Волк и семеро козлов - Владимир Колычев 18 стр.


– Лицом к стене!

Но если бы даже дверь не закрылась, Ролан не сумел бы одолеть своего врага. Он мог вцепиться ему в глотку, но вряд ли успел бы сломать тому кадык. Конвоиры умеют выключать сознание своими дубинками, Ролан уже не раз в том убеждался.

Конвойный запер его в специальной камере размером метр на метр, где можно было только стоять. Такие «стаканы» создавались для того, чтобы арестанты не встречались друг с другом на пути следования по тюремным коридорам. И еще в них можно было запирать заключенных, чтобы они дожидались аудиенции у начальства, а в изоляторах – встречи со следователями или адвокатами.

В этом отстойнике Ролан провел не меньше часа, прежде чем Храпов позвал его к себе. Корчакова в приемной уже не было, и в кабинете начальника тоже. Видно, в камеру отправили. Но главное, что план Ролана сработал и его вернули в тюрьму.

– Везет тебе, Тихонов, – с насмешкой сказал Храпов. – Еще и месяца не прошло, как ты здесь, а у меня в кабинете уже во второй раз.

– Так я к вам и не напрашивался, – буркнул Ролан.

– А вены себе зачем вскрыл?

– А достало все. Семнадцать лет я здесь не выдержу.

– А условно-досрочное?

– Шутите? После того как я на этого пидора наехал, мне УДО не светит. – Ролан кивком головы показал на дверь, за которой в приемной совсем недавно сидел Корчаков.

– На кого ты наехал?

– Да на этого, что у вас был… Ну, я в приемной его видел. Натан его зовут… Тьфу, вспоминать тошно!

– Чего так?

– Лежу себе спокойно, никого не трогаю, заходит этот и давай Мишеля клеить. Ты такой сладкий, ты такой вкусный… Противно слушать. Ну, и я не сдержался.

– А у меня немного другая информация. Ты собирался торговать этим Мишелем, хотел, чтобы Натан тебе заплатил за него…

– Врет он всё.

– Может, врет, а может, и нет.

– Да, но за мной косяк. В смысле, залет. Ну, штрафные очки… Думаете, мне это нравится? Жизнь хотел с чистого листа начать…

– Потому и бригадира своего избил.

– Так он первый начал. Вы меня тогда к себе вызвали, а он мне – где ты шлялся, все такое… А потом лента сломалась, и еще у Ван-Вовыча сердце отказало. Короче, план медным тазом накрылся. Я-то в этом не виноват, а бригадир на мне оторвался. Ну, я не выдержал…

– А заодно и контролеров раскидал.

– Да это я в раж вошел… Юрий Павлович, честное слово, не хотел я воду мутить. Хочу, чтобы все нормально у меня было. Я ведь перед Олегом извиниться могу. И перед контролерами… Хотя они меня уже наказали.

– Как они тебя наказали? – нахмурился Храпов.

– Карцер там, все такое…

– Что «все такое»?

– Ну, хлеб, вода…

– Тебя били в карцере?

– Нет… Нет, не били. Но если бы вдруг, я бы не стал жаловаться. Они бы все правильно сделали… А перед Натаном я точно извиниться хочу. Виноват я перед ним. Не надо было его трогать… Можно, я перед ним извинюсь? Я же чуть не убил его.

– Вот я и думаю – может, тебе покушение на убийство оформить? Получишь еще пяток лет…

– Не надо, – тяжко вздохнул Ролан. – Лучше я извинюсь перед Натаном.

– Ну, мы же не в детском садике.

– Логично. Ладно, не буду извиняться. Только покушение на убийство шить не надо, хорошо?

– Не пойму я тебя, Тихонов, – пристально посмотрел на него Храпов. – Вроде бы серьезно говоришь, а мне кажется, что притворяешься.

Ролан опустил голову и пожал плечами. Дескать, ваше право сомневаться.

– Овцой хочешь казаться, а сам бригадира избил, оказал сопротивление сотрудникам администрации, в санчасти наломал дров… Не вижу я в тебе овцу. Овечью шкуру вижу, а овцу – нет… Значит, извиниться перед Натаном Елизарьевичем хочешь?

Ролан угрюмо кивнул, не поднимая глаз.

– Уверен в этом?

На этот раз он просто пожал плечами. Дескать, если будет возможность, почему бы не извиниться, а не будет, так и не надо.

– Как рука? – спросил Храпов.

– Да ничего, нормально… Через недельку можно работать… Только из санчасти обратно в карцер отправят. Лучше работать… Только чтобы работа полегче…

– А может, ты просто хитрожопый? – внимательно глядя на Ролана, насмешливо спросил полковник.

– Нет, просто я попал в очень сложную ситуацию…

– Ничем не могу тебе помочь.

– Даже выпутаться не поможете? Хотя бы на одну треть от срока… А говорят, бригадирам наполовину срок сокращают…

– Говорят, что кур доят. Бригадир – это не про твою честь. Не потянешь ты этот воз…

– Не доверяете?

– Честно тебе скажу, не доверяю. Мутный ты какой-то…

Храпов позвал конвоира, и Ролан отправился обратно в санчасть.

А через три дня его выписали и отправили в камеру. Он думал, что попадет обратно к Олегу, но это была другая камера, не менее комфортная, и всего три койки из восьми заняты.

Место смотрящего занимал могучего сложения парень с круглой лысой головой и торчащими ушами. Если бы у него была зеленая кожа, Ролан мог бы решить, что на койке лежит какой-то персонаж из американских мультиков. На кровати через проход сидел Бабанов. Именно он, а не Корчаков. Ролан уже научился отличать одного от другого.

Он понял, зачем оказался в этой камере. Это Храпов решил проверить, искренен ли был Ролан в своем стремлении извиниться перед этим человеком. Но зачем ему это надо? Похоже, он действительно в чем-то его подозревает. Что, в общем-то, не удивительно.

Лже-Корчаков смотрел на него настороженно, хотя и без особого страха. Видимо, рассчитывал на поддержку амбала.

– Да не бойся, бить не буду.

Едва глянув на него, Ролан бросил на пустующую койку скатанный матрас и сумку со свежей посылкой, которую только что получил на складе. Тоскливо на душе, лечь бы сейчас на бок лицом к стене, накрыться подушкой да поскулить немного… Может, боль и улеглась бы.

Авроры уже нет, а посылка от нее пришла. Как будто привет с того света. Горький привет, оттого и выть хочется.

На Корчакове бы злобу выместить, но нет его, снова Бабанов вместо него – какой с него спрос?

– А кто тебя боится? – поднимаясь во весь рост, спросил амбал.

Майка-борцовка, бицепсы размером с гирю, кулаки, что чугунные ядра. Татуировок не видно, если не считать якоря на плече. Наверное, в свое время парень служил во флоте. И не просто якорь, а еще и русалка на нем.

– Ты здесь бригадир? – небрежно глянул на него Ролан.

– Я не понял, ты что, борзый?

Амбал шагнул к нему и повел плечами, как будто в руках была коса, которой он срезал траву на своем пути. Угрожающее движение, но Ролан не дрогнул.

– А ты что, помахаться хочешь? Так я не против. Только давай без косяков. У вертухаев спросим – скажем, что на прогулке махаться будем, ну, типа спортивный поединок; если скажут «да», давай помашемся. А так зачем шум поднимать? – Кивком головы Ролан показал на видеокамеру под потолком.

– Может, и спросим.

– Ты здесь старший, ты и спрашивай…

– Ты вообще кто такой? – озадаченно спросил амбал.

Похоже, до него стало доходить, что с Роланом лучше не связываться. Видно, сила у качка только снаружи, а внутри – слабина.

– Тихоном меня зовут, морячок… Или ты не морячок? – глядя на татуировку, спросил Ролан. – Наколка вроде морская.

– Морская, – кивнул амбал, исподлобья глядя на него.

– На флоте, значит, служил? Это хорошо, если служил. А то партак твой на мысли нехорошие наводит…

– Не понял…

– Такие синяки не только моряки накалывают. Еще и лохмачи.

– Что за лохмачи?

– Ну, кого за изнасилование закрыли…

– Я никого не насиловал. И не надо мне тут…

– Ну, мало ли, может, было что-то… Может, братва тебя за это дело опустила… Ты это, признайся, если вдруг что. Ты, я смотрю, конкретно накачался, – так это всё чешуя. Я ведь и заточкой могу…

Ролан посмотрел на качка спокойно, но именно поэтому угроза в его взгляде казалась натуральной и вполне осуществимой. Парень явно не было искушен в тюремных реалиях, а на него смотрел матерый лагерный волк. Амбал не смог выдержать взгляда, отвел глаза в сторону.

– Ты меня не трогай. И я тебя трогать не стану, понял?

Ролан расстелил постель, лег поверх одеяла. Странно, сегодня будний день, а все постояльцы на месте. Их что, работать не заставляют?.. Ну, с Бабановым понятно. А остальные?.. Ролан посмотрел на заключенного, что лежал на койке через проход. Спит или делает вид. Может, этого атлета содержат здесь, чтобы он защищал Бабанова. Или, вернее, Корчакова, которого сейчас нет. Может, он знает, что произошла замена, и не хочет защищать Бабанова. Но если бы в камере находился настоящий босс, он бы цербером набросился на Ролана. И морячок тоже… Разобраться надо. Во всем разобраться…

Дверь открылась, в камеру вошли контролеры:

– В коридор! К стене! Выходим на прогулку!

И снова загрохотали сплошные и решетчатые двери, окрики «Лицом к стене!», «Пошли!», «Давай, давай!»… Зато в тюремном дворике пусто и в тренажерном зале никого. Рабочий день, народ на производстве.

Бабанов сел на скамейку, задрал голову, любуясь сквозь сощуренные веки выглянувшим из-за тучи солнцем. Ролан присел рядом, сунул в рот сигарету.

– Ты это, извини меня, что наехал.

Не хотел он извиняться перед этим голубеем, но делать нечего. Ясно же, что Храпов определил его в эту камеру, чтобы проверить на искренность – действительно ли он может извиниться перед обиженным, или его словам веры нет. К тому же Ролан должен был выяснить, где сейчас находится настоящий Корчаков, а Бабанов мог это знать.

– Потратился очень, а мне сказали, что у тебя бабок полный карман. А ты зажал бабки…

– Я же сказал, нет у меня денег.

Бабанов с угрюмым видом повернул к нему голову, но в глаза не посмотрел.

– Ну да, ты же не тот, за кого себя выдаешь…

– Э-э… Я тебе соврал. Чтобы ты только отстал…

Ролан не видел глаз собеседника, но все равно почувствовал обман. Да и видел он настоящего Корчакова.

– Значит, ты Натан, а не Роман.

– Да.

– А чего здесь, а не в санчасти?

– Да проверку какую-то ждут, а я здоровый. Пока здесь побуду.

– А может, ты все-таки Бабанов? – как бы невзначай спросил Ролан. – Ну, не тот, за кого себя выдаешь. Вон телохранители у тебя. – Он кивнул в сторону тренажерного зала, в дверях которого скрылись амбалы. – Только что-то не очень они тебя охраняют. Чужой ты для них. Ну, мне кажется…

– Корчаков я, Натан Елизарьевич…

– При чем здесь Корчаков? Не знаю никакого Корчакова… Хотя нет, Корчаков – это крутой мен, у которого люкс в лазарете. И деньги у него должны быть. У тебя нет, а у Корчакова есть… Значит, Корчаков. А чем он вообще занимается, ну, по жизни? В законе?.. Если в законе, то как его братва зовет? Корчак? Не слышал о таком…

– Да нет, не в законе он. Бизнес у него…

– У него?! Значит, все-таки ты Бабанов, а не Корчаков…

– То есть у меня бизнес, – спохватился собеседник.

– Слышь, мужик, хорош заливать. Мне до фонаря, Бабанов ты или Корчаков, просто не люблю, когда меня грузят. Хочешь быть Корчаковым – пожалуйста, мне все равно. Только как быть, если вдруг братва узнает, что настоящий Корчаков – пидор?

Вопрос прозвучал так ошеломляюще хлестко, что Бабанов подпрыгнул, как лещ на раскаленной сковородке.

– Почему он пидор?

– Потому что ты пидор. Потому что ты этим делом балуешься…

– Э-э…

– Не надо экать, надо думать. Головой своей думать. Я понимаю, настоящий Корчаков сейчас где-нибудь на Канарах парится. Ну, а вдруг его Интерпол за жабры возьмет? Тебя на волю, а его сюда. Попадет он вдруг в общую камеру, а там его спросят: зону топтал? Нет. Тогда почему петушков топчешь? Если бы в зоне был, тогда понятно, там этим делом заниматься можно, если не злоупотреблять. А если в зоне ты, Корчаков, не был, значит, петушатину ты любишь, потому что сам по жизни такой. И жить будешь в петушатнике. Под шконкой. На полу. И всяк мимо проходящий будет вытирать о тебя ноги… Какой у Корчакова срок?

– Четыре года… Три осталось…

– Выйдет он через три года, найдет тебя и скажет большое спасибо за свою раздолбанную жизнь. Скажет и накажет. А как накажет, я не знаю. Может, он добрейшей души человек… Кстати, за что его закрыли?

– За покушение на убийство, – в растерянности пробормотал Бабанов.

– Да? Ну, тогда вряд ли душа у него ангельская. Значит, и покушения не будет. Сразу убийство. И хорошо, если тебя сразу кончат. Я, например, массу способов знаю, как человека перед смертью помучить. Можно связать и головой в муравейник сунуть. Мясо до костей сожрут, а ты все живой. Жуть!.. А еще можно шкуру содрать и мясо солью посыпать…

– А-а… А как братва узнает, что он… ну, что у него нетрадиционная ориентация? – с жалким видом спросил Бабанов.

– У него или у тебя?

– У меня… Ну, значит, и у него…

– Не знаю. Честное слово не знаю, – с самым серьезным видом покачал головой Ролан. – Я точно никому не скажу. Не в моих это правилах языком без толку чесать. Вот если спросят, за что ты Корчакова отмудохал, тогда я скажу. Но кто меня спросит? Хотя всякое может быть…

– Но ты не Корчакова отму… избил. Ты меня избил.

– А Корчаков где? На Багамах? С мальчиками?

– Нет, не с мальчиками. Он нормальный…

– Значит, с девочками. На Багамах?

– Нет, здесь… Э-э, в смысле, в России, – Бабанов поправился слишком поспешно для того, чтобы ему поверить.

Здесь Корчаков, еще раз убедился Ролан, в святогорской тюрьме. Но как до него добраться? И напрямую у Бабанова этого не спросишь. Опасно. Хотя если запудрить ему мозги…

Но не только ему нужно было задурить голову, а и тем, кто, возможно, подслушивал их разговор. Ролан не исключал такого варианта. Если Храпов действительно поставил его на прослушку, то у него должно сложиться впечатление, что Ролан преследует исключительно шкурные интересы. И он так должен подумать, и сам Корчаков.

– А что у тебя с этим, с Мишелем получилось? – будто бы нехотя спросил Ролан.

– Э-э…

– Значит, получилось… А мне ты ничего не заплатил.

– Ну-у… Мишель – свободный человек.

– Ну ты, в натуре! Где в тюрьме свободного человека видел? В тюрьме только так: или ты сам крыша, или у тебя крыша. Мишель под моей крышей был… Ну да, у тебя же своя крыша. Амбалы эти. – Ролан снова кивнул в сторону тренажерного зала. – Только не тебя они охраняют, а Корчакова. Ты для них никто. Я же видел, не заступятся они за тебя… А чего они с тобой? Корчаков подъехать должен?.. Только врать не надо, не люблю я этого. Могу за Мишеля спросить. Я такой, я деньги люблю… Слушай, может, через Корчакова можно навариться? Может, он меня тоже в охрану возьмет? Я с блатными на «ты», авторитет у меня, если надо, любую ситуацию разрулю. И еще я по рукопашному бою спец…

– Так это не ко мне, это к нему.

– А когда он будет?

– Не знаю… Может, сегодня. Может, завтра.

– А тебя куда? На волю?

– Если бы… Здесь где-нибудь спрячут.

– Я так понимаю, никто не в курсе, что я тебя раскусил? Ну, что знаю, кто ты такой?

– Нет. Я не говорил.

– А Мишель? Он же слышал наш разговор – ну, когда я тебя душил…

– Слышал. Но ничего не сказал. Он же не глупый. Меньше говоришь, крепче спишь…

– С тобой спать будет?.. Когда комиссия уедет, опять в санчасть вернешься?

– Обещали… Там палата – супер, – мечтательно улыбнулся Бабанов.

– Корчаков сам тебе такую хату организовал? Или твое условие было?

– И мое тоже… Я же не хотел за него садиться. Мне и на свободе хорошо было. А он наехал, давай, говорит, за меня побудь, заработаешь хорошо. С начальником все решено…

– И хорошо заработал?

– Да не жалуюсь…

– Я так понимаю, у этого Корчакова бабок завались? Чем он вообще занимается?

– Говорю же, бизнес у него… Два миллиона только на ремонт тюрьмы выделил. И еще Храпову лично…

– Зеленые лимоны или как?

– Зеленые.

– Круто. Может, и мне что-то перепадет?.. Ты с ним потолкуй. Может, он меня к себе возьмет… Ну, в смысле, к тебе. Чтобы он с Храповым на мой счет поговорил. Храпов добро даст, и меня вместе с тобой в санчасть переведут. Я тебя охранять буду. Ты в одной палате, я в другой… Кстати, зря вы дверь в коридор вывели, надо в мою палату вывести. В смысле, в ту, где я лежал… Клевая палата, я бы там на весь срок остался… Ну так что, поговоришь с Корчаковым?

– Думаешь, он меня послушает? – хмыкнул Бабанов.

– А что ему делать остается? Ситуация, сам понимаешь, патовая. Вот я подойду к нему и скажу: слышь, Натан, мы с тобой договорились, теперь я на тебя работаю. Он – ты чего, ни о чем мы с тобой не договаривались. А я ему – так ты что, двойник моего кента? Тогда он поймет, что его раскусили. И во всем обвинит тебя…

– Да, но тогда не только мне достанется. Тогда и тебе мало не покажется.

– И что он мне сделает? Убьет? А ты знаешь, сколько раз меня уже убивали?

Ролан наклонил голову, пальцами коснулся шрама, затем показал такую же отметину на груди.

– Видишь, это пулю из головы выковыривали, а это – из легких. Я заговоренный, меня нельзя убить. Так что мне ничего не будет. А твоему боссу я жестоко отомщу. Я его убью… Тебе же не все деньги заплатили? Еще что-то причитается? Так вот, если с твоим боссом что-то случится, вторую часть ты не получишь. Или я не прав?

– Ну… – Бабанов пальцами ощупал свое горло, вспоминая, как Ролан едва не задушил его.

– Значит, поговоришь.

– Хорошо.

– Корчаков! – донеслось вдруг со стороны.

Ролан повернул голову и увидел приближающегося к ним контролера. Худощавый горбоносый парень шел походкой от колена, с шутовским приседом, и крутил в руке дубинку, как гаишник – жезл.

– Пошли!

Бабанов поднялся и, грустно глянув на Ролана, направился к двери, что вела в тюремный корпус. Через час с прогулочного дворика погнали и всех остальных.

Глава шестнадцатая

Ролан вернулся в камеру, и там его встретила сама удача. Она лежала на шконке в образе Корчакова.

Настоящий Корчаков смотрел на Ролана пристально, исподлобья. Он пытался придать своему взгляду жесткое рентгеновское излучение, и в какой-то степени это ему удавалось, но робости перед ним Ролан не ощутил. Он чувствовал только радость от этой встречи. Все-таки свершилось то, к чему он так долго шел. Враг у него в руках, и он не упустит своего шанса рассчитаться с ним.

Назад Дальше