Ла Ривьер стоял с рукой на луке седла, готовый сунуть ногу в стремя и вскочить на коня. Взглядом он пожирал неприятеля.
Секунду спустя над дорогой взвился крик ужаса, а за ним и ярости. Затем еще и еще, и вот уже вперед к солдатам, ткнув коленями лошадь, подъехал молодой офицер. Соскочив с седла, он вник в суть происходящего, после чего выхватил свиной пятак изо рта убитого и брезгливо швырнул через изгородь. Колонна, безо всякой команды, начала подаваться вперед, чтобы получше разглядеть причину праведного негодования. Ла Ривьер дернулся было махнуть в седло, но его за рукав удержал Томас.
— Тихо, — шикнул он. — Пускай вначале скучатся.
Француз секунду метался между порывом атаковать и здравостью совета и все-таки склонился к последнему, кивком выказав согласие.
Суть о происшедшем с лазутчиком доходила до все большего числа турок. Поднялся возмущенный гомон; солдаты самовольно покидали строй и скапливались вокруг своего офицера, скорбно застывшего над трупом. Томас чувствовал, как все растет напряжение среди тех, кто стоит сейчас рядом, и там, в укрытии из камней и кустарника.
— Еще, еще чуть-чуть, — приговаривал он, видя, как колонна врага все больше превращается в обыкновенное сборище.
— Пли! — проорал вдруг голос откуда-то слева.
Голова Томаса дернулась в направлении некстати грянувшего приказа, но попытка его отменить была заранее обречена.
Жарко зашипел порох на пороховых полках, и аркебузы с оглушительным грохотом исплюнули огонь в клубах сизого дыма. Турки ошеломленно обернулись на крик и сбились в толчею, по которой сейчас кучно ударили тяжелые пули.
— Вперед! — рявкнул ла Ривьер.
Томас, Ричард и остальные оруженосцы дружно повскакивали в седла, выхватили мечи и пришпорили коней, вырываясь из укрытия. Было видно, как с левого фланга поспешает впереди своих рыцарей Гарштайнер, хлопая плашмя мечом по боку своего коня. При этом баварец что-то бессвязно орал (теперь понятно, кто подал команду стрелять). Цепь пехотинцев между флангами опустила аркебузы и, выхватив оружие, кинулась на врага, все еще ошеломленного внезапностью нападения. Едва пехота ступила на дорогу, как с обеих сторон на сарацин напустились всадники. Крепко держа левой рукой поводья, правой Томас, свесившись с седла, резкими взмахами прицельно сек неприятеля. В толпе царила паника — мелькали искаженные ужасом лица, взлетали взлохмаченные клочья одежд. При виде закованных в сталь латников те из врагов, что с краю толпы, попытались дать деру. Одни карабкались через стенку, другие теснились в глубь сборища, лишь усугубляя этим неразбериху. Но были и такие, кто встретил натиск по-военному: поднял щиты, изготовился к обороне.
Вот Томас, направив коня, сшиб на обочину близстоящего турка и с хрустом прорубил ему наискось плечо; выдернул клинок и смахнул голову еще одному: тюрбан отдельно, туловище отдельно. Вокруг звенела сталь, пронзительно ржали лошади, вопили люди — одни нанося удары, другие погибая под ними. Вон Ричард погоняет со стиснутыми зубами коня в гущу сарацин и рубит, рубит сплеча направо и налево, так что кровь взлетает багряными струями и кропит конские бока, а заодно с ними и надраенный нагрудник.
Заметив краем глаза движение, Томас ловким взмахом отразил направленный в плечо косой удар ятагана. Со звонким скрипом стукнули друг о друга клинки, до самого плеча пронзила руку тугая сила удара. С силой отмахнув ятаган, Томас остановил взгляд на высоком широкогрудом воине в кольчуге и конусовидном шлеме. Темные глаза по обе стороны затейливого наносника полыхали яростью, свирепо скалились безупречные зубы. С досадливым рыком он отвел отбитый клинок и замахнулся снова, пытаясь все-таки сразить вражеского латника. Томас, привстав в стременах, рубанул что есть силы, стремясь дотянуться воину до горла. Кончик меча ткнул под бородой, в зазор поверх кольчуги, прорвав мягкую ткань и кровеносные сосуды, и сквозь шейные мышцы уперся в хрящ. Турок потрясенно выкатил глаза, губы скривились в гримасе. Стоило Томасу выдернуть меч, как из раны, жарко пульсируя, хлестнула кровь. Выронив ятаган, воин схватился рукой за горло, тщетно пытаясь остановить кровоток. Тут его смели товарищи, рвущиеся сквозь сумятицу прочь от смертоносных рыцарей.
Несмотря на численное меньшинство нападающих, внезапность и жесткость броска ошеломили турок, не оставив от их недавней спеси камня на камне. Теперь они, как могли, уносили ноги — кто перебравшись через стенку, кто в отчаянной попытке прорваться через рыцарей и унестись по дороге, неважно, в какую сторону. Значительное количество сарацин раскинулось на изрытой земле, и кровь их стекала в пыль. Из людей ла Ривьера пострадал только один: ему досталось протазаном в бедро, и он, припадая на ногу, выбрался через провал, притискивая руку к окровавленному гамбизону.
Османский офицер с горсткой сохранивших присутствие духа солдат по-прежнему готов был отражать натиск.
— Взять его! — распорядился Томас, указывая мечом. — Берем и уходим!
Ричард, пришпорив коня, отреагировал первым. На скаку он пригнулся вперед, отводя клинок для удара. Впереди своего командира выступили несколько вражеских пехотинцев, готовых отдать за него жизнь. Ричард протаранил их конем: двое отлетели в стороны, третий лишился руки с саблей, а следом получил смертельный укол в шею.
На своем коне вперед протолкнулся Томас, очутившись с офицером лицом к лицу.
— Бросай оружие или умрешь! — крикнул он.
Неизвестно, понимал ли турок по-французски, но, тем не менее, на призыв отреагировал: презрительно плюнул и дал своей лошади шпоры, устремляясь прямиком на рыцаря. Турецкий скакун оказался легче строевого коня Томаса: когда они столкнулись грудь о грудь, тот не подался ни на шаг. Ятаган османа радужной дугой мелькнул в воздухе, но отскочил от наплечника. Махнул клинком и Томас, но офицер его парировал. Их кони разъехались, но оба развернули их, продолжая поединок. Турок оказался проворнее и сделал замах, целя рыцарю в голову. Времени блокировать удар не было, оставалось единственно уклониться, причем рывком. Вражеский клинок просвистел по воздуху, и Томас, крякнув от усилия, распрямился. С противоположной стороны к турку подбирался Ричард.
— Не мешай! — предостерегающе крикнул Томас. — Он мой!
Ричард, помедлив в растерянности, натянул поводья, на что его конь, вздыбившись на скаку, рассерженно заржал. Томас едва успел вскинуть клинок — настолько быстро последовал следующий удар, в этот раз нацеленный на шлем. Удар пришелся возле рукояти меча, за что противник поплатился: рыцарь, надавив, удерживал теперь ятаган силой запястья. Крутнув резким нажимом руку, он заставил противника выронить оружие, после чего, подогнав своего коня вплотную, приставил меч офицеру к глотке:
— Сдавайся!
Тот в ответ зловеще сверкнул глазами (мелькнула мысль, не придется ли его прикончить), но вот плечи гордеца поникли, а голова потупилась в знак покорности.
— Ричард, займись им, — буднично сказал Томас. — Он нужен нам для допроса. Попытается сбежать — карай.
Эсквайр кивнул и приказал солдатам ла Ривьера связать офицеру руки за спиной; сам он в это время держал меч осману возле лица. Выпрямившись в седле, Томас оглядел местность. Отряд врага был истреблен примерно на треть; жалобно стонали на земле раненые, которых сейчас добивали итальянские наемники. Уцелевшие рассеялись по окрестным полям, где их сейчас увлеченно преследовали и срубали ла Ривьер и бо́льшая часть оруженосцев.
— Вот дурачье, совсем потеряли голову, — пробурчал Томас, сердито вгоняя в ножны меч.
Внезапно с восточной стороны донесся хриплый зов рога: в сторону дороги направлялся отряд в три десятка всадников. Обернувшись на звук, те из рыцарей и оруженосцев, что поумнее, смекнули, что враг думает отсечь их от Биргу. Бросив преследование, они тотчас разворачивали коней и неслись во весь опор к дороге. При этом ла Ривьер и двое оруженосцев, оторвавшиеся дальше прочих, заметили опасность слишком поздно. Но рисковать из-за них всем отрядом было недопустимо. Томас, сложив ладони рупором, прокричал:
— Отходим к Биргу! Все! Сейчас же!
Приказ был тут же выполнен: наемники и конные без промедления начали отступать, умело используя для этого изломы местности. Томас обернулся к Ричарду, караулившему связанного офицера.
— Чего ждешь? Отправляйся быстрее. Глаз с него не спускай.
— А вы?
— Я нагоню. Пошел!
Ричард, неохотно кивнув, сунул в ножны меч и, взяв за поводья османского коня, повел его в сторону Биргу. Следом потянулись и остальные всадники. Томас задержался, в волнении наблюдая, как ла Ривьер со своими оруженосцами, безнадежно отрезанные, взъехали на небольшой подъем и там бесстрашно ждали приближения неприятельской конницы. Краешек солнечного диска уже поднялся над горизонтом, брызнув красноватыми лучами на блестящие доспехи и оружие турок, когда те сомкнулись вокруг христиан. Последнее, что Томас различил на месте неравной схватки шевалье, это взвихрение пыли, багряное под утренним светом.
С тяжелым чувством Томас повернул коня и, дав ему шпоры, полетел нагонять своих.
Глава 26
— Тридцать пять тысяч, говорите?
Выслушивая доклад полковника Маса о проведенном допросе, ла Валетт размеренно поглаживал бороду.
Великий магистр в окружении офицеров стоял на бастионе, отведенном под защиту рыцарей-кастильцев — один из сильнейших оплотов во всей линии обороны Биргу. Сюда же под утро был вызван и Томас.
За ночь османы широкой дугой расположились вокруг Биргу и Сенглеа. О продвижении свидетельствовали бесчисленные точки факелов, мерцающие по всей округе, и горловые призывы приказов, возносящиеся в темноте. Рассвет показал, что враг подтянулся к самой зоне досягаемости крепостных пушек, расположенных по периметру стен.
Стоило румяному утреннему свету растечься по острову, как враг всем своим скопищем опустился на колени под заунывный напев муэдзинов, и несметный молитвенный хор явственно донесся до слуха тех, кто наблюдал за всем этим с высоты стен и бастионов, защищающих оба мыса.
Гипнотизирующий вид тысяч согбенных спин, напоминающий издали чешуйки крыл какой-нибудь невиданной бабочки, невольно отбивал у защитников охоту разговаривать; они лишь завороженно, даже, можно сказать, с благоговейным трепетом взирали на этот цветистый восточный ковер, густыми рядами расстелившийся по всему обозримому пространству. Тут и там звездно вспыхивали стальные острия. А на возвышенности за построением неприятеля было видно, как с обстоятельной неторопливостью хозяйствуют османские инженеры, командуя разравниванием площадок под артиллерийские батареи. Каждое орудие, сгруженное накануне с галеонов, заботливо доставлялось от берега на руках. Скоро, готовые бомбардировать защитников крепости, они встанут на места. Хотя врагу, похоже, хватит спесивости штурмовать стены уже сейчас, даже не дожидаясь огня своей артиллерии.
— Да, сир, — мрачно кивнул Мас. — И ожидается прибытие еще десяти тысяч, под командой Драгута.
Упоминание имени корсарского воителя вызвало среди членов военного совета неуютное шевеление. Корабли Драгута наводили ужас на порты всего Средиземноморья. Десятки тысяч мирных жителей были в разное время схвачены в своих домах и угнаны его подручными в рабство. Все корсары под его началом были опытными моряками и воинами, готовыми рубиться со всей самозабвенной свирепостью магометанских фанатиков, только не за веру, а все больше за позлащение. Пресловутый бакшиш. [48]
— Если с Драгутом, то получается в общей сложности сорок пять тысяч, — подытожил Мас. — При подмоге сотни пушек разных калибров, тысячи инженеров и уймы осадного снаряжения. Одних лишь боевых кораблей у них сотни две, не меньше. Враг значительно превосходит числом не только нас, но и все силы, какие только дон Гарсия может собрать у себя на Сицилии.
— А каков последний подсчет наших сил? — осведомился ла Валетт.
Мас сверился со своими записями.
— У нас… чуть менее семисот рыцарей, тысяча двести испанских и итальянских наемников, да еще пятьсот солдат с галер. Затем еще пара сотен добровольцев из Греции и с Сицилии и девяносто оруженосцев. Ну и ополчение. Мальтийская милиция. Здесь нам повезло: желание взяться за оружие изъявили свыше пяти тысяч человек — намного больше, чем мы предполагали. Я знаю, сир, ожидания от них у вас скромные, но то, что я видел, убедило меня, что свои дома и семьи они готовы защищать со всей решимостью. Думаю, эти люди еще нас всех удивят.
— Посмотрим. — В голосе Великого магистра сквозило сомнение.
— Вообще-то, есть еще невольники с галер, — без уверенности закончил Мас. — Драться за нас они, понятно, не станут, но их можно использовать для устранения повреждений стен Биргу и Сенглеа, а также усиления укреплений.
Наступила тишина, нарушил которую Томас.
— Соотношение всего семь к одному. Мне жаль турок.
Разулыбались все, кроме ла Валетта.
— Есть и хорошие новости, — вспомнил Мас. — Захваченный нами офицер сказал, что Сулейман поделил командование между Мустафа-пашой и Пияле-пашой. Первый командует всем войском на суше, второй — всем флотом на море. И у них уже наметились разногласия насчет того, как действовать. Когда подтянется Драгут, делить власть придется уже натрое.
— Вот это добрые вести, — потеплел Великий магистр. — Хотя подозреваю, благоговение, которое все испытывают перед Драгутом, позволит ему взять под свое начало всю осаду, что существенно увеличивает опасность. Это самый грозный противник, с которым когда-либо сталкивался Орден. У Драгута налицо все признаки вождя. Он воодушевляет всех, кто за ним идет.
— Уж не вызывает ли он у вас восхищения? — насмешливо поинтересовался Мас.
— А то как же, — на губах ла Валетта мелькнула улыбка. — Я не слепой и вижу его достоинства как воина, даром что он не более чем пират, да еще и приверженец ложной веры. Родись я где-нибудь на Востоке, сражаться на его стороне я счел бы за честь. Но мы с ним враги, — Великий магистр отвердел лицом, — и я сделаю все, что в моих силах, чтобы он был уничтожен, без жалости и пощады. А пока будем молиться, чтобы решение султана разделить командование послужило нам на руку и внесло в его стан раздор. Раскрыл ли пленник при допросе еще что-нибудь полезное?
— Увы, сир, до этого он не дожил.
— Жаль. Что ж, по крайней мере, у нас теперь более детальное представление о силе, противостоящей нам. — Ла Валетт обернулся к Томасу. — Сэр Томас, молодец, что захватили офицера.
— Благодарю вас, сир. Хотя он достался нам ценой жизни одного из наших рыцарей. Остается лишь надеяться, что ла Ривьер со своими спутниками принял доблестную смерть в бою. Если нет, то есть вероятность, что враг прознает о наших сильных и слабых сторонах не хуже, чем мы о его.
— Что касается выносливости к пыткам, — встрял Стокли, — то вы наверняка недооцениваете стойкости шевалье ла Ривьера. Рыцари нашего Ордена не изменяют своим обетам. Ла Ривьер именно таков. Не то что некоторые.
Томас, выдержав укол, хладнокровно парировал:
— А вы, сдается мне, недооцениваете усердия вражеских дознавателей. В искусстве пытки османы поднаторели не хуже, чем в инженерном деле. Нет такого человека, что устоял бы под пыткой — во всяком случае, до конца. Нюанс лишь в том, чтобы найти в человеке уязвимое место, а там уж сломать его не составит труда. Рано или поздно ла Ривьер заговорит. Если его взяли живым, то надежда лишь на то, что он не выдаст чересчур много и сразу.
Офицерство притихло, оглядывая плотные ряды турок, которые по завершении намаза поднимались сейчас с колен. Воздух внизу наполнился ритмичным уханьем барабанов и визгливыми напевами рожков, в то время как воинство поднимало оружие и потрясало им так, чтобы было видно со стен. Солнце отстреливало от оружия и доспехов хаотичными бликами — ни дать ни взять искристые чешуйки на море, волны которого готовы обрушиться на скалистый берег.
— Они думают атаковать без промедления, — рассудил Томас, оглядывая идущую от бастиона стену.
Бастионы, охраняемые кастильцами и овернцами, были единственными достроенными полностью. На остальных все еще не было бойниц достаточно прочных, чтобы выдерживать обстрел вражеских пушек. То же самое можно сказать и об участках стен между бастионами.
— Гляньте-ка, — Мас указал на османские ряды. Впереди боевого построения гарцевали пышно одетые офицеры в бирюзовых тюрбанах. За ними шествовал отряд янычаров; величаво колыхались на войлочных колпаках страусовые перья. Передние вели человека, руки которого были укручены за спину. Вот он нечаянно запнулся, и его потащили волоком. Человек, судя по всему, был бос, а красная рванина с остатками белого креста была некогда сюркотом [49]Ордена. Паклей свисали с плеч блондинистые волосы. Сомневаться в том, кто это, не приходилось.
— Ла Ривьер, — буркнул Стокли, хмуро покосившись на Томаса. — Похоже, вы в кои веки правы.
Офицеры в молчании смотрели на продвижение процессии вдоль строя, параллельно линии укреплений. Время от времени турецкие офицеры останавливались и, указывая в сторону Биргу, задавали пленнику какие-то вопросы.
— Ох, не следовало ему даваться им в руки, — укоризненно покачал головой Мас.
— Видимо, у него не оставалось иного выхода, — заметил Томас. — Его могли просто оглушить и забрать. А взять живьем одного из наших рыцарей им хотелось ничуть не меньше, чем нам пленить одного из их офицеров.
— И все-таки, — пробурчал полковник, — не попадаться им в лапы было его прямым долгом.
Томас пожал плечами.
— Обвиняйте его в чем хотите, теперь уже все равно ничего не поделаешь.
— Какая умная мысль, — хмыкнул Стокли.
— Сир, — повернулся к ла Валетту Мас, — нам не мешало бы открыть по ним огонь. Ла Ривьера надо заглушить прежде, чем турки вытянут из него что-нибудь еще. Глядишь, заодно уничтожим и кого-нибудь из их офицеров.