Я вспомнил маленькую комнату в задней части церкви. Она предназначалась для невест, чтобы они привели себя в порядок перед выходом. В этой комнате имелось одно или два двустворчатых окна.
Из его носа поползла сопля, и, когда я снова потянулся к нему с салфеткой, он дал мне ее вытереть.
– Что ты делал в этой комнате? – спросил я.
– Какая разница, – проговорил он быстро, как будто ожидал этот вопрос. – Просто так зашел.
– Ты был один?
– Да.
– Снаружи было темно?
– Светила луна, и я смог рассмотреть, что это был именно Энди.
– Что он делал?
Кит облизал губы. Они были сухими, кожа потрескалась.
– Хочешь глоток воды? – спросил я.
Он покачал головой и закрыл глаза. Нет, он не должен заснуть, пока не ответит на мои вопросы.
– Кит? – повторил я.
– Он шел вдоль церковной стены, – сказал он. – И смотрел туда, в угол, где стена уходит в землю.
– Как ты мог это видеть?
Он открыл глаз и пристально посмотрел на меня:
– Я это не придумал.
– У него в руках что-нибудь было?
– Я не помню.
– А не мог это быть другой мальчик, похожий на Энди?
Он попытался рассмеяться, но вместо этого закашлялся. Я взял пластиковый стакан с водой и поднес к его губам. Он сделал несколько глотков.
– Энди Локвуд только один, – проговорил он, закрывая глаза. – И одного достаточно.
Я замолчал, и он уснул. Я больше не хотел этого слышать. Мне вообще не следовало сюда приходить.
Выйдя в вестибюль, я позвонил Флипу Кейтсу.
– Кейтс слушает, – проговорил он.
– Это Маркус, Флип, – сказал я. – Я прошу самоотвод.
– Рад это слышать, – проговорил Флип. – Потому что я сам хотел тебе это предложить.
– Ты говорил с преподобным Биллом? – спросил я.
– Да.
– Я не верю, что Энди мог это сделать, – сказал я. – Но, поскольку его имя всюду склоняется, мне будет лучше…
– Не в этом дело, – прервал меня Флип.
– А в чем же?
– Прошлой ночью на горячую линию позвонила женщина. Она сказала, что проезжала мимо церкви в ночь пожара по дороге в Топсейл Бич и видела подростка, который пробирался вдоль здания.
– В какое время это было? Она дала описание?
– Насчет времени она точно не помнит. Между восьмью и девятью. Было темно, но она заметила, что у мальчика темные волосы и на вид лет тринадцать. Так она сказала.
– Вы записали ее имя? Почему она позвонила только теперь?
– Мы записали все ее данные. Она позвонила не сразу, потому что только после того, как этот сюжет передали в местных новостях, она вспомнила то, что видела. И сейчас же сообщила нам.
Я помассировал затылок. Казалось, что петля стягивается все туже.
– Мы собираемся провести осмотр комнаты Энди, – проговорил Флип.
Не знаю, почему меня это удивило. Если бы у нас была подобная информация о другом мальчике, я бы ожидал подобных действий. Но Энди? Мне это показалось перегибом.
– Хорошо, – сказал я после минутной паузы. – Держите меня в курсе, ладно?
20
Энди
Сегодня в школе я стал мистером Популярность. Так назвала меня мисс Бэттс. Они, оказывается, показывали утреннее шоу «Сегодня» в классах, и все ученики меня видели. Мой друг Дарси сказал, что я вызываю у него восхищение. Какой-то незнакомый парень похлопал меня по плечу: «Теперь твоя противная рожа появится на обложке журнала «Люди». Он был единственный, кто мне позавидовал, но я не обратил внимания на его слова. Неужели меня могут поместить на обложку этого журнала?
Мисс Бэттс велела мне рассказать про то, как я был на телевидении. «Только не хвались», – повторял я про себя.
После окончания уроков я сидел на автобусной остановке, когда появился мой друг Макс.
– Привет, Энди, – сказал он. Он учился только в девятом классе, но был гораздо выше меня. – Я слышал про твои неприятности с зажигалкой. Бред какой-то.
– Если соберешься лететь самолетом, не клади зажигалку в носок.
– Я запомню, – сказал Макс. – Курева не найдется?
– Конечно. – Я снял свой рюкзак и положил его на скамейку. Полез в потайной карман на молнии за сигаретами. Мне нравилось, что Макс называет их «куревом». Когда закуриваешь первую сигарету, начинаешь кашлять. Но у меня не было этих проблем.
Я нашел пачку и протянул ему сигарету, а себе взял другую. Он дал мне прикурить от симпатичной зеленой зажигалки.
– Ты, наверное, в поисках новой зажигалки, а? – спросил он.
– Хочешь поменяться?
У нас с Максом это хорошо получалось. Это у него я выменял свою старую зажигалку. А до этого – ручку с девушкой в купальнике. Надо было перевернуть ручку вверх ногами, и девушка становилась голой. Но у меня эта ручка пробыла только один день, потому что Макс захотел получить ее обратно. Он отдал мне за нее целый блок сигарет.
– Можешь получить зажигалку за пять баксов, – сказал он.
– У меня нет пяти баксов, – ответил я. – Могу предложить оставшиеся сигареты.
– У тебя их всего четыре, умник. Что еще у тебя есть?
Я вытащил из рюкзака три книги, ингалятор и айпод, а также две жвачки и игрушечный автомобильчик.
– Зачем ты таскаешь с собой эту дурацкую игрушку? – спросил он.
– Не знаю, – ответил я.
Что соответствовало действительности. Такими машинками играют маленькие дети. На дне своего рюкзака я увидел еще кое-что.
– Посмотри! – Я вытащил фото девушки по имени Энджи, которое она мне прислала. Я был уверен, что Макс не назовет это фото дурацким.
– Ничего себе! – Макс облизал губы.
Казалось, он хочет съесть это фото.
– Это мое любимое. Вообще, у меня есть четыре фото.
– Кто такая?
– Моя подруга Энджи.
– У твоей подруги Энджи классные сиськи.
На фото Энджи сидела на мотоцикле в шортах и маечке, которая давала возможность рассмотреть ее грудь. Как-то я сказал: «У Эмили совсем нет сисек», и мама стала на меня кричать, что грудь нельзя называть сиськами. Но с Максом можно.
– Я поменяю зажигалку на эту фотку, – сказал Макс.
Я должен был хорошо подумать. Мне будет недоставать снимка Энджи. Он был помят. Помялся, когда лежал в рюкзаке. Зажигалка Макса не была ни помята, ни согнута.
– Идет, – сказал я, и мы совершили сделку, честную и справедливую.
Теперь надо было хорошенько запрятать зажигалку. Я не любил прятать свои вещи от мамы, но иногда приходилось.
Подошел автобус. Я вскочил в него, а Макс – нет. Он сел на другой автобус. Я помахал ему, но он разглядывал фотографию Энджи и не смотрел на меня. Внезапно я пожалел о том, что у меня больше нет этого снимка. Потом подумал, что, возможно, мне пришлют еще фотографии. А потом мама или Мэгги возьмут меня с собой в магазин.
Я хотел посмотреть, есть ли мое фото на обложке журнала «Люди».
21
Лорел
С веранды нашего дома я могла видеть огни на материке по ту сторону пролива. Это была первая теплая ночь, когда можно выйти на улицу, не надевая свитера, и я наслаждалась соленым привкусом ветра, сидя на старом диване и упираясь ногами в перила. Мэгги занималась у Эмбер Доннелли. Дождавшись, пока Энди уснул, я смогла наконец остаться одна.
Мне пришлось потрудиться, чтобы угомонить Энди, который сегодня впервые пошел в школу после того, как побывал на телешоу. Мне пришлось напоминать ему, что не стоит хвастаться собственным героизмом и новообретенным статусом знаменитости. Я уже начала сомневаться, следовало ли ходить на это шоу. Сегодняшняя почта принесла десятки новых открыток и писем со всей страны, к тому же я знала, что он получает целый поток сообщений по электронной почте. Для мальчика, к которому окружающие обычно относились по-разному – кто с симпатией, кто с любопытством или подозрением, такое внимание было опасно.
Я услышала, как кто-то громко хлопнул дверью машины, и звук разнесся по воде. Встав, я обвела глазами двор и увидела заднюю часть пикапа на подъездной аллее. Маркус?
Когда я вернулась в дом, звякнул звонок. Я распахнула дверь и увидела его на верхней ступеньке крыльца.
– Все в порядке? – спросила я. Это было не похоже на Маркуса – появляться вот так, без предупреждения, и я подумала о Мэгги, единственной из моего маленького семейства, не находившейся дома, в безопасности.
– Более или менее. – При свете фонаря я увидела тревогу в его улыбке. – Просто хотелось поболтать. Можно войти?
– Что значит «более или менее»? – спросила я, когда мы прошли в гостиную.
– Давай посидим на веранде, – сказал он. – Такая потрясающая ночь.
Мы вернулись на веранду.
– Хочешь чай со льдом? – спросила я.
– Нет, спасибо.
Я опять села на диван, но уже без прежнего чувства спокойствия. Я не могла вспомнить, когда в последний раз оставалась с Маркусом наедине. Он часто заходил проведать Мэгги и Энди. Я уже давно решила – что бы ни происходило в прошлом, я не буду препятствовать его отношениям с ними. Я знала, что он их любит. Мои принципы были просты: ты всегда говоришь мне, куда идешь с ними и когда они вернутся, и никаких поездок на лодках. Так что он приходил к детям, а не ко мне. Чтобы успокоиться, я почти машинально скрестила на груди руки.
– Я пришел сказать, что больше не принимаю участия в расследовании поджога, – сказал он, садясь в старое плетеное кресло.
Я не совсем понимала, почему он специально приехал, чтобы сообщить мне эту новость.
– Потому что там был Энди?
– Потому, что… появился некий… сейчас это только слух, и я уверен, что он останется всего лишь слухом, но…
Я увидела, что ему неловко, но не оттого, что мы находились наедине. Тут было что-то другое.
– Так в чем же дело? – спросила я.
– Мы получили несколько сообщений, что Энди выходил из церкви незадолго до того, как начался пожар.
Я все еще не понимала.
– Что ты имеешь в виду?
– Послушай, это все конфиденциально, понимаешь? – сказал он. – Мне вообще не стоило говорить тебе, но я не хочу, чтобы тебя кто-нибудь огорошил этим.
– Чем – этим?
– Сегодня я ездил в ожоговый центр и разговаривал с Китом Уэстоном, и…
– Его вывели из комы? – Это были хорошие новости.
– Да, и преподобный Билл отправился его проведать. Кит сказал ему, что видел Энди около церкви незадолго до поджога. Поэтому я сам поехал в ожоговый центр, и он рассказал мне то же самое.
– Зачем Энди выходил наружу?
– Не знаю. И еще: на горячую линию позвонила женщина и сказала, что видела в тот вечер около церкви мальчика невысокого роста. И Эмили Кармайкл сказала, что Энди куда-то исчез незадолго до пожара. И потом этот случай, когда у него в носке нашли зажигалку.
– О, Маркус. – Я чуть не рассмеялась. – Не думаешь же ты, что Энди имеет хоть какое-то отношение к пожару?
– Нет, конечно. Но больше никого не видели около церкви перед пожаром.
Я была скорее раздражена, чем испугана.
– Хорошо, Маркус. Допустим на одну минуту, что это был Энди. Где он мог достать бензин, или что там использовали для поджога? Как он пронес это в церковь? А?
– Я понимаю, что тут какая-то бессмыслица, – сказал он. – И мне очень жаль, что Энди оказался в это втянут. Я просто хотел, чтобы ты услышала это от меня первого, понимаешь? Мы, в смысле они должны исследовать каждую возможность.
Внутри меня росла паника, распространяясь в груди.
– Я просто вне себя. – Мои пальцы инстинктивно сжали диванную подушку. – Я вне себя оттого, что ты мог согласиться с этим. Что ты мог так подумать! Тебе надо приложить все силы, чтобы Энди оставили в покое, кто бы сейчас ни занимался расследованием!
Маркус не ответил, и я продолжала.
– Кит мутит воду, – сказала я. – Он курит наркотики и делает вещи, о которых ты не знаешь.
– Знаю.
– Ты знаешь о прогулах? О хранении марихуаны?
Он кивнул:
– Сара мне кое-что рассказывает.
Я ощутила укол ревности, который меня удивил. Сара была моей лучшей подругой. Почему же я не знала, что они секретничают с Маркусом? Почему я не знала, что Маркус настолько тревожится о Ките, что разговаривает о нем с Сарой?
– А может, это Кит совершил поджог? – предположила я. – Иначе с какой стати он стал бы обвинять кого-то другого? Того, кто даже не может себя толком защитить?
– Он будет опрошен, но давай подумаем, как он мог совершить поджог и получить такие ожоги?
– Тогда как Энди мог совершить поджог и тоже получить ожоги?
– Но он же не получил ожоги, разве не так?
Я уставилась на него в изумлении.
– Это было просто везение, что он смог выбраться наружу.
– Или хотел выглядеть героем, ведь он единственный, кто знал, как выбраться из церкви целым и невредимым.
– Маркус!
Он поднял вверх руки, как будто защищаясь от удара.
– Адвокат дьявола, Лорел, – сказал он. – Я просто пытаюсь предположить, куда будет копать следствие.
– В котором ты тоже участвуешь.
– Привет, дядя Маркус.
Я подняла голову на звук голоса Энди. Он стоял в дверях в пижаме, глядя на нас сонными глазами. Я изменила выражение лица со злобного на ласковое.
– Привет, Энди. – Маркус встал и обнял его.
«Иуда», – подумала я.
– Ты ругаешься с мамой? – спросил Энди.
– Мы просто болтаем, – проговорил Маркус. – У нас нудный разговор. У тебя бывают нудные разговоры с людьми?
– Иногда. – Энди улыбнулся.
– Иди в постель, дорогой, – с трудом выдавила я.
– Я его отведу. – Маркус положил руку на плечо Энди: – Пошли, парень.
Мне захотелось остановить его – я испугалась, что он скажет Энди что-нибудь, что огорчит мальчика, но внутри у меня все заледенело. К тому же я знала, что Маркус боится расстроить Энди не меньше, чем я.
Прислушиваясь к удаляющимся звукам их шагов, я вспомнила агента, который расспрашивал Энди в больнице, а я была кем-то вроде переводчика. Если они захотят говорить с ним еще раз, я должна сделать все возможное, чтобы присутствовать при этом. Я представила, как его допрашивают следователи, искушенные в логике, имеющие программу действий. Я не должна позволить этому произойти.
Вернувшись на веранду, Маркус сел рядом со мной на диван. Внезапно он обнял меня, и это так меня ошеломило, что мгновение я находилась в его объятиях. Но только мгновение.
– Маркус, пожалуйста, не надо.
Он выпустил меня, потом со вздохом наклонился вперед, положив локти на колени.
– Я уверен, что Энди невиновен, и это обязательно будет доказано, – тихо проговорил он. – Но есть много людей, которые его не знают. Которые не видят того, что видим мы, когда смотрим на него. Они видят невоспитанного подростка, который тщетно старается казаться крутым. Героем.
– Но это ведь просто смешно.
Я все еще чувствовала неловкость от неожиданного объятия. Я забыла его запах. Этот запах у меня всегда ассоциировался с сильным желанием. С морем. С ложью.
– Я пойду, – сказал он, вставая с дивана. – Ты оставайся здесь, а я пойду. – Однако не двинулся с места.
Вместо этого он засунул руки в карманы и стал смотреть на темную воду залива и на огни материка. Он хотел еще что-то сказать мне. Я видела, как внутри его идет борьба.
– Что? – спросила я.
Он посмотрел на меня и вздохнул.
– Они хотят обыскать комнату Энди, – сказал он. – Надо нанимать адвоката, Лорел.
22
Маркус
Когда я приехал домой от Лорел, я сделал себе коктейль из кока-колы с арахисом, потом забрался на крышу своей башни, чтобы подумать. Там стояла пара шезлонгов, но я любил сидеть на краю крыши, обращенном к морю, свесив ноги вниз. Несколько моих подружек отказались проводить здесь время вместе со мной. А одна была так испугана высотой, что вообще побоялась выходить на крышу. «Ты – идиот, раз не можешь сделать здесь ограждение», – сказала она, и я ей больше не звонил.
Как-то сюда забрались Лорел и Джейми. Стояла жаркая летняя ночь, я до этого начал кое-что переделывать на крыше. Я сказал Джейми по телефону, что совершенно вымотан. Но они попросили кого-то посидеть с ребенком и появились здесь с бутылкой сидра и пакетом с креветками. Мы сидели на краю крыши около часа, ели и разговаривали, и роняли остатки креветок во внутренний дворик, откуда я убрал их на следующее утро. Возможно, Лорел было неловко сидеть между Джейми и мной, но ее совершенно не пугало то, что она находится на краю крыши.
Я покачал головой, подумав о ней. Я сегодня нарушил свои этические границы. Взял на себя ответственность поговорить с Китом до того, как его опросили официально. Рассказал о расследовании Лорел. Но она должна знать, какой серьезный это приняло оборот. Я представил, как после моего ухода она идет в комнату Энди и смотрит, как он спит. Может быть, у него на лице задержалась улыбка. Я несколько раз видел, как он улыбается во сне.
Я представил, как Лорел нагибается и прикрывает одеялом плечи Энди. Я видел их обоих – двух человек, навсегда поселившихся в моем сердце, – и хотел защитить их от надвигающихся опасностей.
23
Лорел
1989
После того как Джейми и Мэгги уехали, я почти постоянно спала. Не могу сказать, что я обрадовалась их отъезду, поскольку радости я сейчас не чувствовала ни по какому поводу. Но теперь я могла спать целый день и не испытывать чувства вины. Мне не нужно было видеть злобу Мэгги или слушать ее плач. Не нужно было ощущать беспомощность Джейми. Так что, возможно, счастья здесь не наблюдалось, но было, по крайней мере, облегчение от одиночества.
Но через три или четыре дня я, проснувшись, увидела Маркуса, стоящего в ногах моей постели. Его силуэт темнел на фоне вечернего неба. Руки были сложены на груди. В своем вечно сонном состоянии я даже не удивилась, увидев его здесь.
– Я должен проверить, как ты, – сказал он. – Убедиться, что ты нормально ешь и все такое. После их отъезда ты хоть раз вылезла из постели?
Я задумалась.
– Ну да, ходила в ванную.
– А как насчет еды?
Я вспомнила, что пила воду и яблочный сок, но насчет еды…
– Вроде нет.
Маркус дотронулся до моих ног под одеялом и слегка встряхнул их.
– Вставай и выходи на кухню. Я принес креветок, собираюсь приготовить овсянку. Тебе надо немного подкрепиться, сразу станешь чувствовать себя лучше.