Галка обиделась, пошла в дом.
- Погоди! - остановил я ее. - Дверь в горницу закрой и задержись у порога. Понятно?
Я схватил рюкзак профессора в темноте. Знал, где он стоял. И следом за Галкой вошел в черную избу. Свет от карманного фонарика, висевшего под потолком, не доставал до порога. К тому же и Галка выполнила мою просьбу, закрыла сразу же за собой дверь. Я юркнул в куть. У русской печи зев такой, что в нее на санках можно въехать не сгибаясь. Я засунул в него порядком отощавший за день рюкзак профессора и нащупал у загнетки заслонку. Но побоялся шевелить ее, в темноте можно задеть что-нибудь. Едва ли профессору придет на ум искать свой рюкзак в печке, если он задумает удрать от нас ночью. Нет, без диссертации не побежит!..
На цыпочках тихонько прокрался я к двери, ведущей в горницу, и уже от порога услышал голос Олега Аркадьевича. Он снова да ладом принялся за свою Золотую Бабу.
- В известной "Сибирской летописи", как ее именуют историки, говорится об одном удивительном случае. Казаки Богдана Брязги, пятидесятника, служившего под началом Ермака Тимофеевича, захватили в бою у язычников их идола. Но, к сожалению, это была не Золотая Баба, а Рача. Пониже рангом. Да и Рачу того не сумели казаки довезти до своего лагеря...
Я прошел на свое место и лег, но заснуть долго еще не мог, злясь на себя за то, что не сумел поговорить по-человечески с Галкой. Что за характер у меня дурной? Мама и то говорит, не знаю, в кого только ты такой уродился...
"А еще хочешь, чтобы тебя любили! - врезал я мысленно себе. - За что любить-то?!"
- По дороге на казаков напали язычники, - ровным, убаюкивающим голосом рассказывает профессор, - и отбили идола. Брязга обложил городище князя Нимьяна. К осажденным он послал своего лазутчика, чуваша по национальности, хорошо говорившего на языках многих северных народностей. Тот попал на большое мольбище и видел Золотую Бабу...
- А дальше что? - поторопил Кольча замолчавшего почему-то профессора.
- Об этом немедленно было доложено Брязге. Начался штурм городища. Нимьянск взяли казаки, но Золотой Бабы там уже не было. Язычники переправили ее к кондинскому князю Агаю...
На Агае я заснул окончательно. И Галка уже спала.
Утром я первым проснулся и, не открывая еще глаза, почувствовал неладное. Наверное, это было следствием ночного разговора в сенях с Галкой.
Взгляд мой упал на стену, где висели наши ружья. Она была пуста. Профессора на его месте тоже не было. Не было и наших рюкзаков.
- Галка! Кольча! - закричал я дурниной. - Нас ограбили!
Я кинулся в черную избу, не дожидаясь, пока встанут Галка с Кольчей, заглянул в печь. Профессорский рюкзак был на месте.
Бегу в кладовку, открываю ларь. Нет ружья!
Горшок на полке лежит на боку. Забрал и документы...
- Ах он, лиходей! Ах он, нечистая сила! - отчаянно запричитала в сенях Галка. - Змея подколодная!..
Она выскочила за дверь, под дождь, который, кажется, еще яростнее хлестал в стены дома. Я за ней.
- Рюкзак на месте! С диссертацией!
- Ну и жуй ее теперь! - кричала Галка. - Она же липовая! Понял теперь ты или нет?! Все припасы наши унес...
К нам присоединился Кольча, и мы обежали вокруг дома, сами не зная зачем. Чак тоже с нами побежал, поглядывая на нас как на полоумных. Промокли под дождем, замерзли и вернулись в дом. Даже следов никаких теперь не найдешь - все смыл дождь.
- Заговорил нам зубы и был таков! - убито пролепетал Кольча, пряча глаза.
У него был такой вид, будто он на качелях закачался до чертиков.
- А все из-за тебя! Из-за тебя! - в исступлении набросилась на него Галка. - "Ученый с мировым именем"! "Визитная карточка академика"! - Она схватила рюкзак бородатого и швырнула в Кольчу. Тот едва успел отскочить.
В рюкзаке были только книги, рубашки, полотенце, сигареты да еще диссертация. Я вытряхнул все это на пол, сам не зная зачем.
- Я же не Штирлиц! - покаянно начал Кольча, собирая с пола книги. - А тут еще эта ваша акция: "Руки вверх!" А он же мне жизнь спас, как я мог иначе? Такой вальяжный, респектабельный... И все по логике вещей...
- Прикуси язык! - зыкнула на него Галка. - Залез в дерьмо, так хоть не чирикай!
Она в ярости носилась по горнице, а я виновато помалкивал и отводил глаза, боясь встретиться с ней взглядом. Предупреждала ведь она меня, нутром чуяла, что этот мазурик замышляет что-то против нас, а я вместо того, чтобы принять меры предосторожности, такого дурака свалял...
- Какая же я тундрия! - в унисон мне пролепетал убито Колокольчик.
- Наконец-то до тебя дошло! - мстительно фыркнула Галка. - А то корчит из себя черт знает кого. "Мой внутренний голос"! "Надо мыслить аналитически"!..
Все это Галка не проговорила, а проиграла, изображая Колокольчика. Тот взмолился:
- Оставь, пожалуйста, свои грустные комментарии! Я и так наказан немилосердно...
- Тюльпан!
Галка повалилась на свое место на траве, легла вниз лицом и закрыла голову руками. Я сел на лавку.
- Мерзкий, гнусный тип, гангстер, а я его - "Олег Аркадьевич, Олег Аркадьевич"!.. - канючил Кольча, машинально перелистывая книги Профессора.
- Ловко он объегорил нас! - сказал я, чтобы хоть что-то сказать.
- В этот горький час... - начал было Кольча философски, но тут же осекся и вскрикнул, будто ожегся: - Плагиат! Плагиат чистейшей воды! - Он схватил папку с "диссертацией", начал лихорадочно ее перелистывать. Нашел, что искал, и жадно пробежал глазами: - Слово в слово сдул полторы страницы у писателя Ювана Шесталова.
Кольча впился в другую книгу, оказавшуюся в рюкзаке бородатого. Полистал, заглянул опять в "диссертацию".
- Точно! Дальше все слизал у историка М. П. Алексеева...
- Скрутить бы надо было его сразу по рукам и ногам, - горько пробубнил я. - Спать по очереди...
Это было Галке адресовано: я признавал свою вину перед ней и перед самим собой.
Она повернулась к нам с Кольчей, легла на бок.
- Хорошая мысля приходит опосля!
- Меня здорово серебряная пластинка на ложе "Зауэра" чебурахнула, начал оправдываться. - "Профессору Залесскому..." Документы, диссертация...
- Золотая Баба, - саркастически улыбнулась Галка.
- Золотая Баба, - признал я горько.
- Такой эрудит! - вставил Кольча.
- Бандит-разбандит! - резко бросила Галка.
У меня было такое тягостное чувство, будто во всем случившемся виноват только я один и никто больше.
А ведь, по сути дела, так оно и есть. Поддержи я вчера вечером Галку, когда мы с ней в сени выходили, и могло бы ничего не случиться. Надо было встряхнуть себя, выбежать под дождь, и смыть сон, и не спать. А Галка бы пускай спала. Перед самым утром бы меня подменила.
Верно Ванюшка говорил: этого стервеца на мякинке не проведешь! Меня за глиной послал, Кольчу за дровами, Галку за водой на ключ, а сам тут по дому давай шариться. Увидел, где документы его спрятаны, где ружье... Ну и давай стараться, умасливать нас да усахаривать. Конфеты опять выложил, красной икрой угостил, Чака подкормил-уласкал, чтобы он не заворчал на него ночью. И нарочно спать не давал своими рассказами, чтобы мы потом, под утро, заснули как убитые...
- А ты уж не мог ружье его засунуть куда-нибудь подальше! - упрекнула меня вяло и как-то замученно Галка.
- А куда?! В траве нельзя было прятать, этот гад как раз перся с Кольчей со стороны подворья...
- Залез бы в голбец.
- Там же вода! Дыра в крыше прямо над полатями. А с вечера дождь собирался...
Начисто обобрал нас этот изверг. Уцелели одеяла, мы ими были укрыты, он боялся нас разбудить; палатка уцелела, она под нами была расстелена, да еще осталась нам коллекция спутников золота по счастливой случайности. Кольча брал мешочек с минералами с собой, когда за пробами на голец лазил, и позабыл его на том месте, где увидел злополучного медвежонка.
Какими глазами теперь на Ванюшку глядеть будем? Со стыда сгоришь.
А Галка-то поумней нас с Кольчей оказалась...
Сидим мы и молчим пригорюнившись. И сколько так просидели - не знаю, затрудняюсь сказать. Время будто остановилось. Одно окошко с подветренной стороны мы открыли, выбросив траву. Дождь не перестает. Тяжелые жирные тучи ползут над чараном. Ни одна пичужка не пискнет, все живое будто попряталось. По моим приметам, занепогодило надолго. За окном не то вечер, не то день еще тянется - не понять.
Есть нам нечего. Маковой росинки с утра во рту не было. Все подчистую упер бандюга. Теперь-то, конечно, яснее ясного, что он к золоту нас не хочет подпустить ни за что.
Ванюшка, бедолага, где-то мерзнет сейчас в тайге под дождем. Теперь уж он обратно топает. Дедушка Петрован, конечно, послал нам какие-нибудь гостинцы. Рыбки сушеной, жареной или вяленой принесет командор обязательно да еще что-нибудь.
- Парни, можно все потерять, но только не хладнокровие, - начинает оживать Колокольчик. - Давайте поразмышляем вместе.
- Сиди! - пренебрежительно отмахнулась Галка.
Но молчать Кольча уже не в силах.
Но молчать Кольча уже не в силах.
- Мишаня, ты дорогу к Священному кедру найдешь? - спрашивает он у меня через несколько минут. - Приметил, как мы шли?
- Приметил.
- Там же в котле золотые червонцы!
- Так он тебе их и оставил! - фыркнула насмешливо Галка. - Держи карман шире!
- Он уж там наверняка побывал, - сказал я. - Да еще дождь льет, холодно.
- Все мои снимочки пропали! - тягостно вздыхает Кольча. - Какая жалость...
- Скажи спасибо, что хоть сам живой остался! - процедила Галка с холодной иронией и укрылась с головой одеялом.
46
Весь день просидели мы голодные. Недалеко были ягоды - земляника. Но никто из нас не отважился идти за ними в такой ветер и дождь.
Ванюшка в назначенное время не вернулся.
К утру дождь выдохся, начал сеять, как из пульверизатора и рывками. Передохнет, обдаст мелкой тугой моросью, придавит траву к самой земле волной, и опять передышка, жди новой волны.
- Не пойдет он в такую непогодь, - говорит Галка.
- Пойдет! - нисколько не сомневаюсь я. - Нас тут не бросит.
- Откуда ему знать, что нас ограбили?
- Мало ли что с нами может случиться. Он же сам говорил тебе: "Я в ответе, с меня спросят, если что..."
- Командор - человек слова, - поддерживает меня Колян.
Он уже оклемался и снова стал самим собой. Говорят, что нормальный человек, общаясь с себе подобными, произносит в сутки в среднем пятнадцать тысяч слов. Я глубоко убежден, что эту норму Колокольчик наш систематически перевыполняет, и никак не меньше, чем раза в три. "Слов неприкрытый кран!" - сказала однажды про него мать.
- Помнишь, Миха, как он в пургу зимой, на соревнованиях?..
Баскетбольная команда нашего класса - самая сильная в школе. Она даже девятиклассников и десятиклассников бьет. Решался вопрос: кто полетит в Киренск на встречу с нашими соседями, спортсменами Киренской средней школы. В общем, для нас этот матч был принципиальный, как говорится. Ванюшка - "дядя, достань воробышка". Самый длинный и к тому же самый результативный игрок в нашей команде. Капитан. Завтра - встреча. А сегодня он ушел на лыжах к отцу на лосиную ферму, белье понес, еду и еще что-то. К вечеру хотел вернуться, а тут вдруг такая пурга поднялась, что света белого не видать. У нас говорят - "падера". Ветер не только перенову всю крутить-вертеть начинает, но и со старых сугробов-надымов будто скребком сдирает снег.
В общем, пурга жутчайшая. Нет нашего капитана, и нет у нас никакой надежды дождаться его. Падера, может, и стихнет к утру, но до фермы неблизко, восемнадцать километров. А игра назначена на десять часов. Выходной был как раз.
Пришли мы чуть не всей командой к Ванюшкиной матери, сидим горюем.
- Едет! - вскрикнул вдруг Кольча, припав к окну.
Ванюшка вынырнул из снежной круговерти верхом на сохатом. Мы выскочили на улицу.
- А если бы заблудился?! - ужаснулась мать.
- Твой Васька дорогу домой всегда найдет! - похохатывает Ванюшка, сбивая сосульки с бровей.
Лось Васька в Басманке вырос. Росомахи сильно изувечили его мать, и она не выжила. Ванюшка проверял поставленные на горностаев плашки и наткнулся на теленка. Выходила его Ванюшкина мать, а когда он подрос, отвела на лосиную ферму. Но Васька так к матери привязался, что чуть ли не каждую неделю первое время прибегал погостить. Вот и положился смело на него Ванюшка, рассудив, что сохатый в тайге никак не может заблудиться. При любой погоде!
- А вообще-то ты этим никого не удивишь, Ванек, - помню, сказал тогда ему Кольча. - Неоригинально! Еще в петровские времена в Прибалтике на лосях гарцевали. Даже указ царем был издан, который запрещал таким всадникам появляться в городах. Лошади сильно пугались, давили народ...
Командор пришел к полудню, мокрый до нитки, продрогший, голодный, измученный. У нас горе, и он горькие вести принес: дедушка Петрован неизвестно где, а в зимовье его обосновались золотничники...
Ванюшка, увидев, что они направляются к зимовью, опередил их налегке-то, обогнал по чащобе и опять на тропку. Хотел дедушку Петрована предупредить об опасности. Но того в избушке не было, и, как видно, давно уж он там не живет. На столе слой пыли чуть ли не с палец толщиной, в окно надуло, в лабазе - шаром покати, лодка на берегу кверху дном...
- Нашли "профессора"! - мрачно пробасил командор, выслушав наш сумбурный рассказ. - Он со своим Гурьяном меня из самострела чуть не уложил. Кто-то из них вас в озере Кругляше чуть не утопил...
И он рассказал нам обо всем этом. И про то, что видел у Гнилого нюрута, тоже рассказал. Кольча на этот раз воздержался от каких-либо догадок и предположений. Теперь все прояснилось: Антошка со своим дружком и Профессор с Гурьяном - одна шайка-лейка. А бородатый, очевидно, и есть тот самый Шеф, о котором говорил Антошкин напарник.
- Эх вы, дурачье-дурачье! - ругнул нас Ванюшка, греясь у печки. Приходи кума, приноси ума... Ни на минуту нельзя оставить одних, что-нибудь да накуролесят!
Но ругал он нас как-то вяло, тусклым голосом, с перекипевшей злостью. Кольче перепало больше всех.
- Тебе, тюльпан заполошный, башку оторвать мало!
У командора уцелели два больших сухаря, предусмотрительно завернутые Галкой в полиэтиленовый мешочек. Мы их разделили и съели.
Галка ни слова не сказала в свое оправдание. А ведь могла бы всю вину запросто на нас с Колокольчиком свалить. Вот тебе и Галка-Интригалка, как ты ее обзывал в деревне... Урок тебе наглядный преподала, как надо вести себя с друзьями. Правильно Кольчин дядя Костя писал нам: "Тайга - это полигон для выявления и испытания человеческих достоинств..."
- Ну что, домой воротимся? - спросил командор, когда мы легли уже спать. - На обратную дорогу еда у нас есть в тайниках...
- Тайга прокормит! - твердо сказала Галка.
- Читали книгу, как один француз по доброй воле океан в лодке пересек? - тотчас присоединился к ней Кольча. - Чтобы доказать морякам: ни от голода, ни от жажды потерпевший кораблекрушение не умрет, если не растеряется и не будет лодыря гонять. Это в океане! А мы в таком благодатном краю...
- Завтра что ты есть будешь? Ягодки? От них мы уйдем.
- Кузнечиков нажарить можно, ящериц!
Мы с Ванюшкой переглянулись. "Уж не тронулся ли он?" - промелькнуло у меня в голове.
- Кузнечиков? - изумленно протянул командор.
- Ну да! - И Кольча зачастил с жаром: - Один видный американский биолог не так давно писал в журнале "Вокруг света", что кузнечики даже питательнее говядины. А ящерицы вкусней курятины, парни! Он говорит: "Я так к ним привык, что ни один праздник у меня без этого деликатеса теперь не обходится!"
- Ну ты и лопай! - сказал я со смешком.
- А что, думаешь, не буду лопать? Буду! - запальчиво бросил Кольча. Но это же ради идеи, парни! Домой мы все равно не вернемся, пока не побываем у нагорья. Это же не прихоть наша, вы поймите, не для себя мы стараемся. Наш долг, в конце концов, оторвать этих пиявок, присосавшихся к государственному золоту! Кто "Хмурый Вангур" читал писателя Олега Корякова? Там люди вон как голодали, а нюни не распускали!
- Ладно, вот трава подсохнет, пойду тебе ловить кузнечиков, - ехидно пообещал я.
- А я за ящерицами на голец сбегаю! - подхватила Галка. - Поглядим, как ты их будешь уминать.
Будет! Из принципа. Ел же он сырого рябчика.
- Ягоды есть будем, - сказала Галка. - Костяники сейчас везде много. Скоро красная смородина поспеет. Осолотку будем копать, саранки. Грибов наварим и нажарим...
Куда мог деваться дедушка Петрован? Почему у него такое запустение в зимовье? Уже не порешили ли дедушку золотничники? А что? С них сбудется. Он мог невзначай на их старанку набрести. Домой, домой надо нам, пока не поздно поворачивать, пока далеко от своих продскладов не ушли. Спохватимся потом, да поздно будет. Но как я скажу об этом? Галку обижу. Стыдно мне перед ней трусость свою выказывать. Раньше бы сказал безо всякого Якова, а теперь не скажу. Вот если Ванюшка сам начнет опять, я его поддержу.
Интересно, Профессор расстроился хотя бы чуть-чуть из-за своей "диссертации", которую я у него спрятал? Конечно, жалеет. Ведь не только нам, может быть, придется еще кому-нибудь пыль в глаза пускать.
Ванюшка сказал, что надо будет сходить к Священному кедру, когда распогодится, но бородатый наверняка уже там побывал, если золотой оставил.
Рюкзаки наши Профессор утащить один не мог. Или у него были сообщники, которые дожидались где-то рядом, или он сразу же и уничтожил все наше добро. Сжег или утопил в болоте.
- Да разбросал все по чащобе, и дело с концом, - сказал Ванюшка.
Я помаленьку отключился, ушел в свои думы. Не слушаю, о чем Кольча тараторит.
"А ведь где-то же видел я этого бородатого?" - мучает все время меня.
Никак не могу ошибиться, у меня еще такого не бывало. Начну припоминать, и хоть не скоро, а все равно придет на ум все по порядку.
Вдруг до моего сознания долетел Кольчин голос. "Противная сторона", сказал о чем-то Колокольчик, заканчивая фразу. Я даже подскочил на лавке, словно меня шилом кольнули. Сразу же вспомнилось, где и когда видел я этого лупоглазого.