Так убиралась в торжественные дни тронная зала или, по написанию того времени, — «сала». Наконец, позднее был пристроен к деревянному дворцу и каменный театр (на плане буква Е). Точное время пристройки, а также имя архитектора, строившего этот театр, неизвестны. Мы имеем лишь указание, что 27 декабря 1757 года[233] состоялось распоряжение «о назначении на это число представления русской трагедии в новопостроенном оперном доме около нового зимнего деревянного дворца». Определение театра, как новопостроенного, до известной степени позволяет заключить, что театр построен летом 1757 года.
В камер-фурьерском журнале под 25 декабря 1761 года записано: «25-го числа во вторник, т.-е. в день Рождества Христова, их императорские высочества изводили слушать обедню в малой комнатной церкви, а пополудни в 4 часу ее императорское величество по воле всемилостивейшего бога переселилась в вечное блаженство». За таким печальным известием в камер-фурьерском журнале следом же было записано распоряжение о присяге новому императору Петру III, причем «генералитету, знатному шляхетству, дамам первых четырех классов иметь приезд ко двору его императорского величества всем в цветных платьях, дамам быть в робронах», а дальше следовало и описание первого вечера: «в 7-м часу его императорское величество и ее императорское величество изволили шествовать в большую придворную церковь... кушать вечернее кушанье в числе 33 кавалеров и 44 дамских персон, оной стол кончился во 2-ом часу пополуночи».
При первой возможности Петр III переехал в недостроенный зимний каменный дворец. В недолгие дни своего царствования Петр III не успел отдать каких-либо распоряжений относительно деревянного дворца Елисаветы Петровны — дело его разрушения всецело принадлежит императрице Екатерине II, которая вообще очень ревниво относилась к памяти своей тетки Елисаветы Петровны, искренно желая, чтобы эта память поскорее исчезла. Весьма понятно, что существование дворца на видном месте Петербурга не могло способствовать искоренению памяти, наоборот, этот дворец ясно говорил о тех днях, когда на Российском престоле царила не немецкая принцесса, а законная дочь Петра Великого.
14 января 1765 года[234] был сделан вызов желающих разобрать один из флигелей зимнего деревянного дворца и перевезти его в село Красное. На нашем плане части дворца, подлежавшие перевозке в село Красное, зачеркнуты пунктирными линиями. Может быть, одновременно с этою перевозкою, а может быть, и несколько позднее была разобрана и деревянная галлерея Зимнего дворца; эта галлерея была перевезена в канцелярию от строений. Таким образом оставались нетронутыми тронный зал, кухня и театр. Неприветливым, даже безобразным казался тогда перекресток Морской и Невского. Пепелище пожара 1737 года заменилось картиною разрушения дворца. А между тем, близость этого участка к зимнему дворцу и все возраставшее значение Невского проспекта, как главной улицы столицы, говорили о необходимости регулировать и этот участок. На него и обратило внимание то лицо, которое должно было вообще следить за порядком в Петербурге — с.-петербургский генерал-полицмейстер Н. И. Чичерин. По всем вероятиям, он убедил императрицу Екатерину II в необходимости проложить бывшую Большую Морскую улицу до Невского проспекта. Этою прокладкою улицы бывший участок Елисаветинского дома разбился на два: первый между Невским проспектом и Кирпичным переулком, с одной стороны, и Мойкою и Морской — с другой стороны и второй между Невским проспектом и Кирпичным переулком и Большой л Малой Морскими. Второй участок, на котором еще возвышался бывший театр деревянного зимнего дворца, оставался в ведении дворцового ведомства, а первый был разбит на два участка, из коих угловой участок к Невскому проспекту и был пожалован императрицею Екатериною II в 1767 году «его высокопревосходительству г. сенатору и генерал-полицмейстеру Николаю Ивановичу Чичерину», который не замедлил приступить к постройке здесь дома.
«К строению дома его высокопревосходительства сенатора и генерал-полицмейстера Николая Ивановича Чичерина желающим, подрядиться вырывать рвы под фундамент для поклажи лежнев и фундамента, — читаем мы объявление от 7 июля 1768 года, — у Полицейского моста против Строганова двора явиться для подряду в провиантских запасных полицейских магазинов конторе, что на Крюковом канале[236]». Таким образом постройка части доныне существующего дома, выходящей на угол Невского проспекта, Морской улицы и набережной Мойки, началась летом 1768 года. Мы можем вполне подробно проследить весь ход постройки этого дома и думаем, что это будет небезынтересно, так как до известной степени выяснит условия домостроительства в Екатерининское время.
Летом 1768 года вырыли только рвы под фундамент и устроили последний, а в мае следующего 1769 года было предложено[237] «к строению дома г. генерал-полицмейстера и кавалера Николая Ивановича Чичерина желающим поставить каменщиков до 150 человек явиться в конторе запасных полицейских магазинов». Еще через год читаем: «Желающие сделать в доме его превосходительства генерал-полицмейстера и кавалера Николая Ивановича Чичерина деревянные полы и лестницы и поставить под крышу стропила, явиться могут в конторе запасных полицейских магазинов, состоящих на Крюковом канале»[238]; в июле того же 1770 года[239]: «желающие подрядиться подмазать и штукатурною работою исправить дом его превосходительства генерал-полицмейстера и кавалера Николая Ивановича Чичерина, что на Мойке у Полицейского моста, явиться у него самого», и наконец, 25 декабря 1771 года[240] «у его превосходительства г. генерал-полицмейстера в новом доме, что на Невском проспекте желающим нанять несколько покоев, о цене спросить в помянутом доме у дворецкого Ивана Ильина».
Таким образом дом строился четыре строительные сезона: сперва устроили фундамент и дали ему вполне основательно отстояться в течение целой зимы, затем возвели стены, которые также простояли зиму, и только через год приступили к постановке стропил и устройству крыши; наконец, после оштукатурки дома он еще целое лето отделывался внутри.
После постройки дома Чичерина вид описываемого нами перекрестка был следующий: на обширной площади возвышался полукругом дом с колоннами, на Мойку за этим домом тянулся низенький забор; забором же был огорожен участок между Большою и Малою Морского, Кирпичным переулком и Невским проспектом.
7 декабря 1777 года генерал-полицмейстер Н. И. Чичерин был уволен в отставку, а в 1782—83 годах он умер[241], и дом перешел к его старшему сыну «государя наследника его высочества кирасирского полка вице-полковнику Александру Николаевичу Чичерину», который, провладев домом до 1792 года, продал его князю Куракину. К некоторым странностям князя Алексея Борисовича Куракина принадлежала какая-то страсть к приобретению и продаже домов в С.-Петербурге. Список домов, которыми владел князь в столице, был значителен, но обыкновенно, приобретя дом, князь продавал его через несколько лег и, видимо, всегда с убытком. То же самое произошло и с домом Чичерина. Купив этот последний, князь А. Куракин тотчас приступил к устройству флигеля по Мойке; флигель этот был построен в 1794 году[242] и был в три этажа (ныне существующий 4-й этаж был возведен впоследствии), а в 1799 году мы уже читаем такое объявление[243]: «в 1-ой Адмиралтейской части дом № 81 Алексея Борисовича князя Куракина, каменный о 4 этажах дом со всеми принадлежащими строениями, с особняком по Мойке о 3 этажах домом продается. Оный по выгодному своему местоположению приносит знатный с наймами доход, который еще может быть приумножен, а к лучшей выгоде покупщика деньги, следующие за него, приняты будут переводом долгу хозяина оного». Дом был приобретен банкиром Абрамом Перетцом, который, провладев им до 1806 года, перепродал его именитому мещанину Андрею Ивановичу Косиковскому. От последнего в 50—60-х годах дом перешел к петербургским купцам братьям Елисеевым.
Косиковский в 20-х годах прошлого столетия пристроил к двум существующим домам еще третий — по Большой Морской улице. Таким образом нынешний дом заключает в себе три постройки: основную генерала Чичерина 1769—1771 г.г., боковую по Мойке князя Куракина 1792—1794 г.г. с позднейшею надстройкою четвертого этажа и боковую по Морской улице Косиковского в 20-х годах XIX столетия.
Хроника дома Чичерина — Куракина — Косиковского — Елисеева представляет замечательно интересную страничку из жизни Петербурга.
4 июня 1824[244] года статс-секретарь тайный советник сенатор Кикин известил министра внутренних дел, что государь император Александр I дал свое высочайшее согласие на просьбу венецианского дворянина Антона де-Росси, который хотел устроить модель царствующего града С.-Петербурга и просил выдать ему на устройство модели десятилетнюю привилегию и не брать с него пошлинных денег. Министр внутренних дел, имея в виду высочайшее согласие, доносил Государственному Совету на предмет опубликования этой привилегии. Государственный Совет в заседании 7 сентября 1824 года рассмотрел рапорт министра внутренних дел и просьбу Росси и, найдя, что его модель, хотя и не представляет чего-либо им изобретенного (не забудем, что по российским законам привилегии давались лишь за вновь изобретенное), тем не менее требует для выполнения много труда и умения, полагал выдать привилегию, которая и была распубликована 28 января 1826 года. Свою модель Росси составил следующим образом. Ему был выдан из главного штаба точный план С.-Петербурга, который он значительно увеличил: 1 аршин составленного Росси плана равнялся 240 аршинам натуры. Этот план наносился на доски, представлявшие таким образом фундамент будущей модели. Каждая доска была не более 2-х квадратных аршин, чтобы их было легко переносить. Все строения в городе делались с натуры, как с лицевой, так и с надворной стороны улиц, со всеми принадлежащими нм украшениями и колоннами. Дома делались из картона, крыши из свинца, мосты и колонны из дерева, Нева и каналы из белой жести, статуи из алебастра.
Летом 1768 года вырыли только рвы под фундамент и устроили последний, а в мае следующего 1769 года было предложено[237] «к строению дома г. генерал-полицмейстера и кавалера Николая Ивановича Чичерина желающим поставить каменщиков до 150 человек явиться в конторе запасных полицейских магазинов». Еще через год читаем: «Желающие сделать в доме его превосходительства генерал-полицмейстера и кавалера Николая Ивановича Чичерина деревянные полы и лестницы и поставить под крышу стропила, явиться могут в конторе запасных полицейских магазинов, состоящих на Крюковом канале»[238]; в июле того же 1770 года[239]: «желающие подрядиться подмазать и штукатурною работою исправить дом его превосходительства генерал-полицмейстера и кавалера Николая Ивановича Чичерина, что на Мойке у Полицейского моста, явиться у него самого», и наконец, 25 декабря 1771 года[240] «у его превосходительства г. генерал-полицмейстера в новом доме, что на Невском проспекте желающим нанять несколько покоев, о цене спросить в помянутом доме у дворецкого Ивана Ильина».
Таким образом дом строился четыре строительные сезона: сперва устроили фундамент и дали ему вполне основательно отстояться в течение целой зимы, затем возвели стены, которые также простояли зиму, и только через год приступили к постановке стропил и устройству крыши; наконец, после оштукатурки дома он еще целое лето отделывался внутри.
После постройки дома Чичерина вид описываемого нами перекрестка был следующий: на обширной площади возвышался полукругом дом с колоннами, на Мойку за этим домом тянулся низенький забор; забором же был огорожен участок между Большою и Малою Морского, Кирпичным переулком и Невским проспектом.
7 декабря 1777 года генерал-полицмейстер Н. И. Чичерин был уволен в отставку, а в 1782—83 годах он умер[241], и дом перешел к его старшему сыну «государя наследника его высочества кирасирского полка вице-полковнику Александру Николаевичу Чичерину», который, провладев домом до 1792 года, продал его князю Куракину. К некоторым странностям князя Алексея Борисовича Куракина принадлежала какая-то страсть к приобретению и продаже домов в С.-Петербурге. Список домов, которыми владел князь в столице, был значителен, но обыкновенно, приобретя дом, князь продавал его через несколько лег и, видимо, всегда с убытком. То же самое произошло и с домом Чичерина. Купив этот последний, князь А. Куракин тотчас приступил к устройству флигеля по Мойке; флигель этот был построен в 1794 году[242] и был в три этажа (ныне существующий 4-й этаж был возведен впоследствии), а в 1799 году мы уже читаем такое объявление[243]: «в 1-ой Адмиралтейской части дом № 81 Алексея Борисовича князя Куракина, каменный о 4 этажах дом со всеми принадлежащими строениями, с особняком по Мойке о 3 этажах домом продается. Оный по выгодному своему местоположению приносит знатный с наймами доход, который еще может быть приумножен, а к лучшей выгоде покупщика деньги, следующие за него, приняты будут переводом долгу хозяина оного». Дом был приобретен банкиром Абрамом Перетцом, который, провладев им до 1806 года, перепродал его именитому мещанину Андрею Ивановичу Косиковскому. От последнего в 50—60-х годах дом перешел к петербургским купцам братьям Елисеевым.
Косиковский в 20-х годах прошлого столетия пристроил к двум существующим домам еще третий — по Большой Морской улице. Таким образом нынешний дом заключает в себе три постройки: основную генерала Чичерина 1769—1771 г.г., боковую по Мойке князя Куракина 1792—1794 г.г. с позднейшею надстройкою четвертого этажа и боковую по Морской улице Косиковского в 20-х годах XIX столетия.
Хроника дома Чичерина — Куракина — Косиковского — Елисеева представляет замечательно интересную страничку из жизни Петербурга.
4 июня 1824[244] года статс-секретарь тайный советник сенатор Кикин известил министра внутренних дел, что государь император Александр I дал свое высочайшее согласие на просьбу венецианского дворянина Антона де-Росси, который хотел устроить модель царствующего града С.-Петербурга и просил выдать ему на устройство модели десятилетнюю привилегию и не брать с него пошлинных денег. Министр внутренних дел, имея в виду высочайшее согласие, доносил Государственному Совету на предмет опубликования этой привилегии. Государственный Совет в заседании 7 сентября 1824 года рассмотрел рапорт министра внутренних дел и просьбу Росси и, найдя, что его модель, хотя и не представляет чего-либо им изобретенного (не забудем, что по российским законам привилегии давались лишь за вновь изобретенное), тем не менее требует для выполнения много труда и умения, полагал выдать привилегию, которая и была распубликована 28 января 1826 года. Свою модель Росси составил следующим образом. Ему был выдан из главного штаба точный план С.-Петербурга, который он значительно увеличил: 1 аршин составленного Росси плана равнялся 240 аршинам натуры. Этот план наносился на доски, представлявшие таким образом фундамент будущей модели. Каждая доска была не более 2-х квадратных аршин, чтобы их было легко переносить. Все строения в городе делались с натуры, как с лицевой, так и с надворной стороны улиц, со всеми принадлежащими нм украшениями и колоннами. Дома делались из картона, крыши из свинца, мосты и колонны из дерева, Нева и каналы из белой жести, статуи из алебастра.
Антон де-Росси официально звался итальянцем, родом из Венеции, был дворянином. Но в это же время в Петербурге был архитектор Карл Иванович Росси, тоже итальянец и родом также из Венеции. Очевидно, что Антон Росси был родственником Карла Ивановича Росси, который, войдя в Петербурге в значение и силу, не позабыл своих итальянских родственников и оказывал им содействие. По всей вероятности, К. И. Росси помогал Антону де-Росси в деле устройства его модели, над изготовлением которой работали архитектор Кавос и Буя (заметим, что барон Н. Врангель в своем предисловии к описанию музея императора Александра III неверно приписывает модель Петербурга Карлу Ивановичу Росси).
Пресса того времени довольно тщательно следила за работою Антона де-Росси.
«Читатели наши[245], — писала «Северная Пчела», — конечно, не забыли привилегии, данной прошедшего года венецианскому дворянину Антону де-Росси за построение модели города Санкт-Петербурга. Смелое сие предприятие, для приведения которого в действие г. де-Росси выписал из Италии и Франции отличных артистов, исполняется с удивительною деятельностью под надзором г. Кавоса и г. Буя, архитектора-инженера Падуанского университета. Большая часть сей модели уже совершенно окончена и она есть самая любопытнейшая и заключает в себе Императорский Зимний дворец... Невозможно описать, с каким совершенством исполнены все малейшие подробности архитектурной части, все отделано с наивозможною точностью, колонны, капители, фронтон, балконы железные, решетки, статуи, барельефы и даже цвет краски домов до того сходствует, что каждый житель С.-Петербурга немедленно распознает не только наружный фасад дома своего, но и внутренние надворные строения, все скопировано, вымерено со строгою точностью. Наконец, дабы дать лучшее понятие о сем удивительном произведении, довольно, если скажем, что их Императорские Величества и вся Высочайшая фамилия удостоили г. Росси отличными отзывами при обозрении вышеупомянутой модели в одном из зал Зимнего дворца. Модель целого города 55 аршин длины, умноженная на 32 аршина ширины. 55 человек трудятся беспрерывно над сей моделью, которая, повидимому, приняв окончание через 2 годичный срок, принесет не малую честь, как исполнителям работы, так и тому сообразительному уму, который подал о том идею».
После такого анонса следовало и объявление самого Росси[246]: «Венецианский дворянин Антон Росси, занимающийся с Высочайшего соизволения деланием модели С.-Петербурга, окончив некоторые отделения, состоящие в 1-ой Адмиралтейской части, которые он имел счастие представить его императорскому величеству государю императору, с дозволения Правительства будет иметь честь показывать оное публике в доме купца Козулина в большой Морской ежедневно с 10 часов дня до 6 часов вечера. Цена за вход с персоны 5 рублей, с малолетних 2 р. 50 коп.
В июне того же 1825 года «Антон де-Росси честь имеет известить[247] почтенную публику, что по желанию любителей художеств будет прибавлено к выставленной уже части модели города С.-Петербурга несколько достопримечательных зданий, между прочим весь главный штаб с частью даже еще неоконченной в настоящем виде аркою. Зало дома Козулина было слишком мало, а потому избрано ныне нарочно зало дома Коссиковского».
Судя по описанию того времени модель была, действительно, художественным произведением, но охотников посмотреть на нее в Петербурге нашлось немного: Росси выбрал неудачное время — шел процесс декабристов, ожидались похороны Александра I, не до моделей было тогда петербуржцу. Точно так же не находилось и покупателей на эту модель, хотя Росси выражал сильное желание продать ее — и 18 сентября 1826 года петербуржец читал уже следующую заметку:[248] «Превосходный план — модель С.-Петербурга вывезен уже из сего города. Трудящийся над оным г. Росси сопровождает свое произведение; он намерен посетить главнейшие столицы Европы, преимущественно Париж и Лондон, и теперь направляет путь свой к столице Франции. Можно предсказать ему наверное, что он соберет там обильную жатву похвал за неустанные свои старания и весьма значительные издержки и будет щедро за оные вознагражден, еще другим способом, более вещественным. Труд его весьма то заслуживает». Высказав такое предположение, «Северная Пчела» продолжала очень внимательно следить за путешествием модели. 22 января 1827 года[249] мы читаем, что «Модель С.-Петербурга выставлена ныне в Берлине, но, к сожалению, не в одной зале, а по частям в 7 комнатах, так что любопытные зрители не могут обозреть нашей прекрасной столицы в целом. Модель заслужила усердную хвалу Берлинской публики». В августе того же года Росси перекочевал в Гамбург,[250] а в ноябре в Париж, где он выставил свою модель в улице Риволи[251].