Когда восторги немного улеглись, они огляделись. Позади них, чуть ниже старого могильного кургана, что сооружали древние в степях, поднимался небольшой холмик. В его поросшем травой и колючим кустарником боку зияла дырка, через которую они и вышли. А вокруг, сколь хватало глаз, раскинулась вольная степь — земля кочевников и неисчислимых вольных стад диких коз и лошадей. Легкий ветерок колыхал стебли ковыля, высоко в поднебесье звенел жаворонок, из-под ног людей и дорвавшихся до травы лошадей брызгали во все стороны кузнечики. Позади них, уже наполовину скрытое курганом, садилось солнце. Царило полное безлюдье.
Усталые жеребцы принюхались и обнаружили с противоположной стороны кургана маленький ручеек. Все вдосталь напились, а Буян не только умылся, но и вымыл сапоги и смочил водой волосы, чем заслужил насмешки Властимира — удалой гусляр всегда готов встретить красавицу.
Напившись, Рат поднял от воды мокрую морду.
— Князь, мне пора, — сказал он. — Благодарствую за вашу помощь, но я ухожу.
— Куда? — воскликнул Буян — он был явно огорчен решением псоглавца.
— Здесь степь, — Рат обвел рукой окоем, — мой дом родной. Там, на юге, сейчас кочует мое племя — мы, отряд охотников, отправились вперед, чтобы разведать угодья на лето, но меня поймали поляницы. Они перебили почти всех. Я должен предупредить остальных, что в те края опасно соваться.
— Идем с нами, — предложил Буян. — Ты хороший воин, а где ты будешь искать своих в такой степи?
— Нет. Я воин своего народа, надо возвращаться. Сердце укажет мне верный путь. Знайте — я умею быть благодарным и еще помогу вам. Если понадоблюсь, найдите меня. Спрашивайте у любого степняка мое имя без страха. А я пока всем поведаю о князе из славянского города Резани и его спутнике, и все псоглавцы будут помнить и чтить ваши имена до конца жизни. Прощайте — может, еще свидимся!
Он коротко кивнул на поклоны князя и гусляра и, не прибавив ничего более, побежал куда-то на юг, склонив голову и принюхиваясь.
Властимир и гусляр посмотрели ему вслед.
— Пора и нам в путь собираться, княже, — молвил гусляр. — Кони отдохнули, мы тоже, а у кургана Ящера задерживаться нельзя долго.
— Куда же ехать-то?
— К югу. Мы и раньше в ту сторону чаще сворачивали. Те, кто по следу нашему шли, верно, нас уже потеряли в пещере — думают до сих пор, что мы все плутаем там или же погибли давно.
— Полагаешь, слуги Змея могут нас снова найти?
— Покуда не ведаю, княже. Но у меня на душе тишина — беда нам не грозит покамест. — И Буян украдкой коснулся оберега. Тот молчал, подтверждая его слова.
Расседланные кони бродили по траве, сочно и торопливо хрустя стеблями — оголодали под землей. Они неохотно дались в руки. Старый, привычный к походам Облак скоро смирился, а Воронок выкатывал глаза, спотыкался и баловал. Буян в сердцах огрел его кулаком, смиряя норов.
Оседлав лошадей, путники поехали по степи, правя чуть левее садящегося солнца.
На отдых пришлось остановиться скоро — когда утомленные подземельями кони опять стали спотыкаться. Дабы обезопаситься от непрошеных гостей и провести ночь спокойно, путники въехали на курган — оказалось, что степь изобиловала ими: они торчали вехами, куда ни поедешь. На плоской вершине его было достаточно места для двух лошадей и костра. Усталые, они спали очень крепко и не видели, как в небе мечется странная звездочка, словно выискивает что-то в бескрайних просторах степи.
ГЛАВА 14
Они уже несколько дней ехали по степи и не встретили ни единого человека. Однажды утром их разбудила легкая Дрожь земли. Казалось, что каменный идол забытого божества какого-то древнего кочевого племени на вершине кургана, у подножия которого они заночевали, начинает качаться и готовится выпрямиться и сойти вниз. Удивленные путники одновременно вскочили, прислушиваясь и стараясь понять, что это означает.
Издалека уже доносились гулкие удары в барабаны, крики и пение сотен людей. От их согласованных шагов земля мелко дрожала. Лошади пугливо жались друг к другу, скаля зубы и закладывая уши. Шум становился все громче.
— Что это? — спросил Властимир. Буян судорожно вцепился в оберег:
— Не ведаю. Но надо уходить.
— Может, лучше переждать?
— Нет, — отмахнулся Буян — Оберег беду чует. И смерть! — Он принялся собирать вещи и, взяв уздечку, позвал своего Воронка.
— Погоди седлать! — сказал Властимир. — Надо же посмотреть, от чего или от кого мы удираем.
— Некогда, — через плечо бросил Буян. — Если мы промедлим, то погибнем. Как ты не понимаешь?
Он не решился сказать князю то, что почувствовал от прикосновения к оберегу, — смерть будет грозить ему первому, а Властимира, ежели тот будет осторожен, она минует. Но Властимир только махнул рукой и пополз на вершину холма.
С четырнадцати лет он ходил на охоту один, и порой на опасного зверя. Он мог подкрасться даже к осторожным гусям. И теперь князь залег под идолом, и ему открылось удивительное зрелище.
В их сторону двигалась странная процессия. Впереди шел высокий статный старик в драном халате, тупоносых сапогах и наброшенной на плечи шкуре, с длинными, до пояса, седыми волосами, увешанный черепами мелких зверьков и амулетами, гремящими, как детская погремушка. Он выступал чинно, его глаза пророчески блестели. Справа и слева от него два подростка несли на шестах лошадиные черепа. За ними шли десятка два крепких, как на подбор, широкоплечих воина, несших дрова и еще какие-то вещи. Позади гнали скот — двух коров, быка, телят, овец и молодого коня, и воины тащили на руках связанных людей — несколько мальчиков-подростков и девушку. По виду связанные принадлежали к этому же племени.
А дальше шли и плясали на ходу юноши и девушки. Одни били посохами по земле и притопывали ногами. Другие стучали в обтянутые кожей большие барабаны — каждый несли несколько человек, а один ударял в натянутую кожу палками. Многие что-то пели гнусавыми голосами. По бокам всю процессию охраняли вооруженные всадники.
Замыкала шествие толпа сотни в две-три людей. Некоторые ехали на низкорослых степных лошадях, другие пели или подражали пляске жрецов, подпрыгивая на ходу. А совсем вдали Властимир разглядел повозки, расставленные полукольцом, и стада. Вчера еще этого стана не было. По длинным косам, кожаным одеждам и островерхим шапкам-башлыкам князь узнал кочевников-угров, или мадьяр, как они сами называли себя.
Мадьяры с приходом хазар мало тревожили славян — у них появился новый враг, который вытеснял их с обжитых степных угодий. Большая часть мадьяр откочевала далеко на запад, за Бут, другие вернулись на восток, прочие понемногу мешались с хазарами. Это была, вероятно, одна из последних орд мадьяров, которая еще кочевала в этих степях. И она была довольно велика — Властимир заметил, что в толпе совсем мало женщин и нет детей младше тех, кто предназначался в жертву. Те, должно быть, остались в повозках. Зато к кургану приближалось не меньше четырех сотен воинов.
Властимир и Буян наблюдали за происходящим, уже отъехав на некоторое расстояние.
Когда процессия поднялась не вершину, жрец и его помощники закружились вокруг идола в танце и наперебой заголосили хвалу богу. Было похоже, что они просят бога принять жертву, даровав своему народу удачу. Они так были увлечены этим обрядом, что не обратили внимания на случайных свидетелей, которые находились совсем рядом.
Пока вокруг идола продолжалась пляска, в которую кроме жреца с помощниками включился кое-кто из зрителей, воины-охранники спешно сооружали алтарь из камней, разводили костер и раскладывали обрядовые ножи для принесения жертвы. Делали они это быстро и сноровисто.
Когда огонь разгорелся, жрец, продолжая приплясывать, взял из рук помощника нож и, закатив глаза, закружился вокруг собранных вместе жертвенных животных и связанных людей. Бог сам должен был указать на угодную ему жертву, подав знак. Несчастные люди, прижавшись друг к другу не сводили с него глаз. Некоторые мальчики тихо плакали. А толпа скакала вокруг, подбадривая жреца. Спокойными оставались только всадники.
Жрец завертелся волчком, раскинув руки. Он кружил все быстрее и быстрее и вдруг, споткнувшись, пошатнулся. Стремясь удержать равновесие, он задел одну из жертв — мальчика лет тринадцати. Разноголосый вой, рев и крик приветствовали выбор бога. Мальчик был высок ростом и хорошо сложен.
Пока жрец с багровым от натуги лицом и мутными глазами, шатаясь, приходил в себя, его помощники бросились на первую жертву. Избранника бога подвели за связанные локти к алтарю, а вскоре и жрец подошел туда, что-то бормоча себе под нос.
Помощники встали поодаль, а жрец толкнул мальчика так, что тот упал спиной с заведенными назад руками прямо на горячие угли. Стоя над ним, жрец запел, и все тут же подхватили песню, не переставая приплясывать. Остальные пленники немного приободрились — бог мог насытиться и одной жертвой.
Только мальчик не разделял общего восторга. Истошно вопя, он елозил по углям. Из-под него пробивался дымок. Когда жрец закончил заклинание и склонился к нему с ножом, мальчик боднул его головой в живот и вскочил.
Все ахнули. Обгорелые веревки упали с пленника, и он бросился бежать. Помощники главного жреца с криками кинулись за ним. Идол никак не отреагировал на то, что случилось под самым его носом.
Мальчишка бежал вниз по склону кургана, все увеличивая скорость. И вдруг его преследователи увидели нечто, заставившее их остановиться. У подножия холма еще слегка дымилось кострище, валялись остатки обеда и лежала даже кучка свежего лошадиного навоза. Только тогда с вершины заметили двух всадников.
— Держи их! — закричал жрец, показывая на них ножом. — Держи! Они осквернили самого Архмаздру!
— Держи! Держи! — подхватили остальные.
Услышав крики, всадники пустили своих жеребцов в галоп. Конные мадьярские воины во весь опор помчались за ними.
Сбежавший мальчишка наблюдал за этими событиями из кустов. Ему не было жаль тех двоих, что удирали от воинов, — он не привык жалеть чужих. Важнее было другое — теперь его оставят в покое.
Лошади мчались нос к носу, как на скачках. Князь и гусляр подгоняли коней, не оборачиваясь назад, — позади была слышна погоня, не отстававшая ни на шаг. К первым всадникам присоединилось еще десятка три — каждый хотел испытать свою силу и ловкость в охоте на чужаков. Некоторые мадьяры приготовили арканы, какими ловят диких лошадей: чужаки должны быть доставлены к алтарю идола живыми и по возможности невредимыми.
Расстояние до преследуемых сокращалось, и виноваты в этом были лошади: старый Облак уже не мог состязаться с молодыми сильными конями мадьяр, которые были натасканы, как охотничьи собаки, на долгую погоню. Более молодой Воронок мог оторваться от погони, но Буян нарочно сдерживал его, чтобы не разлучаться с князем. Властимир замечал это глазом опытного воина и терялся в догадках — почему гусляр не спасается бегством, хотя может это сделать.
Беглецы не сразу заметили, что впереди темнеет какое-то препятствие. Но мадьяры, очевидно, об этом знали, потому что вдруг стали сдерживать своих коней.
— Они отстают, княже! — крикнул Буян. — Там что-то есть!
Властимир и сам понял это. Вдруг лошади встали на дыбы. Путь им преградила глубокая и широкая трещина с отвесными стенами, через которую едва ли могла перепрыгнуть самая сильная лошадь. Она походила на ножевую рану, нанесенную земле великаном. С противоположной стороны был насыпан земляной вал. Конца-краю этой трещине не было видно.
Что делать? Удирать князю и Буяну было некуда, и преследователи это знали. Возможно, они нарочно загнали беглецов сюда. Мадьяры начали окружать витязей, не спеша вынимая сабли и арканы.
Буян и Властимир развернули коней и, выхватив мечи, ждали.
Всадники уже оценивающе разглядывали чужих коней и выискивали в глазах славян первые признаки страха, столь желанного для всякого, кто привык наводить его на других.
Облак и Воронок, чуя сечу, приседали на задние ноги, грызли удила, выкатывали налитые кровью глаза. Властимир и Буян посмотрели друг на друга. Возможно, это их последний бой, и они попрощались без лишних слов.
Человек или зверь, которому есть куда отступать, всегда обороняется с оглядкой. Если же зверя или человека загнать в угол, — он продает свою жизнь уже за дорого и бьется до конца. Но эти мадьяры, очевидно, никогда не имели дела с людьми, которые решались на такой последний смертный бой, и приближались к ним с беспечными улыбками.
Пришпорив коней, десяток самых нетерпеливых и молодых устремились вперед. Князь первым же ударом отрубил одному мадьяру руку. Началась яростная сеча. Кони вертелись, храпели и лягались. Прикрываясь щитом, Властимир срубал одного конника за другим. За его спиной гусляр, тоже бросив повод на луку седла и сдавив коленями бока жеребца, Держа меч двумя руками, так махал им, что от врагов только головы летели. Он уже был забрызган чужой кровью с головы до ног. Если бы князь видел, как сражается гусляр, он бы наверняка порадовался тому, что случай свел его с таким бойцом. Воронок хватал зубами угорских коней, бил копытами. Под ногами лошадей уже валялось десятка два трупов, искалеченные с трудом отползали в стороны, и вдруг мадьяры неожиданно отступили.
Властимир опустил меч, не понимая, что это значит. Неужели их оставят в покое, видя, что они, не получив ни царапины, уложили чуть не по десятку воинов каждый и многих ранили? Но тут засвистели арканы, и в следующий миг сразу две петли упали ему на плечи. Мадьяры скрутили обоих, обезоружили и верхом повезли назад, к кургану.
По дороге Властимир несколько раз оглядывался на Буяна. Тот мужественно сражался, но сейчас не выглядел воинственно — скорее он казался испуганным и настороженным. Князь и сам боялся, что их отвезут на курган и принесут в жертву богу, алтарь которого там был. Но когда обрадованный жрец уже стал спускаться к ним, прискакал еще один всадник. Он повелительным жестом приказал всем следовать за собой. Отряд повез пленников в обход кургана, к стану.
Властимир слегка приободрился, и даже Буян выпрямился в седле, но что ждало их дальше?
Вокруг них образовалась толпа. Опоздавшие напирали сзади, чтобы взглянуть на чужеземцев. Завизжала какая-то женщина, захныкал ребенок. Мадьяры провожали пленников мрачными взглядами.
С поля брани привезли мертвых и искалеченных. Воины подняли шестнадцать убитых на скрещенные копья и понесли по образованному народом коридору, а их убийц повели следом. Раненые стонали, и, слыша их голоса, — толпа распалилась так, что охранникам пришлось сдерживать ее при помощи оружия. Несколько камней попало в пленных — каждое попадание было встречено криками восторга.
Глядя на кричащую, рвущуюся к ним толпу, Властимир старался держать себя в руках — он был князем, и не пристало ему показывать простолюдинам, да еще чужеземцам, свои чувства, свой гнев и горечь поражения. Он старался не обращать внимания на злобные крики и внешне был спокоен. Иное дело — Буян. Он вертел головой и кусал губы. В глазах его читалось нетерпение и страх. Несколько раз он бросал взгляды в сторону Властимира, и, когда глаза их встретились, гусляр торопливо зашептал:
— Слушай меня, князь! Я попробую договориться с ними. Я упрошу отпустить одного из нас, и им будешь ты!
Властимир удивленно глянул на гусляра:
— Почему я?
— Не перечь! — сказал Буян срывающимся голосом. — Я знаю, что делаю! Ты лучше меня, ты — князь, ты — воин. А я ничто — изгой-гусляр! Меня заменить можно. Я… я смерти боюсь!.. Не то что ты — тебя боги послали. Я договорюсь, и ты уедешь.
— А что же ты?
— А что — я? Со мной ничего не будет. — Буян уже совершенно не владел собой. — Со мной ничего не будет! Я сам так решил. Ты только согласись с тем, что я предлагаю. Пойми, я дело говорю! Нашей земле ведь это надо!
Властимир неожиданно для себя подумал, то Буян прав — его путь был еще не закончен. И это даже хорошо, что Буян сам решил остаться — несмотря на то что новгородец оказался хорошим товарищем, своей неугомонностью и всезнайством он раздражал князя. Даже сейчас он не может вести себя как подобает мужчине. Если бы на его месте был Рат, Властимира бы огорчила потеря. Но Буян… Так и в самом деле будет лучше.
Его размышления были прерваны. Путь был окончен. Пленников подвели к самой богатой открытой повозке. В ней на звериных шкурах и коврах с ярким узором сидел, развалясь, высокий, могучий, немолодой уже воин в цветном халате, накинутом поверх кожаных одежд. Башлык и пояс его были богато расшиты. Перед повозкой на коленях, склонив головы, стояли полуголые рабы, среди которых были и славяне. За повозкой замерло несколько всадников — судя по всему, стража. В ее числе Властимир с удивлением заметил женщин, хотя длина и толщина кос у мужчин и женщин была примерно одинакова.
Вождь надменно посмотрел на стоявших перед ним пленников — спокойного Властимира и дрожавшего Буяна — и махнул рукой. К нему подошел невысокий, похожий на купца человек и, склонившись, выслушал его тихое бормотание. Затем он повернулся к славянам:
— Светлейший и сильнейший вождь всех мадьяр степи Шаркань желает знать, кто вы, откуда и с какой целью осквернили своим присутствием курган нашего бога, повелителя и создателя степи Архмаздра.
Властимир не успел рта раскрыть, как гусляр шагнул вперед и заговорил быстро, глотая слова:
— Великий вождь, мы ни в чем не виноваты — мы просто ехали и решили заночевать. Мы не знали — степь не куплена… А потом мы уехали и решили не мешать. Ваши люди погнались за нами — мы только защищались! Мы ни в чем не виноваты, мы…
Легкий толчок в спину заставил его замолчать.