А вот с остальными произошло то, что вполне укладывается в теорию естественного отбора. Так говорил препод по биологии, и он был абсолютно прав. Не особо отягощенные интеллектом зараженные, в конце концов, мутировали. Предварительно расплодись. Но никаких знаний и технологий своим детям не оставили. Племена заров примитивны, кто-то больше, кто-то меньше, и если из этого закона и есть исключения, то в Москве они точно не представлены. Разве что племя Аэропорта — в аэропорту Домодедово обитают очень злобные и опасные зары. Они живут внутри самолетов, ездят на лошадях и располагают оружием старого времени. В школе рассказывали, что они даже успевают обучать своих потомков обращению со всем этим прежде, чем мутируют. Но в Москву аэропортовские зары не ходят, а остальные племена не представляют собой серьёзной угрозы. Внутри племен зары вроде тоже не однородны. Кто-то из них менее глуп, кто-то более, но это не особо серьёзная разница. Единственное, в чем сила зараженных, это количество. Заров в Москве больше трехсот тысяч, это раз в тридцать больше, чем Чистых. Единого фронта у зараженных нет, племена конфликтуют за угодья для скота, но, собравшись в толпу, то или иное племя может напасть на следопытов или торговый караван. Поэтому боевые подразделения отстреливают заров при любой возможности. Вообще, зары боятся мощных Технологий анклавов и предпочитают обстреливать Чистых примитивными метательными снарядами из засад, рассчитывая застать врасплох, перебить и захватить высокотехнологичные предметы, назначения которых они порой не в состоянии понять. Открыто же зары нападают редко, только когда их больше в разы или им повезет отыскать в обветшалом городе арбалеты или оружие старого времени. Что случается редко, потому что зары не знают, где искать, не знают, что искать, и зачастую даже не имеют понятия, как использовать то, что всё-таки нашли.
Другое дело мутанты. Эти вечно голодны и рвутся в атаку, едва завидев даже подобие пищи. И мутация сделала их не только бесконечно многочисленными, но разными и смертельно опасными. Мало того что они исключительно живучи, быстро регенерируют и убить их можно только выстрелом в сердце или голову. Они ещё и растут в пять раз быстрее человека, что доказывает не-торжественность их с людьми. Или не-тоджественность, фиг его знает, как правильно, на этом термине Димка в школе особо не заморачивался, его интересовал бизнес, а не фундаментальная наука. Потому что все ученые работают на бизнесменов и генералитет, и, как говорит наш полковник, плох тот солдат, кто не мечтает стать генералом. Отсюда, кстати, несложно сделать выводы о Штурвале, но речь не об этом. Короче, самка мутанта вынашивает детеныша менее двух месяцев, и через четыре года он достигает размеров двадцатилетнего человека. Но умственное развитие у него, как у четырехлетнего, поэтому муты такие тупые. Но отсутствие мозгов им заменяет физическая сила и способности, намного превосходящие человеческие.
Хрипуны не особо могучи, но их всегда бесконечное количество, у них острый слух, нюх, зрение, и ещё они способны чувствовать друг друга. Бегуны носятся так, что от них и на танке не уехать, Прыгуны прыгают далеко и резко, от них не убежишь, тут единственный шанс выжить вне танка — это отбиться силой оружия. Клыкари и Крушители не такие быстрые, но им в сердце вообще стрелять бесполезно, если только из самого мощного нарезного оружия старого времени. Да и бошки у них исключительно крепкие, так просто не прострелишь. Зато они тебя угробят в два счета. Клыкарь способен прокусить даже офицерскую резинокольчугу, а Крушитель, если дотянется до тебя ударом, то переломает ребра и кости прямо через защиту. В общем, смерть от внутреннего кровотечения тебе обеспечена, в таких случаях никто не выживает. Элитные виды брони и экипировки, вроде той, что замутил себе Штурвал, способны выдержать атаку и того, и другого, но стоят целого состояния, на которое более умный человек начал бы собственный бизнес, и в случае успеха ему уже никогда не придётся рисковать собой.
Димка покосился на Штурвала. Офицер стоял у носового орудия и о чем-то совещался с танкистами. Приходилось признать, что его упёртая страсть к снаряжению только что избавила их рабочую бригаду от больших проблем, если не хуже. Странно, что муты рванули в атаку, несмотря на непрерывный гудок. Утром, когда танк ехал к заводу по этому же маршруту, от мутов отбились тремя гудками и двумя залпами. Видать, за день из метро вылезли предельно оголодавшие мутанты, раз рвались на смерть, наплевав на рёв гудка, который для них исключительно болезнен. Хорошо ещё, что среди них не было Взрослого. Взрослых мало, но они самые опасные среди всех мутов. Потому что взрослые. Им много лет, и поэтому они умные. Не как человек или зар, но далеко не тупые. Они не лезут в атаку, но умеют её планировать, и остальные муты их слушаются. Когда Взрослый организовывает нападение — это предельно опасно. А если Взрослых несколько, то дело вообще дрянь. Они как генералитет у Чистых, манипулируют разными видами мутантов, устраивая настоящие тактические сражения. Узнать их легко — примитивные муты все, как на подбор, плешивы, даже самки. Одежду они не носят, зато покрыты густым волосяным покровом, словно обезьяны, живущие на тридцать-каком-то этаже сталинской высотки, которая стоит возле развалин зоопарка. А вот Взрослые ходят одетыми. Они отбирают одежду у недавно мутировавших заров или напяливают на себя какие-то обрывки в большом количестве. В школе учили, что это подчеркивает их статус среди других мутов, которые никогда не нападают на Взрослых и подчиняются их приказам беспрекословно. Вот почему грозовой ливень — самое смертельно опасное время. В дождь тоже предельно опасно, но в грозу на поверхность выходят вообще все мутанты, кроме, разве что, совсем малолетних. И просто так за кирпичной стеной от них не отсидеться. Взрослые ведут мутов на штурм со всеми вытекающими отсюда последствиями.
— Приготовиться к бою! — глотка у Штурвала была оцинкованная, а легкие — с ресивером. Потому что иначе перекричать через противогаз дребезжание листов танковой брони и не задохнуться было невозможно. Если это на самом деле так, то тогда понятно, почему Штурвал такой здоровый — его собрали из танковых запчастей.
Димка поднялся с сиденья и принялся проверять, правильно ли заряжена картечница. Приближается самое опасное место всего маршрута — Крымский мост. Что означает слово «крымский», он не знал, но догадывался, что «КРЫ» — это от слова «крышка». Потому что на выезде с этого моста тебе крышка. Мало того что сам по себе мост подразумевает реку, в которой плещутся тысячи мутантов, так ещё сразу за ним метро «Парк Культуры». Какая в старое время была культура в парках, Димка не знал, но сейчас там слоняется огромное количество мутов, гадящих, где попало, и от голода бросающихся друг на друга без всякого повода. И при съезде с Крымского моста обе эти толпы объединяются. Положение дел осложняется тем, что в некоторых местах асфальт Садового кольца провалился в заполненные водой подземные коммуникации, и танкистам необходимо тщательно соблюдать безопасный для танка курс.
— Начать разгон! — Штурвал подал знак танкистам, и боевая машина стала набирать скорость.
К мосту необходимо подойти на максимальном ходу, как можно быстрее его преодолеть и с разгона промчаться мимо метро, в кратчайшие сроки, уничтожив огнем две сотни мутантов, чтобы спровоцировать их на пожирание трупов. Тактика проста в описании, но вот в исполнении — тут уж как повезёт. Димка убедился, что орудие заряжено, а его казённик надежно заперт, и бросил взгляд в смотровую щель. Отсюда мутантов ещё не было видно, но в том, что они уже бегут к танку от набережной, сомневаться не приходилось.
Грозная боевая машина приблизилась к мосту, и танкист дал гудок, встречая атакующую толпу звуковым ударом. Передние ряды попадали, остальные развернулись и бросились обратно к воде. Значит, среди них много таких, кто знает, что такое танк, и лезть на звук они не захотели. Но муты не отказываются от добычи просто так. Они переплывут реку, соединятся с другой толпой, которая на том берегу снуёт вокруг метро, и бросятся в атаку в большем количестве. Хрипуны всегда знают, сколько их, и чем это число выше, тем они храбрее.
Танк, отчаянно дребезжа броней и грузом, влетел на мост на предельной скорости и помчался дальше, сотрясаясь на растрескавшемся асфальтовом покрытии. Сидящий за рулями танкист отчаянно матерился, костеря покрытие, трещины, мутантов, грозящие отвалиться колеса и тех, кто их так бездарно изготовил. Стрелка на здоровенном спидометре приборной доски показала отметку в двадцать три километра в час, и Димка невольно оторвался от прицела и посмотрел на несущийся за бортом город. Мчаться на такой скорости ему доводилось нечасто, и зрелище это всегда вызывало у него приток адреналина. Мимо мелькала стальная подвеска моста, ещё дальше раскинулись набережные, заполненные обветшалыми закопченными зданиями, ещё хранящими остатки былого величия. Но долго разглядывать осколки роскоши минувшей эпохи он не смог, взгляд сразу же упал на реку, кишащую мутантами. Стремящихся переплыть реку мутов было так много, что из-за их голов не было видно воды. Плавают они едва ли не быстрее, чем бегают, и по количеству врагов было ясно, что прорыв предстоит не из легких.
Танк, отчаянно дребезжа броней и грузом, влетел на мост на предельной скорости и помчался дальше, сотрясаясь на растрескавшемся асфальтовом покрытии. Сидящий за рулями танкист отчаянно матерился, костеря покрытие, трещины, мутантов, грозящие отвалиться колеса и тех, кто их так бездарно изготовил. Стрелка на здоровенном спидометре приборной доски показала отметку в двадцать три километра в час, и Димка невольно оторвался от прицела и посмотрел на несущийся за бортом город. Мчаться на такой скорости ему доводилось нечасто, и зрелище это всегда вызывало у него приток адреналина. Мимо мелькала стальная подвеска моста, ещё дальше раскинулись набережные, заполненные обветшалыми закопченными зданиями, ещё хранящими остатки былого величия. Но долго разглядывать осколки роскоши минувшей эпохи он не смог, взгляд сразу же упал на реку, кишащую мутантами. Стремящихся переплыть реку мутов было так много, что из-за их голов не было видно воды. Плавают они едва ли не быстрее, чем бегают, и по количеству врагов было ясно, что прорыв предстоит не из легких.
Боевая машина промчалась через мост, и танкист едва ли не взвыл от ужаса. Всё впереди кишело мутантами, они бежали навстречу танку единым потоком, образовывая живой мешок. Сотни мутов вылезали из воды и из недр обоих выходов метро, расположенных по разным сторонам дороги, и даже толпились на автомобильном мосту, под которым танку предстояло пройти через несколько секунд. Едва ли не полсотни мутантов перелезали через мостовое ограждение, явно собираясь прыгать с него на крышу танка.
— У нас защитного фартука нет! — возопил танкист. — Резину с колес сорвет! Держитесь!!!
Он вцепился в рули, и танк на полном ходу врезался в толпу. Многотонная махина вспорола живое море, расшвыривая вокруг себя искореженные тела, и затряслась на попадающих под колеса мутах. Внутри танка всё подпрыгивало, и схватившийся обеими руками за поручни Димка пытался придавить плечом бьющийся в настенных зажимах «Дабл». Скорость начала падать, и Штурвал приказал танкисту дать гудок. Ревун оглушительно взвыл, швыряя ближайшие волны мутов на асфальт, и экипаж боевой машины засуетился, торопливо меняя скорость танка на мощность.
— Огонь! — прокричал офицер, и Димка рванул на себя спусковой трос.
Картечница громыхнула выстрелом, и он распахнул казенник. Горячая дымящаяся гильза полетела на пол, Димка выхватил из рук работяги новый заряд, зарядил орудие и ухватился за рукоятки управления. Второй выстрел нужно сделать дальше, чтобы проредить толпу, бегущую по телам корчащихся соплеменников. Орудийный ствол полыхнул пламенем, окутываясь густым дымом, но Димка успел заметить, как картечь с кровавыми брызгами прошибает бошки мутам. Танковые орудия грохотали, посылая в огромную толпу мутантов облака картечи, ревел гудок, выжигая мощной струей раскаленного пара лица мутантам, колотящим по корме боевой машины, окружающее пространство заволакивало дымом. Крыша загремела под тяжестью падающих на неё мутов, и Димка понял, что танк проходит под автомобильным мостом. Значит, сейчас они в самом опасном месте, точно меж двух выходов метро. Он с лихорадочной быстротой перезаряжал картечницу, делал выстрел, снова перезаряжал, менял угол прицела и стрелял опять…
— Труба! — вопил кочегар. — Они ломают трубу! Штурвал! Решетка долго не выдержит!
Штурвал выхватил из ящика с НЗ бутыль с горючей смесью и бросился к кочегару. Тот уже откидывал от стены стальную подножку, расположенную под небольшим люком. Штурвал запрыгнул на неё, лязгнул засовом и распахнул люк. Димка невольно схватился за «Дабл». Этот люк выходит прямо к трубе. Труба — одно из немногих уязвимых мест танка. Она перекрыта решеткой, но большая толпа мутантов может суметь оторвать её или разогнуть прутья. Тогда муты начинают швырять в трубу всё подряд. Для защиты трубы на крыше поначалу наваривали острые шипы, но это помогало только в первые минуты боя. Потом муты запрыгивали на пронзенные шипами тела, и трупы защищали их от повреждений. Позже к шипам стали добавлять ещё один метод защиты: вокруг трубы наварили желоба, в которые в экстренном случае заливалась горючая смесь, и пламя отрезало трубу от противника. Для заливки смеси в танковой крыше прорезался специальный люк. Сейчас Штурвал высовывается именно из этого люка, и если у него не получится, то мутанты с крыши могут попасть внутрь танка!
Но у Штурвала получилось. Он с силой уперся плечом в отчаянно трясущийся борт, чтобы удержаться на подножке без помощи рук, и вынырнул в люк руками вперед. Офицер одной рукой схватил Прыгуна за шею и рванул на себя, впечатывая лбом в острый шип крыши. Прикрываясь трупом от остальных мутов, он второй рукой разбил бутыль о дно желоба и рывком опустил руку внутрь танка. Рука ещё не успела остановиться, а кочегар уже вложил в неё горящую ветошь. Штурвал швырнул ветошь в желоб и юркнул в люк, захлопывая за собой крышку. В узкую смотровую щель было видно, как в опоясывающем трубу желобе вспыхнуло пламя, обжигая царапающих крышку люка мутов. Мутанты захрипели ещё сильнее, и несколько Прыгунов спрыгнули с крыши. Штурвал сбегал за «Даблом», просунул ствол в смотровую щель и дуплетом выстрелил в мелькающее волосатое колено. Мутанту оторвало ногу, и двое его соплеменников начали драться из-за неё друг с другом.
— Малинин, огонь! Огонь, твою мать! — Штурвал промчался мимо Димки к танкистам. — Гудок!!!
Димка выстрелил из орудия, и рёв танкового гудка вновь ударил по гудящим болью ушам. Танк шёл через толпу прямо по телам мутантов, переваливаясь по ним, словно по кочкам, и быстро терял скорость. Вскоре боевая машина еле ползла, двигаясь со скоростью идущего человека, и танкист что-то кричал стоящему рядом Штурвалу сквозь грохот орудийных выстрелов. Тот кивнул и побежал к ящику НЗ. Офицер вытащил из него тяжелую объемистую канистру с горючей смесью и с трудом потащил её к задним дверям танка. Димка понял, что что-то не так, и Штурвал собрался применить крайнее средство — разлить по асфальту смесь и поджечь её. Такое применяется только тогда, когда танк подбит и больше не может продолжать движение. В этот миг танкист снова дернул за цепь ревуна, и оглушительный вой взорвал окружающее пространство. Димка зажал разламывающиеся от боли уши, ожидая окончания гудка, но танкист не отпускал цепь. Кто-то отодвинул Димку от картечницы, перед лицом мелькнула броня Штурвала, и пушка глухо громыхнула почти бесшумным выстрелом. К ногам упала гильза, Штурвал выхватил заряд из ящика и выстрелил вновь. Гудок ревел секунд тридцать, и за это время он успел выстрелить четырежды — такую скорострельность тяжело было развить и без рвущей мозг на части боли.
Момент умолкания ревуна Димка различить не смог. Бесконечный звон в ушах, обжигающе-режущей вибрацией отдающийся в голове, начал стихать, и он увидел, что Штурвал тащит канистру обратно. Димка, шатаясь, ухватился за поручни, встал и потянулся к орудию. Но стрелять не пришлось, муты уже не атаковали еле ползущий танк. Они расхватывали трупы, которыми было усеяно всё вокруг, и отрывали от них конечности и самые лакомые куски. Издали к ним ломились новые сотни мутантов, но эти в бой уже не пойдут. Почуяв запах свежей плоти, они поспешат оторвать от растерзанных тел свою долю. Начнутся драки, количество трупов увеличится, еды прибавится, и никто не захочет сражаться с танком, издающим нестерпимо жестокий рёв. Димка сполз на сиденье и обхватил руками разламывающуюся голову. Каждая поездка на танке всегда проходила мимо одного-двух метро или какой-нибудь набережной, в Москве этой гадости полно, ни одна нормальная дорога без неё не обошлась, но такого, как сегодня, в Димкиной службе ещё не было. Обычно удавалось отбиться быстро, танк шел, вел огонь, давал гудки через равные промежутки, сберегая давление в котле и солдатские уши. А тут просто ад какой-то…
— На меня смотри! — чьи-то руки развернули его голову, и Димка увидел перед собой Штурвала. Офицер вгляделся ему в глаза: — Слышишь меня? Из ушей течет? Кровь чувствуешь?
— Слышу, — Димка облизал сухие губы. — Уши вроде целы, только звенят сильно… И голова…
— Значит, нормально всё, — определил Штурвал. — Первые пару лет всегда больно, потом адаптируешься. Попей воды, три глотка, не больше. Сиди, пока не отпустит. Понял меня?
— Угу, — Димка дотянулся губами до трубки подачи воды, проведенной из скрытой под резинокольчугой бутыли внутрь противогаза, и послушно глотнул три раза. — Штурвал, — он кивнул в сторону смотровой щели. — Почему они так ломились на нас? Даже на гудок! С ними же не было Взрослого… или я его не заметил… Обычно ведь не так! С утра же нормально проехали!
— Взрослого не было, — согласился Штурвал. — Он бы нас точно так просто не отпустил. Это они на погоду так возбудились — верная примета, ливень скоро. Муты его чувствуют, и в ожидании обильной еды у них выделяется желудочный сок. Голод зашкаливает, вот они и бесятся.