– Неплохо, – Шуйский задумчиво побарабанил пальцами по столу. – И одновременно не очень-то хорошо.
– Почему?
– Потому, что не только гражданские, но и военные машины станут совершеннее. Ведь ЭВМ таких размеров уже вполне поместится, скажем, в танке. А боевая техника с электронной начинкой – это уже не образцы времен Второй мировой, это оружие на порядок могущественнее.
– Жизнь в СССР все-таки накладывает свой отпечаток даже на вас, мастер. – Мартынов слегка усмехнулся. – Вы в первую очередь думаете о военном применении новинок.
– Восьмого дня Никсон отдал приказ о минировании вьетнамских портов и нанесении ударов по внутренним водным путям, железным дорогам и прочим коммуникациям Северного Вьетнама. Слышали об этом?
– Да, конечно. Мы, как и все, еще три года назад делегировали нескольких Вечных в помощь юго-восточному отделению Цеха. В американской армии много Хамелеонов, пришлось поддержать наших братьев оружием и бойцами.
– А что произошло в Сайгоне через два дня после начала майских бомбардировок, вам известно?
– Погибли двое Вечных, – Мартынов кивнул. – Они были вашими?
– Нашими, бригадир, – Шуйский неодобрительно покачал головой. – И вашими, кстати сказать, тоже. Они были Вечными. Одной крови и со мной, и с вами.
– Простите, мастер, – Мартынов стушевался. – Запад меня испортил. Вся эта пропаганда… порой забываю, что я не человек. Простите.
– Ничего страшного, бригадир, – Шуйский похлопал его по руке. – В России тоже по уши пропаганды, и порой я сам ловлю себя на мысли, что принимаю проблемы смертных слишком близко к сердцу. Таков текущий век. Информация становится оружием. И, если честно, я убежден, что это к лучшему. В баталиях на информационном поле боя хотя бы никто не погибает. По мне – пусть так и будет. Пусть войны ведутся в эфире и на полосах газет, а силой люди мерятся на спортивных аренах. Утопия, конечно, однако мечтать не зазорно.
– Согласен, мастер, – Мартынов кивнул. – К тому же мечты, как оказалось, со временем сбываются. Но я позволю себе уточнить подробности того, что произошло в Сайгоне. Откуда там взялся Хамелеон? И как ему удалось застать врасплох сразу двоих наших ребят?
– Хамелеон? – Шуйский невесело усмехнулся. – Нет, мой друг, это был не Хамелеон. Помните дело 1785 года? Вы расследовали его вместе с Лукьяновым.
– Черт побери! – Мартынов вскинул брови и удивленно вытаращился на мастера. – Всплыл тот выродок? Через столько лет! А ведь мы были совершенно уверены, что он не выжил. Все следы оборвались на границе с Восточной Пруссией. Получается, мы оплошали?
– Теперь поздно себя корить, – сказал Шуйский. – Да и ни к чему. Почти двести лет – это серьезный срок давности. И потом, нельзя утверждать, что это сделал именно тот выродок. Чокнутые любовники могли встретиться снова, и в них могла разгореться былая страсть.
– Сомневаюсь, мастер. Версия здравая, но я почему-то сомневаюсь.
– Я тоже, – Шуйский вынул из кармана небольшой листок. – Особенно после того, как мне в руки попал исключительно любопытный документ. По степени любопытности он вполне может соперничать с тем памятным донесением Лукьянова. Собственно, это и есть первая причина, по которой я приехал к вам, несмотря на все сложности.
– Первая? – Мартынов пристально посмотрел в глаза мастеру, словно надеясь прочитать в его взгляде то, что Шуйский оставил недосказанным.
– Да, бригадир, – спокойно ответил мастер. – В целом их три. Эта первая. Прочтите.
Мартынов взял записку и бегло пробежал взглядом по машинописному тексту на бланке с устрашающей шапкой «КГБ СССР. Совершенно секретно». На чтение ушло не более минуты, но за это короткое время на лице у бригадира отразилась целая гамма эмоций. В большинстве своем негативных. Шуйского такая реакция не удивила. Он и сам пережил целую бурю чувств, прочитав документ. Ведь значилось в нем следующее:
«Докладываю, что использование агента Генриха против Вечных в последнее время было затруднено. Он не шел на контакты, мотивируя это намерением выйти из игры и начать новую жизнь по стандартам смертных. В январе 1969 года он вместе с молодой женой (смертной) исчез из поля нашего зрения и не появлялся до апреля текущего года. В конце апреля в Ленинграде агент Малик вступил с Генрихом в контакт и предложил ему провести одну из операций в зоне ответственности нашей службы. Генрих не принял предложения, но от повторной встречи не отказался. В следующую встречу Малик расширил список возможных операций, увеличил сумму вознаграждения и предложил новые гарантии. Генрих проявил интерес к операции „Лотос“. Во время третьей встречи было достигнуто окончательное согласие, были обсуждены детали и время проведения операции. В начале мая текущего года Генрих прибыл в Северный Вьетнам, но немедленно приступить к операции „Лотос“ ему помешали наступательные действия американских войск. Через неделю после прибытия Генрих доложил об уничтожении двух Вечных (сведения подтверждены ГРУ) и после этого на связь не выходил. Все попытки установить с ним контакт закончились безрезультатно. Скорее всего, Генрих спланировал такой ход заранее, поставив себе истинной целью выбраться с нашей помощью из страны и обосноваться на Западе. Версию подтверждает тот факт, что семья Генриха исчезла из поля нашего зрения одновременно с самим агентом. Кроме варианта с побегом на Запад, есть вероятность, что семья обосновалась в Москве, но так ли это и живет ли Генрих со своей семьей – неизвестно. Женщину и ребенка, похожих на жену и сына агента, видели в столице, но в нашем распоряжении имеются только младенческие фотографии ребенка, которому сейчас около трех лет, а женщина могла изменить внешность. К тому же с ними был мужчина, абсолютно непохожий на Генриха, зато имевший сильное сходство с ребенком. Прошу рассмотреть вопрос о целесообразности продолжения поисков Генриха и его повторного привлечения в случае успеха поисков к оперативной работе. 21 мая 1972 г . Волков».
– Невероятно, – Мартынов вернул бумагу мастеру. – Просто невероятно! Правда, извините, мастер, я не нашел подтверждения тому, что это тот самый выродок, но в целом документ очень и очень настораживает. Особенно беспокоит факт, что люди знают о Цехе. Они знают, кто мы на самом деле, они знают, кто способен нас уничтожить, и они пользуются этим! Это может обернуться катастрофой!
– Успокойтесь, бригадир, – невозмутимо попросил Шуйский. – На самом деле люди ничего не знают. Правда, легче от этого не становится.
– Не понимаю вас, мастер.
– Все просто. Эта записка отправлена одним Хамелеоном другому. По состоянию дел на декабрь прошлого года, в Конторе служили целых шесть особей этого гнусного вида, трое мужчин в Москве, двое в Киеве и одна женщина в Ленинграде. Традиционная охота на Вечных была их первоочередной, но нештатной задачей. Они очень ловко использовали ресурсы КГБ в личных целях, но с людьми своими секретами не делились. В точности как это делаем и мы. Это обычная практика.
– Да-да, помню, – согласился Мартынов немного растерянно. – В конце тридцатых было что-то похожее. Сначала они проникли в высшие эшелоны НКВД, потом мы… чем закончились эти игры, не хочется вспоминать.
– И не вспоминайте, нервы дороже, – Шуйский усмехнулся. – Так что люди ничего не знают ни о Цехе, ни о Хамелеонах.
– Вы говорите о врагах в прошедшем времени, они устранены?
– Да, бригадир. Все шестеро. Однако не устранен выродок. Более того, как сообщил перед смертью последний из этой шестерки Хамелеонов, след нашего подопечного все же отыскался. Угадайте, где.
– Здесь? – предположил Мартынов, невольно озираясь. – В Испании?
– Верно, бригадир. И это третья причина, по которой я приехал к вам. Вы должны быть предельно внимательны и осторожны. Я уже предупредил Службу безопасности вашего отделения Цеха. Но я сказал, что на вашей территории появился обычный Хамелеон. Только вы знаете правду.
– Спасибо, мастер, я учту, – бригадир заметно сник. – Вы сказали, это третья причина. Почему третья? В чем же суть второй?
– В том, мой друг, что одним из убитых в Сайгоне был ваш давний товарищ Лукьянов, – Шуйский взял паузу.
Мартынов несколько секунд молчал, осмысливая информацию, а затем понимающе кивнул.
– Вы считаете, что выродок знает о нашем особом интересе к его персоне?
– Я допускаю такой вариант. Судите сами. Он отказывался охотиться на Вечных внутри страны и в Европе, пытался остепениться, даже завел семью. Однако, едва подвернулась возможность, он без колебаний отправился во Вьетнам – практически по собственной инициативе! Почему?
– Он знал, что там сможет найти Лукьянова?
– И не только его. Как я уже сказал, с начала мая в Сайгоне находился и я. Если наша троица представляет для выродка особый интерес, устоять против такого искушения он не мог. Ну, а частичный успех первой операции вдохновил его на новые подвиги, и он направился сюда. Возможно, по моим следам, а возможно, прямиком по вашу душу.
– Я допускаю такой вариант. Судите сами. Он отказывался охотиться на Вечных внутри страны и в Европе, пытался остепениться, даже завел семью. Однако, едва подвернулась возможность, он без колебаний отправился во Вьетнам – практически по собственной инициативе! Почему?
– Он знал, что там сможет найти Лукьянова?
– И не только его. Как я уже сказал, с начала мая в Сайгоне находился и я. Если наша троица представляет для выродка особый интерес, устоять против такого искушения он не мог. Ну, а частичный успех первой операции вдохновил его на новые подвиги, и он направился сюда. Возможно, по моим следам, а возможно, прямиком по вашу душу.
– Но постойте, мастер! – Мартынов вдруг схватил Шуйского за рукав. – Откуда он узнал наши имена, откуда узнал, что вы с Лукьяновым работали в Сайгоне, а я нахожусь здесь, в Испании?!
– Не имею представления, бригадир, – Шуйский покачал головой. – Первое, что приходит в голову, – выродок каким-то образом нашел своего папашу в Цехе и припугнул его разоблачением. Незадачливому родителю не оставалось ничего иного, как пойти ему навстречу. Вполне возможно, это произошло давно, и некоторые необъяснимые провалы и неудачи нашей Службы безопасности обусловлены именно этим обстоятельством. Гадать можно бесконечно. Но если опираться исключительно на факты и сопоставить нашу информацию с содержанием записки Хамелеонов, утверждать можно лишь одно: выродок намерен убрать тех, кто в курсе его существования. Этим он обезопасит и себя, и своего родителя в Цехе.
– Но ведь после Сайгона мы начеку. Если он убьет еще хотя бы одного Вечного, безопасности ему не видать. Цех будет преследовать его, как любого другого Хамелеона.
– Видимо, заговорщики учли этот момент. Например, договорились, что после нашего устранения выродок надолго ляжет на дно. Почему бы нет? Хамелеоны по своей сути агрессивные и вспыльчивые твари, им трудно обуздать свой инстинкт гнева, однако мы имеем дело с помесью. Он наполовину Вечный, а значит, способен контролировать свои эмоции не хуже нас с вами. То есть он способен прислушиваться к голосу разума и дельным советам. Например, к советам своего родителя. Я допускаю, что и прежде он выполнял указания конторских Хамелеонов только после консультаций с родителем из Цеха. Подытоживаю: один труп – не доказательство моей мрачной теории, но лучше принять меры, бригадир. Будьте бдительны.
Мартынов, собираясь с мыслями, нервно потер виски и кивнул:
– Я постараюсь, мастер.
– Всего хорошего, сеньор Мартинес. Еще раз – будьте осторожны.
Шуйский ободряюще похлопал бригадира по плечу, встал и неторопливо направился к выходу…
…Больше они не встречались. Бригадир испанского отделения Цеха Мартынов был убит неизвестным Хамелеоном при невыясненных обстоятельствах неподалеку от своего дома в Барселоне вечером 26 августа 1972 года. Улик или следов Хамелеон не оставил, а свидетелей происшествия найти не удалось, несмотря на относительно ранний час. Даже тело бригадира было обнаружено не сразу, а лишь после того, как закончилась трансляция открытия Мюнхенской Олимпиады. Самой богатой на рекорды и самой кровавой Олимпиады в истории игр.
* * *Бывает, провинциалы обиженно восклицают: «Москва – не вся Россия!» Слышали, наверное? Так вот, они не правы. Именно вся. Здесь и сейчас. Все лучшее и все лучшие находятся здесь. Живут ли, проездом ли, в командировке, на отдыхе, «покоряют» или пресмыкаются – не имеет значения. Они здесь – и это главное. Москва – это вся Россия, весь ее сок. А города и веси, соединенные со столицей лишь тонкими ниточками железных дорог, пунктирами шоссе и эфемерными воздушными трассами, – это центры добычи сырья, заводы и узловые станции в огромном краю лесов, полей и рек. Колонии на собственной территории. Парадокс, но так всегда было, так всегда и будет. Таков уж бестолковый и расточительный национальный колорит. Ведь известно, что умом наше государство не понять, аршином не измерить и никакими руками не объять. Впрочем, есть и плюс: зато и победить невозможно. Рухнет все, оно останется. Хотя бы в виде Москвы.
«А вообще… поживем, увидим. – Эфиоп вырулил на Варшавку, прибавил, но тут же сбросил газ. Впереди маячила главная беда Москвы начала XXI века – пробка. – Сколько обычно цветут и пахнут такие города? Лет двести, триста? Помню, как расцветала Бухара, как сиял Самарканд, купался в роскоши Багдад… Каждый раз казалось, что центр мира сместился именно сюда. Ан нет. Прошли их времена. Быстро прошли. Дождемся и подмосковного вечера».
Эфиоп невольно поднял взгляд к багровеющему вечернему небу и удивленно поморгал. Мысль, будто бы сама собой пришедшая в голову, была странной. Он никогда не бывал в Багдаде, да и времен расцвета Бухары помнить не мог, слишком давно это было, века прошли. Откуда ему помнить о таких древних временах? Из учебника истории? Но с этим предметом в школе Эфиоп не дружил, а в военном училище вдалбливали в основном историю КПСС и прочую ерунду.
«Чем отличается развитой социализм от обычного и на хрен его перестраивать, если он весь из себя развитой? Помню, эти вопросы доводили преподавателей до тихой истерики. А насчет древних эпох нам вроде бы ничего не втолковывали. Странно, откуда тогда? Да еще как будто я сам все это видел. Память предков проснулась?»
Эфиоп усмехнулся. Было бы забавно вспомнить о прошлых жизнях. Кем он был во времена расцвета Самарканда? Правой рукой Улугбека? Или самим этим внуком Тимура?
«Было бы круто».
Эфиоп остановил свой новый «Хаммер-2», почти уткнувшись в бампер последнего авто, обреченно стоящего в длинной очереди машин. Пробка наметилась глухая и надолго.
– Ты слишком высокого мнения о себе, бывший майор Вахоб Бердыев. Для потомка Тимура у тебя маловато мозгов и смелости. Скорее всего, в прошлой жизни ты был простым крестьянином из Зеравшанской долины. И предки твои были крестьянами во всех коленах.
– Спасибо за комплимент, – Эфиоп оглянулся и смерил надменным взглядом потерявшегося на просторном заднем диване пассажира. – Ну, ты-то был, конечно, самим Македонским, не меньше.
– Нет. Зато я был одним из генералов Наполеона.
– Лживая… джаляб, – Эфиоп фыркнул, снова развернулся к рулю, но в следующую секунду встрепенулся и опять уставился на пассажира. Теперь с удивлением и опаской. – Погоди, а откуда ты узнал… о чем я думаю?!
«Это я размышлял, Эфиоп. А ты лишь услышал мои мысли. Я так захотел».
– Что за… бред? – Эфиоп помотал головой и снова развернулся к рулю. – Нет бога, кроме Аллаха…
Он дошептал строчку и провел руками по лицу. Легче стало лишь на секунду. Затем последовал сильный толчок в затылок, и Эфиоп приложился лбом к баранке. Кожаная оплетка руля смягчила удар, но было все равно больно и обидно. Этот пассажир начинал борзеть! Эфиоп мгновенно вскипел, как электрический чайник, но так же быстро и остыл. Ему вдруг стало ясно, что никакого удара в затылок не было. Он сам резко согнулся и боднул баранку. Сам! По собственной инициативе. Что за блажь нашла – вопрос следующий, но пассажир в этот момент точно не шевелился.
– Сиди спокойно, наемник, – равнодушно произнес пассажир. – Ты будешь слушаться меня, хочешь того или нет. Ты будешь думать, как я прикажу, говорить моими словами, смотреть, куда требуется, и даже дышать по моему счету. Выполнишь задание на отлично – отпущу тебя с миром. Провалишь – умрешь. Все понятно или повторить по-узбекски?
– Понятно! – Эфиоп вцепился в руль и стиснул зубы. – И откуда ты только взялся?!
– А ты не помнишь? – пассажир рассмеялся.
Вахоб крепко зажмурился и попытался проснуться. Ситуация слишком уж сильно смахивала на фрагмент кошмара, и прием должен был сработать безотказно. Должен был… обязан!
Эфиоп открыл глаза. Приемчик не сработал. Та же пробка впереди, вокруг салон брутально-мускулистого «Хаммера», баранку сжимают белые от напряжения пальцы, а с заднего сиденья доносятся издевательские смешки пассажира. Эфиоп снова зажмурился, но теперь пытаясь вспомнить, откуда в машине взялся этот странный тип. Попутчиков Эфиоп не брал никогда, даже своих не подсаживал, даже по прямому приказу шефа, – всегда находил тысячу причин, чтобы ехать в гордом одиночестве. Шеф поначалу страшно ругался и обещал забить Эфиопу все эти «азиатские хитрости» в известное место, но вскоре привык и отстал. Даже сам никогда не пытался подсесть. Откуда же взялся этот… явно чужой, да еще и такой опасно талантливый. Телепат, Иблис его сожри!
– Нет, я вижу, ты все-таки не понял, – пассажир наклонился к самому уху Эфиопа и шепнул: – Поехали!
– Куда? Пробка же, некуда тут… – Эфиоп вдруг проглотил реплику, снова стиснул зубы и резко нажал на педаль газа.
Машина грозно рыкнула, рывком подалась вперед и буквально в две секунды расплющила багажник и половину салона стоящей впереди легковушки. Эфиоп, повинуясь чужой воле, поддал газу, и «дорожный танк» вскарабкался на поверженную жертву левыми колесами. У легковушки лопнули шины, затем со скрежетом и жалобным воем смялся кузов, зазвенели по асфальту осколки брызнувших в разные стороны стекол, и под занавес отчаянно загудел клаксон. Эфиоп представил, во что превратился водитель атакованного авто и невольно поежился. По роду деятельности Вахобу часто приходилось убивать людей, но никогда таким зверским образом. Даже во время войны, на пике гнева после боя, он просто добивал раненых федералов выстрелом в висок или ножом по горлу. А чтобы голову отрезать или расчленить заживо – нет. Хотя подержать корчащегося пленника никогда не отказывался.