Вероятно, главный товар в мире – это нефть. Большинство мировых конфликтов начинались именно из-за нефти, люди во всем мире, затаив дыхание, следят за скачками цены на черное золото, ее взлеты и падения изменяют геополитический баланс власти. Нестабильность такой важной цены барреля нефти – это почти целиком результат плавающего курса доллара. Помните: что бы ни писали в газетах, «нефтяных шоков» не бывает. С 1971 г. унция золота постоянно стоит приблизительно 15 баррелей нефти. Золото стабильно. Повышение его цены сигнализирует не о дефиците золота, а о падающем долларе. Когда золото дешевеет, это говорит о том, что доллар дорожает. Когда доллар дешевеет, а золото дорожает, цена на нефть поднимается.
Стив Форбс заметил: «Когда доллар был привязан к золоту, между серединой 1940-х гг. и 1971 г., цена нефти почти не колебалась»{260}. А это как раз то, чего все мы хотим. При стабильном долларе нефть была дешевой и так же стабильной. В 1971 г. не было потребности в торговле валютой, не требовалось и никаких мер против плавающих цен товаров, оценивавшихся в долларах.
Когда курс доллара стал плавающим, наряду с операциями на валютном рынке появились операции на рынке валютно-сырьевом. Лео Меламед, бывший председатель Чикагской товарной биржи, писал в 2007 г., что крах послевоенной Бреттон-Вудской системы, основанной на золотом стандарте, «логически обосновал начало торговли фьючерсами на Чикагской товарной бирже»{261}. Плавающий курс валюты соблазнил многих умнейших людей начать работать на валютном рынке, других – торговать на товарных биржах, и экономика потеряла еще больше способных людей, которые стали управлять хаосом, возникшим из-за нестабильного доллара.
Нефть, соя, пшеница и мясо продавались по стабильным ценам при долларе, обеспечиваемом золотом, но цены на эти товары начали дико скакать, когда доллар сорвался с якоря. Сегодня принято обвинять во всех смертных грехах хедж-фонды и прочее финансовое «колдовство», но плавающий доллар сделал эту запутанную финансовую эволюцию неизбежной. Например, авиакомпаниям нужна определенность по поводу цен на топливо. Из-за плавающего доллара она перманентно находится в зоне турбулентности, и авиаперевозчики вынуждены перенаправить свои лучшие интеллектуальные ресурсы с обслуживания клиентов на работу с финансистами, чтобы верно просчитывать все операции на топливном рынке.
Историки, изучающие автомобильную индустрию США, отмечают ее долгосрочный спад – вплоть до начала 1970-х гг. У американских производителей лучше всего получалось производство больших, потребляющих много бензина автомобилей с кондиционерами. В этом было их сравнительное преимущество. Когда доллар перестал обеспечиваться золотом в 1971 г. и ушел в свободное плавание, цены на нефть взлетели. В одно мгновение большие автомобили, лидерами производства которых были GM, Ford и Chrysler, перестали быть привлекательными для покупателей. Чтобы понять, насколько изменилась тогда цена бензина, посмотрите фильм Питера Богдановича «Последний киносеанс», действие которого происходит в 1950-х гг. Обратите внимание на показанные там цены на бензин. У американских автопроизводителей есть много проблем, появившихся по разным причинам, но главный фактор, который часто игнорируют, просто бросается в глаза. Самые трудные и болезненные для этой отрасли периоды пришлись на 1970-е гг. и 2000-е гг., когда доллар падал, а нефть дорожала.
Есть люди, которые вопреки всем доказательствам продолжают утверждать, что слабый доллар помог американским автопроизводителям экспортировать свою продукцию. Однако, как верно заметил Дуглас Ирвин из Дартмутского колледжа, американские автопроизводители должны многое импортировать, чтобы сделать свои автомобили:
«…30 % себестоимости автомобиля – это его сборка в Корее, 17,5 % – детали из Японии, 7,5 % – немецкий дизайн, 4 % – детали из Тайваня и Сингапура, 2,5 % – реклама и маркетинговые услуги из Великобритании и 1,5 % – обработка данных в Ирландии. В итоге только 37 % стоимости производства такого американского автомобиля формируется в США»{262}.
Чем дешевле доллар, тем дороже импорт. Ни один потребительский товар не производится полностью одним человеком или одной компанией. Все, чем мы пользуемся, – результат сотрудничества огромного множества людей по всему миру. Кроме того, если доллар падает, американские работники, включая работающих в автомобильной индустрии, потребует повышения оплаты труда. Наконец все американские компании занимаются бизнесом, чтобы зарабатывать доллары. Что хорошего может дать им слабый доллар, и как они могут привлечь инвесторов, если инвесторы знают, что эти доллары будут обесценены?
Больше всего от плавающего курса доллара страдают американские потребители. По крайней мере, компании могут работать с трейдерами финансового рынка, чтобы снизить убыток от обесценивания денег, но обычный потребитель этого сделать не сможет. Доллар, за который в 2001 г. можно было купить 1/250 унции золота, теперь стоит менее 1/2000 унции, но так как большинство американцев не имеют ни средств, ни знаний, чтобы защитить себя от последствий падающего доллара, им приходится терпеть шокирующие цены на бензин, не говоря уже о постоянно увеличивающихся чеках в продуктовых магазинах. И это только часть драмы.
Инфляция – это ни что иное, как падающий доллар, а золото – наиболее надежная и эффективная единица измерения его самочувствия. В следующей главе мы увидим, насколько извращаются в наше время понятия инфляции и дефляции, чтобы можно было сделать невидимыми и непонятными потребителям финансовые ошибки последних тринадцати лет. Затем мы рассмотрим разрушительные и повсеместные экономические последствия падения доллара. Плавающий курс валюты – это одно из самых серьезных обвинений, какие только можно предъявить экономистам и политикам, которые должны защищать доллар.
Глава двадцатая
Не дайте себя одурачить: изменение цен на компьютеры и телевизоры ничего НЕ говорит о инфляции или дефляции
Следовательно, нужно помнить (и будет множество случаев, когда понадобится об этом вспомнить), что общий взлет или общее падение стоимости – это противоречие; и что общий взлет или падение цен – это просто изменение стоимости денег…
Джон Милль. Принципы политической экономииБретт Свенсон – футуролог из Индианаполиса и соавтор Джорджа Гилдера. Несколько лет назад Свенсон основал исследовательскую фирму под названием Entropy Economics. «Энтропия, – говорит Гилдер, – это процесс, посредством которого предприниматель переводит свою идею в практическую плоскость»{263}. То есть, предприниматели находятся в постоянном поиске идей с высокой степенью энтропии, которые кардинально изменят нашу жизнь, – таких, как лекарства от рака, электронные планшеты или инновации в сфере транспорта.
Предприниматели стремятся улучшить нашу жизнь и, как правило, надеются заодно разбогатеть. Однако воплощение идей в приемлемой для рынка форме требует экономической среды с низкой «энтропией» – то есть, стабильной, открытой и предсказуемой. Эта книга рассказывает именно об этом – об экономической среде с низкой «энтропией». Желания людей не имеют границ, и удовлетворить эти желания легче, когда политики не чинят препятствий производству. В наши дни правительство стало «высокоэнтропийтным» барьером для производства. Я намерен доказать, что нам необходимо пересмотреть политику в отношении налогов, правительственного регулирования, торговли и денег. Во всех четырех сферах нам нужна максимальная свобода от вмешательства государства, чтобы достичь максимального экономического роста.
Я доказал (1) что налоги – это штраф, налагаемый на работу и инвестирование в новые компании. Кроме того, сами по себе государственные расходы – это налог на нас. Изъятие ресурсов из частного сектора лишает предпринимателей капитала, а работников – зарплат. (2) Государственное регулирование не может приносить пользы, потому что контроль осуществляют наименее талантливые и понимающие в данной области люди. Они пытаются предвидеть то, что трудно спрогнозировать даже лучшим умам. (3) Торговля – это причина, по которой люди каждый день ходят на работу, чтобы получить то, чем они не обладают. Налог на импорт – это налог на саму цель труда, он мешает производительности, которую поощряет свободная торговля. И наконец (4) деньги позволяют производителям измерять ценность того, чем они торгуют и во что инвестируют (в следующей главе мы поговорим об инвестициях). Когда единица измерения нестабильна, экономика теряет способность подавать точные ценовые сигналы, которые формируют экономическую активность.
Гилдер и Свенсон хотят, чтобы налоги, регулирование, торговля и деньги были параметрами низкой «энтропии», максимально ненавязчивыми и незаметными. Этого же хочу и я. Если существенно ограничить вмешательство государства в экономику, предприниматели смогут эффективно воплощать в жизнь концепции с высокой «энтропией», которые повысят уровень нашей жизни. Самые ужасные экономические решения правительства – результат денежной политики, основанной на принципиально ошибочном понимании инфляции и дефляции.
На конференции, организованной в 2009 г. Applied Finance Group, Свенсон показал участникам старую, 1989 г., рекламу десктопа Tandy 5000, «самого мощного компьютера всех времен!». Он стоил $8499, и это без монитора и мышки. Этот компьютер, когда-то поразивший всех, теперь, конечно, не выдержал бы никакой конкуренции. Сегодня самый простой компьютер Dell работает бесконечно быстрее, предлагает намного больше возможностей, а мышь и монитор включены в его цену $449,99. В 2000 г. телевизор с плоским пятидесятидюймовым экраном с высоким разрешением стоил $20 000{264}. Сегодня такой можно купить за $549,99{265}.
Рыночная экономика изобилует подобными историями. Первый мобильный телефон Motorola DynaTAC 8000X, о котором мы говорили в седьмой главе, продавался в 1983 г. за $3995{266}. Мы с улыбкой и любопытством смотрим на технологические реликвии 1980-х гг., зная, что пройдет совсем немного времени, и мы будем с иронией отзываться о шестом iPhone, который покажется нам примитивным и слишком дорогим.
В 1970-е гг. видеомагнитофон Sony Betamax был роскошным аппаратом, за который пришлось бы заплатить $1000. Однако кассеты VHS вытеснили бетамаксовский формат, они больше понравились покупателям. Современные потребители только посмеются над самим процессом вставки видеокассеты в громоздкий видеомагнитофон для того, чтобы посмотреть фильм. Теперь у нас есть DVD-плееры и потоковое видео. Плеер HDMI DVD от Sony стоит меньше $50 на Walmart.com, включая доставку.
Все эти примеры говорят нам, что роскошные игрушки, которые сегодня доступны только богачам, – это всего лишь предварительный показ того, чем не сегодня, так завтра сможет пользоваться каждый из нас. Причем это случилось бы раньше, если бы правительство позволило экономике иметь низкую «энтропию». Эти истории также демонстрируют нам, что богачи, которые обеспечивают капитал для воплощения в жизнь идей предпринимателей, – это своего рода подопытные кролики для потребителей. Приобретая новинки современной техники по высоким ценам, они превращаются в «венчурных капиталистов», побуждая предпринимателей задуматься о том, как продавать больше этих товаров по более низким ценам. Но что все эти примеры неуклонно снижающихся цен говорят нам об инфляции и дефляции? Почти ничего.
Чему нас действительно учат эти истории, так это тому, что снижающиеся цены отнюдь не приводят к дефляции и кризису, а, напротив, порождают новые потребности. Как писал Милль, «жизнь весьма благосклонна к появлению новых желаний, предоставляя возможности для их осуществления»{267}. Когда телевизоры с высоким разрешением экрана дешевеют до нескольких сотен долларов, это означает, что потребители уже хотят чего-то новенького. На рынке уже появились телевизоры сверхвысокой четкости по розничной цене примерно $25 000, но можно с уверенностью утверждать, что через несколько лет цена на них резко упадет.
Само по себе снижение цен не ведет к дефляции, потому что сбережения не могут повредить спросу. Когда цены на телевизоры падают, это высвобождает деньги для чего-то нового, для желаний, которые раньше были недостижимы, – и цены на такие новые товары вырастают непомерно. А если сэкономленные на телевизорах деньги не будут потрачены на другие потребительские товары, они будут доступны посредством сбережений кому-то еще – например, потребителю, нуждающемуся в краткосрочном кредите, или предпринимателю, который придумал способ, как производить и продавать телевизоры сверхвысокой четкости за $500.
Когда речь заходит о Федеральной резервной системе, можно часто услышать, что ее управляющие боятся дефляции. Их постоянная озабоченность проблемой потребления заставляет представителей ФРС волноваться из-за того, что снижение цен заставит потребителей отложить на потом покупки, а это приведет к дальнейшему падению цен и общему ослаблению экономики. Это иллюзия. Если деньги сберегают, это не значит, что их не тратят, как полагают в ФРС. Сбережения всего лишь смещают покупательную способность к другим. Как мы узнали из шестой главы, банки «берут в долг» деньги у вкладчиков в форме депозита или долгового обязательства и мгновенно превращают этот долг в кредит или активы.
Снижение цен – нормальное явление рыночной экономики, которое никак не мешает потреблению. Первый iPhone продавался по $500, но сегодня клиенты могут купить гораздо более продвинутую модель у провайдеров беспроводных услуг за более низкую цену. Потребители хорошо знают, что цены имеют свойство снижаться, особенно в мире технологий, где конкуренция очень высока. Однако, несмотря на долгую историю снижения цен на различные товары, покупатели выстраивались в очередь, чтобы купить первый iPhone, точно так же, как совсем недавно они выстраивались в очередь, чтобы купить iPhone 6.
Билет на первый в истории американского футбола матч за Суперкубок в 1967 г. стоил $12{268}. В 2014 г. при номинальной цене $1000 билет на игру за Суперкубок в среднем продавался за $3552{269}. Не это ли называют инфляцией? Многие экономисты, вероятно, и в самом деле считают, что это инфляция, но это не так.
Если спрос на определенные товары, например, билеты на Суперкубок, взлетает так, что цена на них существенно поднимается, у потребителей остается меньше денег на другие товары, что заставляет снижать цены на эти другие товары. Цены всегда зависят от множества факторов, таких как предпочтения потребителей и увеличение производительности. Следовательно, подъем и снижение цен многое может рассказать о состоянии рынка, но они ничего не расскажут вам об инфляции или дефляции, суть которых – изменение стоимости денег.
Если вдруг выяснится, что апельсины серьезно снижают риск сердечно-сосудистых заболеваний, спрос на апельсины стремительно взлетит. Но если люди будут больше тратить на апельсины, у них останется меньше денег на другие товары, цены на которые в результате снизятся. Это никакая не инфляция, это просто изменения в желаниях потребителей. Сегодня можно купить видеомагнитофон для VHS кассет за бесценок, потому что он никому не нужен, но никто же не называет это дефляцией. Более того, рынок всегда приспосабливается к изменчивому спросу. Если растущий спрос на комнаты в отеле Лас-Вегаса приведет к росту цен, рынок подаст предпринимателям сигнал о том, что в Лас-Вегасе нужно построить больше отелей. Цены, независимо от направления их движения, – плохой показатель инфляции или дефляции.
А как насчет глобализации, как насчет того, что развивающиеся страны окажутся в глобальной капиталистической системе? Самым впечатляющим проявлением глобализации стал отказ Китая от догм коллективизма и его вступление в рыночную экономику. Разве появление на мировом рынке сотен миллионов китайских потребителей, жадных до товаров, которыми мы десятки лет пользовались на Западе, не должно привести к резкому взлету цен? Бен Бернанке, до недавнего времени бывший председателем совета управляющих Федеральной резервной системы США, кажется, считает именно так.
В своей речи в Стэнфордском институте исследования экономической политики в марте 2007 г. Бернанке высказал мнение, что «кажется, нет никаких оснований для выводов о том, что повсеместная глобализация значительно снизила уровень инфляции»{270}. Его основным аргументом было то, что все эти новые работники повысили спрос на товары и услуги, тем самым подняв цены на них.
Но Бернанке упустил из виду то, что спрос зависит от предложения. Тот, кто сегодня едет в Китай, видит, как некогда бедные люди наслаждаются образом жизни среднего класса или скорее даже верхушки среднего класса при соответствующем уровне потребления. Но китайский спрос на товары и услуги – результат того, что сами китайские рабочие обеспечивают мировую экономику огромным количеством товаров и услуг. Увеличение спроса и увеличение предложения уравновешивают друг друга, нейтрализуя давление на цены, происходящее от пополнения рабочей силы.
Смешно, что некоторые экономисты утверждают, что китайцы недостаточно потребляют{271}, что показывает, насколько жульнической стала профессия экономиста. Сколько раз нужно повторять, что сбережения обеспечивают капитал для предпринимателей и что акт сбережения сдвигает покупательную способность от одного человека к другому? Это чистейшая форма перераспределения денег – факт, который ускользает практически от всех экономистов.