Просто торчать у палаты и ждать, пока эти ублюдки нанесут новый удар — было бессмысленно. Существует единственный эффективный способ защитить человека от убийства — это убить его убийцу. Надо было продолжать игру. Заставить подонка задергаться и допустить ошибку. Если он все еще в Каире — он должен знать, что и я — здесь.
У меня были две вещи, которых, как я подозревал, не было у журналистки. Это машина и пистолет. Машина была прокатная, Альфа-Ромео — но это было лучшее, что было здесь. Пусть и довольно старая — но у всех Альфа-Ромео спортивные гены и это именно то, что было нужно. Пистолет же — мне привезли из посольства как я и просил. В любом русском посольстве в спецсекторе — оружия полно, выбирай на вкус. Как чувствовал, что мне придется кое с кем разобраться…
Пистолет был американского производства. Скорее всего — прошедший через мои руки, точнее через организованную мной фирму, занимающуюся оружейной торговлей. Когда я работал в Америке — оружие отправлялось в Россию самолетами, самое разное. В тайных операциях — нельзя пользоваться оружием своей страны, это сразу приводит к нарушению секретности. Зато теперь — "закладок" должно было хватить до скончания века. Из одной из этих закладок мне и выдали Рюгер-Амфибию, точный, бесшумный, смертельно опасный пистолет двадцать второго калибра с тритием на прицеле, что позволяло точно стрелять ночью. К нему у меня было два магазина и коробка патронов повышенного останавливающего действия. Для охоты на мелких садовых вредителей. Отличный пистолет, форма его рукояти скопирована с Люгера, а многие признают Люгер самым удобным пистолетом в мире, многие офицеры покупают его как сувенир. У меня Люгер был. Дома. Дедов трофей…
У больницы — несколько бедняг ловили такси: ночью такси немного, потому что ночью Аллах велел спать. В их числе была и та самая журналистка, показавшаяся мне сильно подозрительной. Люди, которые ловили такси вместе с ней, мне сильно не понравились — хотя бы своей бородатостью. С недавних пор я с предубеждением отношусь к молодым бородатым людям. Видит Бог, у меня есть для этого все основания.
И еще — мне сильно не понравился один ублюдок, который стоял чуть поодаль этой гоп-компании и разговаривал по мобильному телефону. Интересно — с кем и о чем возникла потребность поговорить глубокой ночью.
У меня было одно преимущество — я не засветился. Они меня не знают.
Я расстегнул пиджак, чтобы в случае чего иметь возможность мгновенно выстрелить. Амфибия — не лучший пистолет для быстрого выхватывания и ковбойской стрельбы, он длинный — но справиться за пару секунд можно.
Подкатило такси. Одно.
К моему удивлению — произошло следующее. Вмешался жандарм, он оттолкнул остальных, чтобы дать дорогу женщине… здесь женщине не уступают, женщину пускают вперед только потому, что впереди на дороге могут быть мины. Журналистка, переговорив с водителем, бесстрашно полезла в такси. Видимо, британская разведка теряет навык… или просто подставили новичка. О том, что не нужно садиться ни в первое попавшееся такси, ни во второе — рассказывают в самом начале спецкурса…
Следом, на заднее сидение залез жандарм, и еще один бородатый — на правое переднее. Такси мгновенно тронулось.
Все. Аллах Акбар. Ловушка захлопнулась.
На входе в больницу стоял жандарм с автоматом. Крис прошла мимо, толкнула стеклянную дверь и вышла в "волшебную ночь Каира" — по крайней мере, так описывали ее в дешевых путеводителях.
У отметки на асфальте — белая буква Т — несколько человек ловили такси. Все мужчины, местные… господи…
Она беспомощно огляделась по сторонам. Человека с сотовым она заметила — но не знала язык и не придала этому никакого значения.
Господи… она так устала… голова кругом. Так она простоит здесь всю ночь.
Появилось такси — старый желтый седан Фиат[16], который все еще здесь выпускали. За стеклом — приветливо мигал зеленый.
Она уже приготовилась проиграть "рестлинг" за право сесть в такси, как услышала чей-то возмущенный вскрик и звук удара. Она обернулась — и увидела жандарма, отгоняющего местных.
— Мерси… — сказала она совершенно убитым голосом. Она не знала, на каком языке здесь принято говорить, и использовала французский.
Жандарм распахнул перед ней дверцу такси, она приветливо улыбнулась и села в машину. И тут — жандарм сильно пихнул ее в бок и буквально втиснулся в такси следом. А за ним — быстро обогнув машину, на правое переднее сел еще один человек, один из тех, кто ждал с ней такси.
— Эй, в чем дело! — возмущенно спросила она.
Жандарм схватил ее — и она увидела в его руке штык-нож.
Машина резко тронулась…
Я вел машину, проклиная себя за непредусмотрительность. Пистолет совершенно не подходил для таких случаев — двадцать второй калибр не пробьет ни стекло машины, ни кузов — а у одного из ублюдков — автомат. Она ошибка — и в моей машине, а заодно и во мне самом будет больше дырок, чем в швейцарском сыре.
Нет рации. Нет телефона экстренной связи с группой безопасности в посольстве. Нет карты города. Нет местных денег. Не знаю языка.
Ну и как это назвать?
Я скажу, как это назвать — разгильдяйство. За такую подготовку специальной операции — на теоретическом занятии по планированию любой преподаватель влупил бы кол с обязательной пересдачей. Я должен был вернуться в посольство, дальше, в зависимости от степени дружелюбности местных органов власти — либо должен был сообщить о том, что видел, либо — вернуться на место с людьми из посольства и возможно, с морскими пехотинцами в штатском. Вот только если я буду действовать по правилам — труп этой красивой (без дурака красивой) девчонки найдут на свалке погрызенный крысами, которых в городе полно, аж по улицам шастают.
А у меня будут проблемы с моей дворянской честью. Потому что дворянин — не должен оставлять попавшую в беду женщину. Пусть даже, как я подозреваю — связанную с британской разведкой.
Каир я знал плохо — но все же кое-что знал, потому что вероятные ТВД мы изучали плотно. Это город, в котором на тот момент, когда я сдавал зачет по ТВД, проживало двенадцать миллионов человек, а сейчас — как бы и не двадцать. Британцы, уходя, оставили здесь военную диктатуру фельдмаршала Амера, с тех пор одного фельдмаршала сменял другой, и в стране продолжало действовать чрезвычайное положение. В стране свирепствовали "Братья-мусульмане" — агрессивное исламистское общество, которое в России было объявлено вне закона. Восемьдесят процентов населения страны здесь — мусульмане сунниты, в основном радикальные, только двадцать — атеисты (в основном в армии) и христиане — копты. На побережье — курортные города были огорожены стеной, в крупных городах, как например, в Каире тоже были стены, отделяющие бедные районы от богатых. Весь харам сосредотачивался в богатых районах, в бедных тебя могли убить просто за западную одежду и белый цвет кожи. Сейчас мы двигались по одной из улиц богатого района и как я подозревал — направлялись в бедный. Конечно, существуют блок-посты, которые им никогда не пройти — но черт меня дери, если между бедными и богатыми районами не существует подземных ходов…
Машина показала сигнал поворота — сворачивает, на второстепенную улицу.
Единственный шанс. Ирландский опыт — таким образом, мы поступали в Ирландии, когда надо было остановить захваченную террористами машину. Сейчас — ну!
Моя Альфа резко ускорилась — слава итальянским моторам! — догнала Фиат и ударила его зад с отвратительным жестяным звуком. С хрустом разлетелись стоп-сигналы на их машине и фонари на моей. Меня бросило вперед. Подушка безопасности тут была — но на прокатных машинах она, конечно же, была отключена.
И так даже лучше…
Крис только сейчас начала понимать, во что она вляпалась…
Жандарм лапал ее и пускал слюни, от него омерзительно пахло. Она попыталась оттолкнуть его — и получила удар под ложечку. Хороший удар, отработанный. Местные жандармы такие удары знают хорошо, потому что им часто приходится иметь дело с демонстрантами и протестующими. В машине играла какая-то музыка — восточная, тягучая. Тот, что сидел впереди, говорил по телефону, его голос — был похож на голос макаки в вашингтонском зоопарке, куда она ходила с отцом, когда ей было тринадцать…
Она решила изменить тактику… хотя от осознания того, на что ей предстояло пойти, ее чуть не вывернуло наизнанку. В САСШ — были очень популярны курсы самообороны женщин от насильников. Даже по телевизору показывали, что делать женщине, если на нее напал маньяк. Одно из самых уязвимые мест мужчины — это половые органы, и если до них добраться…
Она притворилась, что не против, погладила жандарма… форма была колючей, сделанной из верблюжьей шерсти. Жандарм выпучил глаза и тут — кто-то сильно ударил машину сзади, так что ее бросило вперед, на переднее сидение…
Она притворилась, что не против, погладила жандарма… форма была колючей, сделанной из верблюжьей шерсти. Жандарм выпучил глаза и тут — кто-то сильно ударил машину сзади, так что ее бросило вперед, на переднее сидение…
Жандарма звали Ибадулла, ему было двадцать шесть лет и у него за это время не было ни одной женщины. Нет… шармуты[17] были, но настоящей женщины, по любви — не было никогда. В Египте это сложно: если ты хочешь женщину, то надо собирать деньги на выкуп. А это немало… хорошая женщина стоит столько, сколько стоит квартира, обычная — как стадо скота на базаре. Ему, с его зарплатой — пока и мечтать не стоило. Конечно… все считали, что они неплохо живут, потому что они обирали лавочников и таксистов… вот только из десяти собранных таким образом динаров девять он обязан был отдать своему командиру. Попробуй не отдай! В лучшем случае вышибут из полиции. В худшем — объявят исламистом и расстреляют. Или повесят. И что тогда делать его семье? Отец заложил свой дом, чтобы набрать деньги на взятку, которую должен был дать каждый, кто хочет быть полицейским. И как он посмотрит ему в глаза, если скажет, что его выгнали из полиции?
Поэтому, он делал то, что ему приказывали. Приказывали вымогать взятки — вымогал. Приказывали избивать — избивал. Приказывали расстреливать — расстреливал.
Но чем больше он это делал — тем больше в нем копилось ненависти.
Он ненавидел всех, начиная с собственного начальника. Лысоватый, с усами, которые в Египте называли "фельдмаршальскими" бригадир одиннадцатой полицейской бригады Аби был настолько жаден, что это было даже смешно. Он купил себе двух жен, но как и все мужчины ходил налево. Правда, пользовался услугами шармута-хаволь[18], потому что это в два раза дешевле. Когда он хотел поесть — он никогда не заказывал обед в здание полицейского участка. Он всегда выходил и шел чуть ли не полкилометра в заведение, владелец которого кормил его бесплатно, потому что содержал бордель с шармутами — хаволь и откупался от полиции тем, что позволял бесплатно обслуживаться и в харчевне и в борделе. У него можно было занять денег — но только под процент, он никогда и никому не давал деньги просто так. Наконец, если все полицейские бригадиры ездили на внедорожниках — он ездил на машине цвета такси, но без шашечек. Это потому, что такую машину конфисковали у кого-то из таксистов, самого таксиста (перевозил наркотики) избили до смерти на допросе — и бригадир забрал машину себе. На ней и ездил — уже второй год…
Совершенно другим был мулла Хафизулла, через которого он и вступил в братство. Ему приносили закят — но он жил в скромной однокомнатной квартирке, рядом с которой, в трехкомнатной квартирке была подпольная молельня и нелегальная точка братьев — мусульман. У него не было машины, у него не было дома, у него вообще ничего не было, кроме того, что нужно чтобы жить и молиться Аллаху. Когда Ибадулла пришел и спросил — а должен ли он платить закят с того, что отбирает у лавочников и таксистов — мулла покачал головой и ответил: нет, Ибадулла, ты не должен платить закят с этих денег. Ты отобрал эти деньги у правоверных, такие деньги не будут угодны Аллаху и любому из тех, кто их держит в руках — они пойдут только во вред. Но если хочешь — добавил Мулла — ты можешь внести закят не нечистыми деньгами.
Ибадулла удивился и спросил — а как это. Мулла объяснил.
Так Ибадулла вступил в боевое подразделение "братьев — мусульман" и стал террористом. А через несколько месяцев после того, как походил в подпольное медресе — он стал и исламским экстремистом.
Мулла все говорил правильно. Все зло — от белых. Это белые — пришли в Египет и стали совращать правоверных. Эти белые — поставили в Египте тагута, который правит не по законам шариата, а по законам белых. Это белые — сделали так, что один египтянин избивает, мучает и убивает других египтян. Это белые — приносят в страну разврат, лежат голыми на пляжах, привлекая Сатану, делают из египетских мужчин шармут — хаволь. Все это — от белых.
Мулла учил, что настанет час, и господство белых рухнет. Воинство Аллаха пойдет о земле и принесет заблудшим правду на лезвие меча. Они отомстят за вековое унижение мусульман и не опустят мечи, пока на земле не останется ни одного уголка, где не воссиял бы свет Истинной веры и где люди поклонялись бы Аллаху, а не тагуту и написанным им законам. Мулла говорил, что они возьмут себе все имущество неверных и разделят по справедливости, то есть — всем поровну. И они возьмут всех белых женщин и тоже разделят их поровну. И каждому из воинов пророка достанется по одной, а может быть и больше. А кто на этом пути падет от рук неверных — тот шахид и ему рай. И там его дожидаются семьдесят две девственницы и юные отроки с едва прикрытыми чреслами.
Среди тех, кто это слушал — были и полицейские и военные, Ибадулла был не один такой. Васе они мучались от того харама, который видели и который вынуждены были совершать. Полицейские и военные проходили решение кровью, каждый из них должен был несколько раз в год дежурить в центрах дознания, участвовать в пытках правоверных Пытки были самые разные… схваченных насиловали, причем и женщин и мужчин, на них спускали собак — а ведь покусанный собакой не попадает в рай, их топили в бочках, их заставляли голыми прислуживать за столом и все это снимали на видео, им привязывали к глазам и к половым органам опарышей и некоторых паразитов из Нила, которые проникают под кожу. Но мулла объяснил, что если они стали такбирами, если они ведут тайную войну против безбожников и многобожников, против тагута — то весь харам, который они совершили — ничто в глазах Всевышнего перед той жертвой, которую они приносят. Потому что сказано: кто вышел на пути джихада, тот попадет в рай быстрее, чем тот, кто поминает Аллаха с утра и до вечера. Никакие слова, никакие молитвы, никакие славословия — ничто по сравнению со священной войной, с джихадом. Джихад — лучший из ибадатов[19]. Мулла строго настрого запретил им говорить хоть одно слово против командиров и приказал им выполнять любые приказы, какими бы они не были. Он сказал, что если кто и правоверных будет замучен их рукой — тот тоже будет шахид и получается, что вы не убиваете брата своего, а даруете ему рай. Так надо делать до тех пор, пока не будет знак, и тогда Аллах унизит и рассеет безбожников своим карающим огненным мечом. И весь Египет, а потом и весь мир — познает несказанное совершенство таухида[20].
Мулла позвонил ему ночью и сказал, что надо ехать к госпиталю Аль-Каср. Взять с собой еще несколько братьев и похитить одну белую проститутку. Привезти ее к нему, чтобы он мог допросить ее. Ибадулла сорвался с места и поехал. Братья были на такси… машина такси и его полицейская форма помогли им пройти ночные посты. Иначе могли задержать до выяснения…
Когда он оказался рядом с этой женщиной, его окутал неведомый… такой аромат, по его представлению, мог быть только в раю. И такая женщина… с белой, гладкой кожей, с шелковистыми волосами… тоже могла быть только в раю.
Но нет, она была на земле, она была в его власти. Он знал, что по шариату нельзя насиловать… но разве это относится к проституткам? К таким проституткам, которые не носят паранджу и выставляют свое тело напоказ мужчинам. К таким проституткам, которые ненавидят их и надсмехаются над ними, которые не живут по законам шариата и служат своим телом самому Сатане? Таких, наверное, насиловать можно…
Тем более сказано же — как только Аллах победит, рассеет и унизит кяффиров — все их женщины будут распределены среди правоверных и первыми выберут те, кто проявил наибольшую отвагу на Джихаде и убил больше всего кяффиров. А он — только недавно убил двоих кяффиров — туристов, которые спросили у него, как пройти и рядом никого не было…
Ибадулла как и его сородичи — был злобен, убог и примитивен. Он и не задумывался, что сейчас он и его сородичи — делают джихад против глупой и наивной бабы. Но увы… европейского рыцарства, не позволяющего вести войну против женщин — эта земля и это общество не знали.
Удар сзади был совершенно неожидан и очень силен. Они как раз делали поворот… и от удара Ибадулла чуть не напоролся на собственный штык-нож. Впереди — брат Увейда сильно ударился головой о стекло…
— Ай! Шайтан!
— Полиция?!
— Нет… посмотри, брат… что за ишак.
— Сиди, тварь!
Увейда с разбитой головой взял его штык-нож и направил на женщину, а Ибадулла вышел из машины. Его форма — служила ему гарантией того, что несколько секунд он выиграет… убийство жандарма в этой стране каралось смертной казнью. Он посмотрел на машину и увидел талончик проката на лобовом стекле… одна фара горела, другая была разбита. Так и есть, это какой-то ишак взял машину в прокате и поехал кататься…