Ирена вздохнула. Возможно, настоящие врачи выражаются по-другому, и ее скудные знания о психиатрах слабо соотносятся с действительностью…
«У вас есть совесть? – мысленно спросила она у щуплого господина Столя. – Совесть… хотя бы врачебная? Сколько вам заплатили за то, чтобы вы поинтересовались психическим здоровьем… человека, предназначенного на убой?»
В огромном доме стояла тишина. Крепко заперты двери, за непробиваемыми стеклами царствует темень.
Ирена вспомнила беспокойство в глазах Семироля.
ЗАЧЕМ ему ее психическое здоровье? Или вампир не может потреблять сумасшедших?
Она села на кровати.
Вампир… Скорее. Что она читала? Серебряные пули… Омела… Чеснок… Чушь. Формула крови меняется в связи с психическим заболеванием… Да. Она читала. Давно. Что-то. Рассказ или статью – не важно…
Она засмеялась. Опрокинулась обратно в подушки.
Она СУМАСШЕДШАЯ. Она не годится в пищу… Ее кровь опасна для вампирьего здоровья. Она несъедобна…
Какая удача.
* * *Утром она завтракала в обществе управляющего Сита; ерзала, мялась и наконец обратилась к мордовороту с просьбой:
– А нельзя ли… переселить меня в другую комнату? Сегодня опять открывался люк… ну, посреди комнаты. Приходил юноша с белым лицом, переселите меня, он не дает мне спать…
Управляющий-телохранитель долго и пристально ее изучал. Потом извинился, выбрался из-за стола и отправился в соседнюю комнату, и Ирена слышала, как он разговаривает с кем-то по телефону.
Как она и ожидала, разделить с ней трапезу вскорости явился сам «гуманитарный эксперт». Глаза господина Столя слезились пуще прежнего; интересно, сколько платит ему Семироль за поставленный Ирене диагноз?..
Она перевела дыхание. Спокойствие…
– Вы плохо спали, госпожа Хмель?
Она поморщилась. Провела по глазам тыльной стороной ладони:
– К сожалению. Открывался люк… в полу.
Психиатр мигнул.
– Он мешал мне спать! – выкрикнула Ирена. – Он пришел и стоял над кроватью… Молодой парень с белым лицом!
Глаза гуманитарного эксперта сделались как две железные кнопки в обрамлении воспаленных век. Ирена ощутила давление – но не отвела взгляда.
* * *Он мучил ее вопросами еще почти час. Ирена отвечала. Врала и путала напропалую; временами ей казалось, что она переигрывает и говорит лишнее – но она знала, что смутиться хоть на миг означает провалить всю игру.
Наконец, Столь скорбно поджал губы и удалился. Ирена осталась ждать в обществе управляющего-телохранителя – ждать, как она думала, приговора.
Спустя некоторое время машина гуманитарного эксперта выехала со двора и поползла в сторону единственной дороги, выводящей из горного тупика. Почти одновременно отворилась дверь – и упырь-адвокат, которого Ирена не видела почти сутки, поприветствовал ее широкой отеческой улыбкой.
Господин Семироль снова выглядел здоровым, бодрым, отдохнувшим; от черных теней вокруг глаз не осталось и следа.
– Ирена, какой бес вас надоумил симулировать?
Она молчала.
– Вернее, какой бес надоумил вас симулировать через край? Если бы вы ограничились Анджеем с его МОДЕЛЬЮ – кто знает, как сложилась бы ваша судьба… Но когда вы стали эксплуатировать свои скудные знания о психических болезнях…
Она перевела взгляд на управляющего-телохранителя.
Телохранитель сочувственно скалил зубы.
* * *…Она пришла в себя на цинковом столе. Руки, разведенные в стороны, удерживались ремнями. Такими же ремнями связаны были щиколотки; ее бритый затылок ощущал холод клеенки, и холод металла, и холод просторной комнаты, уставленной цинковыми столами в несколько ярусов…
Она лежала в центре. Прямо над ней стерильным солнцем нависал белый холодный прожектор.
– Я невиновна! Я невиновна! Я…
Ей только казалось, что она кричит. На самом деле губы ее едва шевелились, и голосовые связки не работали.
– Пощадите…
В поле ее зрения вплыла фигура в белом хирургическом костюме, в маске и шапочке – и в клеенчатом мясницком переднике, надетом прямо поверх накрахмаленной униформы.
– Нет…
Человек наклонился над ней, стянул с лица маску, обнажая рот и подбородок.
Его губы полуоткрылись, выпуская на волю зубы. Ирена судорожно зажмурилась, не желая видеть нависших над горлом заостренных костяных ножей…
– А-а-а!!
…За окном стояла темень. Даже силуэты гор еще не обозначились.
У изголовья мерцал светильник, имитирующий свечку на ветру. По комнате прыгали тени – электрические, нестрашные.
Ирена положила трясущуюся руку на круглый пластмассовый абажур – будто на теплый черепаший панцирь.
* * *– …Это что такое?
Управляющий-телохранитель похож был на довольного пса, притащившего хозяину дохлую крысу. Ирена не сомневалась, что именно он, обыскивая комнату, обнаружил ее тайник; теперь, стоя за спиной Семироля, он с готовностью ожидал новых приказаний.
– Что это, Ирена? – удивленно повторил Семироль.
В руках у него была бывшая простыня, разорванная полосами и превращенная в веревку. Поначалу Ирена мастерила лестницу – но на рассвете, отчаявшись, вывязала на конце ее крупную неумелую петлю. Другое дело, что дальше намерений дело не пошло; Ирена рассчитывала, что по крайней мере до следующей ночи тайник ее останется в неприкосновенности…
Зря надеялась.
– С бабами всегда много возни, – с сожалением заметил управляющий.
Она отвернулась. Оба были ей до невозможности противны – и упырь, и его пес.
Подошла к окну.
Горы, подсвеченные солнцем. Далекое блеклое небо. Дорога, до которой уже никогда не добраться.
Жаль Сэнсея, оставшегося ТАМ. Жаль безмозглую черепаху.
И, как ни странно, Анджея тоже жаль. Теперь она может в этом себе признаться…
Она стояла у окна, спиной к своим палачам, и смотрела, как кружится в блеклом небе хищная птица.
– Ирена…
– Оставьте меня в покое. Мне надоело ждать, пока вы меня убьете. Либо убивайте сейчас – либо идите в…
Она никогда не злоупотребляла такими словами. Может быть поэтому они звучали в ее устах особенно убедительно.
Пауза.
– Хорошо, – раздумчиво сказал упырь. – Возможно, вы правы… Не следует дольше тянуть. Идемте.
Она помолчала, лихорадочно пытаясь отыскать глазами птицу; птица исчезла.
Тогда она медленно обернулась, все еще не желая верить собственным ушам:
– Сейчас?!
– Да. Именно… Идем.
– Прямо сейчас?
– Сама не знает, чего хочет, – сказал управляющий.
– Заткнись, Сит!!
Мордоворот отшатнулся к противоположной стене. И замолчал, по-видимому, надолго.
– Ирена… руку.
Ее безвольные ватные пальцы легли в странно горячую, цепкую ладонь. Горы… Она в последний раз оглянулась.
«Анджей, спаси меня…»
Горы. Как на календаре. Открыточный пейзаж, когда-то украшавший стену спальни…
Покачивались стены. Резиновой лентой прогибался пол. Гармошкой топорщилась лестница.
«А потом я вылезу из гроба и тоже стану вампиршей…»
– Ирена, спокойно. Спокойно. Вот так… Тихо. Это мой кабинет… Садитесь. Вот, выпейте водички. И послушайте меня внимательно… Можете меня внимательно выслушать?
– Я невиновна, – сказала она и закашлялась.
– Это не имеет значения… В глазах закона вы виновны. Согласно приговору вы должны быть мертвы. Это ясно?
Он все еще держал ее за руку. Мертвой хваткой.
– Ян, вы садист? – спросила она, удивляясь внезапной ясности ума. Как будто на смену обморочному состоянию пришло полное спокойствие.
– Нет. Я спрашиваю не ради удовольствия, а для пользы дела… в конечном итоге для вашей же пользы, Ирена.
Она хрипло рассмеялась.
– Не смейтесь… потому что я планирую оставить вас в живых. Вопреки приговору. Ясно?
Она молчала.
– Вы этого хотите, Ирена? Жить?
Слишком быстро все происходит. Значительно быстрее, чем она успевает воспринимать. Натянуть бы одеяло, задуматься. Погладить теплую черепаху под настольной лампой…
– Жить?..
– Я знаю, что вы медленно соображаете, но не настолько же!
– Жить? Хочу.
– Уже хорошо… Тогда с вас маленькая услуга. Согласитесь?
Она помолчала еще. Какое это, оказывается, счастье – положить руку на теплый черепаший панцирь…
– Скажите, какая.
– Торгуемся?
– Нет. Скажите, какая услуга.
– Родить мне ребенка. Моего ребенка. Желательно сына, но тут уж как получится…
Она молчала.
Ей только сейчас открылось, что она сидит в кресле. И комната, где она находится, действительно кабинет. Письменный стол, по краям которого небоскребами возвышаются стопки бумаг. Неустойчивыми башнями. Неудобно вывернув шею, смотрит через плечо суставчатая настольная лампа, а вдоль стен ровными рядами стоят корешки строгих архивных папок…
«Не сейчас, – говорил Анджей. – Через год. Или два. Время есть. Ты еще молода. Не сейчас, Ирена…»
«Не сейчас, – говорил Анджей. – Через год. Или два. Время есть. Ты еще молода. Не сейчас, Ирена…»
– …Ирена. Медленно соображать – не порок, главное соображать хорошо… Я вас не тороплю. Подумайте. Когда загорится зеленая лампочка – скажете…
– Какая лампочка? – спросила она после паузы.
– Как в светофоре. Как в контролере-автомате – зеленая лампочка готовности… Самое обидное, что при вашей медлительности вы далеко не дура. С вами хорошо переписываться… по крайней мере легче, чем вести беседу.
Всю свободную от стеллажей стену занимала карта. Великолепная, подробная, яркая карта, и кое-где живописно торчали булавки…
– Именно я? Почему?..
– Потом объясню.
– А…
– После родов вы оставите ребенка отцу, то есть мне. Получите новые документы, кучу денег, авиабилет в любой конец Земли… Свободу и независимость. И начнете, как говорится, жизнь заново. В чудном домике у моря. Или сделаете пластическую операцию и выкупите свой собственный дом. Как хотите. Единственное условие – ребенка не попытаетесь отыскать под угрозой разоблачения. Я понятно выражаюсь?
Комната утопала в полумраке. Только круг света от суставчатой лампы косым пятном лежал на стеллажах.
– Мне надо подумать, – сказала она шепотом. – Обязательно надо подумать.
* * *К Анджею липли дети. Все и всяческие. Дети друзей и знакомых, и просто случайно встреченные на улице. Даже подростки к нему липли – хотя бы те мальчики и девочки, с которыми он «моделировал» на кухне некое подобие «настоящей жизни»…
Однажды Ирена полчаса помогала ему снимать с дерева карапуза лет шести – тот забрался высоко и не умел слезть. Сидел на верхушке и орал, как кот, а мать курицей носилась вокруг дерева, и Анджей, который под руку с Иреной шел на чей-то день рождения, скинул свой светлый пиджак и полез наверх, и снял малыша, как снимают котов, а Ирена стояла с пиджаком на плечах и «руководила», выкрикивая предостережения…
– Из тебя вышел бы неплохой отец, – сказала она небрежно, когда она искали на улице кран, чтобы Анджей мог вымыть руки.
– Из меня вышел бы старший брат, – отозвался он серьезно. – Отец из меня такой же, как и мать. Никакой.
– Ты безответственный? – осторожно спросила она через полчаса, когда они подходили к дверям именинника.
– Наоборот, я чрезмерно ответственный. Будь я чуть более легкомысленным – и ты уже возилась бы с выводком мальчишек, похожих на меня…
– Нет, – сказала Ирена в ужасе.
И в тот день Анджей блестяще подтвердил ее правоту. Сначала вдохновенно руководил весельем. Потом выпил. Потом поспорил с именинником на бутылку коньяка, причем суть спора так и осталась для Ирены неясной. Анджей, однако, уединился – и спустя полчаса предстал перед гостями в облике высокой и плечистой, но вполне привлекательной проститутки (потом Ирена обнаружила разгром, учиненный среди ее косметики). Публика рукоплескала, а Ирена не знала куда себя девать – но развлечение на этом не закончилось. Анджей отправился на улицу и «снял» лысого толстяка на черной машине, и укатил с ним в неизвестном направлении. Долгий час его отсутствия стоил Ирене нескольких седых волос. Наиболее здравомыслящие из гостей уже спрашивали друг друга, не слишком ли далеко зашел господин Анджей в своей склонности к мистификациям – когда в дверь позвонили, и Анджей, все еще в платье, но уже без парика, в обнимку с пьяным толстяком явился требовать выигранную бутылку коньяка…
У Ирены волосы вставали дыбом, когда она вспоминала этот вечер. И мысль о «выводке мальчишек, из который каждый был бы похож на отца», уже не казалась ей такой привлекательной…
Это не мешало ей провожать взглядом соседских карапузов в ярких комбинезончиках.
* * *Остаток дня она провела в постели. Привычным движением натянув одеяло до подбородка, сцепив пальцы на груди. Думала.
Когда горы в окне окончательно померкли, протянула руку и включила светильник. По комнате запрыгали тени от электрической свечки на несуществующем ветру.
Слишком много вопросов.
И усталость. И мысли о смерти как о старой приятельнице, с которой, однажды познакомившись, приходится раскланиваться всю жизнь…
Потом в дверь осторожно постучали, и, конвульсивно дернувшись, Ирена подскочила на кровати:
– Кто там?!
– Я, – сказал приглушенный голос Семироля. – Можно войти?
Дверь не запиралась изнутри. А ножка стула, которую Ирена приспособила под ненадежный засов, вываливалась от малейшего движения двери…
Стул с грохотом свалился на пол и, кажется, в его изящной конструкции что-то сломалось.
Семироль постоял в проеме. Потом переступил через рухлядь и прикрыл за собой дверь.
– Включить свет, Ирена?
– Да…
Она зажмурилась. Прикрыла глаза ладонью.
– Вы подумали?
– Да…
– Я мог бы дать вам время до завтра – но, верите ли, мне самому не терпится услышать… что вы решили?
Ирена отвела от лица ладонь.
Семироль сидел на краю кровати. Очень гладкая кожа, очень блестящие волосы, очень чисто выбитые щеки. И он снова напомнил ей Анджея – тот тоже умел вот так смотреть, взглядом выматывать душу…
– Вы ведь загнали меня в угол, – сказала она шепотом. – Не оставили… выхода. Если я скажу «нет», вы же меня прикончите…
– Обязательно, – сказал он без улыбки.
– Нормальные люди, – она усмехнулась, слишком уж нелепо прозвучало слово «нормальные». – Нормальные люди заводят себе семью… жену. И с женой плодят детей, сколько угодно и сколько получится…
– Да? И какой же вы видите МОЮ жену?
Семироль ловко сделал ударение на слове «мою».
Ирена молчала. В свое время у нее на курсе половина девчонок мечтала выйти замуж за преуспевающего адвоката. Кое-кто из них, Ирена уверена, не побрезговал бы и упырем.
– В роли моей жены, – Семироль кивнул, будто читая ее мысли, – я вижу либо дуру, либо циничную стерву… Но мы уклонились от темы. Ирена, что вы решили?
Она поежилась, глубже уходя под одеяло. Опустила глаза:
– Скажите мне… зачем вам нужен этот ребенок?
Он усмехнулся впервые с начала беседы:
– Я рад, что вы спросили. Нет, я действительно рад…
– Зачем он вам?
– Ответ повлияет на ваше решение?
Ирена оторвала взгляд от складок на одеяле. Подняла глаза – это был очень трудный, очень мучительный для нее взгляд.
Семироль выждал паузу. Хмыкнул, рассеянно погладил бумажный сверток, лежащий у него на коленях. Ирена отчего-то верила, что он не станет врать. И если ребенок нужен ему как донор, к примеру, для трансплантации…
– Не смотрите так, Ирена. Когда вы так смотрите, ваши большие печальные глаза превращаются в зеркало. Ну и премерзкий, надо сказать, монстр в нем отражается… Неужели я такой?!
Она потупилась.
– Ребенок нужен мне, Ирена, чтобы быть ему отцом. Чтобы вырастить его и воспитать, а когда-нибудь оставить ему все это. – Семироль широким жестом обвел комнату, подразумевая, очевидно, всю ферму и даже горы за ее оградой. – И пусть меня разобьет паралич, если я солгал вам. Паралич на триста лет – представляете силу моей клятвы?
Она невольно улыбнулась. Возможно, это Анджей когда-то вбил в нее этот стереотип – когда мужчина не врет, он должен ерничать…
– Вы мне верите?
– Да.
– Еще вопросы?
– Почему именно я?
– Это сложнее, – он снова погладил сверток. – Но поставьте себя на мое место… Сам родить ребенка я по понятным причинам не могу. Эрзац-матери отпадают сразу – вы себе представляете, как надо деградировать, чтобы торговать своим телом, как инкубатором? За деньги?
Ирена неуверенно пожала плечами.
– Идем дальше… Подруга? Преданная домработница? Но тут ведь парадокс – либо женщина отрекается от ребенка с легкостью, и значит, она стерва и не годится в матери. Прошу прощения, я слишком серьезно к этому отношусь. Гены… Наследственная предрасположенность… Я столько литературы по этому поводу прочитал, что мог бы сдать на бакалавра генетики…. Не важно. Другой случай – женщина не отрекается от ребенка… Куда девать ее?.. Ирена, извините. Я перехожу к самой циничной части своего рассказа. Потому что на вас у меня есть инструмент давления – ваш смертный приговор… Этой угрозы достаточно, чтобы человек даже с нормально развитым материнским инстинктом сумел преодолеть его. Я прав?
Ирена кивнула, так и не успев до конца осознать его слов. Обо всем этом она еще подумает – потом…
– …И вот появляетесь вы. Я долго ждал… Потому что смертные приговоры выносятся часто, но женщин среди приговоренных не так уж много. И они сплошь и рядом больны, развратны, психически изуродованы… Я, честно говоря, испугался в какой-то момент, что и у вас… раздвоение личности, бред, а наша психиатрическая экспертиза на многие вещи смотрит сквозь пальцы… Короче говоря, ваш второй смоделированный мир, Ирена, ваш «юноша с белым лицом» едва не стоил вам жизни.