Кокон - Посняков Андрей 11 стр.

Макс с Трушиным выследили продавца — неприметного мужичонку в старом прохудившееся ватнике и кирзовых сапогах, этакого бомжарика. Трушин предложил сразу его прижать, но Максим настоял на своем — аккуратненько проследить, откуда он это мясо берет.

— Понимаешь, Алексей, мы просто… ну, словно бы гуляем, разговариваем, за ним потихоньку пойдем, так вот, незаметненько.

— Ага, незаметненько — да меня в этом городке каждая собака знает!

— Тем более! Этому бомжу и в голову не придет, что такой человек, как ты, за ним следить станет!

— Может, ребят на всякий случай вызвать?

— Да не стоит. — Тихомиров махнул рукой. — Что мы, вдвоем с ним не справимся что ли?

Так и пошли, вроде бы по своим делам.

Бомжарик, закончив торговать, прикупил здесь же, на лотках, три фуфырика одеколона «Саша» и, довольный, зашагал куда-то в район старого города. Тускло — вполнакала, через один — горели фонари, электроэнергию экономили, львиная ее часть уходила на функционирование водозабора. День выдался хороший, и вечер тоже — тихий, спокойный, без давно надоевшего дождя и ветра.

— Знаешь, я много над этим думал, — на ходу делился своими мыслями Трушин. — Ну, над всем, что произошло. Уж обсуждали… и с женой, и с дочками, с сыном приемным — он у меня умница. Ленка, жена, между прочим, тоже не дура — кандидат технических наук, а сын Денис — круглый отличник, между прочим, еще и по-французски говорит, как я по-русски…

Тихомиров удивленно вскинул глаза:

— Денис Лезнов — твой пасынок что ли?!

— Ну да. А ты его откуда знаешь?

— Вместе в одном обществе состоим.

— А… Так вот, мы поговорили и пришли к выводу: все это с адронным коллайдером как-то связано. Вот сам вспомни тот день, когда все навернулось! О чем тогда все говорили? Что в Интернете писали? Вспомни страшилки-то!

— Ну да. — Максим кивнул. — Только Григорий Петрович говорит: ерунда все это.

— Да Петрович старый просто, и что такое коллайдер — толком не понимает.

— А ты понимаешь?

— Конечно! Я ж на физмате учился… правда, только три курса закончил, но все-таки. В нем, в нем все дело, понимаешь, элементарные частицы ускорились больше, чем нужно, — вот и пожалуйста, вот и все!

— А что же это у нас-то только? Именно в нашем городе! Где мы, а где коллайдер?

Трушин резко замедлил шаг и, посмотрев собеседнику прямо в глаза, тихо сказал:

— А откуда ты знаешь, что это — только у нас? Может, нам, наоборот, еще повезло.

— Ну ты и скажешь… — Максим рассеянно остановился. — Это ж значит, что же… навсегда что ли?

— Может быть… А может, и нет, никто ведь ничего толком не знает. Но, считаю, всегда нужно готовиться к худшему — весной произвести земельный кадастр, запланировать, что где посеять, фермы открыть — тушенка-то скоро закончится, да и вообще — всех продуктовых запасов вряд ли до весны хватит… Черт! Упустим ведь сейчас упыря этого! Ты беги, а я поехал!

Прыгнув в седло, Трушин закрутил педали, тормознув где-то на повороте, у старой вербы.

Тихомиров еле догнал, сердце так и стучало и, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

— Исчез, гад, — тихо сообщил «лесовик». — Во-он в тех домишках скрылся.

Домишки, на которые он указывал, представляли собой скопище самого гнусного вида трущоб, в большинстве своем деревянных, но были и кирпичные — одноэтажные бараки на две-четыре семьи. В оконце одного из бараков вдруг вспыхнул свет… свеча или керосиновая лампа — электричество там было отключено за неуплату еще в спокойные времена, которые теперь, наверное, следовало бы именовать доисторическими.

Переглянувшись, напарники спрятали велосипед у забора и, стараясь не шуметь, вошли во двор через распахнутую настежь калитку. Дрожащий оранжевый свет, падающий из окна барака, выхватывал из быстро сгустившейся тьмы брошенные на землю доски, картофельные ящики, какие-то полусгнившие корзинки, ведра — следовало сильно постараться, чтобы не зацепить весь этот хлам.

Не зацепили, прошли, поднялись по широкому крыльцу в темные сени. В сенях пахло каким-то варевом… Мясной похлебкой!

— Их там двое всего — я в окно видел, — негромко сказал в темноту Трушин. — Ну что… будем брать?

— Будем! — Решившись наконец на активные действия, Максим дернул за дверную ручку…

Дверь распахнулась, явив напарникам скудное обиталище бомжей — грязный, заплеванный пол, потолок, черный от копоти, покрытые старыми газетами стол и плиту в самом углу. На плите стоял котелок, в котором булькало какое-то варево. Рядом копошилось какое-то создание в лохмотьях и с давно не чесанными, сбившимися в колтун волосами. Похоже, что женщина.

Сам бомжарик сидел тут же, за столом, и, нетерпеливо поглядывая на плиту, разбавлял разлитый по двум жестяным кружкам одеколон водицей, наливая ее из небольшого пластикового ведерка с веревочной ручкой.

— Ну, хлеб-соль, хозяева! — опершись на дверной косяк, громко произнес Трушин. — Что, человечинку жрете?

Сидевший за столом бомж выронил ведерко и с испугу принялся громко икать. Его подруга — или кто там она ему была? — обернулась… Максим попятился: такой Бабы-яги ему еще никогда не приходилось лицезреть вот так вот — нос к носу. Страшное морщинистое лицо — скорее даже, рожа — было покрыто каким-то гнойными волдырями и струпьями, левый глаз заплыл от синяка и, похоже, ни черта уже не видел, правый же, не мигая, смотрел на незваных гостей.

— Чаво пришли? — грубо поинтересовалось страшилище. — Чаво надо?

— Человечинку, говорю, варишь? — подойдя ближе, с угрозой спросил «лесовик».

— Ну и варю. Тебе-то что? — Баба-яга, казалось, ничуть не удивилась. — Мяско-то всякий любит.

— Откуда взяла, тварь?!

Трушин, видать, хотел схватить бабищу за шиворот, но побрезговал, и рука его повисла в воздухе.

— Он принес. — Ягуша тотчас же показала на бомжа. — Второю неделю уже таскает.

Максим сплюнул:

— Каннибалы вы гребаные! А ну, гнус, говори, откуда человечину взял? Говори, иначе башку отвинтим! Ну!

Нырнувший было под стол бомжарик неохотно вылез обратно и, подслеповато щурясь, уставился на гостей:

— Там, в подвале, много его, мяса-то… Я и не знал, что оно человечье… Вижу — обрезки… вот и взял.

— На рынке еще торговал, черт! Брали у тебя мяско-то?

— А как же!

— Ну все. — Словно задыхаясь от нехватки воздуха, Трушин рванул воротник рубахи. — Если не покажешь подвал, тут тебе и конец, понял?

— Как не понять… Покажу, покажу, а как же! Счас, вот только один глоточек…

— Я тебе покажу глоточек! — «Лесовик» могучим пинком сбил бомжа с лавки. — А ну давай, гнус, веди!

— Идемте, идемте… — заканючил бомжарик. — Тут недалеко, рядом…

Рядом-то рядом — но шагать пришлось два квартала. Миновали микрорайон, старую кочегарку, заброшенное здание военкомата, подошли к двухэтажной новостройке — будущей почте.

— Здесь, — показал рукой бомжик. — Вон он, подвал. Проводить али сами дойдете?

— Нет уж, иди. Да не вздумай бежать — достанем! — Трушин погрозил кулаком.

Подвал как подвал, в меру захламленный, в меру грязный, с расписанными разными непристойностями стенами. По всему, летом, в теплые времена, здесь тусовались девиантные подростки, но сейчас для них уже было холодновато. Лучи двух карманных фонариков не могли сразу обшарить все обширное помещение.

— И где тут мясо? — тихо поинтересовался Макс.

— А вон тут, у стеночки, завсегда появляется, — охотно пояснил бомж. — В бумажных мешках… ну, есть такие большие.

Лучи фонарей скрестились в указанном направлении, и Максим невольно поежился, рассмотрев бурое, неопределенной конфигурации пятно. Скорее всего — не врал бомжарик. Да и с чего бы ему врать?

— И когда ты за ним обычно приходишь? — негромко поинтересовался Трушин.

— Обычно к утру. Ну, как рассветет — вот так и иду. И сразу на рынок.

— Молоде-е-ец. — «Лесовик» возмущенно свистнул.

— Хорошо вы свистите, — тут же подольстился бомж. — Душевно! Я тоже так вот умею… вот…

Он тоже свистнул, несколько раз подряд, и похвалился:

— Ишь, не хуже, чем у вас получается.

— Сиди уж… Ну, что? — Тихомиров обернулся к напарнику. — Будем ждать… или к утру нагрянем?

— Да уж, подождем, коли пришли. — «Лесовик» пожал плечами…

И тут вдруг откуда-то снизу послышался какой-то шум, совершенно необъяснимый и ни на что не похожий… даже и не сказать…

— Что там такое, Макс?!

Лучи фонариков скрестились, как шпаги…

И тотчас же пахнуло смрадом, точно разрыли могильник!

— Ма-а-акс!!!

Что-то жуткое вырвалось вдруг из темноты и утробно завыло! Огромная, больше двух метров, фигура, покрытая шерстью, когтистые лапы, оскаленная зубастая пасть… И три красных, пылающих лютой злобой глаза!

Вву-ухх!!! Чудовище махнуло лапой, словно песчинку, отбрасывая рванувшегося было к выходу «лесовика»… Макс подобрал какую-то палку, тут же переломившуюся под исполинской силы ударом.

Максим отпрыгнул к стене — чудовище зорко наблюдало за ним своими яростно пылающими глазами и, кажется, ухмылялось…

Потом вдруг подпрыгнуло ближе и, ухватив Макса за горло, подняло в воздух, раскрыв ужасную смердящую пасть…

И тут грянул выстрел. Потом — сразу — еще один. И еще, еще, еще…

Гнусный монстр взвыл, дернулся…

Тихомиров почувствовал, как ослабла хватка, и вот уже полетел на пол… А мерзкое трехглазое чудище, завывая, скрылось во тьме!

— Ма-акс… ты жив? — Трушин подобрал упавший фонарик.

Максим передернул плечами и застонал:

— Да вроде бы…

— Сейчас! Помогу подняться… Та-ак… Да! Шею он тебе поцара-а-апал!

— Хорошо — голову не откусил! — Тихомиров устало уселся на пол. — Пойдем-ка скорее отсюда, а?

— Пойдем, конечно, пойдем… вот, обопрись на руку… Говорил же — пацанов надо было взять!

— Ага… толку тут от них, хотя… Выстрелил ты вовремя, спасибо!

Трушин немного помолчал и признался:

— Представляешь, как эту страхолюдь увидел, поначалу совсем про волыну забыл! Что это было, а?

— А черт его… Но, похоже, их деревню я уже видел…

— Да ты что?

— Подожди… потом в подробностях расскажу.

Выйдя на улицу, оба долго не могли отдышаться, а когда пришли наконец в себя, медленно зашагали к горящим огонькам микрорайона.

— Слышь… А наш друг, бомжарик-то, где? — вдруг поинтересовался Трушин. — Чудище, что ли, сожрало? Или сбежал?

— Скорее второе. — Максим хохотнул и сразу осекся. — Леша!!! Так ведь это он чудище-то и позвал!

— Кто? — недоуменно вытаращился «лесовик». — Бомж этот?

— Именно! Помнишь, он свистел зачем-то? Я вот теперь и понял — зачем. Кстати, ты первый свистеть начал… забыл хорошую пословицу про свист и деньги.

— Нет, не может быть, хотя… — Трушин задумчиво почесал голову. — В общем, надо нам с этим бомжиком еще повидаться!

— Ага, так он и будет нас ждать.

— Ничего, зашлю бойцов к той ягуше…

Тускло светили фонари, уютно горел свет в окнах панельных девятиэтажек, озабоченные матери звали с балконов детей.

— Мишка! Давай домой, оболтус!

— Ну мама, ну еще чуть-чуть…

— Я сказала домой, живо!

— Са-ша! Домо-о-й!

Все напоминало те самые времена, которые уже, наверное, пристало называть «старыми добрыми». Времена до того, как…

Трушин, конечно, послал своих «бойцов», но, как те ни били ягушу, ничего толкового не добились — бомжик как в воду канул. Правда, имя его удалось узнать, вполне подходящее такое погоняло — Гришка Гнус. Но где его теперь искать? А очень похоже — это и был кончик. Кончик одной весьма интересной и жутковатой ниточки, которая еще неизвестно куда могла привести.

— Артем! — это имя Тихомиров внезапно вспомнил ночью. Сидоров Артем Иваныч, опер, тот самый, с кем познакомились как-то на АЗС. Артем теперь возглавлял один из отрядов ДНД, у Трушина… И Максим встретился с ним уже днем.

— Гришка Гнус? — Опер ностальгически улыбнулся. — Как же, знаю. И сожительницу его, Вальку Лошадь, тоже знал. Впрочем, она многим сожительница.

— Ну ты и скажешь — Лошадь, — пошутил Максим. — Скорее уж — Баба-яга.

— Раньше-то она в теле была, это сейчас сдулась. Мясо, говоришь, человечье едят? Так они и раньше… Я вот еще когда участковым был — случай помню. Эта Валька Лошадь как раз у меня на учете стояла и квартирка ее — притон — на Советской, в бараке. Так вот, как-то раз эта Валька забеременела, неизвестно уж, от кого, да и родила. Ребенок ей, естественно, на фиг не нужен был — тогда за детей не платили, несколько раз она его подкидывала — то к гороно, то к больнице — оба раза неудачно, возвращали… Вроде бы и смирилась и вдруг… Соседи у нее бдительные были, соколицы сталинские — через какое-то время сигнализировали: у Вальки, мол, ребенок рожен, а тихо — ни крику никакого, ни писку. Проверьте-ка, мол, дорогой товарищ участковый милиционер, я то есть. Ну, что делать? Взял ребят на опорнике, пошли проверять — там, у Вальки-то, очередной шалман… Ну, мы вошли, всех аккуратно построили… смотрю: мать честная! А на столе-то — холодец!

Лошадь всю жизнь побиралась — откуда мясо? Знаешь, а незадолго до того поросят кто-то покрал у фермеров, вот мы и обрадовались: сейчас вот-вот кражу поднимем, в сводке отметимся, как раз к десятому ноября дело шло — тут бы и премию… Короче, давай к Вальке: куда, тварюга такая, краденых поросят дела?

А один сержантик наш, он потом в ЭКО перевелся, холодильничек углядел в углу… старенький такой. Взглядом показал — вот, мол, где поросята… Открываем дверцу, а там… да, голова на тарелочке… Только не поросячья, вполне человеческая такая голова, младенческая…

— Господи! — Тихомиров перекрестился. — Да не может такого быть!

— Может, Макс, может. Вот было же! Короче, Валька Лошадь сынка своего родного на холодец пустила. Двойная выгода — и ребенок спать не мешает, и есть чем собутыльников угостить. То-то они там и гуляли… правда, потом, узнав, Вальке морду набили.

— Да уж. — Максим качнул головой. — История…

— Так я к чему ее рассказал-то? Там, среди гостей Валькиных, и Гришка Гнус был. Не один, с марухой своей тогдашней — Ленкой Аптекаршей. Я вот и думаю: может, он и сейчас у нее залег? Адрес я знаю…

На это раз не рисковали, в дом ворвались втроем — Макс, опер и Трушин. Да еще дээндэшников прихватили, но те на улице ждали.

Гришка Гнус там и оказался — у марухи своей. Маруха где-то шлялась, а Гришка сидел себе преспокойно на скрипучем диванчике да попивал чаек…

Чашка так в угол и покатилась!

Нет, его не били… Даже не пугали. Просто сели у столика и значительно так посмотрели… Гришка все и рассказал. Дескать, как-то ночевал в том подвале с одним знакомым, и вот так же задрожало все, чудище трехглазое появилось, приятеля завалило, а Гришку в живых оставило, мало того — браслетик золотой подарило и сказало, чтоб еще приводил людишек… лучше всего тех, кого искать не будут. Вот он и приводил…

— Не своей волей, господа хорошие, боялся я его очень!

— Сказало? — удивленно переспросил Трушин. — Оно что же, чудище это, по-русски говорить умеет?

— Не совсем чисто, так… Но понять можно…

Гришка вдруг захрипел и, схватившись за грудь, повалился на пол.

— Полундра-а-а! — почему-то на флотский манер заорал «лесовик».

И было отчего орать — в Гришкиной груди, пронзив бедолагу насквозь, торчала длинная увесистая стрела.

— Через форточку подстрелили, — осторожно выглядывая в окно, произнес Макс. — Во-он с той крыши…

Оп!

Висевшая под потолком тусклая лампочка вдруг замигала и погасла. А где-то неподалеку вдруг прогремел гулкий взрыв…

— Станцию рванули… — тихо произнес Трушин. — Теперь все. Амба!

Глава 6

Зима

Вот с этого момента в городке и начался самый настоящий кошмар. Не стало электричества, в многоэтажках перестал работать водопровод, отключилось отопление. Многие, у кого были родственники или хорошие знакомые в частных домах, — перебрались к ним, хотя бы на зиму. Переселяясь, увозили на санках все самое ценное из своих брошенных, никому уже не нужных квартир — некоторые волокли даже телевизоры, все никак не могли осознать, что это давно уже просто мусор.

Несмотря на ДНД — весьма, кстати, малочисленную, — резко активизировались мародеры: сбиваясь в свирепые шайки, они вскрывали опустевшие квартиры в надежде хоть чем-нибудь поживиться… Напрасные хлопоты! Продукты никто не бросал, да и вообще запасы консервов повсеместно подходили к концу, начинался самый настоящий голод.

Тихомиров еще по осени очень удачно обменял свой «рено» на печку-буржуйку, которые с приближением холодов принялись делать и продавать какие-то умельцы. С дровами пока особых проблем не было — лес рядом, да и в запущенных городских скверах хватало сухих деревьев — пили, руби, не ленись. Пила у Макса имелась — ножовка, пока управлялся и ею.

Еще спасало то, что начало зимы выдалось почти по-весеннему теплым, днем даже иногда шли дожди, но вот по ночам все же подмораживало, и в нетопленой квартире пришлось бы совсем худо.

В один из таких дней Максим вновь отправился к сестре, он вообще навещал ее довольно часто, уж куда чаще, чем раньше, в «старые добрые времена». Хмурые низкие тучи затянули желтое небо, падал мокрый снег. Укрываясь от ветра, молодой человек поднял воротник, надвинул на самые глаза вязаную спортивную шапку, отвернулся… И уперся глазами в заклеенный рукописными объявлениями забор.