Хельги скрылся в шатре, а Вятша еще долго стоял, глядя на мигающие в небе звезды. Ему вдруг почему-то стало приятно от похвалы князя. И в самом деле — умная и рассудительная девушка. И красивая… Радослава… Рада… Нет-нет, больше никогда он не пустит никаких девушек в свое сердце! Иначе может получиться как с убитой волхвами Лобзей. Еще не зажила, не затянулась старая рана…
Утром, едва на бледно-голубое небо выкатился оранжевый шар солнца, дружина киевского князя выступила в поход по земле радимичей. Шли налегке — оружно, оставив коней и обоз на днепровском зимнике под присмотром бдительной стражи. Вокруг шумели леса — дикие и почти непроходимые, где средь разлапистых вязов, средь берез, елей и густого орешника вились лишь звериные тропы… хорошо известные Вятше. Шли долго, несколько дней, и все леса, леса, леса — и безлюдье. Только к исходу четвертого дня вышли наконец к знакомым Радославе и Твору местам.
— Вон там, за холмом, река, — показал рукой отрок. — В той стороне — куницы, а там — капище.
— Княже, взгляни-ка, что мы нашли! — подбежал к Хельги запыхавшийся молодой воин.
Не говоря ни слова, князь последовал за гридем. Находка оказалась страшненькой — занесенные снегом и уже подпорченные зверьем обезглавленные трупы. Трое погибших… Нет, за кустами — еще один, со стрелой в спине, видно, пытался убежать, да не повезло бедняге.
— А ведь и остальные поражены стрелами, князь, — осмотрев убитых, доложил Вятша. В блестящей кольчуге и синем, подбитом бобровым мехом плаще, с мечом у пояса, он вовсе не походил теперь на простого бродягу-охотника. Воин. Да не простой, а почти воевода!
— Думаю, стреляли из засады. — Хельги помрачнел. — Скорее всего, во-он из тех кустов, больно уж они удобны.
— Это все волхвы, волхвы, — зло прошептал Твор. — Обо всем договорились, гады…
— Твор, посмотри, это ваши или куницы?
Отрок нагнулся над трупами и передернул плечами. Непривычно было видеть людей обезглавленными, даже мертвых. Мальчик осмотрел одежду — обычные охотники, одежка хоть и добротна, Да проста. Ничего особенного, никаких примет, украшений — если что и было, так сняли убийцы, да и кто ходит на охоту увешанный всякими цацками?
— Не знаю, что и сказать, — честно признался Твор. — Может, куницы, а может, и наши. Интересно только, головы-то, куда делись?
— И мне интересно, — задумчиво произнес Хельги. — Ты говорил, здесь поблизости какое-то капище?
— Не так уж и поблизости… Но к полудню дойти можно.
Капище располагалось на холме, за священной дубравой. Высокий частокол правильным кругом, ворота. В центре большой идол в виде деревянной статуи в три человеческих роста, видимо — Род, ведь именно этому богу в основном и приносились жертвы. Вокруг него — идолы поменьше, неглубокий ров в виде восьмилучевой звезды, во рву — остатки недавних кострищ, полуприсыпанные снегом.
— А вот и головы, — глухо вымолвил Вятша, показал рукой, да Хельги и без него уже увидел рядом с главным идолом воткнутые в землю копья, на которых торчали человеческие головы. Четыре. Как раз по числу убитых. Ветер трепал на мертвых головах окровавленные волосы, а сидевшие на частоколе вороны уже давно успели выклевать глаза.
— Ардагаст! — вдруг вскрикнула Радослава и, упав на колени перед головой со светлыми кудрями, ударилась в плач.
— Кто ее сюда пустил? — недовольно обернулся Хельги.
— Так она не спрашивала, князь. Взяла и подошла.
— Ардагаст, — рыдая, причитала девушка» — Ардагаст, любый… — Поднявшись на ноги и шатаясь, она поцеловала отрезанную голову в лоб.
— Уведите ее, — приказал князь, но тут же поднял руку: — Впрочем, нет, пусть выплачется. Твор, кто этот Ардагаст?
— Парень из куниц. Заводила.
Подбежавший к Хельги воин что-то прошептал ему на ухо. Изменившись в лице, князь быстро пошел за ним. За идолами, у дальней стены капища, небрежно присыпанный снегом, стоял большой глиняный кувшин с широким горлом, в котором обычно хранили муку. Но зачем мука идолам?
— Разбить! — подойдя ближе, негромко сказал Хельги. Вятша вытащил меч, взмахнул — и кувшин раскололся на части. А по слежавшемуся весеннему снегу, оставляя бурые пятна сукровицы, покатились две детские головы. 1
— А это уже наши, — сглотнул слюну подбежавший Твор. — Рысак с Ростиславом. Эх, Ростя, Ростя… — Отрок поежился, в голубых глазах его вспыхнула злоба.
— Вот так, — обернувшись к Вятше, тихо произнес князь. — Я предчувствовал, что здесь дело нечисто.
— Но мы ведь убили друида! — Вятша поднял глаза. — Я сам несколько раз всадил в него меч.
— Значит, кто-то другой приносит жертвы Крому… или иным древним богам иров, бриттов и галлов. Не удивлюсь, если мы обнаружим на губах идолов желтую пыльцу омелы… Хотя откуда ей здесь взяться? — Хельги задумчиво посмотрел на небо, затем перевел взгляд на притихшего отрока: — Так, говоришь, кто из жрецов главный? Чернобог?
— Он, гад премерзкий! К Хельги вновь подскочил прибежавший из охранения воин.
— Князь, нас обнаружили местные люди.
— Вы их схватили?
— Пока нет, но преследуем.
— Дайте им уйти.
— Но…
— Пусть уходят. Пусть разнесут весть о нас, если она еще не разнеслась. Мы не воюем исподтишка!
Гридь умчался.
— И все же, и все же… — осматривая обломки жертвенного кувшина, прошептал Хельги. — Чувствую, здесь не обошлось без Форгайла! Но как?! Надо захватить и допросить волхвов, в первую очередь Чернобога.
Покинув капище, Вещий князь и его дружина, насчитывавшая две сотни преданных, хорошо вооруженных воинов, направились к селению Твора и Радославы. Шли открыто, Хельги вовсе не собирался брать селение приступом, его больше устроила бы просто беседа со старейшинами и вождем. Правда, такой беседе могли помешать волхвы, и вот тогда, возможно, придется применить силу.
Они уже прошли почти полпути, как вдруг впереди, на лесной опушке, увидели две группы людей числом с два десятка, явно настроенных агрессивно по отношению друг к другу. Первые убитые уже валялись на сером снегу.
Внезапное появление многочисленной и хорошо вооруженной дружины вызвало у обоих группировок шок! Еще бы — непонятно откуда из лесу вышли воины в блестящих кольчугах и шлемах, с мечами и круглыми красными щитами, обитыми железными полосами. А во главе их шел высокий синеглазый человек с небольшой бородкой, без шлема, в кольчуге и развевающемся красном плаще – корзне. Длинные светлые волосы синеглазого стягивала золотая диадема.
— Опустите копья, — подойдя к враждующим сторонам, спокойно сказал Вятша. — Князь Олег Вещий желает говорить с вами!
— Олег Вещий? — Обе группы изумленно перешептывались, с любопытством поглядывая на князя. Да, по их представлениям, именно так и должен был выглядеть настоящий князь — в сверкающей кольчуге и расшитом золотом алом плаще, с драгоценной диадемой на голове, с развевающимся позади знаменем-прапором, ярко-синим, с изображением распластавшего крылья ворона. Не то что какой-нибудь местный Доброгаст в звериных шкурах.
— Есть ли средь вас старшие? — Дойдя до середины опушки, Хельги скрестил на груди руки.
— Иди, иди, выходи, Доможир, — зашептали в левом отряде. Справа же вышел молодой кривозубый парень. Оба с опаской подошли к князю.
— Кто вы? — с улыбкой поинтересовался Хельги.
— Я Доможир, — тряхнул головою пучеглазый толстяк в волчьей дохе, — староста из рода куницы.
— Витогост, — представился кривозубый. — Сын Доброгаста, старейшины селенья за лесом.
Обернувшись к дружине, Хельги велел разбить шатер.
— Велите своим людям ждать, — властно сказал он. — А вас я приму с честию.
Волхв Чернобог сидел в наполненной горячей водой бочке, руки его, жилистые, мосластые, крепкие, напоминавшие медвежьи лапы, покоились на лыковом ободе, красное распаренное лицо лучилось довольством и похотью. Две молодые наложницы в узких набедренных повязках — Унемира с Малогой — старательно подливали в бочку горячую воду. Хорошие были девки, молодые, здоровые, крепкие, — Чернобог с удовольствием поглядывал на их большие колыхающиеся груди. Правда, вот лицами подкачали: Унемира — рябая да толстогубая, а Малога — с плоским перебитым носом. Ну да ведь с лица воду не пить, а девки они — в любви искусные и, что самое главное, верные. Спят и видят, как бы стать законными женами. Еще бы, Чернобог — мужик видный, да и богат и властен. Куда там старейшине Доброгасту.
— А ну-ка, милые, подмогните, — вылезая из бочки, оскалился волхв. Вылившаяся вода уходила в специально прорубленную щель в полу. Обе наложницы резво поспешили выполнить приказание. Унемира встала на колени рядом с бочкой — чтобы хозяину было куда ступить, вылезая, а Малога осторожно подхватила волхва под руку. Ступая на крепкую спину наложницы распаренной красной ногой с загнутыми, словно когти у хищной птицы, ногтями, Чернобог оперся рукой о плечо Малоги. Встав на пол, ущипнул за грудь, сдернул с бедер повязку. Наложница понятливо усмехнулась, чуть отойдя, наклонилась, упираясь руками в лавку. Ту же самую позу приняла и Унемира. Обе застыли, искоса поглядывая на хозяина, — с которой начнет сегодня?
Чернобог почесал под мокрой бородищей заросшую густым черным волосом грудь, похлопал по ягодицам Малогу,
И тут вдруг кто-то забарабанил в дверь.
— Кого там принесло? — недовольно обернулся волхв.
— То я, Кувор, — заблажили в сенях, за дверью. — Поспешай, Чернобоже! Киевский князь Олег у стен селенья с дружиной!
— Какой еще Олег? — не понял жрец.
— Обыкновенный. Который князь, — туманно пояснили за дверью. — Да выйди хоть, глянь.
— Ладно, сейчас выйду, — с угрозой в голосе произнес волхв. — Посмотрим, какой такой князь.
Под стенами селенья, за рвом, блестела у леса броней дружина Вещего князя. Каждый воин при мече, со щитом, при секире, некоторые прихватили с собой короткие копья — сулицы, и не лень же было тащиться с ними по узким лесным тропинкам. Сам князь стоял средь дружины — молодой, светлобородый, в алом плаще поверх блестящей кольчуги. На голове поблескивала драгоценностями диадема.
Поднявшись на смотровую башню, Чернобог внимательно осматривал воинов. Не так уж их и много было — пара сотен, вряд ли больше, однако в селении вдвое меньше народу, а о воинах и говорить нечего. Конечно, можно было попробовать запереть ворота да отсидеться, вряд ли пришельцы сразу же отважатся на штурм. А если все же отважатся? Селение-то хоть и большое, а все ж не укрепленный град-город, стены — частокол, башен по углам, почитай, и вообще нет, ворота, Правда, солидные, из толстого бука, однако ж, ежели нападающие вырубят в лесу подходящее бревно для тарана, и им долго не продержаться. Ворота, кстати, были открыты — похоже, старейшина Доброгаст со старцами градскими уже навострил лыжи к Вещему князю. А кривозубый сынок его, Витогост, одетый в лучшее свое платье, громко хвастал перед молодежью про то, с каким почетом принимал его киевский князь.
— Того больше, защиту от хазар обещал! — стуча себя в грудь, кричал Витогост. — А кто из молодых воев охоч будет — к себе в дружину звал, на Царьград обещал повести.
— На Царьград! — возбужденно повторяли окружившие Витогоста парни.
Старики недоверчиво перешептывались:
— Хазарина-то поди поймай. Не уплатим дани — налетит, пожжет все, уведет в полон девок да детушек малых.
— Батюшко волхв, — подбежав к башенке, поклонился быстроногий отрок. — Господине Доброгаст ждет, чтобы к князю ехать вместе. Лучших коней вывели из конюшни.
— Чего ж чужой князь-то пеш? — усмехнулся жрец.
— Видать, лесом шли, бездорожьем, — предположил отрок. — Так что передать, батюшко?
— Пусть подождут. — Волхв махнул рукою и еще раз, повнимательней взглянул на Вещего князя. Глаза жреца вдруг полыхнули черным огнем, а в груди возникло противное ощущение собственной слабости. Нет, еще рано… еще не время для встречи… Олег. Вещий Олег. Хельги – ярл…
— Что ты сказал, господине? — обернулся к Чернобогу трясущийся от страха Кувор.
— Так. — Чернобог быстро пошел к лестнице, крикнул мальчишке-посланнику, пусть, мол, староста да старцы градские, его, Чернобога, не дожидаясь, едут. А он, мол, потом подойдет, чуть позже, пока же и Колимога с Кувором вполне достаточно будет.
— Ой, нет, господине! — бухнулся на колени Кувор, да и Колимог затряс бородою, загромыхал ожерельем из змеиных голов. — Мы ж сами киевские, насилу от князя этого убежали. Нешто решил ты нас ему головами выдать?
— Ладно, можете не ходить, ваше дело, — угрюмо разрешил волхв. — Спрячьтесь где-нибудь, пересидите. Не век же тут чужаки будут.
Жрецы радостно переглянулись и, подобрав полы шуб, поспешили к усадьбе. Чернобог проводил их рассеянным взглядом и, немного подумав, решительно зашагал следом.
— Унемира, Малога! — первым делом подозвал он наложниц. — Собирайтесь, в дальние леса пойдем, да после к реке, к Лютонегу – волхву в гости. Припасов с собой возьмите да платья белые — мало ли, пригодятся для требищ. Да смотрите не болтайте, собирайтесь быстро.
— Вот славно! — выскочив в сени, радостно закричали девки. Чай, хозяин-то не жен в дальний путь берет и не воинов. А к Лютонегу – волхву хоть и долог путь, да ништо, хаживали по осени, да и в позапрошлогодье были. Снег бы только не растаял раньше времени — быстро дойти можно. Собравшись, девки накинули на плечи теплые, подбитые овчиной, плащи и заглянули к волхву: — Собрались, батюшко.
— Собрались, так идем. — Чернобог хмуро мотнул головой и, отправив девок на улицу, вытащил из-под лавки тонкий стальной прут с заостренным концом, недавно выкованный по его заказу кузнецом Межамиром.
— Ничего, — окидывая взглядом горницу, злобно прошептал волхв. — Мы еще встретимся с тобою, выскочка Хельги. Вот только чуть поднакопим силы…
В глазах жреца бушевало лютое черное пламя. Не своим умом думал сейчас он, а хитрым и гнусным умом Форгайла Коэла, черного друида Теней, убитого Хельги с товарищами возле далекого ирландского холма Тара. Друид был повержен, но черная душа его так и не успокоилась. Правда, прежней силы у друида уже не было. Пока не было…
Быстро нагнав девок, Чернобог завернул за угол усадьбы и, пройдя тайным ходом, вышел на тропу, ведущую к капищу. Девки молча шагали вслед за ним.
— Тетушка Хотобуда, ты что, не узнаешь меня? Это ж я, Радослава, дочка твоя приемная. — Со слезами на глазах, девчонка упала на колени перед старухой. Остриженные волосы ее смешно топорщились, да и вообще, одетая в мужское платье Радослава больше напоминала сейчас красивого отрока, нежели молодую деву.
— Чур меня, чур! — испуганно замахала руками старушка. — Ты ж на том свете! Невеста Рода!
— Не на том, а на этом, — засмеялась девушка. Хотобуда ахнула:
— Неужто обратно выгнали? Аль не понравилась чем Роду, не угодила?
— Да я там и не была. — Радослава обняла приемную мать. — Сбежали мы от волхвов с Твором. Он-то близ князя Вещего ошивается, да вот и сюда зайти должен. Ага! Слышишь, шаги? Твор!
Вошедший в хижину Хотобуды отрок низехонько поклонился.
— Рад, что во здравии ты, матушка. Ну, да некогда мне тут с вами. Староста Доброгаст велел обежать всех, созвать к хоромам на площадь. Так я побегу.
— Беги, беги, брате, — кивнула Радослава и, снова вспомнив об Ардагасте, залилась слезами.
Твор того не видал, убежал, только пятки сверкнули. Не большое было селище, но и не маленькое — не скоро обежишь, а ведь побыстрей велено. Нескольких отроков Доброгаст по деревням послал — покуда те притопают, уж и стемнеет. Впрочем, пришлый князь никуда не торопился, ждал в хоромах у старосты. Сам-то Доброгаст словно бы стал моложе, выпрямился и, не видя нигде главного своего конкурента во власти — волхва Чернобога, самолично отдавал приказания селянам. Слушались его беспрекословно, не бежали за советом к волхвам, век бы их не видеть. Так ведь не только Чернобога, а и других волхвов не было! Верные люди донесли — в леса Чернобог подался, не иначе как к дружку своему, волхву Лютонегу. Вот бы и сгинул в лесищах, волку бы в зубы попался иль проснувшемуся медведю в объятия. Может, и сгинет? Но и так киевский князь, самому ромейскому императору и хазарскому кагану ровня, разговаривал с Доброгастом уважительно, только с ним и советовался о будущем рода, словно и не было никаких волхвов. Нравилось такое старосте и сыну его, Витогосту, тоже.
Народ постепенно собирался перед хоромами. Молодые парни, закаленные в боях и охотах мужи, убеленные сединами старцы. Пришли охотничьи ватаги с ближнего леса, на санях-волокушах приехали из лесных деревень смерды, даже посланцы из рода куницы и те явились, вражины! Собрались все, переговаривались меж собою, ждали.
— Ну, вот теперь пора, княже, — посмотрев в затянутое бычьим пузырем оконце, кивнул Доброгаст. — Собрался народец, вот и потолкуем.
— Потолкуем, — поднимаясь с лавки, улыбнулся князь. Вышел на крыльцо вслед за старостой — молодой, синеглазый, веселый, — поклонился уважительно на три стороны, воскликнул:
— Здравы будьте, люди!
— Здрав будь и ты, князь, — откликнулись в толпе. — Почто пожаловал?
Хельги приосанился.
— Слыхал я, дань хазарам платите?
— Платим, господине, куда деваться?
— А не платите. Ужо я им хвосты прищемлю.
— Скажешь, теперь тебе платить придется?
— Угадал, друже. Только не так, как хазарам, а на треть меньше. И дружина моя вас, при нужде, всегда защищать будет. Потому говорю — идите все под мою руку.
— А куниц тоже звать будешь?
— И куниц, и медведей, и вас, бобров, не забуду, и весь народ радимичский, и дреговичей, и полочан, и вятичей. Единые у нас законы будут, и сильные слабых обижать не посмеют.
— Гладко стелешь, князь!
— Гладко? — Вещий князь повысил голос: —А вы спросите у полян, у древлян, северян, словен ильмерьских, что проживают у озера Ил мерь — многие его Ильменем неправильно зовут, спросите, плохо ли им живется всем вместе, с едиными законами, с единым разумным правленьем, с защитою? Думаю, ни один не скажет, что плохо. Вот и вам надо бы так же!