– Да, вы правы: он неуловим, поскольку невидим, как и все Хамелеоны, и неуязвим, поскольку может погибнуть только от руки сородича. Но друг на друга они не охотятся. Подходит. Надо поговорить с Мартовым.
– Именно так я и подумал, когда решил вызвать его сюда. – Островский взглянул на часы. – Остается дождаться, когда его величество изволят прибыть.
– Уже прибыли, – в кабинет без стука ввалился адвокат.
Выглядел он препаршивейше. Суточная щетина, стеклянный взгляд, всклокоченные волосы, мятый костюм и несвежая сорочка – все говорило о том, что адвокат пошел вразнос. Раньше за ним такие грехи не числились, но раньше все было по-другому. Теперь изменились и обстоятельства, и люди. Обидно, что в худшую сторону.
– Здравствуй, Андрей, – бригадир окинул товарища скептическим взглядом. – Праздник отмечал или, наоборот, с горя такой… непрезентабельный?
– День памяти жертв Хиросимы. – Адвокат плюхнулся в свободное кресло и вынул из кармана плоскую фляжку. – Как вспоминаю, каждый раз напиться хочется. Я ведь видел все своими глазами. На флоте тогда служил. Мы за сотню миль находились, да еще горной грядой были прикрыты, у острова Мисима стояли, но жахнуло так, что у нашего корабля едва все шпангоуты в трюм не осыпались.
– Уважительная причина, – без тени иронии согласился бригадир. – Кстати, в продолжение темы военных действий. Что тебе говорит такое сочетание: Сайгон, тысяча девятьсот семьдесят второй, штаб оккупационных войск.
– Мы не называли наши войска оккупационными, – Мартов скривился. – Мы Вьетнаму демократию и порядок принесли. Как обычно. Но, если по теме, был я там в семьдесят втором, не отрицаю, по линии военной прокуратуры. Дело о продаже оружия в Лаос раскручивал. Серьезно тогда досталось некоторым чинам. Ну, и мне тоже отдача прилетела, да прямиком в лоб, от околовоенной мафии. Пришлось как бы умереть и посмертно эмигрировать в Россию. Надежнее спрятаться в то время было просто нереально. С тех пор здесь и застрял. А что вас конкретно интересует, бригадир? Цеховых дел я тогда почти не вел, так, по мелочи.
– Вот эта мелочь и интересует, например «Сайгонский инцидент». Припоминаешь? Хамелеон умер, но на следующий день Цех недосчитался двоих бойцов. Тогда решили, что Хамелеоны действовали группой, верно?
– Ну да, – Мартов отхлебнул из фляжки. – Официальная версия. Все честь по чести. Одобрена Советом и сдана в архив.
– А теперь расскажи, как было на самом деле.
– Так, наверное, и было, – Мартов пожал плечами. – Откуда мне знать? Я это дело не вел, только курировал.
Островский с Джонатаном переглянулись. Адвокат, конечно же, знал о деле практически все и просто набивал себе цену. От Островского и Джонатана требовалось только решить, по карману ли им эта цена. Джонатан едва заметно кивнул. Бригадир, как бы соглашаясь с ним, вздохнул и, обернувшись к Мартову, твердо посмотрел ему в глаза.
– Дело серьезное, Андрей. Очень серьезное. Если хочешь в нем участвовать, ты должен знать три вещи. Я не могу обещать тебе высокую награду, даже не могу гарантировать, что ты выживешь, если присоединишься к нашей команде. Второе – тебе придется лгать, если потребуется, даже мастерам Совета. И третье… ты должен быть адекватен. С коньяком и паршивым внешним видом тебе придется завязать.
– Как загадочно, – Мартов усмехнулся. – А не боитесь, что я опять все провалю? Как в случае с Тумановым и, кстати сказать, как в Сайгоне.
– А то дело ты реально провалил? – спросил Джонатан.
– Официальная версия, одобрена Советом и сдана в архив.
– Это мы уже слышали, – сказал бригадир. – Ты принимаешь наши условия?
– А есть выбор? – Мартов поскреб щетину. – Хорошо, бригадир, я с вами. Не знаю, что вы затеяли, но думаю, это будет что-то поинтереснее моего тупого прозябания с бутылкой в руке. Я ничего не теряю. Почти ничего. Все условия, кроме отказа от коньяка, приемлемы. Буду адекватен – сто процентов, но промочить горло не откажусь даже под ножом у Хамелеона. Если устраивает, готов побриться, причесаться и начать работать прямо сейчас.
Он взглянул на бригадира, а затем на Джонатана. Вряд ли Мартов успел пронюхать, что помощник скоро станет выше шефа в цеховой иерархии, но во взгляде адвоката мелькнула искорка озарения. Джонатан не спешил подтверждать догадку Мартова и кивком переадресовал предложение Островскому.
– Договорились, – согласился бригадир. – Побреешься позже. Сейчас расскажи, что в действительности произошло в Сайгоне.
– Да все на самом деле просто. – Мартов сделал еще глоток из фляжки. – Не было там никакого Хамелеона. Наш был парень, могу Вечностью поклясться, бессмертный. Потому и не погиб в напалмовом море. После того как рейнджеры зачистили партизанскую базу, на место прибыла похоронная команда и составила свой отчет. В нем никакого белого трупа не значилось, только желтые описаны. Уполз, болезный, из братской могилы, отлежался в джунглях и прямым ходом в Сайгон, где его никто уже не ждал.
– Стоп, стоп, – Островский поднял руку. – Вечный не мог убить своих. Не по моральным соображениям, а просто физически.
– Бригадир, – Мартов скривился. – Не надо делать из меня попугая. Я повторял эту историю тысячу раз, сколько можно?
– Сколько нужно, – вмешался Джонатан. – Попросим – повторишь еще тысячу. Как Вечный мог убить своих? Или слухи об их истинной смерти были несколько преувеличены? Их перевели на нелегальное положение?
– Нет, Вечные убыли в мир иной на самом деле, без дураков. А как он это сделал – можно лишь гадать. Я в своем отчете предположил, что предатель использовал вслепую непосвященного в суть нашего противостояния Хамелеона или нашел особый способ, неизвестный Цеху. На первую версию мне резонно возразили, что инстинкт гнева пока никто не отменял и альянс бессмертного с Хамелеоном нереален по причинам физиологического характера, за вторую меня обозвали пустозвоном и фантазером. Закончилось все тем, что я публично принял официальную версию, согласился, что Хамелеоны работали в группе, и занялся другими делами.
– Может, так оно и было?
– Вас интересовало мое мнение как непосредственного участника событий? Я его изложил. Убийцей он был или нанимателем убийцы, но это был бессмертный. Я чувствовал его и улавливал запах. В нем были странные оттенки, но главной нотой был все-таки запах Вечного.
– Чувствовал и улавливал запах? – уцепился Джонатан. – Ты считаешь, это разные вещи?
– Не знаю, просто с языка сорвалось, – Мартов махнул рукой, – как-то само собой. А что, разные? Я не понимаю, ваше новое дело связано с этим сайгонским убийцей? Он снова что-то натворил?
– Пока трудно сказать, – ответил Островский. – Что было дальше?
– Ничего, – адвокат развел руками. – После сайгонского провала я ни разу не слышал о подобных инцидентах и потому постарался забыть о нем. Скорее всего, предатель больше не светился, а своего подручного, Хамелеона, он наверняка уничтожил.
– Ну что же, – размышляя вслух, сказал Джонатан, – в целом все сходится. Да, у предателя мог быть и прирученный Хамелеон, но могло быть и как сегодня.
– А как сегодня? – Мартов уставился на Джонатана, ответа не дождался и перевел взгляд на бригадира: – Что стряслось?
– Мы думаем, Андрюша, что среди нас есть метис, – коротко пояснил Островский. – Помесь Вечного и Хамелеона в равных пропорциях. Как он мог появиться на свет, то есть как его родители могли найти общий язык вопреки инстинкту гнева, нам пока неясно, и почему его таланты вместо простой суммы образовали произведение, нам непонятно, но факт, как говорится, налицо.
– Разрешите внести поправку, Всеволод Семенович, – вмешался Джонатан. – Я говорил, что у меня тоже имеются новости, так вот… Все оказалось гораздо сложнее, бригадир. Похоже, мы отстаем от жизни не по дням, а по минутам. Кроме Туманова и неизвестного Врага-метиса, в игре снова появился наш старый знакомый – Хамелеон Владимир Храмовников. С ним случилось то же самое, что и с Тумановым. Он вернулся, грубо говоря, с того света и теперь желает отомстить Врагу. Прямо с нами связываться он не желает, но тоже намерен ущучить Врага. То есть фактически он на нашей стороне.
– Хамелеон стал бессмертным? Вот так фокус!
– Плохо дело, – Мартов хмуро уставился на багровеющий за окном закат. – Насколько я знаю историю Цеха, Вечность редко меняла правила игры, но все же такое случалось неоднократно и ни к чему хорошему не приводило.
– О чем ты? – удивился Островский.
– О балансе сил, бригадир. Способности бессмертных и Хамелеонов не всегда были настолько различны, как сейчас. То есть… как до последнего времени. Когда-то давно мы играли на равных, а давным-давно Хамелеоны даже имели преимущество – серьезные пси-способности, которые делали их очень грозными врагами. Но постепенно Хамелеоны утратили гипнотический дар, и установился нынешний расклад сил – в нашу пользу, но, честно говоря, несправедливый. Если теперь распределение способностей снова корректируется Вечностью и Хамелеоны получили бессмертие, мы будем вынуждены вести с ними борьбу на равных, а «судить» наш бой будут Враг и Туманов.
– Так себе рефери, – заметил Джонатан. – Слишком пристрастные.
– У Вечности свои понятия об идеальном соотношении сил и судействе.
– Очень может быть, – сказал Островский. – Но хотелось бы узнать поточнее.
– Нет ничего проще – убейте девицу и подежурьте пару часиков у ее смертного одра. Оживет – значит, все верно, нет – будем искать причину дальше.
– Циник ты, Андрюша.
– Я бессмертный, – Мартов пожал плечами и поднял фляжку. – Выпить хотите?
– Зачем Вечности сначала вводить в игру Туманова, а затем насылать на него метиса и менять правила в отношении Хамелеонов? – усомнился Джонатан.
– А кто сказал, что Туманова в дело ввела Вечность? – неожиданно спросил Мартов. – Нет, Джонатан. С чьей подачи он появился, не знаю, но Вечность лишь сделала ответный ход. Кстати сказать, и рождение Врага было ответным ходом Вечности, только не знаю, на какой ход неизвестного соперника. Мы все пешки в чьей-то мудреной шахматной партии, господа. Только пешки. Давайте за это и выпьем.
ЧАСТЬ II
Ледяная кровь
На фоне архитектурных шедевров прошлого и поблекших от времени вывесок, которыми изобиловали улочки старого города, глянцевый плакат с эмблемой юбилейных, двадцатых, Олимпийских игр выглядел как цветной телевизор на полке со средневековыми книгами. Нет, не прогрессивно. Неуместно. Да и текст: «Мюнхен 1972. Добро пожаловать!» казался нелепым. Какой, к черту, Мюнхен, когда вокруг цветет и пахнет обласканная жарким майским ветром величественная, романтичная и прекрасная Барселона?! Как можно думать о чем-то постороннем, прогуливаясь по этим улицам и площадям, любуясь дворцами, парками и соборами, вдыхая этот волшебный средиземноморский воздух и буквально утопая в истории? Какие другие праздники жизни можно себе представить, попав на Ла Рамбла? Как заставить себя переключиться на посторонние проблемы или новости, окунувшись в богемную атмосферу многочисленных антикварных лавок, ресторанов и кафе района Ла Рибера?
Шуйский немного отстал от группы престарелых, но по-детски любознательных американских туристов и придержал за рукав Мартынова. Бригадир поднял на шефа вопросительный взгляд, но мастер уставился мимо него, на тараторящего, как пулемет, гида, игнорируя немой вопрос подчиненного. Мартынов понял мастера без слов и тоже с деланым интересом прислушался к тому, что говорит экскурсовод.
– Дамы и господа, мы находимся неподалеку от исторического центра Барселоны, на знаменитом проспекте Ла Рамбла. Он начинается от площади Каталонии и спускается к порту, минуя смотровую площадку «Колумб». Улица традиционно изобилует лавками, кафе и гостиницами. Справа от Ла Рамбла находится район Эл Равал, наиболее примечательными строениями которого являются культурный центр Антик Оспитал де ла Санта Креу пятнадцатого века и римская церковь одиннадцатого века Сант Пау дел Камп…
– В начале двенадцатого закончена, – негромко пробормотал Мартынов, взглядом указывая на ближайшее кафе: – Вон там хорошее заведение. Давно не был.
– В двенадцатом бенедиктинцы закончили весь монастырь, церковь чуть раньше, – также вполголоса возразил Шуйский. – Предлагаю зайти в следующее, ближе к Сан Жозеп, там уютнее.
– Сначала надо отвязаться от гида и обмануть топтунов.
– Ничего не надо, – Шуйский едва заметно покачал головой. – Просто состроим озабоченные физиономии и пойдем, куда нам захочется. У меня хорошая легенда. У вас, кстати сказать, тоже. Топтуны уверены, что вы главный резидент ЦРУ в Барселоне, а я ваш куратор.
– Куратор в составе туристической группы? Белыми нитками шито. Уж простите за откровенность.
– Полно вам, сеньор Мартинес, – Шуйский усмехнулся. – Давайте дослушаем нашего гида и, когда группа двинется дальше, отправимся по своим делам.
– Слева вы можете увидеть величественные строения древнего Барри Готик, – продолжал распыляться гид, – то есть Готического Квартала, который также является частью старого города, в пределах которого Барселона располагалась до конца прошлого века. Готический Квартал представляет собой средневековый архитектурный ансамбль, который до середины девятнадцатого века был окружен крепостными стенами. По лабиринту старинных улиц мы можем выйти к кафедральному собору, начало строительства которого датируется тринадцатым веком. Неподалеку от него находится площадь Пласа дел Рей с построенным в готическом стиле комплексом зданий Палау Мажор – исторической резиденции каталонских королей. Дамы и господа, предлагаю пройти немного дальше…
– Пора, – решил Шуйский и легонько подтолкнул бригадира в сторону примеченного кафе.
Топтуны, как и полагал мастер, маневр отследили, но не предприняли ничего, чтобы вернуть в стадо внезапно отколовшихся туристов. Вечные неторопливо, почти вразвалочку, дошли до дверей кафе, так же неспешно выбрали подходящий столик у окна и уселись спиной к остальным посетителям, всем своим видом изображая, что, кроме кофе и вида на рынок Ла Бокерия, в этом местечке их не интересует ровным счетом ничего.
– Как вам удалось обмануть фалангистов? – Мартынов взглядом указал на переминающихся в теньке неподалеку от ресторанчика агентов «наружки». – Вы въехали в страну по американскому паспорту?
– У меня много паспортов, – Шуйский пожал плечами. – В век тотального шпионажа это обычная практика.
– У каудильо хорошие спецслужбы, – с сомнением произнес бригадир. – Вы уверены, что они не знают, откуда вы приехали на самом деле?
– А вы знаете? – Шуйский усмехнулся.
– Думаю, да.
– Вы ошибаетесь. Я прилетел с юго-востока. Так что легенда надежна, не волнуйтесь. А что касается местной контрразведки, я не стал бы преувеличивать ее доблесть. Франко стар и уже не может в полной мере контролировать своих подчиненных. Они, откровенно говоря, расслабились. В сравнении с КГБ они натуральные лентяи.
– Сравнения с КГБ не выдержит никто, – Мартынов усмехнулся. – Разве что израильтяне. Не надоело вам жить в России, под этим постоянным контролем и давлением?
– Нет, бригадир. Я работаю в России седьмое столетие. Поверьте, сейчас там живется не тяжелее, чем по другую сторону кордона. Особенно здесь, в Испании. Идеология, конечно, утомляет, но в целом… привыкнуть можно.
– Западная пресса пишет ужасные вещи. Что народ голодает, бунтует, но восстания жестоко подавляются, а несогласных с режимом отправляют в психиатрические лечебницы, сажают в лагеря, как при Сталине, и ссылают в Сибирь.
– Запад всегда был настроен против России. Так было в прошлом, так будет и впредь. Мы занимаем слишком выгодный регион на стыке Европы и Азии. Слишком большой и богатый ресурсами. И не хотим ни с кем делиться, в первую очередь с англосаксами. Поэтому иной политики от них ожидать не приходится. Вспомните хотя бы русско-турецкие войны. Во всех мы воевали не столько с Османской империей, сколько с Британией. Теперь за спиной наших противников так или иначе стоит Америка. Ничего не меняется. Поэтому не имеет значения, какой в России режим. Большевики, капиталисты, кто-то еще… Кто бы у нас ни правил, Запад все равно найдет, за что уцепиться. Впрочем, довольно о политике, бригадир. Эта тема изрядно наскучила мне еще дома. По старой доброй традиции расскажите для начала о чем-нибудь занятном.
– Зная ваше увлечение новинками прогресса… – Мартынов сунул руку в карман, но передумал. – Нет, обойдусь без бумаг, чтобы не вызывать лишних подозрений.
– Верно, – Шуйский одобрительно кивнул.
– Голландская фирма «Филипс» предложила очередную новинку: кассетный видеомагнитофон. Весьма удобная вещь. Как и в прежних моделях, можно вести запись с телекамеры на пленку, тут ничего нового, но теперь нет нужды возиться с бобинами. Кассеты размером с книгу, не больше. Да и сам аппарат исключительно компактен. Я договорился с нужными людьми в Амстердаме, партию аппаратов в ваше отделение Цеха они поставят в самое ближайшее время по линии «Внешторга».
– Не забудьте договориться и о партии кассет, – Шуйский усмехнулся. – Технологии в современном мире развиваются быстрее всего, это радует. Есть что-то еще?
– В плане технологий? Да, имеется. К примеру, карманные счетные машинки. Незаменимая вещь для разъездных торговцев.
– Ну, с этим тоже к внешторговцам, – Шуйский поморщился. – А если взять более перспективные изобретения?
– Эксперты считают, что неплохие перспективы имеет продукт американской фирмы «Корнин Глассворкс», так называемое оптическое волокно. По нему можно передавать весьма качественное телевизионное изображение. А компания «Интел» наладила серийное производство так называемого микропроцессора. При размерах кремниевой подложки всего-то семь на семь миллиметров он заменяет 2300 транзисторов. Думается, если совершенствование электроники пойдет и дальше в таком темпе, очень скоро вычислительные машины станут предельно компактными, не крупнее среднего дорожного чемодана. Эксперты в один голос твердят, что это многократно увеличит возможности электронных систем самолетов, судов и космических кораблей.