая, – вмешался Адальбер. – Вам не придется обескровливать его до предела, ведь у него жена и дети.
– Вот что значит "побратим", – растрогался Альдо. – Лиза будет так рада...
– А ты нет? Ты прекрасно знаешь, что мой предок принимал участие в Крестовых походах? Его звали Пел... Ой-ой-ой!
Башмак Альдо надавил на ногу болтуна, который и думать позабыл, что носит теперь фамилию Ламбер. Адальбер тут же поправился.
– Да, его звали Пелеас, и он служил солдатом у графа де Монферрана.
Честно говоря, откровения Адальбера никого не интересовали, кроме Альдо, и он не мог удержаться от смеха, хотя смех его, учитывая обстоятельства, прозвучал неуместно.
Дела в больнице были закончены, и они поехали в жандармерию. Час был уже поздний, но Дюрталь непременно хотел как можно скорее сообщить новости Ланглуа и попросил об этом капитана.
– Да сейчас чуть ли не полночь, – возразил один из жандармов, зевая. – Он уже спит давным-давно!
– Сразу видно, что вы его не знаете, – возразил Альдо. – Большой шеф проводит ночь обычно у себя в кабинете, а не в постели.
И действительно, Ланглуа был на месте. Он молча выслушал капитана жандармов Вердо, поблагодарил и попросил подключить к расследованию журналистов, которых он отправил в помощь Дюрталю и Соважолю.
– Они давно сотрудничают с нами, – пояснил он. – У них есть "нюх", и они никогда не порят чушь в своих статьях. Можете доверять им полностью.
– Хорошо, но при условии, что они будут аккуратно обращаться с полученной информацией.
– Вот этого не бойтесь. Они мастера своего дела.
Лестные характеристики только усугубили неловкость Альдо. Ему было не по себе в шкуре репортера. И когда они вернулись в гостиницу, он не скрыл своих ощущений от друга.
– Не вижу причины расстраиваться, – весело откликнулся тот. – Мы не в первый раз путешествуем под чужими именами. Вспомни Шинон!
– А ты вспомни, сколько времени длилось наше пребывание в шкуре журналистов! Полдня – не больше. Если Вердо придет в голову фантазия позвонить в одну из наших с тобой "сплетниц"...
– Ровным счетом ничего не произойдет. Ему ответят, что такой-то и такой-то в служебной командировке на другом конце света. Не сомневайся, Ланглуа знает, что делает. Уверен, что и в "Энтрасижан", и в "Эксельсиоре" все предупреждены. А сейчас лучшее, что мы с тобой можем сделать, это лечь спать. Завтра малыш Соважоль унаследует благородную кровь Морозини и...
– И не менее благородную Видаль-Пеликорнов. Кстати, история насчет Крестовых походов – правда?
– До чего же ты недоверчив, друг мой! Если я говорю, то, разумеется, правда. Предка моего звали просто Пеликорн, и он был тамплиером.
– Браво! Браво! Но в таком случае он никак не мог произвести на свет потомков. Или он...
– Пойдем лучше спать, а то мы с тобой опять поссоримся.
– Полностью поддерживаю твое предложение. Но, надеюсь, тебя не заденет, если я загляну в бар и выпью на сон грядущий стаканчик? Сегодня как-то особенно зябко!
– Кто бы возражал? Я составлю тебе компанию!
* * *
Стены из темно-коричневого дерева с медными накладками, кожаные, немного потертые кресла – уютный, солидный бар гостиницы "Почтовая" стал со временем местом сборищ городской мужской элиты и поэтому работал до позднего вечера. В углу четверо мужчин играли в бридж. Двое других что-то очень серьезно обсуждали. Горящий камин разбрасывал веселые блики. Друзья оценили царящие в баре тепло и спокойствие, уселись на высокие табуреты у стойки и сделали заказ. Бармен едва успел налить новым гостям по рюмке "Наполеона", как в дверях бара появился человек в плаще, накинутом поверх белого халата, вытащил из кармана бумагу, сверился с ней и громко спросил:
– Извините меня, господа! Может быть, кто-нибудь из вас носит фамилию Морозини?
У Альдо не было сомнений, что это посыльный из госпиталя, и он тут же помахал рукой.
– Да, это я. А что случилось?
– Желательно вам немедленно приехать, сударь. Случай оказался куда более серьезным, чем предполагалось.
Машина стояла у входа, мотор был не выключен, и, как только они сели, она тут же тронулась с места.
– Что там произошло? – попытался добиться толку у провожатого Адальбер.
– Если раненый ваш друг, мне больно говорить об этом: у него приступы удушья, и вряд ли, когда настанет рассвет...
– Черт побери! – только и нашел что сказать Адальбер, а провожатый тем временем повернулся к Альдо.
– А это правда, что вы князь?
Тревога и гнев, что вспыхнули в душе Морозини, как только он узнал о грозящей Соважолю опасности, тут же выплеснулись наружу.
– При чем тут это?! Сейчас главное – Жильбер Соважоль! Прекрасный молодой человек, великолепный полицейский, перед ним вся жизнь! Потрясающая карьера! Ему нет и тридцати!
Через несколько минут они подъехали к больнице. Вошли. В здании стояла мертвая тишина. Они торопливо прошли по коридору и вошли в палату. Свет горел возле одной-единственной постели, и оттуда неслось затрудненное хриплое дыхание, почти что хрип. Умирающий пытался глотнуть воздуха, из его глаз текли слезы, которые вытирала молоденькая сестра.
Альдо склонился к раненому. В глазах Соважоля вспыхнула искорка радости, и он, собрав последние силы, дотронулся до руки Альдо.
– Я здесь, Соважоль, – тихо произнес Морозини, взволнованный куда больше, чем казалось.
– Мммзль... План... машен! Она... она... Здесь...
Альдо чуть не подпрыгнул от неожиданности. И крепко сжал руку Соважоля.
– План-Крепен? Вы ее видели? Она жива?
– Жива. Она...
Это было последнее слово Соважоля. За ним последовал последний вздох. Он закрыл глаза и не открыл их больше никогда. Альдо продолжал крепко сжимать его руку, словно надеялся удержать в жизни. Но... Со вздохом он отпустил руку Соважоля, и она упала на простыню. Альдо и не думал скрывать слезы, которые выступили у него на глазах, он отошел в сторону, чтобы не мешать сестрам делать свое дело, чувствуя одновременно и боль, и радость. Мари-Анжелин жива, это было счастьем, но он стыдился своей радости, потому что за нее заплатил жизнью чудесный молодой человек.