Брови полицейского взлетели вверх.
– Так значит, ты – тот самый мальчик?
– Да, это я. – Энди виновато взглянул на него.
Офицер сморщил губы. Он взял зажигалку со стола, щелкнул, зажег и покрутил колесико, чтобы сделать язычок пламени длинным.
– Итак, – сказал он, захлопывая крышку зажигалки. – Нет необходимости говорить, что мы конфискуем ее. Кроме того, нужно будет проделать кое-какие формальности. И… – он посмотрел на монитор компьютера, стоявшего на его столе, и нажал несколько клавиш. – Есть еще один рейс до Нью-Йорка в десять десять.
– Через три часа? – Я чуть не заплакала.
– Да, мэм. Там есть свободные места, так что вам повезло.
* * *Было почти семь тридцать, когда мы вернулись в главный терминал.
– Давай раздобудем что-нибудь поесть. Это поможет убить время.
Мы купили по горячей булочке и нашли места в зале.
– Итак, Энди, – начала я, когда мы разместили свои вещи и уселись. Мы были единственными пассажирами в зале. – Нам надо поговорить. Ты обещал мне никогда не курить.
Энди изучал носки своих теннисных туфель и жевал булочку с черникой.
– Энди?
Он проглотил кусок булочки.
– Я иногда курю, но не затягиваюсь.
– Но зачем ты это делаешь?
– Потому что это круто.
– Кто из твоих друзей курит?
Он снова замолчал.
– Мне надо тебе про это говорить?
Я подумала – действительно, какая разница?
– Нет, – сказала я, вздохнув. – Можешь не говорить. Но ты должен сказать мне, откуда у тебя эта зажигалка.
Это была совсем не дешевая штуковина.
– Я обменял ее.
– На что ты ее обменял?
– Мам, я не хочу говорить об этом.
– Ты должен сказать, Энди.
– Я обменял ее на свой складной ножик.
– Какой еще складной ножик? – Я понятия не имела, что у него имеется складной нож.
Он округлил глаза.
– Тот, который у меня всегда был.
Я вздохнула.
– Я знаю, ты хочешь быть как все. Я знаю, что ты хочешь быть… крутым. Но тинейджеры часто делают глупости. – Больше, чем новостью, что он курит, я была огорчена сознанием того, что есть стороны в жизни моего сына, о которых не знаю. Если он мог лгать мне о том, что не курит, о чем еще он мог говорить мне неправду?
– А как насчет наркотиков? Ты обещал мне, что не станешь пробовать наркотики. Как я узнаю, держишь ты свое слово или нет?
– Я никогда не буду употреблять наркотики, – сказал он с такой горячностью, что я ему невольно поверила.
– Я устал, – сказал он, откидываясь на спинку кресла.
– Я тоже. – Я решила, что для одного утра у нас было уже достаточно тяжелых разговоров. Я полезла в сумку за романом, который взяла с собой. – Почему бы тебе немного не вздремнуть?
Он положил голову мне на плечо, снова став моим маленьким ангелом. Оставив книгу на коленях, я закрыла глаза. Как дальше сложится его отрочество? Мне не хотелось думать о том, каким будет следующий год без Мэгги. Ведь это была еще одна пара глаз, приглядывавших за ним. Ее стремление к совершенству в учебе и во всем, что она делала, производило на него сильное впечатление. Мэгги наверняка тоже удивил бы случай с зажигалкой.
Сонные, мы наконец погрузились в маленький реактивный самолет.
– Хочешь сидеть у окна? – спросила я, указывая на два места, которые были зарезервированы для нас.
– Да! – крикнул он, бросаясь к креслу.
– Пристегни ремень, – сказала я. Он застегнул пряжку, а я затянула ремни.
Стюардесса, восточная женщина с грустными глазами и приятной улыбкой, прошла мимо нас.
– Кто эта женщина? – громко спросил Энди.
– Это стюардесса, она сейчас расскажет нам всякие нужные вещи про наш самолет. Давай послушаем.
Стюардесса показала, как расстегнуть ремень, и Энди немедленно расстегнул собственный.
– Она сказала, что это надо сделать в конце полета. Застегни его сейчас же.
Она продемонстрировала, как пользоваться кислородной маской, и Энди, от внимания высунув кончик языка, сосредоточенно слушал.
Когда стюардесса закончила, он повернулся ко мне:
– Почему она сказала, что взрослые, которые путешествуют с детьми, должны первыми надеть маску?
– Потому что взрослые не смогут должным образом позаботиться о детях, если сначала не позаботятся о себе.
По непонятной причине это объяснение его рассмешило.
– Что здесь смешного?
– Все равно ты сначала наденешь маску мне, а потом себе, – убежденно сказал он. – Ты всегда сначала заботишься обо мне, а потом обо всех остальных.
12
Мэгги
Когда я ехала по направлению к «Сторожевому Баркасу», в некоторых домах уже горел свет. Была первая неделя апреля, и люди уже начали приезжать на отдых. Через пару месяцев остров станет совсем другим. Чувство, что все здесь друг друга знают, исчезнет. Повсюду будут незнакомые лица, которые станут сменяться каждую неделю, то въезжая, то выезжая из трейлеров и съемных коттеджей. Я терпеть не могла это время. Среди приезжих всегда находились слишком любопытные экземпляры, которые любили вынюхивать и высматривать то, что их не касалось.
Слава богу, мне не нужно будет лгать маме про то, куда я ездила сегодня вечером, поскольку она и Энди улетели в Нью-Йорк. Я ненавидела ложь, но, кажется, только это я и делала в последнее время. Как и мой младший брат. Мама позвонила мне из Нью-Йорка и рассказала про зажигалку. Мне и раньше казалось, что Энди покуривает. Иногда я чувствовала запах табака, но, когда прямо спросила его, не курит ли он, и он ответил: «Конечно нет, Мэгги!» – я поверила.
Промахи Энди пугали меня. До сих пор они были незначительны. Но, по мере того как он рос, шансы сделать более серьезные ошибки у него все увеличивались.
Надо будет с ним поговорить.
Я припарковалась на улице, свернула в узкий проход между двумя домами и направилась к нашему старому коттеджу на берегу.
Подтащила к ступенькам блок из шлакобетона и, взобравшись на него, смогла добраться до входной двери. Внутри дома я не стала подниматься на чердак, как делала, когда хотела наладить контакт с отцом. Сегодня я приехала сюда по другой, весьма земной причине.
Спальня моих родителей была меньше, чем две другие комнаты, но только из нее открывался вид на океан. Единственная комната в доме, где не было разбитых или заколоченных окон. Далеко в море я заметила два огонька. Некоторое время я наблюдала за ними и поняла, что один из них плыл на север, а другой – на юг. Потом зажгла на маленьком столике в углу шесть свечей с ароматом жасмина. Кровать, состоявшая из старого продавленного пружинного матраса с проржавевшей рамой, была одним из предметов обстановки, которые мама оставила, покидая «Сторожевой Баркас». Я стянула с постели покрывало и сняла старые наволочки. Я не знала, когда вернусь сюда снова, и ненавидела запах затхлого белья.
Едва я успела взбить подушки, как услышала у входа шаги. Затем скрип старой рассохшейся двери.
– Есть кто-нибудь дома? – раздался тихий голос Бена. Я бросилась к нему через комнату. Он схватил меня в свои объятия, я зарылась лицом ему в свитер и внезапно заплакала.
– Все в порядке, ангел, – сказал он, поглаживая мои волосы. – Тебе слишком долго пришлось ждать. Я знаю.
Я не могла остановить рыданий. Полная потеря контроля над собой, как будто я берегла все это до того мгновения, когда смогу, наконец, освободиться от этой ноши. Мне всегда надо было оставаться самой сильной в семье. С Беном же я могла позволить себе просто быть самой собой. Он обнимал меня, пока я не перестала плакать. Он всегда знал, что мне нужно.
– Это была настоящая пытка, – с трудом проговорила я.
Мы не были вместе – в этом смысле – с того дня, как произошел пожар. Мы вместе тренировали «Пиратов», делая вид, что едва знаем друг друга, чтобы никто не пронюхал и не стал сплетничать. Мы разговаривали, обменивались звонками и сообщениями, но все это не могло заменить встреч наедине.
Он отстранился от меня и провел рукой по моей щеке. В тусклом луче свечки, который падал из спальни, я видела его шоколадно-карие глаза и красный шрам на лбу.
– Болит? – Я погладила шрам пальцем.
Он вздрогнул, и я убрала руку.
– Извини. – Я злилась на себя, что причинила ему боль.
– Еще немного побаливает, – сказал он. – Сегодня утром сняли швы. – Он дотронулся до шрама. – Теперь будет пожизненное напоминание о той ночи.
– Господи, как хорошо, что с тобой ничего не случилось.
– Да, другие были не так удачливы.
– Я так испугалась.
– Шшшш. – Он поцеловал меня, потом внезапно поднял на руки и перенес через порог, как старомодный жених свою невесту. Он внес меня в спальню. Жасминовый запах был таким сильным, что у меня закружилась голова. Бен положил меня на кровать и начал раздевать. В горле все еще стояли слезы. Но сейчас мне не хотелось плакать. Бену сегодня вечером нужна женщина, а не маленькая девочка.
Я никогда не была одной из тех наивных девиц, которые верят в любовь с первого взгляда. Но в то мгновение, когда я увидела Бена, со мною что-то случилось. Примерно через год после того, как прошло мое семнадцатилетие, я стояла в вестибюле спортивного центра и ждала нового тренера средних классов. Их старый тренер, Сюзан Крейн, уезжала в Ричмонд, и на ее место взяли какого-то парня.
– Я так испугалась.
– Шшшш. – Он поцеловал меня, потом внезапно поднял на руки и перенес через порог, как старомодный жених свою невесту. Он внес меня в спальню. Жасминовый запах был таким сильным, что у меня закружилась голова. Бен положил меня на кровать и начал раздевать. В горле все еще стояли слезы. Но сейчас мне не хотелось плакать. Бену сегодня вечером нужна женщина, а не маленькая девочка.
Я никогда не была одной из тех наивных девиц, которые верят в любовь с первого взгляда. Но в то мгновение, когда я увидела Бена, со мною что-то случилось. Примерно через год после того, как прошло мое семнадцатилетие, я стояла в вестибюле спортивного центра и ждала нового тренера средних классов. Их старый тренер, Сюзан Крейн, уезжала в Ричмонд, и на ее место взяли какого-то парня.
Бен, стоя около окошка регистратуры, заполнял какую-то анкету и смеялся вместе с Дэвидом Аровицем, одним из менеджеров. На нем были сине-зеленые купальные трусы, как будто он собирался сразу же повести свою группу в бассейн, синяя майка с короткими рукавами и сандалии. Высокий и мускулистый, один из тех, кто носит одежду «для крепких парней». Короткая стрижка, темные вьющиеся волосы, прямой нос, ямочки на щеках, длинные пушистые ресницы. Могу поклясться, что все детали я рассмотрела в одно мгновение и тут же почувствовала, что что-то случилось с моим сердцем, а по рукам побежали мурашки.
Я сразу поняла, какой он, – стоило бросить лишь один взгляд. Он был добрым, любил животных, играть предпочитал в волейбол, а не в гольф, верил в Бога, но не был религиозен, любил фильмы ужасов, вместо сигарет предпочитал покуривать травку. Я поняла все это в тот промежуток времени, пока мурашки пробежали от сердца до кончиков пальцев. А еще я поняла, что он слишком взрослый для меня, но мне было все равно. Я влюбилась.
Внезапно Дэвид указал в мою сторону. Бен что-то ему сказал, потом направился ко мне. Единственное, чего я о нем не знала тогда, – это то, что он наш новый тренер.
– Мэгги? – Он протянул руку. Ямочка на щеке обозначилась сильнее. – Я – Бен Триппет.
Я не особо привыкла здороваться с людьми за руку. Я почувствовала тепло, исходившее от его ладони, как будто у него температура была на несколько градусов выше, чем у остальных. Потом я узнала, что у него всегда горячие руки. Но в тот момент я точно поняла только одно – что совершенно пропала.
Теперь я могла думать лишь о нем. Только теперь мне стало понятно, почему мои подружки, зациклившись на каком-нибудь парне, обнаруживали такую узость взглядов. Я не могла дождаться занятий по плаванию, которые проходили дважды в неделю. Иногда после окончания тренировок мы вместе заходили в «Макдоналдс». Я брала колу, он – молочный коктейль. Мы говорили о наших воспитанниках – кто посильнее, кто нуждается в дополнительной отработке технических приемов. Мы строили планы по поводу дальнейших тренировок наших команд. И все это время я думала: «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя».
Он жил с Дон Рейнольдс, но я старалась не думать об этом. Я не очень хорошо знала эту Дон. Она приехала на остров около года назад. Я не думала о том, чтобы разрушить их отношения, но никак не могла выбросить его из головы. Придумывала предлоги, чтоб его увидеть. Он работал в Хэмстеде, и иногда после школы я изобретала какую-нибудь причину туда поехать. Я купила там картину для своей комнаты, которую никогда раньше не стала бы вешать у себя дома, и лампу, которая мне совсем не нравилась и которую, скорее всего, придется вернуть в магазин.
Спустя некоторое время мы стали говорить о других вещах, заходя в «Макдоналдс» после тренировок. Мы обсуждали фильмы – как я и думала, ему тоже нравились фильмы ужасов. Он рассказал про свой развод, который очень тяжело перенес, и про свою семилетнюю дочь, Серену, которая вместе с его бывшей женой жила в Шарлотт. Он сильно по ней скучал. Бен был хороший отец, и мне это в нем нравилось.
И вот однажды вечером Бен сказал, что хочет поговорить о Дон.
– Когда я впервые приехал сюда, то снял один из передвижных домов в Серф Сити, – начал он. – Однажды я зашел в кафе «Яванский кофе» и увидел Дон. Она как раз прикрепляла листок бумаги на доску объявлений, подыскивая компаньонку, чтобы вместе снять квартиру. Она развелась примерно в одно время со мной и могла потерять свой дом на берегу, если бы не нашла кого-нибудь, кто готов был бы разделить с ней расходы по оплате. Так что это было обычное знакомство, а совсем не союз по любви.
– Значит, вы с Дон просто соседи?
Когда он кивнул, мне показалось, что я нахожусь на облаке, а не сижу на скамейке из прессованного пластика в «Макдоналдсе».
– Ну, конечно, это немного сложнее, – сказал он. – Она недавно развелась, я недавно развелся, сама понимаешь… – Он смотрел своими шоколадными глазами прямо на меня. – Ты когда-нибудь расставалась с парнем?
– Да нет вроде. – В моей жизни было всего трое молодых людей, которые за мной ухаживали.
– Тогда тебе, возможно, будет трудно меня понять. Когда заканчивается брак, особенно если ты старался изо всех сил его сохранить и все еще заботишься об этом человеке, это делает тебя по-настоящему ранимым и очень одиноким. Мы с Дон оба находились в таком состоянии, когда я перебрался сюда.
Он пил свой молочный коктейль и не смотрел на меня.
– Она – красивая женщина, – проговорил он наконец. – Весьма привлекательная физически.
Я съежилась.
– Я что, сейчас получу С.М.И.?
– Что значит С.М.И.?
– Слишком много информации.
– А. – Он улыбнулся. – Возможно.
– Ладно. – Я выпрямилась и приготовилась к худшему. – Выкладывай.
Его щеки порозовели.
– Ну, в общем, теперь я понимаю, что облажался. Мы стали спать вместе с самой первой недели, как я въехал в ее дом. На вторую неделю я понял, что совершил ошибку. Она – хорошая женщина, но мы не подходим друг другу. Я сказал ей, что хорошо отношусь к ней и хочу, чтобы мы остались друзьями, и предложил выехать. Она была расстроена. Она до сих пор считает, что мы подходим друг другу, и не хочет, чтобы я уезжал. К тому же она нуждается в финансовой помощи. Вот почему мы живем вместе. – Он глубоко вздохнул и глотнул коктейля. – А говорю я тебе все это потому, что ты мне очень нравишься, Мэгги.
– Ты мне тоже, – с удивлением услышала я собственный голос.
В горле пересохло, язык едва ворочался.
– Я это знаю, – сказал он. – Между нами очень сильная связь. Фактически тебе семнадцать лет, но ты уже не ребенок. Не беспечный тинейджер. Я совсем не хочу отказываться от чувств, которые к тебе испытываю. Но… тебе всего семнадцать.
– Ты уже про это говорил.
– Я на десять лет старше и не хочу злоупотреблять твоим доверием.
– Бен. – Я возненавидела стол, разделявший нас. – Я люблю тебя. Люблю уже много месяцев. Ты прав, я уже вовсе не глупая девчонка. Я не так много встречалась с парнями, потому что парни моего возраста такие… – Я помотала головой. – Лузеры. Мое чувство к тебе… оно совсем другое. Оно похоже на чувство к брату и…
– Что? – Он расхохотался.
– В смысле оно действительно глубокое… – Я боялась выглядеть глупо. Трудно было объяснить, что я чувствую к нему. – Оно такое клевое, – сказала я наконец. – Не знаю, что еще сказать.
– Ладно. – У него была такая милая ямочка на щеке, когда он улыбался. – Сойдет и так. Я хотел, чтобы этот разговор состоялся раньше, потому что не сомневался, что ты чувствуешь то же, что и я. Но что нам делать дальше? У тебя только что начался выпускной класс. Может, нам стоит попытаться оставить наши отношения… ну… платоническими, пока ты не закончишь школу?
Тысячу раз я представляла себя в постели с ним. Моя рука лежит у него на груди, он обнимает меня за плечи. О сексе с ним я не думала. Мне хотелось чего-то большего. Чего-нибудь глубокого, что продлится всю мою жизнь.
– Не хочу я ждать, – сказала я. – В Северной Каролине согласие на брак можно получить с шестнадцати лет, мне семнадцать лет и пять месяцев, и я даю тебе свое согласие.
– Но мы не можем делать это открыто, – сказал он. – Твоя мать и твой дядя – они же меня убьют.
– Я знаю.
Насчет этого он был прав. Я не сомневалась, что до первой брачной ночи моя мать была девственницей, а дядя Маркус всегда втолковывал мне, что парни совершенно безответственны в этом отношении. Может быть, парни моего возраста такие и есть. Но Бен совсем другой.
– Да и нет нигде такого места, где мы могли бы быть вместе, – сказал он.
Теперь настала моя очередь улыбнуться.
– Ошибаешься, – сказала я. – Такое место есть.
Позже, когда я поняла, что могу говорить ему всё – или почти всё, – я рассказала ему, что чувствовала в самом начале. Мне казалось, что он не привлекает меня в сексуальном плане. Он рассмеялся и сказал: «Не сомневаюсь, что теперь все по-другому». Это действительно было так, однако больше всего при встречах с Беном мне нравилось лежать в его объятиях в коттедже на морском берегу и рассказывать все, о чем я думала и что чувствовала. Я даже разболтала ему два своих самых больших секрета.