– А с мобильником никак?
– Никак. Даже не пытайся. Режим – дело святое.
– Ну-у, если так… А если я курить хочу?
– Будет прогулка, покуришь. А если в камере закуришь, у Ашота вымпел получишь. Ашот сегодня дневалит, но ты можешь его подменить.
– Нет, я лучше по очереди.
– Через два дня твоя очередь. Я тебя в график уже вбил…
Борщ Ролану понравился – не самый жирный и наваристый, но все-таки гораздо вкусней, чем та баланда, которой потчевали его в следственном изоляторе. И вермишель вполне съедобная, и компот сладкий. А хлеб мягкий, душистый, видно, что собственной тюремной выпечки – и мука хорошая, и пекарь с душой.
После обеда дневальный по камере сам убрал все со стола, вымыл посуду, а когда заключенных вывели на прогулку, остался, чтобы протереть пол. У Ролана вовсе не было желания его подменять, тем более что покурить он мог и в тюремном дворе.
Действительно, в тюрьме для прогулки было гораздо больше места, чем на крыше следственного изолятора. Здесь можно было и в футбол поиграть, и в баскетбол, и просто походить, и в курилке посидеть, а еще можно было зайти в самый настоящий, неплохо оборудованный тренажерный зал, насквозь пропахший крепким мужским потом.
На прогулку вывели сразу несколько камер. Ролан встал в сторонке, наблюдая за людьми. Кто-то в спортивных костюмах, кто-то в робах, кто-то сразу выделялся своими физическими данными, кто-то был откровенным слабаком. Одни – уважаемые, другие – нейтральные. Были и презираемые личности – этих Ролан вычислял легко по их пришибленному виду, стремлению держаться в сторонке, забиться в угол. Но сильные слабых не трогали, к «обиженным» никто не цеплялся.
Заключенные сбивались в группы по интересам, тихонько переговаривались между собой, курили, бычки по сторонам не разбрасывали. Смотрящие, или, как их здесь называли, бригадиры, собрались в свой кружок, слегка разбавленный их помощниками, а в некоторых случаях и откровенными лизоблюдами. Например, рядом с Олегом стоял Джек, которого Ролан приметил еще в камере. Парень не отличался атлетическим сложением – среднего роста, крепкий в плечах, но с расплывшимся пузом и тяжелым задом. Ходил он на широко расставленных ногах, задрав голову и расправив плечи, но в общении с Олегом все норовил приподняться на цыпочки, как преданный пес – на задние лапки. И сейчас он смотрел на него с угодливостью подхалима, ничуть того не стесняясь.
Ролан еще не знал, в какой степени сотрудничал с администрацией тот же Джек – может, он всего лишь работал в цеху, добросовестно выполняя план, что не считалось зазорным даже для правильного мужика. Но бригадиры точно входили в разряд козлов, после общения с Олегом Ролан в том нисколько не сомневался. Вот уж кем он не хотел становиться, поэтому Олег может не переживать по его поводу – на место смотрящего претендовать он не будет.
Бригадиры, они же козлиные авторитеты, держались важно, даже напыщенно, но при этом окурки на землю не бросали, не сплевывали. Они старались не смотреть на контролеров, прохаживавшихся по эстакаде, которая внешним периметром на трехметровой высоте окружала прогулочный сектор. Бригадиры знали, что администрация следит за ними более пристально, чем за другими, поэтому старались вести себя безукоризненно. Видно, что они не хотели лишаться своего статуса, дававшего им определенные льготы. Ролан пока не был уверен, но, возможно, в награду за верную службу тюремное начальство освобождало их от работ.
Мало-помалу общая масса стала разваливаться на части: одни уходили в тренажерный зал, другие разбивались на команды, чтобы погонять мяч.
Ролан не считал себя униженным и оскорбленным, но держался в сторонке. Ни бодибилдинг его не интересовал, ни футбол. И даже Корчакова среди заключенных не искал. А не искал он его по той простой причине, что не знал, как тот выглядит. Надо было сначала раздобыть его фото, прежде чем начинать охоту. Сдаваясь ментам, он не был точно уверен, что попадет в святогорскую тюрьму, потому и оставил все на потом. А фотографию он получит. Раздобудет мобильный телефон, свяжется с Авророй, и она отправит ему MMS-сообщение с нужным портретом.
– Скучаешь?
К нему подошел Васек, запыхавшийся после интенсивной разминки. Ролан видел, как он махал руками, задирал ноги, чтобы разогнать застоявшуюся в теле кровь. Похоже, увлекся так, что вымотался.
– Да вот смотрю, что здесь у вас да как…
– И что скажешь? – оглядевшись по сторонам, заговорщицким тоном спросил он.
– Да вроде ничего, жить можно.
– Это так только кажется.
Ролан не торопился расспрашивать парня о подводных камнях – вдруг Васек нарочно вызывает его на провокационный разговор, чтобы прощупать, чем он на самом деле дышит. По заданию Олега, а может, кума или даже самого Храпова. Поэтому лучше слушать молча и без эмоций, время от времени подбрасывая дровишки в разговор.
– Я тут уже шестой год пропадаю, – сказал парень. – Раньше здесь всеми делами воры заправляли. Смотрящий был, все как положено: черная масть сверху, голубая – снизу, серая – посредине, все как положено, все по понятиям. А потом буза началась, тюрьму разморозили, спецназ толпой набежал. Старого начальника сменили, нового поставили…
Ролан не очень-то доверял людям, которые больше всех знают и при первом удобном случае стараются этим блеснуть. С той же откровенностью, с какой Васек распинался сейчас перед ним, он мог сливать информацию тюремному начальству. Но тем не менее Ролан слушал с интересом.
– Новый гайки стал закручивать, зачинщиков бунта по этапам разогнал, других прессовать стал. Одного блатного опустили, другого, третьего… одна петушиная камера набилась, другая… А потом он и этих новоявленных петушков разогнал. А за камерами уже авторитетные мужики смотрели. Храп ими лично занимался – вон как Олега вышколил, смотреть противно. Вопросов нет, Храп дело свое знает, в тюрьме порядок; вот, ремонт в одном блоке закончили, второй сейчас доделывают, в третьем вентиляцию ставят. И кормят нормально, не вопрос. И порядки нормальные, никто никого не опускает, потому что нельзя… Олег за убийство сидит, и ничего, все равно по условно-досрочному выйдет, и не по одной трети, а по половине. Ему четырнадцать лет впаяли, а он семь лет всего отмотает… То есть отсидит. Как думаешь, он будет рвать жопу или нет?
– Думаю, будет. Только суд вряд ли согласится на половине отпустить.
– Согласится. У Храпа везде свои люди, он все может… Ты вот наехал на него – и уже здесь. А почему? Потому что он захотел – и сделал. Пацан сказал – пацан сделал. Э-э, пахан то есть…
– Хреново.
– Ну да, мне самому интересно, зачем тебя к нам сунули. Может, потому, что пахота у нас тяжелая?
– Пахота?
– Ну да. Мы бордюры дорожные льем, а они по сто килограммов весу, и оборудование старое, вручную все. А у Храпа договор с Москвой, товару много нужно, поэтому мы с утра до вечера пашем как проклятые. Ты думаешь, у нас кайф, тишь да благодать? – криво усмехнулся Васек. – Куда уж! По воскресеньям – да: и на койках можно валяться, и ящик смотри сколько хочешь, прогулка два раза в день. А завтра снова каторга; ну ты увидишь…
– Не выполнил план – расстрел на месте, – вспомнил Ролан.
– А ты думаешь, это шутка? – снова скривился парень. – Ну, может, и шутка, но не совсем. Вообще-то Олег руки старается не распускать, но если план не выполнишь, может и навалять, да так, что кровью ходить будешь…
– Ну, это если мощи хватит.
– Думаешь, крутой? Если ты ему ответишь, в карцере окажешься. На десять суток. На первые сутки под завязку отоварят – на десятые только оклемаешься, и то если повезет. А бьют у нас грамотно, без синяков… И не только бьют, сейчас у нас новая фишка. Если план не выполнил, могут и электрошокером приложить. Меня однажды так шандарахнули, что я двое суток потом отходил. Боль жуткая…
– Ну, ежели так, то с работой лучше не шутить, – вроде бы с иронией, но все-таки всерьез сказал Ролан.
Не было у него желания попадать под электрошокер, да и под кулак тоже. Если другие справляются с тяжелой работой, то и он справится. Хотя было бы лучше обойтись без этого. Но как?
– Да это я уже давно понял, только не всегда с планом справляемся; всей бригадой дело завалим, а отыгрываются на ком-то одном.
– И всегда почему-то на тебе? – догадался Ролан.
– Ну, не всегда; если меня одного трогать, так все остальные забьют на работу… Но ты прав, мне почему-то достается больше всех. Не любит меня Олег. Язык мой – враг мой.
– Тебе видней, – мысленно соглашаясь с собеседником, кивнул Ролан.
– Вот и с тобой разговорился… Ты же не стукнешь Олегу?
– За кого ты меня держишь?
– Вот и я думаю, что не стукнешь, – просиял Васек. – Я же вижу в тебе родственную душу. Думаешь, мне нравятся эти козлиные порядки?
– Точно, козлиные.
Ролан всерьез подозревал, что Васек мог оказаться провокатором. Возможно, он пытался влезть к нему в доверие, чтобы хоть что-нибудь вызнать о нем. И все равно не сдержался, поддался на провокацию.
– Точно, козлиные.
Ролан всерьез подозревал, что Васек мог оказаться провокатором. Возможно, он пытался влезть к нему в доверие, чтобы хоть что-нибудь вызнать о нем. И все равно не сдержался, поддался на провокацию.
– Все уже смирились. Да и я тоже, в общем-то… Мне девять лет вкатали; если все нормально будет, по УДО уйду. Только больше трети не спишут, я же не Олег…
– Так подвинь его, займи его место.
– Ха-ха три раза! – грустно улыбнулся парень. – Черта с два его подвинешь! А если вдруг что, то не меня, а Джека поставят… Короче, я ничего тебе по этой теме не говорил, хорошо?
– Не говорил, – усмехнулся себе под нос Ролан.
Васек замолчал, с беспечным видом достал сигарету, закурил. Но надолго его не хватило. Похоже, язык у него чесался сам по себе – натура такая, непоседливая и болтливая. Но все равно ухо с ним нужно держать востро. Ролан давно уже усвоил правило: в неволе никому нельзя доверять и дружбу с кем-либо заводить нежелательно. Каждый сам за себя. Банально, но актуально.
– Были бы деньги, я бы вообще не работал, – сказал Васек. – Сидел бы сейчас в люксе и на кий не дул.
– Ну да, были бы у меня деньги, я бы вообще сюда не попал.
– Ты не понял. Люксы у нас здесь, в тюрьме, есть, – понизив голос, поведал парень.
– Интересно.
Ролан и сам понял, что речь идет не о многозвездных отелях, что остались на воле, но ему нужно было бросить Ваську прикормку, чтобы разговор не затух. Именно в тюремном люксе и мог сейчас находиться Корчаков. Напрямую о нем Тихонов спрашивать не хотел, но Васек, если ему не мешать, сам все расскажет. Если, конечно, знает.
– А ты думаешь, на какие шиши ремонт здесь делается? А мебель на что покупают?
Ролан усмехнулся. Васек смотрел на него, как герой Крамарова на ряженого таксиста, когда тот спросил, стоит памятник или сидит. Ну да, кто ж памятник посадит? И кто без денег ремонт сделает?
– Випы в помощь?
– Смотри, соображаешь.
– И много нужно, чтобы випом стать?
– А этого я не знаю. Но думаю, что много.
Ролану вдруг показалось, что Васек сейчас начнет рассказывать про своего друга-ученого с тремя классами образования. Выражение его лица наталкивало на такую мысль.
– А випов тоже много?
– Так я ж откуда знаю? Меня в номера не пускают. Денег у меня нет, и ориентация нормальная.
– При чем здесь ориентация?
– Да ходит тут слух, что самый главный вип – любитель по этой части. С голубком, говорят, в одной камере, то есть в люксе, живет…
– И козлятник здесь, и голубятник… Ты мне скажи: что нужно сделать, чтобы слинять отсюда?
– Сбежать хочешь? – встрепенулся Васек.
Что-то коварное промелькнуло в его взгляде. Едва заметно промелькнуло, как птица на фоне синего неба махнула черным крылом. Но Ролану хватило этого, чтобы все понять. Васек действительно провокатор, и разговор он этот затеял, чтобы сблизиться с ним, узнать о его планах на будущее. Ведь в деле у Ролана черным по белому написано – «склонен к побегу». И теперь за ним будет глаз да глаз.
– Да нет, хватит с меня. В другую тюрьму перевестись бы. А еще лучше в зону…
– Да я и сам бы слинял отсюда, если бы знал как, – с заметным разочарованием сказал Васек. – Да и петухи меня не напрягают. У нас насильно не опускают, начальство не велит. Так что насчет этого я спокоен; а то, что козлиные порядки, так это да, беда…
Ролан очень хотел знать, уж не Корчаков ли спонсирует ремонт в тюрьме, не он ли живет в содомском грехе, но нельзя спрашивать об этом Васька. Никто не должен догадываться, для чего Ролан стремился попасть в эту тюрьму.
Но Васька самого можно было провоцировать шкурными, а потому совсем не подозрительными вопросами, наталкивая на тему об элитных обитателях тюрьмы.
– Не то слово, – кивнул Ролан. – По мобильнику разговаривать нельзя…
– Почему нельзя? Можно, если есть мобильник.
– А у кого есть?
– Ни у кого. За мобильник у нас карцер полагается. И еще у нас все друг на друга стучат. Ну, не все, конечно, я, например, не из таких… Да и ты, я так понял, тоже… Но все равно, все всё видят, всё замечают.
– А у Олега мобильник есть?
– Нет, ему тоже нельзя. Никому нельзя.
– Даже випам?
– Ну, випам, я думаю, можно. У него даже Интернет есть, выделенная линия…
– У него?
– Так я про одного только знаю – ну, который с девочкой живет. С девочкой, у которой только одна косичка, – похабно ухмыльнулся Васек.
– Надеюсь, тебя к нему не водили? – поморщился Ролан.
– Даже не думай! – опасливо протянул парень.
– А откуда тогда такая информация?
– Так это, я в больничке недавно лежал, с мужиком одним разговаривал. У того випа стояк забился, так он прочищал…
Ролан вопросительно повел бровью.
– Ну, канализационный стояк! – поспешил объяснить Васек. – Лешка у нас за сантехника, по этой части спец… Он тогда даже наварился. Вип ему штуку на чай отстегнул.
– На водку. Сантехникам обычно на водку отстегивают.
– Не, у нас водку нельзя, – с сожалением вздохнул Васек. – За водку карцер. И УДО могут зарубить…
– Засада.
– Ну дык… А випу все можно – и виски, и девочку…
– Виски?
– Лешка говорил, что там у него целый бар. Камера примерно такая же по размерам, как у нас, а обстановка, что после евроремонта. Даже джакузи есть…
– Зло вокруг нас, – усмехнулся Ролан. – А это зло побеждает бабло.
– Кто бы сомневался… Только это, я тебе ничего не говорил. – Васек приложил к губам указательный палец.
– Заметано, – по-дружески подмигнул ему Ролан.
Хочешь не хочешь, а придется ему теперь делать вид, что Васек ему друг. Правильно говорят мудрецы – врага нужно держать поблизости от себя. И пудрить ему мозги. Дезинформацией.
Глава одиннадцатая
Возможно, Васек привирал, рассказывая о таинственной вип-персоне, но насчет каторжного труда он нисколько не преувеличивал. Смеситель рычал, хрипел и булькал, перемалывая вяжущую, смешанную с водой массу, но, как ни странно, этот звук казался Ролану песней – вроде тех, что фронтовая бригада исполняет перед измученными в боях солдатами. Хоть и небольшой, но отдых. Сейчас раствор замесится, транспортер переправит его в бункер вибропресса, и ему снова придется браться за лопату. Песок, щебень, цемент, вода… Песок, щебень, цемент, вода… И так с утра до самого вечера, причем в авральном режиме, потому что нужно спешить, иначе не выполнишь план. И если бы только лопатой орудовать, так еще и бордюрные камни нужно в штабеля укладывать, а потом еще и в машины загружать. И все с окриками «Быстрей! Быстрей!»…
Позавчера Ролан еще помнил, как добрался до постели, а вчера все было как в тумане: так вымотался, что в камеру возвращался на автопилоте.
Но все это с непривычки. Сегодня мышцы болят уже не так сильно, как вчера, и уже брезжит в глубине сознания надежда, что этот рабочий день когда-нибудь закончится. Завтра четверг, пятницу отстоять и субботу продержаться, а там и воскресенье наступит, можно будет отдохнуть от тяготы прошедших дней. А следующая рабочая неделя будет полегче первой, потому что выработается и начнет закрепляться привычка. Справляется же с работой краснолицый Ван-Вовыч, а у него и давление высокое, и сердце неважное, и пыхтит он от натуги как паровоз.
А пока что раствор заканчивается, и пора браться за лопату…
Правда, сегодня он, помимо всего прочего, дневальный по камере. Увы, должность эта не освобожденная. Утром пришлось посуду мыть после завтрака, затем – пол и сортир, и все в быстром темпе, потому что на работу опаздывать нельзя. Обед доставят прямо в цех, там своя посуда, баландер ее потом заберет. Но ужин будет в камере; снова посуда, пол, сортир. Олег придираться будет – то не так, это не эдак… Действительно, каторжная жизнь.
– Тихонов!
Из пыльного сумрака вдруг всплыло сытое лицо конвоира. Насмешливые глазки, самодовольная улыбка, синий камуфляж с иголочки, чистый, точно по фигуре.
– Чего?
– Пошли, начальство вызывает!
– Какое начальство? – возмутился Олег.
Здесь, в цеху, он исполнял роль смотрящего в полном смысле этого слова. Не работает, только смотрит и подгоняет. И бригадиром его тоже назвать можно, потому что бригада у него в подчинении.
– У нас план горит! – попытался сопротивляться Олег.
– Бери лопату и туши!
Конвойный с ним не церемонился. Он хоть и мелкая сошка, но все-таки законный представитель власти, и даже авторитетный заключенный для него никто.
– Пошли, Тихонов!
Из шумного сумрачного цеха Ролан вышел на яркий свет, сощурил глаза.
– Только давай быстрее! – крикнул Олег.
Ролан кивнул. Он, конечно, переживал за общее дело, но лучше бы визит к начальству затянулся. А там и обед скоро, еще минус целый час.
По закоулкам промзоны Ролана отконвоировали к тюремному зданию, одно крыло которого было продолжением, а если точнее, то началом этой зоны. Тут тоже кипела работа, но она хотя бы была не такой грязной и пыльной, как в железобетонных цехах, – здесь изготавливали межкомнатные филенчатые двери.