«Что ж, пусть так, сир. Давайте тогда поговорим о менее приятных вещах». Леди Роанна дернула себя за косу. «Мы не потерпим нападений на Колдмоут или его людей. Итак, скажите мне, почему бы мне не зашить вас в мешок».
«Я пришел вести переговоры», напомнил он ей, «и я выпил вашего вина». Вкус, который стоял у него во рту, до сих пор был сочным и сладким. И пока он еще не отравился. Наверное, это вино придало ему храбрости. «К тому же у вас нет достаточно большого для меня мешка».
К его облегчению, шутка Эгга заставила ее улыбнуться. «Зато у меня есть несколько по размеру Бенниса. Мейстер Сиррик говорит, что лицо Уолмера рассечено почти до самой кости».
«Сир Беннис потерял терпение с этим человеком. Сир Юстас послал меня сюда, чтобы заплатить цену крови».
«Цену крови?» она рассмеялась. «Он старый человек, я знала, но не представляла, насколько же он стар. Он думает, что мы живем в Век Героев, когда жизнь человека ценилась не дороже кошелька с серебром?»
«Землекоп не был убит, миледи», напомнил ей Дунк. «Никто не был убит, насколько я понимаю. Ему порезали лицо, вот и все».
Ее пальцы лениво перебирали косу. «Насколько же высоко оценил щеку Уолмера сир Юстас, позвольте узнать?»
«Один серебряный олень. И три для вас, леди».
«Жалкую же цену дает за мою честь сир Юстас, хотя три серебряных – это лучше, чем три цыпленка, благодарю вас. Хотя он поступил бы лучше, если доставил мне сира Бенниса для наказания».
«А оно включает в себя мешок, о котором вы упомянули?»
«Может быть». Она обернула косу вокруг руки. «Осгрей может оставить серебро себе. Только кровь может заплатить за кровь».
«Хорошо», сказал Дунк, «пусть будет так, как вы сказали, миледи, но почему бы не послать за человеком, которого порезал сир Беннис, и не спросить, чего он хочет: серебро или Бенниса в мешке?»
«О, он выберет серебро, если не сможет получить и то, и другое. Не сомневаюсь в этом, сир. Но не ему решать. Теперь это дело касается льва и паука, а не щеки какого-то крестьянина. Я хочу Бенниса и я его получу. Никто не смеет врываться на мои земли, причинять ущерб моим людям и уйти насмехаясь».
«Ваша светлость тоже вторгалась на земли Стэндфаста и причинила вред человеку сира Юстаса», выпалил Дунк, прежде чем подумал остановиться.
«Неужели?» Она еще раз дернула себя за косу. «Если вы имеете в виду овцекрада, то он пользовался дурной славой. Я дважды жаловалась Осгрею, но он ничего не сделал. А я не прошу трижды. Королевский закон дает мне право и власть сажать в темницу и вешать».
Ей ответил Эгг. «На ваших собственных землях», возразил мальчик. «Королевский закон дает лордам власть сажать и вешать только на их собственных землях».
«Умный мальчик», сказала она. «Если ты так много знаешь, то должен знать также, что посаженные рыцари не имеют права карать без разрешения своего лорда. Сир Юстас держит Стэндфаст от имени лорда Рована. Беннис нарушил королевский мир, когда пролил кровь, и должен ответить за это». Она посмотрела на Дунка. «Если сир Юстас доставит Бенниса, я отрежу ему нос, и на этом все кончится. Если же мне придется самой приехать и забрать его, то обещание потеряет силу».
У Дунка внезапно засосало под ложечкой. «Я передам, но он не выдаст сира Бенниса». Он немного помедлил. «Дамба – вот причина всех проблем. Если ваша милость согласится разрушить ее…»
«Невозможно», объявил юный мейстер точку зрения леди Роанны. «Колдмоут содержит в двадцать раз больше народу, чем Стэндфаст. У ее светлости поля, засеянные пшеницей, ячменем и рожью, все они погибают от засухи. У нее полдюжины фруктовых садов с яблоками, абрикосами и тремя сортами персиков. У нее коровы, которые должны отелиться, пять сотен голов черноносых овец и она разводит самых прекрасных во всем Просторе лошадей. У нас имеется дюжина кобыл, которые скоро должны ожеребиться».
«У сира Юстаса тоже есть овцы», парировал Дунк. «Он выращивает на полях дыни, бобы, ячмень и…»
«Вы берет воду для рва!», громко выкрикнул Эгг.
Я как раз добирался до рва, подумал Дунк.
«Ров неотъемлемая часть обороны Колдмоута», настаивал мейстер. «Вы предлагаете леди Роанне остаться без защиты в такое неверное время?»
«Ну», медленно вымолвил Дунк, «сухой ров все равно остается рвом. А у миледи высокие стены и сильные мужчины, чтобы защитить их».
«Сир Дункан», сказала леди Роанна, «мне было десять лет, когда восстали черные драконы. И я умоляла отца не подвергать себя опасности или по крайней мере оставить моего мужа. Кто защитит меня, если уйдут оба мои мужчины? Тогда он взял меня на крепостные стены и указал на опорные пункты Колдмоута. «Храни их сильными», сказал он мне, «и тогда они защитят тебя. Если будешь следить за своими укреплениями, то никто не сможет причинить тебе вреда». Первым делом он тогда указал на ров». Она погладила щеку кончиком косы. «Мой первый муж погиб на Красном поле, отец подыскал мне других, но и их забрал Неведомый. Я больше не доверяю мужчинам, какими бы сильными они не выглядели. Я верю в камень, сталь и воду. Я верю во рвы, сир, и мой не будет стоять сухим».
«Отец сказал вам правильные и хорошие слова», ответил Дунк, «но это не дает вам права забирать воду Осгреев».
Она подергала свою косу. «Предполагаю, что сир Юстас сказал вам, что ручей принадлежит Осгреям».
«Уже тысячи лет», откликнулся Дунк. «Он и называется Клетчатой Водой. Это очевидно».
«Да, это так». Она еще раз дернула косу, дернула во второй и в третий раз. «Как и река, которая называется Мандером, хотя Мандерли прогнали с их берегов тысячу лет назад. Хайгарден все еще называется Хайгарденом несмотря на то, что последний Гарденер погиб на Огненном Поле. Кастерли Рок кишит Ланнистерами, а Кастерли нигде не сыскать. Мир меняется, сир. Эта Клетчатая Вода вытекает из Холмов Подковы, которые были моими, когда я в последний раз на них смотрела. Ручей тоже мой. Мейстер Сиррик, покажите ему».
Мейстер спустился с возвышения. Он не мог быть намного старше Дунка, но серое платье и цепь придавали ощущение мрачной мудрости, которая добавляла ему лет. В руках он держал старый пергамент. «Взгляните сами, сир», сказал он, развернув свиток, и протянул Дунку.
***
Дунк балда, тупой как стена. Он почувствовал, как кровь вновь прилила к его лицу. Он осторожно взял у мейстера пергамент и сердито уставился на буквы. Там не было ни одного понятного слова, зато он узнал восковую печать под витиеватой росписью; трехглавый дракон Дома Таргариенов. Королевская печать. Дунку доводилось видеть кой-какие королевские указы. Дунк водил головой из стороны в сторону, так чтобы они думали, что он читает. «Здесь слово, которое я не могу разобрать», пробормотал он минуту спустя. «Эгг, подойди, взгляни, твои глаза зорче моих».
Мальчишка подскочил к нему. «Какое слово, сир?» Дунк показал. «Вот это? О». Эгг читал быстро, потом он поднял глаза на Дунка и незаметно кивнул.
Это ее ручей. И у нее документ. Дунк чувствовал себя так, как будто ему врезали по животу. Собственная печать короля. «Это… здесь должно быть какая-то ошибка. Сыновья старика погибли на королевской службе, как мог Его Величество отобрать у него ручей».
«Если бы король Даэрон прощал такое, то он бы попрощался и со своей головой».
На какой-то миг сердце Дунка остановилось. «Что вы хотите сказать?»
«Она имеет в виду», объяснил мейстер Сиррик, «что сир Юстас Осгрей мятежник и предатель».
«Сир Юстас предпочел черного дракона красному, в надежде, что король Черного Пламени вернет Осгреям замки и земли, потерянные ими под властью Таргариенов», сказала леди Роанна. «Особенно он желал вернуть Колдмоут. Его сыновья заплатили своей кровью за его измену. Когда он принес их останки домой и отдал дочь в заложники людям короля, его жена бросилась с самой вершины Стэндфаста. Рассказывал ли сир Юстас об этом?» Ее улыбка была печальной. «Нет, я так не думаю».
«Черный дракон». Ты присягнул своим мечом предателю, идиот. Ты ел хлеб изменника и спал под его предательским кровом. «Миледи», сказал он, с трудом подбирая слова, «черный дракон… это было пятнадцать лет назад. В настоящее время здесь засуха. Даже если он когда-то был мятежником, он по-прежнему нуждается в воде».
Красная Вдова поднялась и расправила свои юбки. «Тогда пусть молит о дожде».
Тут Дунк вспомнил прощальные слова Осгрея, которые он сказал в лесу. «Если вы не поделитесь частичкой воды ради него самого, то сделайте это ради его сына».
«Его сына?»
«Аддама. Он служил у вашего отца в качестве пажа и сквайра».
Лицо леди Роанны окаменело. «Подойдите ближе».
Он не знал, что еще можно предпринять, и подчинился. Возвышение добавляло добрый фут к ее росту, но Дунк все равно башней нависал над ней. «Преклоните колени», велела она. Он повиновался.
В удар, который она ему отвесила, она вложила всю свою силу, а она была сильнее чем выглядела. Его щека горела, он мог чувствовать вкус крови во рту, струящуюся из разбитой губы, но она не причинила ему большого ущерба. Какое-то время Дунк мог думать только о том, чтобы схватить ее за длинную рыжую косу, перебросить через колено и отшлепать, будто провинившегося ребенка. Если я это сделаю, то она закричит, и сюда примчится двадцать разъяренных рыцарей, чтобы прикончить меня.
Он не знал, что еще можно предпринять, и подчинился. Возвышение добавляло добрый фут к ее росту, но Дунк все равно башней нависал над ней. «Преклоните колени», велела она. Он повиновался.
В удар, который она ему отвесила, она вложила всю свою силу, а она была сильнее чем выглядела. Его щека горела, он мог чувствовать вкус крови во рту, струящуюся из разбитой губы, но она не причинила ему большого ущерба. Какое-то время Дунк мог думать только о том, чтобы схватить ее за длинную рыжую косу, перебросить через колено и отшлепать, будто провинившегося ребенка. Если я это сделаю, то она закричит, и сюда примчится двадцать разъяренных рыцарей, чтобы прикончить меня.
«Вы посмели просить меня именем Аддама?» Ее ноздри раздувались. «Убирайтесь из Колдмоута, сир. Сейчас же».
«Я ничего не хотел…»
«Убирайтесь, или я найду мешок достаточно большой для вас, даже если бы мне пришлось самой его сшить. Передайте сиру Юстасу, чтобы доставил мне Бенниса Бурого Щита к завтрашнему дню, иначе я сама приду за ним с огнем и мечом. Вы поняли меня? С огнем и мечом!»
Септон Сефтон подхватил Дунка за руку и быстро потащил его из комнаты. Эгг следовал сразу за ними. «Это было совершенно неразумно», шептал толстый септон, провожая их к ступеням. «Совершенно неразумно. Упомянуть Аддама Осгрея…»
«Сир Юстас говорил мне, что она была увлечена мальчиком».
«Увлечена?» Септон гневно засопел. «Она любила этого мальчика, а он ее. Они никогда не заходили дальше поцелуя или двух, но… это Аддама она оплакивала после Кровавого Поля, а не едва знакомого мужа. Она винит сира Юстаса в его гибели, и совершенно справедливо. Мальчику было всего двенадцать».
Дунк знал какого это – терпеть боль. Стоило кому-нибудь упомянуть про Эшфордский луг, он сразу вспоминал трех хороших людей, которые погибли за него, и это никогда не переставало мучить его. «Скажите миледи, что я не хотел причинить ей боль, я прошу прощения».
«Я сделаю, все что смогу, сир», сказал септон Сефтон, «но передай сиру Юстасу, чтобы доставил сира Бенниса к ней и побыстрее. Иначе все это плохо кончится для него. Очень плохо кончится».
***
Только тогда, когда стены и башни Колдмоут скрылись на западе за их спинами, Дунк повернулся к Эггу и спросил, «Что за слова были написаны на той бумаге?»
«Это было жалование привилегий, сир. Лорду Виману Веберу от короля за его верную службу во время последнего мятежа. Лорду Виману и его потомкам подарили все права на Клетчатую Воду, от истоков в Холмах Подковы до его устья у берегов Лиственного Озера. Там также говорилось, что лорд Вебер и его потомки имеют право охотиться на благородного оленя, кабана и зайцев, когда они пожелают, в Лесу Уота и рубить по двадцать деревьев в год». Мальчик прочистил горло. «Но все это пожаловано только на время. В пергаменте говорится, что если сир Юстас умрет не оставив наследников мужского пола по прямой линии, то Стэндфаст перейдет обратно к короне, и привилегии лорда Вебера на этом закончатся».
Они были хранителями Севера в течение многих тысячелетий. «Все что осталось у старика – это башня, чтобы умереть там».
«И его голова», откликнулся Эгг. «Его Величество оставил ему голову, сир. Несмотря на то, что он был мятежником». Дунк бросил на мальчика взгляд. «А что бы ты сделал?»
Эггу задумался. «Иногда при дворе я прислуживал на малом королевском совете. Иногда они принимались спорить об этом. Дядя Баэлор говорил, что милосердие лучше всего, когда имеешь дело с благородным врагом. Когда проигравший знает, что он может быть прощен, то может сложить меч и преклонить колено. В противном случае он будет драться насмерть, и убьет больше верных людей и невинных. Но лорд Кровавый Ворон говорил, что, прощая мятежников, только сеешь зерна следующего мятежа». Его голос был полон сомнений. «Почему сир Юстас восстал против короля Даэрона? Он был добрым королем, каждый подтвердит это. Он присоединил Дорн к королевству и сделал дорнийцев друзьями».
«Тебе придется спросить у сира Юстаса, Эгг». Дунк казалось, что он знает ответ, но это не было тем, что хотел бы услышать мальчик. Он хотел замок со львом на сторожке у ворот, но все чего он добился – это могилы в ежевике. Когда присягаешь кому-нибудь своим мечом, то обещаешь служить и подчиняться, сражаться за него в нужде, не вмешиваться в его дела и не обсуждать его вассальную верность… но сир Юстас дурачил его. Он сказал, что его сыновья погибли за короля, и позволил мне думать, что ручей принадлежит ему.
Ночь настигла их в Лесу Уота.
Это была вина Дунка. Ему следовало отправиться сразу домой тем путем, которым они приехали, но вместо этого он взял севернее, чтобы еще раз взглянуть на дамбу. Он по недомыслию решил попытаться разобрать ее голыми руками. Однако Семеро и сир Лукас Длинный Дюйм оказались не настолько любезны, чтобы позволить это. Когда они добрались до дамбы, то обнаружили, что она охраняется парой арбалетчиков с вышитыми на их куртках паучьими эмблемами. Один болтал голыми ногами в краденой воде, Дунк с радостью придушил бы его за одно это, но стражник услышал, как они идут, и быстро схватился за лук, а его приятель еще более споро наложил стрелу на арбалет и приготовился. Все что мог предпринять Дунк, это бросать на них угрожающие взгляды.
После чего, поскольку ловить там было нечего, им пришлось возвращаться по своим следам. Дунк не знал эти места так же хорошо, как сир Беннис; было бы унизительно заплутать в таком маленьком лесу, как лес Уота. К тому времени, когда они с плеском переходили через речку, солнце стояло над самым горизонтом, в небе появились первые звезды, вместе с тучами мошкары. В окружении высоченных черных деревьев Эгг снова вспомнил про свой язык. «Сир? Этот толстый септон сказал, что мой отец дуется в Летнем замке».
«Вздорные слова».
«Мой отец не дуется».
«Вообще то», ответил Дунк, «он может. Ты же дуешься».
«Нет, сир». Он насупился «Разве я дуюсь?»
«Иногда. Не слишком часто, конечно. Хотя мне следовало бы чаще давать тебе по ушам».
«Вы дали мне затрещину утром у ворот».
«Это была половина затрещины в лучшем случае. Если бы я врезал тебе по-настоящему, ты бы сразу узнал».
«Красная Вдова врезала вам по-настоящему».
Дунк прикоснулся к своей распухшей губе. «Не надо говорить об этом с таким удовольствием». Твой отец никогда не получал по уху. Может быть поэтому принц Маэкар такой какой он есть. «Когда король назначил своим десницей лорда Кровавого Ворона, твой лорд-отец отказался от своего места в малом совете и уехал из Королевской Гавани в свою усадьбу», напомнил он Эггу. «Он просидел там уже год и половину другого. Что, по-твоему, он делает, если не дуется?
«Я называю это – быть разгневанным», высокомерно заявил Эгг. «Его Величеству следовало назначить десницей моего отца. Он его брат и самый искусный полководец королевства, после смерти дяди Баэлора. Лорд Кровавый Ворон даже не настоящий лорд, его так называют просто из дурацкой вежливости. Он колдун и помимо того подлого рода».
«Он незаконнорожденный, а не подлого рода». Кровавый Ворон мог и не быть лордом, но он был благородного рода по обеим линиям. Его мать была одной из многочисленных возлюбленных короля Эйегона Недостойного. Бастарды Эйегона стали бичом Семи Королевств с тех самых пор, как умер старый король. Находясь на смертном одре, он узаконил многих из них; не только Великих Бастардов подобных Кровавому Ворону, Злому Клинку и Дэйемону Черному Пламени, чьи матери были благородными леди, но даже малых, кого он прижил со шлюхами, девками в тавернах, дочерьми торговцев, актрисами и с каждой смазливой крестьянкой, которой посчастливилось попасться ему на глаза.
Девизом дома Таргариенов были слова Огонь и Кровь, но Дунк однажды услышал от сира Арлана, что Эйегону больше подошли бы Вымойте Ее и Принесите ко Мне в Постель.
«Король Эйегон смыл с Кровавого Ворона клеймо бастарда», напомнил он Эггу, «то же самое он сделал для остальных».
«Старый Верховный Септон говорил моему отцу, что королевские законы это одно, а законы богов совсем другое», упрямо возразил мальчик. «Он сказал, что законные дети зачинаются на супружеской постели и на них благословение Отца и Матери, но бастарды порождения похоти и слабости. Король Эйегон объявил, что его бастарды больше не бастарды, но не в его силах изменить их природу. Верховный Септон говорил, что все бастарды рождены для измены… Дэйемон Черное Пламя, Злой Клинок, даже Кровавый Ворон. Лорд Риверс просто более коварен, чем первые два, говорил он, но в конце концов он тоже проявит себя предателем. Верховный Септон советовал моему отцу никогда не доверять ему и другим бастардам, ни великим, ни малым».
Рожденный, чтобы предать, подумал Дунк. Рожденные из похоти и слабости. Никогда не доверять ни великим, ни малым. «Эгг», спросил он, «ты никогда не думал, что я тоже могу оказаться бастардом».