Автор письма обращал внимание на недостаточную стойкость и плохую обученность пехоты, отсутствие беспрекословного повиновения младшего старшему, особенно в звене боец — младший командир. С убежденностью старого воина (а он участвовал еще в Первой мировой войне) полковник Тетушкин подсказывал один из путей решения проблемы: «У нас не хватает жесткой дисциплины, чтобы наверняка обеспечить успех в бою, чтобы никто не смел бросить свое место в окопе в любой обстановке. Умри, а держись. Все это должно быть обеспечено соответствующим законом, отраженным в уставах»[127].
Чтобы восстановить устойчивость стратегической обороны, Ставка ВГК предприняла ряд экстренных мер. На сталинградское направление она перебросила значительную часть своих резервов — шесть общевойсковых армий и шесть танковых корпусов. 12 июля был создан Сталинградский фронт под командованием Маршала Советского Союза С.К. Тимошенко.
Массирование сил и средств на угрожаемом направлении сопровождалось беспрецедентной акцией информационно-пропагандистского и дисциплинарного характера. В изданном 28 июля 1942 г. приказе наркома обороны СССР № 227 власть, пожалуй, впервые после начала войны решилась сказать жестокую правду о реальном положении на фронтах, о том, что дальнейшее отступление грозило Советскому Союзу военным поражением и утратой национальной независимости. Пафос приказа № 227 заключен в следующем его положении: «Отныне железным законом дисциплины для каждого командира, красноармейца, политработника должно являться требование — ни шагу назад без приказа высшего командования».
Поскольку главную причину отступления нарком обороны СССР и Верховный Главнокомандующий И.В. Сталин видел в недостатке порядка и дисциплины непосредственно в частях и подразделениях, он, чтобы любой ценой прекратить дальнейший отход войск, не только дал право, но и прямо потребовал на месте истреблять паникеров и трусов. Командиры рот, батальонов, полков, дивизий, комиссары и политработники, отступившие с боевой позиции без приказа командования, объявлялись предателями Родины со всеми вытекающими отсюда последствиями.
В качестве одной из важнейших репрессивных санкций приказ № 227 определил введение в Красной Армии штрафных формирований. Военным советам фронтов, их командующим предписывалось «сформировать в пределах фронта от одного до трех (смотря по обстановке) штрафных батальонов (по 800 человек), куда направлять средних и старших командиров и соответствующих политработников всех родов войск, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на более трудные участки фронта, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления против Родины». В пределах армий также формировалось от пяти до десяти штрафных рот численностью 150—200 человек каждая, куда по тем же мотивам направлялись рядовые бойцы и младшие командиры[128].
Нарком также приказал сформировать в пределах каждой армии три-пять хорошо вооруженных заградительных отрядов (до 200 человек в каждом), поставив их в непосредственном тылу неустойчивых дивизий, и обязать их в случае паники и беспорядочного отхода расстреливать на месте паникеров и трусов.
Несколько позднее, 28 сентября 1942 г., первым заместителем народного комиссара обороны СССР генералом армии Г.К. Жуковым были утверждены и заместителем наркома армейским комиссаром 1-го ранга Е.А. Щаденко объявлены Положения о штрафных батальонах и ротах и их штаты, а также штаты заградительных отрядов (до этого их формирование и укомплектование осуществлялось по временным штатам).
Приказ НКО СССР № 227 зачитывался во всех ротах, эскадронах, батареях, эскадрильях, командах, штабах. Уже на следующий день после его подписания начальник ГлавПУ Красной Армии генерал-лейтенант А.С. Щербаков обязал начальников политуправлений фронтов, военных округов, начальников политотделов армий лично проследить за тем, чтобы документ был немедленно зачитан и разъяснен всему личному составу. «Не должно быть ни одного военнослужащего, который не знал бы приказа товарища Сталина», — подчеркивалось в директиве начальника Главного политуправления[129]. Все политорганы должны были дважды в день информировать ГлавПУ не только о ходе разъяснения приказа, но и о его выполнении.
15 августа 1942 г. А.С. Щербаков направил военным советам и начальникам политуправлений фронтов, округов, армий новую директиву, в которой вскрыл непонимание некоторыми из них политического значения приказа № 227. Он потребовал не ограничиваться формальным ознакомлением личного состава с содержанием приказа, а увязывать эту работу с воспитанием у людей стойкости и упорства в бою, с организацией штрафных частей и заградительных отрядов.
Во исполнение сталинского приказа нарком юстиции СССР и прокурор СССР 31 июля 1942 г. издали директиву № 1096, в которой содержалась квалификация действий командиров, комиссаров и политработников, привлекаемых к суду, как говорилось в документе, «за самовольное отступление с боевой позиции без приказа вышестоящих командиров и за пропаганду дальнейшего отступления частей Красной Армии», а также определялись сроки расследования этой категории дел.
Действия, заключавшиеся в самовольном отступлении без приказа, квалифицировались по ст. 58—1«б» УК РСФСР (измена Родине, совершенная военнослужащим, что каралось высшей мерой уголовного наказания — расстрелом с конфискацией всего имущества). Расследование по этим делам не могло превышать 48 часов. Пропаганда дальнейшего отступления квалифицировалась по ст. 58—10, ч. 2 УК (контрреволюционная пропаганда и агитация при наличии отягчающего обстоятельства — военной обстановки или военного положения, что каралось расстрелом).
Военным прокурорам и председателям трибуналов предписывалось принять «решительные меры к оказанию командованию и политорганам реальной помощи к выполнению задач, поставленных в приказе народного комиссара обороны».
В самом факте учреждения такого рода специфических воинских частей, в его процедуре (путем издания всего лишь подзаконного нормативного правового акта в виде приказа наркома обороны) проявился не только чрезвычайный характер обстановки, сложившейся летом 1942 г. на советско-германском фронте и требовавшей незамедлительной реакции. В них получила яркое отражение сложившаяся в СССР система единоличной власти, как и отличавшая эту систему практика пренебрежения нормами права во имя «высших государственных интересов». И.В. Сталин и окружавшая его властная элита во взаимоотношениях с собственным народом нередко прибегали к самому настоящему произволу и вспоминали о соблюдении законности лишь в тех случаях, когда это соответствовало интересам высшей власти.
Введение в организационную структуру Вооруженных Сил штрафных частей так, как оно было осуществлено, нельзя признать законным даже с позиции действовавших в то время юридических норм. Оно выходило за рамки полномочий, предоставленных наркому обороны, и требовало как минимум постановления правительства.
Противоречащим Конституции 1936 г. и действовавшему на тот момент уголовно-процессуальному кодексу было также предоставление — в соответствии с приказом № 227 и последующими приказами наркома обороны СССР — отдельным категориям командиров и начальников права самостоятельно осуществлять правосудие (о чем подробнее пойдет речь ниже).
Однако политической элитой, госаппаратом и обществом такого рода грубейшие нарушения законности даже не замечались, а воспринимались как норма, поскольку и наркомом обороны, и главой правительства, и руководителем высшего органа государственной власти — ГКО (к слову, также внеконституционного органа) являлся Сталин, в личности которого персонифицировалась вся высшая власть в СССР Политическая реальность заключалась в том, что воля вождя и была главным законом в стране.
Что касается непосредственно штрафных частей, то с самого начала в нормативных документах, включая приказ НКО № 227 и последовавший за ним приказ № 298, в котором объявлялись Положения о штрафных батальонах и ротах, не были подробно и юридически корректно прописаны правовые основы их формирования и комплектования, специальный правовой статус военнослужащих постоянного состава и особенно лиц, направленных в штрафные части для «искупления вины». Формулировки прав и обязанностей штрафников, стимулов и ограничений, применявшихся к ним в боевой обстановке, носили противоречивый характер. Поэтому по ходу войны государство вынуждено было наращивать нормативно-правовую базу в интересах функционирования штрафных частей путем издания указов Президиума Верховного Совета СССР, постановлений ГКО, разъяснений Верховного суда СССР, приказов и директив за подписью наркомов обороны, ВМФ, внутренних дел, юстиции, прокурора СССР.
Но даже в том случае, когда права и обязанности штрафников, иные положения, регулирующие повседневную деятельность штрафных частей, были закреплены в законах и подзаконных актах, это отнюдь не являлось гарантией их реализации. В действительности, как показывают доступные историкам документы, многое определялось степенью остроты ситуации на фронте, практикой использования штрафных частей, сложившейся в том или ином соединении, законопослушностью или, наоборот, произволом конкретных командиров и начальников и другими факторами. Сошлемся на мнение профессионального военного юриста, которому самому довелось воевать в постоянном составе ОШР: «Самое же существенное упущение, на мой взгляд, состояло в отсутствии статуса, правового положения, определяющего особое (своей необычностью) место штрафных подразделений. Здесь иные ретивые начальники могли безнаказанно унижать человеческое достоинство "штрафника", бросать людей на заведомо верную гибель, далеко не всегда вызванную интересами достижения боевого успеха: "Штрафники!.."»[130].
Как встретили приказ № 227 в войсках? Из донесений ОО НКВД Сталинградского фронта в Управление ОО НКВД СССР следует, что часть военнослужащих, несмотря на энергичную разъяснительную работу политорганов, по-прежнему не верила в благоприятные перемены на фронте и скептически относилась к мерам, предусмотренным приказом № 227.
«Всегда после приказов все вдвое скорее делается,— без обиняков заявил интендант 3-го ранга Филипченко из 226-й стрелковой дивизии. — Так будет и теперь. После этого приказа Красная Армия удирает от Ростова до Сальска вдвое быстрее...»
Помощник начальника штаба 6-й гвардейской кавалерийской дивизии Глагаев говорил своим сослуживцам: «Если бы этот приказ был раньше, то мы были бы давно разбиты».
От командиров и начальников не отставали и подчиненные. Командир отделения роты противотанковых ружей из 76-й стрелковой дивизии Галето так «разъяснял» суть сталинского приказа: «Все равно люди, попавшие в штрафные роты, убегут на сторону противника, так как отступать им будет нельзя».
«Подогнал [немец] уже всех к р. Волге, что тогда делать, или топись, или убьет он нас на берегу, или же всех заберет в плен. Возле города Сталинграда — Царицына будет большая бойня». Это строки из письма рядового Чечкова.
В то же время многие командиры и бойцы рассматривали приказ «Ни шагу назад!» в качестве дополнительного и сильного средства укрепления стойкости войск. «Приказ тов. Сталина справедливый и своевременный, — заявил на митинге командир пулеметного эскадрона 20-го гвардейского кавалерийского полка старший лейтенант Компаниец. — Я теперь сам буду, невзирая на лица, призывать трусов и паникеров к порядку. Погибнет Родина, погибнем и мы».
Кое-кто даже сетовал на то, что документ издан с некоторым запозданием. Красноармеец 1034-го стрелкового полка Найман говорил: «Если бы этот приказ был издан в начале июня, наша дивизия не оказалась бы в Сталинградской области, а крепко дралась бы за Украину»[131].
Впечатлениям от приказа, зафиксированным по горячим следам, созвучны и воспоминания фронтовиков. «Мне эта горькая правда казалась справедливой, а суровая жесткость — оправданной. Ясно было, что дошло до края, до точки, дальше некуда, — рассказывал о своем потрясении от 227-го приказа писатель Л.И. Лазарев. — Так был настроен не только я, но и все мои товарищи... Очень многие понимали или чувствовали, что надо во что бы то ни стало выбираться из той страшной ямы, в которой мы оказались, иначе гибель, крах всего»[132].
Юридически штрафные части существовали в Красной Армии с 28 июля 1942 г. до окончания советско-японской войны. В соответствии с Перечнем № 33 стрелковых частей и подразделений (отдельных батальонов, рот, отрядов) действующей армии, составленным Генеральным штабом ВС СССР в начале 60-х гг. прошлого века, их общее количество составило 65 отдельных штрафных батальонов (ОШБ) и 1048 отдельных штрафных рот (ОШР), причем это число не оставалось постоянным и уже с 1943 г. стало снижаться. Проведенные в последнее время военным юристом А.В. Морозом подсчеты позволили исключить повторный учет одних и тех же батальонов и рот, допущенный в генштабовском перечне, и уточнить цифры — 38 ОШБ и 516 ОШР[133].
Всего в их составе, согласно архивным отчетно-статистическим документам Генерального штаба ВС СССР, довелось воевать 427 910 военнослужащим переменного состава. Разбивка по годам: 1942 г. — 24 993 человека, 1943 г. — 177 694 человека, 1944 г. — 143 457 человек, 1945 г. — 81 766 человек[134].
При примерной ежегодной численности действующей армии в 6—6,5 млн. человек доля штрафников ничтожна — от 2,7 процента в 1943 г. до 1,3 процента в 1945 г.
Материалы статистического исследования, проведенного в Генеральном штабе ВС РФ, дают возможность проследить динамику изменения количественных параметров на примере 1944 г., когда все фронты вели наступательные операции. Количество штрафных частей и численность их переменного состава характеризовались следующими показателями:
— общее количество штрафных батальонов на всех фронтах колебалось от 15 (в январе) до 8 (в мае), а среднемесячное их число равнялось 11, при этом среднемесячная численность штрафников в одном батальоне составляла около 226 человек;
— общее количество штрафных рот во всех армиях колебалось от 199 (в апреле) до 301 (в сентябре), а среднемесячное число рот составляло 243, при этом среднемесячная численность штрафников в одной роте составляла 102 человека.
Таким образом, одновременно в штрафных формированиях находились чуть более 27 тыс. человек, при том что численность действующей армии на начало 1944 г. составляла 6,4 млн. человек.
Ясно, что эти цифры не позволяют говорить о сколько-нибудь заметной, тем более решающей роли штрафных формирований в войне. Тем не менее было бы несправедливым преуменьшать вклад штрафников в достижение Победы.
Некоторые авторы видят в учреждении штрафных частей лишь проявление жестокой природы советского политического режима. В самом деле, не подлежит сомнению, что главный спрос за огромные людские и материальные потери, понесенные советским народом к этому времени, должен быть с самого автора приказа № 227 и его ближайшего окружения, не сумевших должным образом подготовить страну к отражению гитлеровского нашествия. Очевидно и стремление высшей власти переложить на других вину за собственные ошибки и преступления. Но это не повод, чтобы изменять объективности при оценке тех возможностей, которые при всей репрессивной природе штрафных частей выпадали штрафникам для возвращения себе честного имени.
В соответствии со сталинским приказом их бросали на наиболее тяжелые участки фронта. Опасность погибнуть была у штрафника большой, но все же не стопроцентной. Человек получал шанс сохранить жизнь, а то и отличиться. Сама возможность выбора означала очень многое. Как до учреждения штрафных батальонов и рот могла сложиться судьба военнослужащего, уклонившегося от боя, не подчинившегося приказу командира, освобожденного из плена, наконец, дезертира? Законы военного времени предусматривали за большинство воинских преступлений расстрел, в лучшем случае длительное заключение в исправительно-трудовом лагере или колонии. У штрафника же была возможность вернуться на передовую и в бою заслужить снятие судимости. Иначе говоря, направление в штрафную часть представляло собой реальную альтернативу крайним мерам уголовного наказания.
Многие авторы, пишущие на эту тему, такой альтернативы предпочитают не видеть, судя о том времени с позиции сегодняшнего дня. Но принцип историзма обязывает учитывать многоликость тогдашнего политического режима, характер взаимоотношений власти и народа, особенности законодательства 40-х гг., специфику военного времени, законы и порядки которого всегда более суровы в любой стране, неважно — тоталитарной или демократической. Можно ли в связи с этим игнорировать конкретную ситуацию, сложившуюся во второй половине 1942 г. на советско-германском фронте?
Приведем мнение Героя Советского Союза генерала армии П.Н. Лащенко, который в дни опубликования приказа № 227 был заместителем начальника штаба 60-й армии генерала И.Д. Черняховского. «Законы войны объективны. В любой армии солдата, бросившего оружие, всегда ждало суровое наказание, — рассуждал генерал. — Штрафные роты и батальоны, если не усложнять, — те же роты и батальоны, только поставленные на наиболее тяжелые участки фронта. Однако фронтовики знают, как все условно на войне: без жестокого боя немцы не отдавали ни одной деревни, ни одного города, ни одной высоты... Пребывание в штрафниках даже не влекло за собой судимости.
Так чем же были штрафные подразделения? — задавался вопросом П.Н. Лащенко и сам же отвечал: — Шансом для оступившегося, смалодушничавшего, совершившего промах возможностью искупить свою вину, снять с себя черное пятно, часто ценой собственной крови»[135].