— Я бился с черным колдуном. Я не убежал!
Сердце в груди у Сорки бешено запрыгало.
— Тебе приснился сон? Расскажи!
— Я был у излучины реки, где мы держим лодку. И тут пришел он, и я узнал колдуна. Это был черный маг. Потому что сердце у него черное.
— Сердце?
— Я видел его сердце, хотя он улыбался вроде как по-дружески и даже заманивал меня медовиком. «Глянь-ка, парень, — говорит, — у меня для тебя дивное угощение». Но внутри этого пирога было полно червей и черной крови. Я сразу понял: он отравлен.
— Значит, ты во сне и сердце его насквозь видел, и пирог тоже.
— Честное слово, видел. Я не вру!
— Верю. — Выходит, ее мальчик способен на большее, чем она считала.
— Тогда я ему говорю: «Сам ешь свой медовик! Это у тебя смерть в руках, а не пирог!» Но он отшвырнул его в сторону, и оттуда поползли черви и превратились в пепел. Колдун думал утопить меня в реке, но я забросал его камнями. А потом прилетел Ройбирд.
— Ты во сне позвал сокола?
— Нет, не позвал, а только пожалел, что он не со мной, и он возьми и прилети — грозный такой, когти вперед… Черный колдун исчез, как дым на ветру. А я проснулся в своей постели.
Сорка привлекла сына к себе, пригладила его по волосам.
Она обратила на Кэвона свой гнев, и тот тогда явился за ее детьми.
— Какой ты у меня храбрый, Эймон! Ты все правильно сделал. А сейчас пора завтракать. Нам еще скотиной заниматься.
Сорка повернулась к Брэнног, которая уже спустилась по лесенке.
— Тебя это тоже касается.
— Он проник и в мой сон. Сказал, может сделать меня своей невестой. Он… он хотел меня потрогать. Здесь. — Бледная от стыда, девочка закрыла руками грудь. — И здесь. — Она показала между ног.
Брэнног вся дрожала. Сорка крепко обняла дочь, и та прижалась к ней лицом.
— Я его подожгла. Не знаю, как это у меня получилось, но я подожгла ему пальцы. Он посылал на меня проклятия и тряс кулаками. Потом прибежал Катл, запрыгнул мне на постель. Он рычал и скалил зубы. И дядька исчез. Но он хотел меня потрогать и говорил, что я стану его невестой…
Теперь к страху прибавилась ярость.
— Ничего у него не выйдет. Клянусь! Он никогда тебя больше не тронет. А сейчас ешь. Поесть надо хорошо. У нас много работы.
Она отправила детей кормить и поить животных, чистить стойла, доить корову.
Оставшись одна, занялась приготовлениями. Собрала колдовской инвентарь. Чашу, колокола, свечи, священный нож и котел. Выбрала травы, которые собирала и сушила сама. И три медных браслета, которые когда-то давно на летней ярмарке купил ей Дайти.
Затем вышла на улицу, набрала полную грудь воздуху, подняла руки, чтобы расшевелить ветер. И призвала сокола.
Он явился с криком, который эхом отразился от леса и дальних холмов и заставил слуг в замке обратить глаза к небу. На широко раскинутых крыльях искрилось зимнее солнце. Она подняла руку в кожаной перчатке, чтобы птица могла обхватить ее когтями.
Она смотрела в глаза соколу, а тот — на нее.
— О быстрый и мудрый! Бесстрашный и сильный! Ты — Эймона птица, но и моя. Ты волю мою, как скажу я, исполнишь. Я же исполню волю твою. Ты нужен мне, Ройбирд, и все — ради сына. Он сын мне, тебе ж — властелин и слуга.
Она вынула нож. Птица смотрела на нее не мигая.
— Прошу тебя, Ройбирд, отдай мне три капли, три капельки крови из сильной груди. С крыла же могучего вырву перо я, оно заклинанию силу придаст. Хвалу возношу, и к тебе я взываю: ты должен мне сына помочь уберечь.
Она кольнула его кончиком ножа и собрала три капли крови во флакон. Потом выдернула перо из крыла.
— Благодарю тебя, — прошептала она. — Будь поблизости.
Сокол вспорхнул с ее руки, но взлетел не дальше ближайшего дерева. После чего сложил крылья и стал наблюдать.
Сорка свистом подозвала собаку. Катл смотрел на нее — преданно и доверчиво.
— Ты Брэнног и верой и правдою служишь. Сейчас же послушай, что я прикажу, — начала она и повторила ритуал, собрав три капли крови и выщипнув клок шерсти с собачьего бока.
Наконец она вошла в сарай, где трое ее детей с веселым смехом выполняли порученное. Это придало ей сил. Она погладила пони по голове.
При виде ножа в руке мамы Тейган бросилась наперерез:
— Не надо!
— Я не сделаю ему больно. Он твой, но и мой тоже. Он сделает то, что прикажешь ему ты или я — с равным рвением. А ты всегда должна слушать его и делать то, что скажет он. Ты нужен мне, Аластар. Я прошу ради дочки — твоей хозяйки и твоей рабыни.
— Не режь его! Пожалуйста!
— Один маленький укол, легкая царапина — и то, если он согласится. — Сорка опять обратилась к коню: — О статный и сильный, мой конь быстроногий, позволь взять три капли из мощной груди и прядку из гривы — они мне помогут сберечь от несчастья хозяйку твою. За это тебя, Аластар, я прославлю. Хвалу возношу и смиренно прошу. — Всего три капельки, — тихо повторила Сорка, легонько ткнув пони ножом. — И одна прядка из гривы. Ну, вот. — Хотя Аластар стоял спокойно, с широко открытыми и невозмутимыми глазами, Сорка наложила руки на небольшой порез и применила свое магическое искусство для заживления раны. Специально для дочки с ее трепетным сердечком.
— Теперь все идите со мной. — Она посадила Тейган себе на бедро и пошла назад в дом. — Вам известно, кто я такая, я этого никогда не скрывала. И вы знаете, что унаследовали этот дар, каждый из вас. Я всегда вам об этом говорила. Как колдуны вы еще совсем молоды и невинны. Но однажды ваше мастерство станет сильным и проворным. Вы не должны использовать его кому-то во вред, потому что вред, который вы причиняете, вернется к вам с утроенной силой. Магия — оружие, это так, но такое оружие, какое нельзя применять против слабых, кротких и невинных. Это и дар, и бремя, вам предстоит нести и то и другое. Свою магию передадите тем, кто произойдет от вас. Сегодня вы узнаете кое-что новое. Внимательно следите за мной и моими действиями. Смотрите, слушайте, запоминайте!
Сначала она обратилась к Брэнног.
— Смотри: берем твою кровь, мою и кровь собаки. Кровь — это жизнь. Потеряешь кровь — потеряешь жизнь. Три капли твоей, три капли моей, три капли собачьей — никак не иначе!
Брэнног без колебаний вложила руку в руку матери и стояла не шелохнувшись, пока Сорка брала у нее кровь.
— Теперь ты, мой мальчик, — повернулась она к Эймону. — Три капли твоей, три капли моей, три капли от птицы — пусть чудо свершится!
У Эймона дрожали губы, но он бесстрашно протянул руку.
— А теперь ты, мое солнышко. Не бойся!
В глазах девочки блеснули слезы, но она с самым серьезным видом смотрела, как мама берет у нее кровь.
— Три капли твоей, три капли моей, три от коня — слушай меня!
Она смешала кровь и поцеловала маленькую ладошку.
— Вот и готово.
Она взяла котел, а флаконы с кровью сунула в мешочек на поясе.
— Несите остальное. Это лучше делать не в доме.
Она выбрала место — на твердой земле, в тени деревьев, где снег лежал еще плотно.
— Набрать хворосту? — предложил Эймон.
— Не надо, он нам не понадобится. Станьте здесь, все вместе.
Сорка шагнула детям за спину, обратила свой зов к богине, к земле, ветру, воде и огню. И очертила круг. По земле побежал легкий огонек и быстро замкнул круг. Внутри него стало тепло, как весной.
— Это и защита, и знак уважения. Зло не может проникнуть в круг, тьма не в силах побороть свет. И то, что делается внутри этого круга, делается во имя добра и любви.
— Сперва вода. Вода из моря, вода из облаков. — Она сложила ладони ковшиком и раскрыла их над котлом. И сейчас же в котле появилась вода, голубая, как из согретого солнцем озера, и стала выплескиваться наружу и возвращаться назад в котел. — И земля, наша земля, наши сердца.
Она щелкнула одной рукой, потом другой, и в котел посыпалась бурая земля.
— И воздух, песня ветра, дыхание тела. — Она распахнула руки и подула. И подобно музыке, воздух влился в котел с землей и водой.
— Теперь огонь, пламя и жар, начало и конец.
Она светилась, воздух вокруг нее мерцал, глаза горели синим огнем. Сорка выставила вперед руки ладонями вниз.
В котле загорелось пламя, заплясали искры.
— Все это подарил мне ваш отец. Это знак его любви и знак моей любви к нему. Вы, все трое, родились от этой любви.
Она швырнула в огонь котла три медных обруча и, кружа, отправила туда конский волос, собачью шерсть и перо, после чего влила кровь.
— Богиня дала мне и волю, и силу, сейчас, в этом месте я их применю. Пусть чары мои от опасности грозной детей защитят и потомство от них. Никто не посмеет поднять на них руку — на всех, кто от рода пойдет моего! Конь, сокол и пес пусть защитою служат в печали и в радости, в счастье, в борьбе. Свяжу я их клятвою кровной отныне, и станут угрозы они отводить — на черной земле и на воздухе легком, в огне и на море — вот воля моя. Да будет так!
Сорка высоко воздела руки и обратила лицо к небу.
Огонь взметнулся красным и золотым столбом, сердцевина которого светилась ярко-синим сиянием, и столб этот завивался и уходил вихрем в холодное зимнее небо.
Земля задрожала. Ледяная вода в ручье забурлила. А ветер завыл подобно загнанному волку.
Потом все стихло, замерло, и остались только трое детей. Крепко держась за руки, они следили за матерью, а та, теперь бледная как снег, вдруг покачнулась.
Брэнног шагнула к матери, но та помотала головой.
— Рано! Магия — это труд. Она дает, и она забирает. И мы еще не закончили. — Она сунула руку в котел и извлекла оттуда медные амулеты. — Для Брэнног — собака, для Эймона — сокол, для Тейган — конь. — Каждому из детей она надела на шею амулет. — Это ваши знаки и ваша защита. Они будут вас оберегать. Вы никогда не должны их снимать. Никогда! Если на вас этот оберег и вы верите в его силу, как верите в мою и свою собственную, то колдуну до вас не добраться. Однажды вы передадите свою силу тому, кто произойдет от вас. Вы сами поймете, кому именно. Станете рассказывать своим детям предание и петь им старые песни. Вы получите от меня этот дар, а потом передадите его дальше.
Тейган любовалась своим амулетом и с улыбкой вертела в ручках маленький овал.
— Красивый! Он похож на Аластара.
— В нем и есть частица Аластара, а еще тебя, меня и твоего отца, твоего брата и сестры. Неудивительно, что он красивый. — Она нагнулась поцеловать дочку в щеку. — Какие у меня прекрасные дети!
Она едва держалась на ногах, а когда с помощью Брэнног поднялась, пришлось подавить стон.
— Мне надо завершить круг. И все унести в дом.
— Мы поможем, — сказал Эймон, беря мать за руку.
Вместе с детьми она завершила магический круг и позволила им самим отнести все принадлежности в дом.
— Тебе надо отдохнуть. Садись к огню. — Брэнног подтолкнула мать в кресло. — Я заварю тебе снадобье.
— Да, и покрепче. И брату с сестрой покажи, как оно делается.
Малышка Тейган укутала ей плечи шалью, а Эймон накрыл колени пледом. Сорка улыбнулась. Она протянула руку к принесенной Брэнног кружке, но дочь отвела руку. Затем надавила на порез на ладони, пока три капли крови не упали в отвар.
— Кровь — это жизнь.
Сорка вздохнула.
— Да, это так. Спасибо тебе.
Выпив зелья, она уснула.
Глава 2
Неделю, а потом и другую она была здорова, и сила не уходила. Кэвон бился, шел напролом, подползал тайком, но она давала ему отпор.
Цвел терн, за ним распустились подснежники, и прибавляющийся день ото дня свет все больше говорил в пользу весны. Зима отступала.
Каждый вечер Сорка искала в огне своего Дайти. Когда получалось, говорила с ним, с риском для себя посылала к нему свою душу, чтобы та вернулась назад и принесла с собой его запах, голос, прикосновение — перед этим точно таким же образом напомнив ему о себе.
И тем самым укрепляя силы обоих.
О Кэвоне она ему ничего не рассказывала. Магия — это ее епархия. Против такого, как Кэвон, меч, кулак и даже воинская доблесть бессильны. Дом — до того, как она взяла в мужья Дайти, — принадлежал ей — значит, ей его и защищать. Как и детей, которых они вместе произвели на свет.
И все же она продолжала считать дни до Билтейна — дня, когда он вернется домой.
Дети росли и постигали новое. Какой-то голос у нее в голове неустанно твердил, что она должна обучить их всему, что умеет сама, причем как можно быстрее. Сорка не подвергала это сомнению.
Ночью, при свете очага и сальной свечи, она долгими часами записывала свои заговоры и заклинания, рецепты зелий и даже мысли, не обращая внимания ни на вой волков, ни на шум ветра.
Дважды ее призывали в замок к больному, и тогда Сорка брала с собой детей, чтобы те смогли поиграть с одногодками, чтобы оставались у нее на глазах, а заодно видели, каким уважением пользуется Смуглая Ведьма.
Потому что и имя ее, и все, что оно олицетворяет, потом перейдет к ним.
Но всякий раз по пути домой ей требовалось снадобье для восстановления сил, которые отнимало у нее врачевание.
Несмотря на тоску по любимому и на пошатнувшееся здоровье — а она понимала, что оно уже никогда не восстановится, — Сорка изо дня в день обучала детей ремеслу. Когда Эймон подзывал Ройбирда — теперь принадлежащего скорее ему, чей ей, — она отходила в сторону. И с гордостью смотрела, как ее малышка едет верхом на Аластаре, бесстрашная, как настоящая воительница.
И гордилась но и грустила одновременно, понимая, как часто Брэнног обходит лес вместе с верным Катлом.
Они унаследовали ее дар, но оставались детьми. Она заботилась о том, чтобы они слушали музыку, играли в игры и, насколько это возможно, сохраняли невинность.
У них бывали посетители — кому-то требовалось заклинание, кому-то — лечебная мазь, кто-то искал ответы на вопросы, кто-то заказывал приворот на любовь или богатство. Кому могла, она помогала и принимала приношения. И еще смотрела на дорогу — не спускала с нее глаз, хотя и знала, что любимый вернется не раньше, чем через несколько месяцев.
Как-то раз, когда ветер был несильный, а сквозь облака проглядывало голубое небо, Сорка с детьми отправилась на реку прокатиться в лодке, которую построил их отец.
— А говорят, колдуньи не могут передвигаться по воде, — заметил Эймон.
— Да что ты? Прямо так и говорят? — рассмеялась Сорка и подставила лицо ветру. — А мы вот плывем себе, как ни в чем не бывало.
— Так Донал говорит — ну, из замка.
— Если кто-то что-то говорит и даже в этом убежден, это еще не значит, что это правда.
— Эймон показал Донал летающую лягушку. Похвастаться хотел.
Эймон мрачно покосился на младшую сестру и, если бы не присутствие матери, наверняка присовокупил бы тычок или ущипнул.
— Летающие лягушки — штука забавная, но не стоит расходовать колдовство на развлечения.
— Я практиковался.
— Можешь попрактиковаться в ловле рыбы нам на ужин. Не так! — остановила Сорка, когда мальчик поднял ладони над водой. — Нельзя любую задачу решать с помощью колдовства. Тело должно уметь позаботиться о себе и без всякой магии. Никогда не следует расходовать свое умение на то, что ты можешь сделать, если напряжешь мозги, руки или спину.
— Я люблю рыбачить.
— А я — нет! — возразила Брэнног. — Сидишь, сидишь, ждешь, ждешь… Мне больше нравится охота. Я люблю лес, да и зайца на ужин можно добыть.
— Этим ты вполне можешь заняться завтра. Посмотрим, удачливый ли и умелый рыбак твой брат, — может, и рыбки сегодня поедим. С картофельной запеканкой, а?
Брэнног надоело рыбачить, и она протянула удочку сестренке, а сама стала смотреть на виднеющийся вдали замок и его могучие каменные стены.
— Мам, а тебе никогда не хотелось там жить? Я слышала, как там женщины говорили. Нас там всех рады приютить.
— У нас есть свой дом. И пусть поначалу это была всего лишь хижина, зато ей больше лет, чем этим стенам. Она стояла, еще когда правили О'Конноры, задолго до династии Бэрков. Короли и принцы приходят и уходят, девочка, а дом — это навсегда.
— Мне нравится, как выглядит замок — такой величественный, высокий, но наш лес я люблю больше. — Она прильнула к матери. — А Бэрки не могут отнять у нас дом?
— Они, конечно, могли бы попытаться, но у них хватает мудрости уважать колдовство. Мы с ними не воюем, да и они с нами тоже.
— Пусть только попробуют — папа им вмиг даст отпор. Да и я тоже! — Она подняла глаза на мать. — А Девла из замка мне сказала, Кэвон был изгнан.
— Это не новость.
— Да, но она говорит, он возвращается и спит с женщинами. Он нашептывает им на ухо, и они думают, это их законный муж. А утром узнают правду. И плачут. Она сказала, ты научила женщин заклинанию против него, но… он заманил одну из служанок с кухни и увел ее на болото. Теперь ее найти не могут.
Сорке это было известно. Как и то, что служанку эту уже никогда не найдут.
— Они для него игрушка, он поддерживает свои силы за счет слабых. Его сила черная и холодная. Свет и огонь его всегда победят.
— Но он возвращается снова и снова. Скребется в окна и двери.
— Войти все равно не сможет. — Однако по ее жилам пробежал холодок. В этот момент Эймон издал торжествующий возглас и выдернул из воды удочку. На солнце рыба переливалась серебром.
— Вот вам и удача, и умение, — засмеялась Сорка, берясь за сеть.
— Хочу поймать рыбку! — Тейган возбужденно склонилась над водой, словно выискивая подходящую добычу.
— И прекрасно. Одной нам все равно не хватит, даже такой крупной. Молодец, Эймон!
Были пойманы еще три рыбы, и если Сорка и помогала малышке, то это было колдовство во имя любви.
Она взялась за весла и повела лодку назад, солнце сверкало, ветер плясал, и воздух полнился голосами ее детей.