Змея - Екатерина Мещерская 9 стр.


- О чем? - спрашиваю я. - Ты должна радоваться, что мы наконец увидели его настоящее лицо.

- Я не спорю с тем, что он нас обокрал, - ответила она, - но он любит меня и все равно покончит с собой!

Она избегает разговоров со мной и все время шепчется с Валюшкой. Вот, дорогая, все наши новости. Пишите мне почаще!

Е. П. М.

Дневник Китти

Да, Валюшка в тысячу раз умнее меня!.. Она говорит, что разгадала его с первых же встреч и потому так недружелюбно к нему всегда относилась.

С ней одной я целыми часами говорю, и она все больше и больше рассказывает мне свои наблюдения над ним.

- Почему раньше ты мне этого не говорила? - спрашиваю я.

- Мне казалось, ты любишь его... я не хотела тебя огорчать...

Милая моя Валюшка, нежная моя сестренка!.. Но какой он лицемер! И зачем было ему так долго разыгрывать эту любовную комедию, ведь украсть можно было гораздо раньше и без стольких драм... странно, что все обнаружилось именно накануне моего к нему ухода, точно судьба нарочно так подстроила!

Валя все объясняет толково:

- Он вошел в ваш дом для того, чтобы завладеть не тобой, а тем, что ты имеешь. И он бесился, видя, что ты не идешь на его удочку.

- Но зачем же он вскрыл себе вену и чуть не умер? - интересуюсь я.

- От злости и истерии. Умирать он не собирался, и без сознания он никогда не был. Я не хотела тебя расстраивать, но, когда он лежал якобы без сознания, я заметила, как он одним глазом следил за тем, кто около него стоял.

- Зачем же тогда он подарил мне свой любимый перстень?

- Чтобы своею щедростью усыпить в тебе всякое подозрение, ведь своей кражей он окупил его стоимость во много раз. Он актер, прирожденный альфонс, и подумай сама: какие данные ты имеешь, чтобы сводить с ума мужчин? Одна наша общая знакомая - я не хочу называть ее имени, - увидев тебя, прямо сказала: "Если бы у меня были такие бриллианты, как у этой рожи, то из-за меня сто певцов вскрыли бы себе вены!" Ты простодушна, ты вечно всеми восхищаешься и не понимаешь, что вокруг тебя все ищут не твоего общества, а тех ценностей, которые вы еще сумели сохранить.

Валюшка права: если он, Владимир, лгал и лицемерил, то что же тогда сказать об остальных?! И как я, дурнушка, какой я всегда была, могла поверить, что меня можно так безгранично любить? Глупец он! Неужели он не предполагал, что мы можем хватиться этой несчастной шкатулки?

И потом, в этом во всем есть одна маленькая подробность, от которой сердце мое обливается кровью и мозг сверлит противная неотвязная мысль.

В этой шкатулке лежала коробочка с моими личными детскими драгоценностями, которые он так любил сам перемывать и чистить. Среди них были самые мне дорогие: часики с амуром, подаренные мне мамой после моего первого детского в Дворянском институте концерта. Браслет с изумрудами, на котором мама выгравировала: "Киса"; некоторые вещи маленькой герцогини 80-х годов, кольцо - рубин, вырезанный сердцем, осыпанный бриллиантами, подарок тети Нэлли, и масса дорогих мне по воспоминаниям вещей.

Был случай, когда нас выследил бандит (из Рублева), он проник к нам в дом. Пил с нами чай, но когда в отсутствие мамы я хотела ему дать эту мою детскую коробочку с драгоценностями в обмен на несуществующие продукты, то он быстро отвел мою протянутую ему руку и сказал:

- Хорошо, это я возьму в следующий раз, когда приду.

В этот же вечер он чуть не убил маму, ограбив ее, но моих вещей, которые я сама ему давала, он не взял, а рука Владимира, человека, который меня целовал, не дрогнула, и он взял их...

И все-таки наперекор уму мне жаль его... мало того, он еще дорог мне, и я не хочу предать его имя позору. Об этом никто не должен никогда узнать, мама мне дала в этом свое слово, а оно у нее есть. Бедная мама... я так ее огорчала... Я сознаю, что мы с мамой во многом чужие, но в ней есть черты, которые я глубоко уважаю: ее бесстрашие, ее благородство. Я не слышала от нее никаких причитаний, рыданий, "охов" и "ахов", какими бы разразилась любая женщина, если бы у нее украли такие драгоценности. О Владимире она говорит без всякой злобы, но с уничтожающим презрением. Хотя это звучит невероятно, но я вижу, я чувствую, что она даже рада, что этой ценой она заплатила за его защиту. Свою замечательную выдержку она уже доказала: когда все случилось и со мной сделался припадок, ей пришлось на другой день идти ко мне на службу, чтобы сказать о моей болезни, и около детского сада в Дегтярном переулке она встретила Владимира.

Мама вела себя с ним как ни в чем не бывало и даже позволила передать мне письмо на Поварскую. Их свидание и поведение мамы совершенно ясно из письма ко мне Владимира. Между прочим, он теперь перетянул себе в союзницы мою приятельницу по службе, руководительницу детского сада некую Анету. Вот его письмо:

"Милый, хороший Котик! У меня сегодня сумасшедший день. Я точно предчувствовал вчера, что что-то случится. Сегодня утром, как ты уже знаешь, ждал тебя до одиннадцати. Потом пошел домой, написал тебе записку и, заклеив ее, отправился к тебе на службу. Стою и жду подходящего мальчишку. Только что отправил тебе записку, как вдруг смотрю, идет твоя мама. Поздоровался с ней и спросил, куда она идет. Она сказала, к тебе. Я удивился и подумал, в какое дурацкое положение поставил тебя, так как ты, наверное, читала мое письмо в тот момент, когда она вошла. Представь же себе мое удивление, когда выходит мальчишка и говорит, что твоя мама взяла письмо и передаст тебе его сегодня или завтра!

Я страшно расстроился всем этим, так как, с одной стороны, у меня мелькнуло подозрение, не уехала ли ты, - помнишь, как ты говорила?.. Это было, на мой взгляд, тем более вероятно, что мама пошла к тебе на службу... Ведь она ничего мне не сказала о том, что ты больна, из ее слов, наоборот, я понял, что ты должна быть на службе.

Когда мы встретились, она меня очень спокойно и с иронией спросила: "Ну что скажете новенького?" Я промолчал, отвечать было нечего. Спрашивать же о тебе я не стал, так как не предполагал, что ты можешь быть больна. Потому я сейчас же послал мальчишку обратно взять письмо, так как боялся, что она его распечатает, а ведь там я писал о том, как не дождался тебя вчера...

Да, между прочим, мама твоя, возвратив письмо мальчишке, была на этот раз даже так снисходительна, что попросила мальчишку передать это письмо на Поварскую, в дом 22.

Со службы я сейчас же пошел на Поварскую. Потом пошел обедать и заниматься, так как назавтра совершенно неожиданно позвали на концерт в "Славянский базар". А сейчас строчу тебе это письмо, а потом побегу к Анете с просьбой передать тебе его. Ты не будешь сердиться? Ведь у меня нет иной возможности сообщить тебе все и знать, что письмо попадет тебе в руки... Завтра буду утром ждать тебя на углу с половины десятого... Ты пойдешь на службу? Что с тобой, серьезно ли ты захворала или так, недомогание?

Ради Бога, умоляю тебя, если захворала надолго, то разреши мне прийти навестить тебя. Приду, когда тебе угодно, с черного хода, чтобы не видел никто, только позволь видеть тебя. Так мучительно сознавать, что я не могу быть около тебя, моей любимой и близкой.

Пожалей меня, позволь мне прийти, скажи маме, что во время твоей болезни должно быть перемирие, ведь не зверь же и не камень она, в самом деле... Не считай эгоизмом мою просьбу. Я не могу стеснить тебя своим приходом, ведь жили же мы вместе... поверь, во всяком виде ты мне одинаково близка... и дорога...

Не пудри личика, не прихорашивайся, ты и так очаровательна, только позволь своему нетерпеливому безумцу Вовке взглянуть на тебя. Вкладываю в это письмо записочку маме с просьбой о том же. Передай, если найдешь нужным. Ради Бога, умоляю ответить, когда увижу тебя. Целую тебя крепко и много раз. Отвечай, если можешь, передай Анете, что надо.

Твой горячо любящий тебя Володя".

Юдин - Китти

Милый Котик, в тот же день, когда я получил твое письмо, я, конечно, тотчас, как вернулся с концерта, написал тебе письмо, но потом разорвал его и не отправил. Я думаю, ты сама понимаешь, как тяжело было мне прочесть в нем, что я, "конечно", не могу тебя навестить и "даже" не надо больше писать, ну а телефон может "пригодиться". Не стану говорить, каким ударом было мне это письмо и какой ответ я хотел послать тебе. В нем было все: и отчаянная мольба разрешить прийти к тебе, и упреки, и тысячи доводов...

Сейчас, промучившись два дня, я неотступно думаю о том, какие причины побудили тебя так резко отклонить мою просьбу. Излишне говорить тебе, как я мучаюсь и страдаю, не видя тебя.

Мне тем более тяжело, что перед твоей болезнью все таким роковым образом сложилось. Одному Богу известно, что я пережил...

Минутами я дохожу до такого отчаяния, что готов бежать на Поварскую, устроить скандал и избить первого вышедшего из твоей квартиры, и только мысль, что, может, сделаю непоправимые вещи и не увижу тебя больше, удерживает меня. Боже мой! как я ненавижу твою мать и чувствую, что в конечном счете нам не разойтись подобру с ней. Ведь если сейчас, несмотря на все мои мольбы и просьбы, когда ты в сознании и, как сама пишешь, "чуть-чуть" больна, я не могу добиться встречи с тобой, то что же за ужас ожидает меня, захворай ты серьезно?.. Все будут около тебя, кроме меня, готового день и ночь дежурить у твоей кровати и пожертвовать своим покоем и здоровьем ради твоего выздоровления. Я болен, вместе с тобой, душой и телом. Мое сознание отчаянно. Потом, почему даже писать тебе нельзя? Ведь все равно я каждый вечер буду бродить около вас, всячески стараясь узнать что-либо о тебе. Ведь судя по тону этого твоего "не пиши больше", я думаю, что это, очевидно, твое предостережение, как бы мое письмо не попало в руки Е. П. Поэтому не сердись, если изберу путь не совсем удобный, но более верный для передачи тебе письма.

Сейчас, промучившись два дня, я неотступно думаю о том, какие причины побудили тебя так резко отклонить мою просьбу. Излишне говорить тебе, как я мучаюсь и страдаю, не видя тебя.

Мне тем более тяжело, что перед твоей болезнью все таким роковым образом сложилось. Одному Богу известно, что я пережил...

Минутами я дохожу до такого отчаяния, что готов бежать на Поварскую, устроить скандал и избить первого вышедшего из твоей квартиры, и только мысль, что, может, сделаю непоправимые вещи и не увижу тебя больше, удерживает меня. Боже мой! как я ненавижу твою мать и чувствую, что в конечном счете нам не разойтись подобру с ней. Ведь если сейчас, несмотря на все мои мольбы и просьбы, когда ты в сознании и, как сама пишешь, "чуть-чуть" больна, я не могу добиться встречи с тобой, то что же за ужас ожидает меня, захворай ты серьезно?.. Все будут около тебя, кроме меня, готового день и ночь дежурить у твоей кровати и пожертвовать своим покоем и здоровьем ради твоего выздоровления. Я болен, вместе с тобой, душой и телом. Мое сознание отчаянно. Потом, почему даже писать тебе нельзя? Ведь все равно я каждый вечер буду бродить около вас, всячески стараясь узнать что-либо о тебе. Ведь судя по тону этого твоего "не пиши больше", я думаю, что это, очевидно, твое предостережение, как бы мое письмо не попало в руки Е. П. Поэтому не сердись, если изберу путь не совсем удобный, но более верный для передачи тебе письма.

Я все же умоляю тебя: позволь прийти к тебе. Это важно мне вот почему: я буду знать, что, заболей ты серьезно, я могу открыто прийти к тебе. В тот же день, когда ты будешь здорова, я опять прекращу бывать у тебя, а сейчас уступи мне. Успокой меня, дай мне эту веру и позволь увидеть тебя. Я не могу больше без тебя, я так измучен...

Всегда твой горячо тебя любящий Володя.

Дневник Китти

Я поправилась и встала на ноги, но лучше бы я умерла... Боже, дай мне силы выдержать эту пытку! Я люблю его, люблю, но пусть я умру, я разорву с ним все и выжгу, выжгу, какого бы страдания мне это ни стоило, из своего сердца все свои чувства к нему!

Конечно, дело не в краже каких-то драгоценностей. Дело в том, что его влекла ко мне не любовь, а выгода. Он обманывал меня, он лгал мне... Если нет веры, то как может жить любовь? Потерял веру - кончается любовь...

Конечно, едва я собралась выйти из дома, в первый раз после болезни, как мне навстречу с лавочки, что на площадке третьего этажа, встал Владимир с книгой в руке.

Он бросился ко мне, как безумный. Как он играет! Как он естествен! Каких нежностей он мне наговорил... у меня невольно голова закружилась. Его милые темные, с золотой искрой глаза наполнились слезами, и одна теплая-теплая - упала мне прямо на руку...

К счастью, в это время по лестнице кто-то начал спускаться. Это была мама, она вышла за мною вслед. Я успела тихо сказать Владимиру, чтобы он навсегда меня оставил и забыл. Потом я быстро подошла к маме, взяла ее под руку, и мы с ней ушли.

Какая дикая тоска!.. Я никого не могу и не хочу видеть...

Юдин - Китти

Котик, моя славная девочка, скажи мне прямо и искренно: что случилось? Из-за чего ты так отдаляешься от меня?

Правда, твоя мать не остановилась ни перед чем, и я тысячу раз был прав, когда говорил, что она шаг за шагом добивается своих целей. Что же, она добилась и пока победила, но она забывает одно: что ей не два века жить и в могилу с собой она тебя не возьмет. А я никогда не отступлюсь от тебя. Она имеет на тебя почти гипнотическое влияние и недаром ходит теперь и хвастается моему отцу, что она так рада: "Между ними все кончено. Китти так любит меня, что для меня все сделает..." Что же, верно. Где все твои клятвы, любовь и искренность, где? Во имя чего ломается, как ненужный хлам, твоя и моя жизнь? Ведь все равно, даже если она окончательно добьется своего и спихнет тебя замуж, то должна же она понимать, на какую муку она обрекает нас... Пойми, я не уйду от тебя: живая или мертвая, ты будешь моя. Я так хочу и имею право хотеть, моим оправданием будет твоя любовь. Ты умна, подумай, стоит ли перешагивать через новые муки и твой, может быть, брак к нашему счастью. Я никому не отдам тебя, чего бы мне это ни стоило.

Твой беззаветно любящий тебя Володя.

p. s. Это гадко, но что же делать, надо говорить: за материальную сторону жизни не бойся, будет все.

Дневник Китти

Он совсем сошел с ума! Он смеет мне угрожать. Он с такой злобой обрушивается на маму, в то время как сам во всем виноват. Он пользуется тем, что мы пощадили его и не объявили перед всеми вором, он продолжает уверять меня в своей любви и пускается даже на запугивания... А я ничего и никого не боюсь, кроме себя... страшно и стыдно сознаться в том, что сердце мое до сих пор не может поверить, что он нас обокрал, тогда как мой ум уже давно в это поверил.

Мамину тактику я считаю неправильной: играть при таких обстоятельствах в "молчанку" нельзя, прежде всего уже по одному тому, что у этого безумца растет совершенно звериная злоба к моей матери, которую он почему-то считает источником всех своих несчастий. Я должна сама пойти к нему и все ему высказать. Но сейчас еще я не могу этого сделать... не могу... да, как это ни дико, как ни странно, но я все еще люблю его. Поэтому я не могу его увидеть один на один... боюсь выдать себя!

Как я оценила теперь моих друзей: никогда больше я не выхожу на улицу одна, меня всегда кто-нибудь из них сопровождает. А после того как я запретила ему говорить со мной, он не смеет подойти ко мне для объяснений при ком-либо чужом.

Конечно, такое положение не может долго продолжаться, и мама не права, избрав такую странную тактику. По-моему, мы обязаны ему высказать все то, из-за чего мы отказали ему от дома и порываем с ним всякое знакомство. Если мама это не сделает, я сделаю это сама. Ах, почему же я так страдаю? Мне бесконечно тяжело видеть его выгнанным из нашего дома, не смеющим войти на наш порог, стерегущим меня на всех углах и не имеющим права подойти ко мне. Мне невыносимо тяжело сидеть с моими друзьями и видеть их у нас за столом весело болтающими, с торжествующими улыбками и многозначительными язвительными намеками. Как ненавидят они его! Как теперь они счастливы!.. Они все уверены, что Владимиру отказано от нашего дома из-за его непозволительного нахальства, из-за того, что он компрометировал меня, не имея на это никакого права, так объяснила им мама изгнание из нашего дома Владимира. Но, Боже мой! Если б только они знали всю правду!..

Меня очень тронул Ричард. Он явился к нам на днях особенно радостный, прямо со стрельбища, с прекрасной хрустальной вазой "Баккара" в серебряной оправе. Это был первый приз, взятый им на стенде в соревнованиях по стрельбе.

- Китти, - сказал он торжественно, - в Испании пикадоры посвящали сраженного ими быка избраннице своего сердца. Позвольте посвятить вам этот взятый мною приз и поднести вам эту вазу...

Я, конечно, дружески его пробрала и отправила вместе с вазой домой.

- Вы принадлежите вашей жене, - сказала я, - поэтому ей принадлежат и ваш успех, и ваша слава, и все ваши призы. Принять от вас эту вазу в подарок означает обокрасть вашу жену.

Вот какие "морали" я иногда читаю, а мама еще утверждает, что я аморальна.

Скажу откровенно, что это все-таки было мне приятно, хотя я постаралась не показать виду.

Через несколько дней Ричард явился с дикой уткой, прямо с вокзала, с охоты. Мама не могла противостоять искушению и изжарила ее мастерски.

Застав меня как-то в очень грустном настроении, он заявил мне, что придумал одну замечательную игру, в которую мы с ним будем играть.

- Вы только должны мне вполне довериться, и вашу печаль как рукой снимет, - сказал он.

Игра состояла в том, что мы отправились в фантастическое путешествие. Для этого мы добрались до первой ветки окружной железной дороги, сели в поезд и поехали. Мы воображали, что путешествуем, болтали, смеялись, рассказывали друг другу всякие небылицы, выходили на разных станциях, в разнообразных концах Москвы. На одном вокзале пили кофе, на другом завтракали и, пропутешествовав таким образом целый день, закончили это веселое времяпрепровождение шикарным ужином, который "закатил" Ричард на Николаевском вокзале.

Кругом сновали носильщики с разноцветными чемоданами, спешили пассажиры, слышались гудки паровозов, отходили поезда дальнего следования, и мне казалось, что мы действительно совершаем если не кругосветное, то во всяком случае дальнее и настоящее путешествие.

Он привез меня домой и "сдал маме на руки" (как сам выразился), отдал маме честь под козырек и расцеловал ей руки.

Я действительно отвлеклась на несколько часов и была настолько уставшей, что с наслаждением повалилась в постель и в первый раз за много дней сладко уснула.

Ричард подарил мне свою фотографию, сзади которой кривым и несколько пьяным почерком написал невероятно торжественные слова: "У меня одна жизнь, одно сердце, одна любовь - это Вы. На моем знамени всю жизнь одно имя: Китти".

Назад Дальше