— И все-таки, — пробурчал полковник, — не попадаться им в лапы было его прямым долгом.
Томас пожал плечами.
— Обвиняйте его в чем хотите, теперь уже все равно ничего не поделаешь.
— Какая умная мысль, — хмыкнул Стокли.
— Сир, — повернулся к ла Валетту Мас, — нам не мешало бы открыть по ним огонь. Ла Ривьера надо заглушить прежде, чем турки вытянут из него что-нибудь еще. Глядишь, заодно уничтожим и кого-нибудь из их офицеров.
Великий магистр, прищурясь, смотрел некоторое время в сторону врага, после чего покачал головой.
— Отсюда не дотянуться, да и порох надо беречь. Кроме того, сдается мне, ла Ривьер может еще и оказать нам полезную услугу.
— Какую именно, сир?
— А вот вы глядите.
Вражеская группа продолжала изучать укрепления. Погодя она остановилась напротив твердыни с рыцарями из Оверни и Кастилии, и между турками и их пленником состоялся довольно протяженный диалог. Тогда и стало понятно, на что намекает Великий магистр.
— Ла Ривьер советует туркам атаковать наиболее укрепленные наши позиции.
— Видимо, так, — кивнул ла Валетт.
Томас, прикинув, негромко произнес:
— Уяснив, как все обстоит на самом деле, они на нем отыграются.
— Тогда будем уповать, что его страдания и их месть оборвутся быстро. — Великий магистр обернулся к Масу: — Если ла Ривьер делает то, о чем я думаю, то нам надо поддержать его уловку. Снарядите из главных ворот выход аркебузиров — плутонгов [50]пять, не больше, — чтобы устроили пробную стычку с неприятелем. Пусть дадут с расстояния несколько выстрелов, однако в ближний бой не ввязываются. Как только враг начнет надвигаться, сразу назад.
Полковник, помедлив, осмотрительно спросил:
— А это… разумно, сир? У нас и без того нехватка в людях. Ведь возможны потери.
— Ничего не поделаешь. Зато мы заставим врага поверить, что остальная линия обороны у нас еще более крепка, раз эти два бастиона удерживает всего горстка людей. И если турки в итоге ударят всей своей массой сюда, они жестоко за это поплатятся и, дай Бог, станут думать, что такая оборона у нас повсюду. — Он легонько постучал по толстенной кладке амбразуры. — Так что идите, полковник, и готовьте людей. Вы их и возглавите. Пускай переведаются с противником под вашим началом. Солдаты вас любят. Посмотрим, как они стоят под вражеским огнем. Вот увидите, это придаст им уверенности в своих силах. Ступайте.
— Как знаете, сир, — учтиво склонил голову полковник Мас.
Он зашагал к винтовой лестнице. Компания офицеров во главе с ла Валеттом рассредоточилась у зубцов башни и приготовилась наблюдать. Попутно они успели застать момент, когда небольшой отряд врага отвернул от бастионов и скрылся в расступившемся построении. После короткого затишья какофония из барабанов, цимбал и сверлящих слух рожков возобновилась с еще большей силой, эхом мечась у стен Биргу и форта Святого Михаила. В ответ затрещали барабаны на бастионах, открылись главные ворота, и полковник Мас вывел наружу своих аркебузиров. Их появление было встречено приветственными возгласами защитников крепости. Взвились на легком ветерке флаги с цветами Ордена; плотоядно извивались когтистые звери на полотнищах наемников. Полковник Мас со своим небольшим отрядом перешел по подъемному мосту через ров, опоясывающий переднюю стену. Аркебузиры заняли позиции среди руин зданий, от которых за минувшие недели остались лишь полуразрушенные стены в грудах щебня.
Вот стрелки произвели заряд, навели оружие и запалили фитили, готовясь по команде дать выстрел. Едва заметив появление орденских аркебузиров, сарацины поспешили ответить тем же. От боевого построения отделилась шеренга янычаров и уверенным шагом двинулась к Биргу, на ходу прилаживая к предплечьям длинные стволы. Полковник Мас стоял на виду, попирая груду мусора — одна рука на бедре, другая на рукояти меча, — и спокойно взирал на приближение неприятеля. Такая невозмутимость со стороны наемного офицера вызывала невольное восхищение.
Врагу дали приблизиться на дистанцию, вполне достаточную для попадания, и тогда полковник рявкнул приказ открыть огонь. Трескучий гром прокатился по строю аркебузиров, дружно пальнувших из укрытия. Из стволов пыхнули хищные жгутики огня, и позицию тут же окутали сизоватые облачка порохового дыма. Было видно, как несколько янычаров под тяжелыми свинцовыми виноградинами опрокинулись навзничь, а в местах промаха взвихрились фонтанчики пыли и раскрошенного камня. Стрелки мгновенно взялись перезаряжать оружие. На мгновение янычары неуверенно приостановились, но тут один из их офицеров вынул ятаган и ободряюще указал им вперед. Наступление продолжилось, однако теперь враг шел уже слегка пригибаясь, думая, наверное, что от этого становится незаметнее. Полковник Мас приказал стрелять произвольно; тут и проявилось, кто из стрелков проворнее и сноровистее других. Завязалось деловитое потрескивание.
На земле лежали уже с дюжину янычаров; кто-то вяло шевелился, иные пытались отползти назад к своим. Когда до позиции христиан оставалось с сотню ярдов, османский офицер скомандовал остановиться и дать ответный залп. Это был его последний приказ: спустя секунду пуля угодила ему в голову, обдав сзади белую феску кровавой кашей. Тело, дернувшись, пластом упало наземь и застыло. Знай наших. Тем не менее его люди продолжили выполнение приказа: установили свои громоздкие аркебузы на тонкие деревянные распорки и обстоятельно прицелились, после чего последовал недружный, но вполне серьезный залп.
Хотя оружие турок било точнее, а получившие хорошую выучку стрелки заряжали быстрее, нахождение на открытой местности делало их более уязвимыми. С бастиона казалось, что на каждого упавшего аркебузира Маса приходилось по меньшей мере трое сраженных врагов. Полковник меж тем неустанно курсировал вдоль строя сзади, подбадривая людей и чудесным образом избегая вражеских попаданий, даром что сарацинские пули взрывали дерн и гравий подчас у самых его ног.
По мере продолжения перестрелки становилось видно, как линия османов подается вперед к бастионам Кастилии и Оверни, а вокруг готовятся к бою их защитники. Изнутри к стене укрепления были приставлены десятки уже заряженных аркебуз — бери и стреляй. Стояли на своих местах обученные заряжать мальчишки-мальтийцы, готовые выполнить то, что на них возложено. Внизу из толщи бастиона грянула пушка, которую подкатили в каземате к амбразуре бойницы; за ней другая, затем третья. Стояли в ожидании копейщики в готовности броситься вперед и не дать врагу взобраться на стены или куртины бастионов. Впереди на укреплении с мрачной удовлетворенностью следил за вражескими приготовлениями Великий магистр.
С пронзительным ревом медных труб османы, многоголосо взорав, двинули через пустошь к бастионам. В рвущейся лавине отчего-то не было заметно янычарских колпаков. Похоже, вражеский военачальник решил приберечь элитные войска и первый штурм возложить на менее ценных сипахов и религиозных фанатиков в белых одеждах. Все это время перестрелка перед главными воротами не смолкала, как будто это было совершенно иное, обособленное сражение. Лишь единожды полковник Мас отвлекся и поглядел на штурмующую орду, после чего возвратился вниманием к бою на своем фронте. С бастиона ла Валетт взирал на приближение врага с холодной отстраненностью, передавая это же состояние своим ближайшим офицерам.
Несколькими днями ранее защитники уже вбили колья для отмера дистанции, и стоило туркам поравняться с дальними подступами, как башенные орудия с оглушительным грохотом повели огонь — казалось, грома не выдержит сам воздух. Камень под ногами ощутимо содрогался, саднило уши. Над укреплениями всходили синеватые облака дыма, который, попадая в горло, вызывал удушливый кашель. Когда дым более-менее развеялся, стало видно, что посланная орудиями крупная картечь пробила во вражеских рядах обширные бреши, выкашивая кровавыми грудами по десятку-полутора человек кряду. Турки, впрочем, не замедлили хода и перли вперед, перемахивая через павших друзей на пути к контрэскарпу [51]оборонительного рва перед бастионами и соединяющим их участком стены. Когда орда неприятеля миновала вторую линию кольев, открыли огонь аркебузиры, добавляя к картечи орудий еще и свои выстрелы. Под напором дымного пламени от укреплений османские ряды существенно поредели. Но враг все лез, перескакивая через павших и вопя боевые кличи. Колыхались складки белых одежд.
— Бог ты мой, — не веря глазам, произнес Томас, — они не ведают страха.
Первые ряды неприятеля, добравшись до контрэскарпа, соскальзывали или слезали под крутым углом в ров перед стеной. С обоих бастионов ударили пушки, нацеленные так, чтобы бить по рву продольным огнем. Крупная картечь сшибала сарацин при попытке влезть на крутой откос к подножию стены. Лестниц у штурмующих было всего ничего: редкостная глупость — идти на приступ, не изготовив их в достаточном количестве. Угол огня был теперь таким, что защитники выбирались на стену и, изогнувшись, стреляли вниз.
— Прикажите этим глупцам слезть, пока их не застрелили, — бросил ла Валетт.
Выполнять приказ бросился Стокли, на бегу выкрикивая распоряжение Великого магистра. Рассудка подчиниться хватило немногим. У большинства так разыгралась кровь, что они продолжали стрелять вниз и торопливо подавали аркебузы назад для перезарядки. Но вот одного из защитников ударила сарацинская пуля. Крупно вздрогнув, он покачнулся на парапете, после чего, утратив равновесие, кувырнулся со стены в ров. Прежде чем до солдат дошло, какой опасности они себя подвергают, следом упал еще один; тогда защитники поспешили укрыться за зубцами стены. Оттуда они начали перебрасывать наружу большие камни; в этом им помогали мальчишки, что перезаряжали оружие. Град метательных снарядов, валясь на неприятеля, раскалывал черепа и крушил кости.
Приставить к стене удалось лишь одну лестницу. Когда турки начали взбираться по ней на укрепления, стало видно, как в одной из амбразур соседнего бастиона поменяла угол прицела пушка, жерло которой спустя мгновение изрыгнуло огонь и исчезло за дымным облаком, а лестница разлетелась в граде деревянных осколков и людской плоти. Это оказалось поворотным моментом. Сарацины во рву на секунду оторопело застыли, но вот уже первые из них повернули вспять, их примеру последовали другие, а вскоре отчаянная жажда спасения от верной гибели пронеслась по рву подобием вихря. Не прошло и минуты, как штурм захлебнулся и турки начали стремительно откатываться на свои исходные позиции, подальше от безжалостного обстрела. Защитники с победной яростью кричали им вслед, свистя и улюлюкая, а некоторые в запале продолжали стрелять до той поры, пока последний сарацин не вышел из зоны обстрела. Когда захлебнулся основной штурм, прекратил бой и отряд янычаров, существенно поредевший в перестрелке с людьми полковника Маса. Взвалив на плечи подпорки и аркебузы, турки повернулись и поспешно зашагали прочь. Кое-кто из солдат Маса побросал оружие и, торопливо выхватив нож, припустил за янычарами. Лишь властный окрик командира заставил их остановиться и неохотно повернуть назад. Наконец аркебузиры сомкнули строй и пошагали обратно, через подъемный мост пройдя в главные крепостные ворота Биргу.
На земле остались лежать сотни убитых и раненых. Потери христиан между тем составляли всего несколько человек на стенах и десятка три в плутонгах Маса, по результатам боя с янычарами.
— Преславно, — довольно кивнул ла Валетт. — Первый бой за нами, мессиры. В следующий раз Мустафа-паша, по крайней мере, поразмыслит, прежде чем вот так кидаться нас атаковать.
Он обернулся, оглядывая картину ликования на стенах. Победные крики подхватил уличный люд за стеной; Биргу радостно гудел из конца в конец. Вон уже и защитники Сент-Мишеля, наблюдавшие за боем, шумят со стен. Радостным перезвоном соборных колоколов и размахиванием флагов вторит им издали Сент-Эльмо. Все веселятся пусть небольшой, но все-таки победе над захватчиками. С почином, стало быть.
— Пускай порадуются, — одобрил ла Валетт. — Ишь, как ликуют… Бодрость духа нам всем на пользу. Скоро предстоят нелегкие испытания, так что надо радоваться, пока есть чему. Ну а пока турки готовят решающий штурм, мы с Божией помощью успеем довершить свои укрепления. Ну да ладно, пора возвращаться в Сент-Анджело. — Ла Валетт повернулся уходить, но неожиданно остановился и указал рукой: — Что там такое происходит?
Во вражьем стане перед потерявшим четкость строем снова вышла группа янычаров. С собой они несли кол. Когда его вколотили в землю, двое басурман выволокли вперед ла Ривьера, привязали ему руки к железному обручу наверху кола и содрали изорванный в клочья сюркот, оставив пленника нагим. Офицеры на бастионе беспомощно переглянулись между собой.
— Что они думают с ним делать? — тихо спросил Стокли.
Те двое, что привязали пленника к колу, вытянули из-за кушаков изящного вида трости и, прежде чем приблизиться к французскому рыцарю, пробно помахали ими в воздухе.
— Проклятье! — проронил Томас. — Они собираются забить его до смерти.
— Этими-то прутиками? — усмехнулся Стокли.
— Да, этими прутиками, — ровным голосом ответил Томас. — Я видел их в действии на Балканах. Человек под ними умирает на протяжении нескольких часов, а муки его с каждым ударом становятся все нестерпимее.
Двое янычаров расположились по бокам ла Ривьера и принялись нахлестывать его тросточками. Под первыми ударами рыцарь слегка пошатывался, а через какое-то время припал к колу и выгнул спину, снося страдание в стоическом безмолвии. Турки присели, наблюдая за потехой, в то время как защитники Биргу смотрели на происходящее в тихом отчаянии.
Спустя где-то час колени у ла Ривьера подогнулись, и он мешком повис на своей привязи, закинув голову и раскрыв рот в немом крике страдания.
— Сир, — обратился Стокли к ла Валетту. — Можем ли мы ударить из пушки и оборвать страдание этого несчастного?
— Ты сам посмотри, — проговорил ла Валетт. — Дистанцию они отмеряли со знанием дела. Сейчас до них никакой пушкой не достанешь. Так что поделать ничего нельзя, разве что избавить наших людей от этого невыносимого зрелища. А потому на стенах остаются только часовые. Остальным всем разойтись по казармам и квартирам. Сию же минуту.
Судя по лицам людей, расходящихся по узким городским улочкам, праздничную эйфорию погасило зрелище истязания ла Ривьера. Экзекуция продолжалась и днем, на глазах у тех, кто дежурил на стенах. Томас вместе со Стокли и полковником Масом остался на бастионе кастильцев. Великий магистр с остальными офицерами возвратился в Сент-Анджело. Под стенами Биргу небольшие отряды османов собирали своих убитых и раненых. Первых готовили к похоронам, вторых уносили в лагерь для врачевания. Попытку турок собрать своих павших товарищей во рве пресек Томас, приказавший дать для острастки выстрел, чтобы неприятель вместе со сбором тел не вздумал заодно поизучать вблизи стены и бастионы крепости. Силы османов, участвовавшие в утреннем приступе, влились в состав походных колонн, повозок и пушечных подвод, перемещающихся на запад Сенглеа. Осталось сравнительно небольшое прикрытие, которое сейчас прорубало ложементы, берущие Биргу и Сенглеа в кольцо.
Все перемещения врага смотрелись каким-то фоном; внимание защитников было неотрывно приковано к казни ла Ривьера. Во второй половине дня первые два янычара сменились, а просевшего у столба христианского рыцаря продолжили ритмично стегать их сменщики. Под вечер осмотреть пленника явился какой-то офицер. Присев на корточки, он за волосы поднял ла Ривьеру голову, посмотрел, после чего вынул нож и перерезал французу горло.
— Отмучился бедняга, — прикрыв глаза, склонил голову Стокли. — Упокой Господь его душу.
— Не надо было попадаться им в лапы, — пожал плечами Мас. — Я такой ошибки совершать не буду. И ни у кого из своих ее не допущу. Что и говорить, урок преподан достойный. Такой, что, несомненно, укрепит решимость каждого на этом острове, будь то мужчина, женщина или ребенок. Как верно сказал Великий магистр, на Мальте мирных жителей больше нет. Известно и еще одно: нам остается только один выбор: победа или смерть. — Мас расправил плечи и отвернулся от вражьего стана. — Сейчас проверю смену караула и пойду уведомлю Великого магистра, что страдания ла Ривьера закончились.
— Хорошее решение, — одобрил Стокли. — В таком случае увидимся вечером на совете.
Полковник чуть склонил голову и удалился вниз по лестнице. Наверху, помимо Томаса и Оливера, остались лишь четверо солдат, которые держались от рыцарей на почтительном расстоянии. Оба какое-то время молчали, глядя на нагое тело, по-прежнему прихваченное к столбу. Наконец Стокли аккуратно кашлянул.
— Я так понимаю, ты видел Марию.
— Ты с ней разговаривал? — без улыбки поглядел на него Томас.
Губы Стокли растянулись в ухмылке.
— О да. Ты ее, признаться, порядком удивил, но теперь она оправилась и пришла в чувство. Она не желает тебя больше видеть. Никогда.
В груди тревожно кольнуло, но быстро прошло, после того как Томасу вспомнилось выражение ее глаз: потрясенность, а затем знакомая, безошибочная, прежняя приязнь. Стокли, безусловно, лгал.
— Признаться, я тоже изрядно удивился, когда ее увидел. Ведь ты говорил мне, что она умерла.
— Я сказал, что она умерла для тебя.
— А теперь вот она для меня жива, и даже очень. А я — для нее. Где она?
Стокли, не сводя глаз, ответил:
— В безопасности.
— В безопасности? От врагов или от меня?
— Безопасность от врагов не предвидится ни одному из нас. Но, по крайней мере, я могу спасти ее от тебя, Томас. Уберечь ее от всего этого. От отчаяния.
— Где она? — повторил Томас, на этот раз сквозь стиснутые зубы. — Скажи мне.