В языках пламени ему чудились образы воинов, коней, взмахи мечей, рушащиеся дома. Тишину ночи нарушали только переступавшие стреноженные кони — они фыркали, вздыхали. Их что-то беспокоило — может, чуяли неподалеку диких зверей, может, просто им передавалось тревожное состояние человека.
Опустив голову на сжатые кулаки, Властимир задумался. Голос Буяна со странной силой звучал у него в ушах, словно гусляр стоял рядом:
Добрый молодец ножик вынул-то,
песню спел, чтоб идти веселей,
в лес-дремуч пошел, да и сгинул там —
лес не любит предавших друзей…
Над головой князя тревожно и сердито зашумели листья. Ночь надвинулась со всех сторон — даже костер сжался под ее тяжкими крылами, не в силах разорвать мрак… Как там говорил Буян? «Свет не от огня — свет от души человеческой».
Властимир встал и, крадучись, осторожно направился к лошадям. Услышав его шаги, кони зафыркали, но Облак узнал хозяина и ткнулся носом ему в ладонь. Он словно спрашивал: «Что решил, князь?»
Верность коня приободрила князя. Тихо, чтобы мадьяры не проснулись, он взял седло, уздечку и оружие. Прихватил в гороках только самое необходимое. Будто понимая, что хочет сделать хозяин, Облак пошел за ним.
Отведя коня подальше на опушку, Властимир оседлал и взнуздал его, вскочил в седло и вытащил плетку-семихвостку. Вспомнилось, как Веденея, вручая ему плеть, наказала: «Коли хочешь ты, чтоб твой конь помчал выше леса стоячего, ниже облака ходячего, ударь его этой плетью промеж ушей. А коли захочешь, чтоб он опять на обычный скок перешел, изловчись и ударь его по глазам». Тогда он только усмехнулся на такие слова, но сейчас, когда там, в угорском стане, на волоске висит жизнь его друга, поверил Веденее.
Он размахнулся, примериваясь, но Облак вдруг осел на задние ноги. И тут сверху хрустнули, обламываясь, ветки, и на спину князю упал человек.
Спрыгнувший с дерева обхватил его ногами и руками, как дикого коня. Жесткие пальцы сомкнулись на горле. Властимир запрокинулся, отдирая руки врага, и они вместе упали, покатившись по земле.
Придавив горло резанца локтем, злодей занес нож. Властимир увидел блеск лезвия и в последний миг перехватил разящую руку. Нож несильно кольнул его в грудь.
Враг хотел занести нож для второго удара, но Властимир уже крепко держал его запястье. Сбросив с себя злодея, князь с удивлением узнал в нем того самого слугу, похожего на славянина. Слуга вскочил и бросился на Властимира с голыми руками. Почти не испытывая сожаления, Властимир всадил в его грудь нож до рукояти и вдруг почувствовал сзади чьи-то шаги.
Стремительно развернувшись, князь толкнул тело слуги назад — и сабля Керека, нацеленная в спину резанца, проткнула слугу, убив его.
Выдернув саблю из трупа, Керек двинулся на князя. У резанца против сабли был только нож — меч остался у седла отбежавшего в сторону Облака, но теперь они были один на один, и князь не ждал нападения сзади.
Керек бросился вперед, занеся оружие для удара, но князь увернулся. Мадьяр колол и рубил, но его сабля только со свистом рассекала воздух — искусный славянский воин был неуловим. Улучив момент, Властимир вырвал саблю у мадьяра, поставил ему подножку и пригвоздил к земле его же оружием.
Оставив умирающего Керека корчиться в траве, Властимир только сейчас ощутил боль от раны, нанесенной ему слугой. Осмотрев порванную на груди рубаху, он присвистнул — нож скользнул по кожаному мешочку, в который Веденея зашила осколок когтя убитого им в Муромских лесах, чудища. Острие ножа лишь оцарапало кожу. Зверь сохранил жизнь убившему его человеку.
Помянув добрым словом девушку, Властимир вскочил в седло. Облак скакал, отчего-то оглядываясь. Тут и Властимир услышал топот копыт. При свете очистившегося от облаков звездного неба он разглядел погоню из более чем десятка всадников. В ночи тускло сверкали обнаженные клинки сабель.
Мадьяры шли за ними по пятам, видимо, со вчерашнего дня и просто ждали удобного случая, чтобы закончить дело или подсобить Кереку, памятуя, что с князем в одиночку справиться трудно. А может, это была небольшая банда разбойников, что двигались сюда наудачу, заприметив огонек костра? Нет, это были мадьяры. Их выдали высокие войлочные шапки.
Мадьяры растягивались цепью, пытаясь взять князя в кольцо. Властимир припал к гриве жеребца, молясь только об одном — чтобы тот не споткнулся. Но степные всадники были все ближе. Их целеустремленность показывала — они пришли сюда за головой князя, а где-то в это время, должно быть, сражается за свою жизнь Буян.
На ходу выдернув меч, Властимир резко развернул Облака навстречу погоне. Двое первых мадьяр не успели приостановить бег своих коней и расстались с жизнью, попав под резанский меч.
Если оставшиеся надеялись, что в одиночку князь против них не выстоит, они ошибались и скоро смогли убедиться в этом. Властимир налетел на них, как разъяренный вепрь. В ночи он смутно различал врагов, но разил без промаха. Обоюдоострый меч резанца отбрасывал их легкие сабли и рубил руки, как рубил, забавляясь в юности сам князь, молодые деревца на скаку.
Он даже не заметил мига, когда пал последний враг, и размахнулся вновь. Меч со свистом описал дугу, не встретив сопротивления, и Властимир понял, что победил.
От косого удара погнулась стрелка на его шлеме, берегущая его нос, ныла рана на левом плече, в остальном же князь вышел из боя невредимым. Отсосав из ранки кровь и прошептав заговор, останавливающий бег руды, Властимир последний раз оглядел место побоища — раненые мадьяры еще шевелились, умоляя добить их, — и поехал прочь. Выехав на открытое место, он снова достал плетку и, размахнувшись, вытянул жеребца по ушам.
Облак завизжал так, что казалось, перебудит всю степь, осел на задние ноги, но в следующую секунду прянул вверх. Властимир только поразился, когда понял, что конь отмахал зз один прыжок чуть ли не версту. Жеребец полетел над степью, лишь изредка касаясь ее копытами.
Ветер свистел у князя в ушах, звезды мелькали искрами небесного костра, степь волнами плыла навстречу, и только в груди, где оставалась царапина от мадьярского ножа, что-то прохватывало всякий раз, как подкованные копыта тяжело ударяли о землю. И скоро, скорее, чем князь успел привыкнуть и насладиться полетом — до сего часа летал он лишь во сне, — он заметил вдали огни.
Это был стан мадьяр. Князь стегнул Облака по глазам. Тот заржал тонко, по-жеребячьи, споткнулся, едва не выронив Властимира, и, к радости седока, пошел почти бесшумным шагом: всадник хотел подобраться к врагу незаметно.
Приближающийся в ночи навстречу стан молчал. Только побрехивали иногда собаки да фыркали пасущиеся кони. Мерцали редкие костры. В их свете были заметны черные силуэты шатров, кибиток и телег.
Властимир спешился и осторожно повел Облака мимо пасущегося табуна. Жеребцы, учуяв чужого, двинулись навстречу. Князь пошел быстрее, удерживая своего горячего коня.
На его счастье, часовые не обратили внимания на шум в табуне — мало ли что происходит среди жеребцов, а волка они и сами отгонят. Привязав Облака к крайней кибитке, Властимир, пригнувшись, пошел, придерживая у пояса меч и в любую минуту готовый метнуть нож, если кто-нибудь заметит его.
Крадучись, то и дело пластаясь по земле за шатрами, Властимир пробирался в центр стана, к шатру Шарканя. Только бы не заблудиться! Он представил, как откидывает полог, входит, шарит руками и обнаруживает, что ошибся. Все мадьяры просыпаются… От этой мысли его прошиб пот.
Он пошел дальше, и на фоне неба перед ним неожиданно вырос огромный шатер с конским хвостом на бунчуке. Ветер слабо колыхал длинные белесые волосы вымпела. Буян должен быть здесь.
У входа, опершись на копье, стоял воин. Властимир обошел, шатер с противоположной стороны, орудуя ножом и руками, сделал щель в полотняной стенке и юркнул внутрь.
Пахло дымом костра, остатками ужина, войлоком и давно не мытыми телами. Как это мадьяры всю жизнь дышат этой вонью? Слышался храп нескольких спящих людей. Властимир пополз, рукой ощупывая дорогу перед собой. Один раз он наткнулся на чью-то ногу. Судя по всему, это была женщина. Властимир пополз дальше. Неужели он ошибся и попал в шатер жен вождя? И тут наткнулся на цепь.
Одним концом цепь была впаяна в тяжелый кусок железа, другой тянулся к спящему человеку. Властимир осторожно коснулся его, боясь разбудить, и едва не закричал, узнав под рукой остроносые сапожки Буяна. Спящий дернулся и проснулся. Гусляр впотьмах не узнал князя. Крик готов был сорваться с его губ, но Властимир бросился к нему и прижал к постели, ладонью зажимая рот.
Буян брыкался, вырывался, старался укусить, готовый дорого продать свою жизнь, но Властимир, склонившись к его уху, успел шепнуть прежде, чем тот заорал на весь шатер:
Буян брыкался, вырывался, старался укусить, готовый дорого продать свою жизнь, но Властимир, склонившись к его уху, успел шепнуть прежде, чем тот заорал на весь шатер:
— Тихо ты! Я это, я!
Гусляр тут же перестал сопротивляться и взглянул на князя. Властимир отпустил его, и Буян сцепил руки у него на шее.
— Ты! Ты вернулся! — прошептал он. — А я уж думал, что ты меня бросил!
Властимир разжал судорожно сведенные руки Буяна.
— Конечно, вернулся, — пробурчал он. — Разве я мог тебя оставить?
— Не ведаю, княже… Ты ведь князь, а я гусляр — ты мог и оставить меня здесь… А я, — вздохнул Буян, — уже успел проститься с жизнью — я знаю, меня хотят убить.
— Теперь пусть они только попробуют, — угрюмо пообещал Властимир. — Теперь я здесь!
— Меня собираются отдать в жертву их богу — я слышал разговор.
— Не отдадут, — шепнул Властимир. — Мы уйдем раньше. Пошли!
Но Буян покачал головой:
— Я не могу идти. Я закован.
Властимир нащупал на теле Буяна железный пояс, к которому замком крепилась цепь, ведущая к неподъемному куску железа.
— Они боятся, что я удеру, — объяснил Буян. — Я даже попытался, но меня поймали… Слушай, княже, что я скажу, — заторопился он, схватив князя за руки. — Пропала моя голова. Иди уж один. Возьми мой оберег. Я скажу, как он вещает… Уходи, спасайся сам!
— Ну уж нет, — строго сказал Властимир. — Погоди, я достану ключи у вождя. Где он тут?
— Не достанешь! — шепнул Буян. — Вождя нет здесь. Ушел он куда-то и ключи с собой унес. А стан большой, до утра искать будешь… Слушай, коли и правда помочь хочешь. Там, за частоколом, слева от костра, мой Воронок стоит, я заметил. Седла с него и тороков так и не сняли. В сумке там пучок трав сушеных. Принеси их.
Властимир только подивился, что на пороге смерти Буян сохранил ясность мысли и додумался, как поступить. Князь поспешил к щели в задней стене.
Снаружи была глухая ночь и полная тишина. Зарево костров не разгоняло мрака, но после кромешной тьмы шатра видно было хорошо. Рядом Властимир увидел копья, поставленные с одной стороны мадьярского лагеря так плотно, что между ними с трудом можно было просунуть руку. За частоколом был привязан единственный конь.
— Воронок! Воронок! — позвал Властимир.
Услышав знакомый голос, жеребец прижался к частоколу. Князь увидел в щели сверкающий глаз — конь пытался разглядеть человека.
Властимир стал по очереди проверять копья, нашел одно шатающееся, как подбитый зуб, и вырвал. Остальные расшатывать и вырывать было уже легче. Сделав себе проход, князь протиснулся туда и оказался по ту сторону частокола.
Воронок и правда был оседлан, и Властимир полез в то-роки. Под пальцами что-то захрустело, и он вытащил пучок трав. Потом бесшумно пробрался обратно и вернулся в шатер.
Буян его ждал, натягивая цепь. Он взял у князя траву и стал ее перебирать на ощупь, изредка поднося к лицу и пробуя. Наконец Буян нашел широкий треугольный лист с резными ломкими краями и ткнул им в замок. Что-то хрустнуло, блеснула искорка, и замок открылся.
— Откуда у тебя разрыв-трава? — спросил Властимир, пока Буян осторожно, чтоб не звякнула, снимал и укладывал цепь.
— Подарили, — ответил тот, первым направляясь к выходу.
— Кто?
Буян уже сунул голову в щель, но оглянулся. В темноте блеснула его улыбка:
— Не Веденея, княже! Один волхв, я у него скрывался от варяжских мстителей. Ты его не знаешь… На прощанье дал трав — сказал, вдруг пригодятся. А Веденея — нет, она все в другую сторону поглядывала…
Воронок узнал хозяина и потянулся к нему, точно зовя поторопиться. Буян сунул травы в суму у седла и вдруг начал лихорадочно ощупывать вещи.
— Подожди меня немного, княже, — быстро шепнул он. — Я скоро. — И Буян мышью метнулся обратно.
— Куда? — спросил вдогонку Властимир. — Ехать надо, скаженный!
Но Буян уже убежал, и князю оставалось молить всех богов, чтобы оберегли от беды этого непутевого парня. Ему грозит смерть в стане, а он еще задерживается здесь!
Совсем близко тявкнула собака, и сердце Властимира замерло — к шатру двигались три тени. Кивнув охраннику у входа, они по очереди скользнули внутрь. А гусляр уже бежал обратно, обеими руками прижимая к себе мешок.
— Уж прости, княже, — сказал он, приторачивая мешок к седлу. — Но я гусляр — я не могу без гусель.
Властимир пробурчал что-то, и они быстро пошли вокруг стана, ведя Воронка в поводу. И в это время уже издалека, от ханского шатра, долетел крик:
— Держи его!
— Скорее!
Они побежали. Облак узнал их шаги и радостно заржал. Через мгновение оба витязя были в седлах.
Но из глубины стана уже катился вал поднятой тревоги. Несколько человек оказались на пути беглецов — не останавливаясь, князь срубил двоих из них, остальные достались Буяну.
Беглецы скакали во весь опор. Сзади вспыхивали факелы, раздавались крики. Стан мадьяр приходил в движение, снаряжая погоню.
Припав к гривам лошадей, два всадника уходили во тьму степи. Позади них равнина загоралась сотнями огней, слышался топот копыт и крики погони. Впереди пока еще была тишина, но на просторах степи нигде не было спасения от мадьярской конницы. Мадьяр было слишком много, и они были слишком близко.
На востоке, куда беглецы правили коней, уже светало. Еще немного — и короткая летняя ночь уступит место долгому дню, а при свете солнца уже нигде не спрячешься, не уйдешь. О сражении нечего было и думать — теперь враги налетят кучей, сомнут толпой, затопчут конями.
Буян скакал чуть впереди, привстав на стременах, — его Воронок несся как птица. Гусляр то и дело оборачивался назад, вглядываясь в сверкающие огоньки. Они уже довольно далеко оторвались, но преследователи не отставали, они были готовы гнаться за ними до конца — пока не увидят их головы насаженными на копья.
— Сможем ли уйти, княже? — крикнул Буян на скаку.
Тот глянул назад:
— Не знаю.
Перед ними степь сморщила свое гладкое чело, образовав балки и овраги — верный признак того, что близко протекает река. А справа, примерно в версте от них, темнел лес.
Небольшая роща не была надежным убежищем — слишком много людей гналось за ними по пятам. Но Буян направил жеребца прямо к лесу, жестом велев Властимиру следовать за собой. Князь не стал перечить.
В чаще леска деревья, словно застигнутые потопом люди, лезли на пригорки и склоны оврагов. Будь лесок чуть побольше, можно было бы попробовать схорониться здесь.
Проскакав половину леска, Буян неожиданно осадил Воронка. Князь прислушался: можно было различить шум погони. Мадьяры видели, куда свернули беглецы. Гусляр вскинул руку вверх.
— Уж вы гой еси, звери лютые! — громко крикнул он. — Звери лютые, незнакомые! Собирайтесь вы, звери лютые, да на голос мой, на призваньице!
Вдруг на пригорке, у подножия которого приплясывали их кони, зашелестела трава, качнулись ветки кустов, и к двум людям вышли несколько поджарых степных волков.
Впереди выступала волчица — матерая, крупная, с отвисающими сосцами и холодными злыми глазами старухи ведьмы. За нею шли трое переярков — рослые и сильные. Позади виднелись еще пять зверей. Волчица, пригнув узкую морду, приблизилась под самые копыта мелко дрожащего Воронка.
Гусляр свесился к ней.
— За нами погоня, — быстро промолвил он. — Нашей смерти ваши же враги желают. Останови их, сестра моя, будь милостива. А тебе и детям твоим за то будет пожива — кони под ними сытые, стоялые. Встань нам защитою!
Он протянул руку, и Властимир едва не свалился с седла от удивления — волчица дала себя погладить между ушами!
Облак и Воронок с ужасом косились на волков.
Отойдя в сторону, волчица присела на задние лапы и, подняв морду в светлеющее небо, завыла.
Все остальные восемь волков ответили ей хриплыми голосами. И издалека пришел ответ. Этот новый вой так напугал жеребцов, что они сами бросились прочь, ломая заросли.
Буян не сдерживал Воронка, только обернулся и на скаку крикнул:
— Благодарю тебя, мать волков степных! Добрых дней да охот удачных!
Они вылетели из леса с другой стороны. Волчий вой не прекращался теперь ни на миг. Буян выпрямился в седле, с легкой улыбкой подставляя лицо ветру. На бледных щеках его понемногу разливался румянец.
Властимир косился на него со страхом — только волхвы и жрецы, да еще колдуны способны разговаривать с лесными зверями, а его спутника только что послушались волки.
Впереди опять расстилалась ровная степь. Жеребцы мяли рослую траву, которая поднималась им до колен. Они скакали тяжело, устало.
Буян весело сказал князю:
— Пора дать коням роздых — они сегодня жизни наши вынесли.
— А погоня?
— Нет ее более, — улыбнулся хитро гусляр. — Али волков позабыть успел?