Стоит подумать о происхождении человека, и воображение пускается во все тяжкие. Мы представляем себе наших предков вне культуры, языка и любых технических достижений — и с минимумом сексуальных ограничений. Звучит нереалистично, но за 200 лет до Руссо человечество уже готовилось к подобным фантазиям о происхождении; это очевидно из почти одновременного появления «Утопии» английского гуманиста Томаса Мора и «Сада земных наслаждений» Босха. Мир Мора предполагал существование социального государства, отсутствие частной собственности и разрешение эвтаназии — но свободной любви в нем не было. Более того, добрачный секс наказывался в Утопии пожизненным воздержанием. Фантазия Босха, напротив, рисует целую счастливую толпу обнаженных мужчин и женщин, резвящихся на центральной панели «Сада»; они услаждают и нёбо, и гениталии. Что пытался сказать нам художник? Традиционная интерпретация состоит в том, что триптих показывает гибель невинности, за которой следует адское наказание, изображенное на правой панели. Кажется, все просто: секс греховен, а грешникам место в аду. Если это так, то моральная позиция автора «Сада» не слишком отличается от позиции автора «Утопии». Но сегодня мы знаем, с каким трудом раскрывают секреты живописи Босха. Наряду с «Тайной вечерей» Леонардо да Винчи, созданной примерно в это же время, «Сад земных наслаждений», вероятно, представляет собой самое обсуждаемое произведение искусства, о котором написано больше, чем о любой картине всех времен. Каждому последующему поколению эта работа Босха кажется свежей и часто говорит больше о самом зрителе, чем собственно об авторе или времени ее создания.
В левой части триптиха, где изображен рай, Господь мягко держит Еву за запястье левой рукой, одновременно правой рукой благословляя ее союз с Адамом. Адам смотрит на Еву, испытывая, как часто пишут, сексуальное возбуждение. Однако в этом случае, говорю здесь как приматолог, я предпочел бы увидеть эрекцию. Но член Адама выглядит неподвижным, как спящая мышь (Google Earth позволяет всем желающим нарушить приватное пространство Адама). Выражение его лица кажется скорее удивленным, как если бы никто до того момента не говорил ему, что предстоит встреча с женщиной. Свидание первой пары происходит в весьма необычной обстановке, в окружении фантастических существ и животных, обнаруженных незадолго до написания полотна (жирафов, дикобразов). В отдалении мы видим какую-то змею, обвившуюся вокруг дерева, похожего на ореховое, но на самом деле змея падает с дерева, а Адам с Евой не едят никаких плодов. Таким образом, «Сад земных наслаждений» показывает нам рай без грехопадения и изгнания.
Историкам понадобилось не одно столетие, чтобы понять, что горизонт в центральной части картины продолжает горизонт левой ее части; если так, то, возможно, центральная сцена, на которой больше тысячи обнаженных людей заняты эротическими забавами, — тоже часть райского сада. Может быть, это то, что стало бы с человечеством, если бы Адама и Еву не изгнали? Может быть, способность устоять перед соблазном была бы вознаграждена сексуальной свободой? По словам одного художественного критика, массы людей, катающихся на осликах, верблюдах и четвероногих птицах вокруг бассейнов с купающимися дамами, демонстрируют «определенное подростковое сексуальное любопытство». Но ведь именно так я и другие ученые описываем бонобо! Этот вид представляется незрелой версией шимпанзе — точно так же, как человека иногда называют вечно юным приматом. Неотения, или сохранение подростковых черт во взрослом состоянии, считается отличительным признаком нашего вида. Проявляется это в нашей вечной игривости, в любопытстве и способности к творчеству, а также в изощренной сексуальности. «Сад земных наслаждений» — прекрасная тому иллюстрация, а поскольку в нем полно всевозможных животных, то я готов биться об заклад, что Босх, будь он знаком с бонобо, без колебаний поместил бы несколько особей в резвящуюся толпу. Они вписались бы туда намного лучше, чем шимпанзе.
Некоторые склонны связывать намерения Босха с латинским переводом Библии IV в. (так называемой Вульгатой[46*]), где говорится о paradisum voluptatis, или «райском саде вожделения». Босх, несомненно, был знаком с переводом блаженного Иеронима, своего тезки, которого очень уважал и даже дважды изображал. Ранних теологов смущали имеющиеся в Вульгате ссылки на вожделение, радость и наслаждение, но никто не мог отрицать: Господь создал человека в двух вариантах с взаимодополняющими друг друга гениталиями. Его широко известное напутствие «плодитесь и размножайтесь» никак невозможно выполнить без секса и сопровождающих его радостей.
На средней панели «Сада земных наслаждений» теснится множество обнаженных фигур людей, а также птицы, лошади и фантастические животные. Все они свободно вкушают различные плоды. Вот щегол держит в клюве ягоду ежевики, а люди играют с ней в древнюю голландскую детскую игру «укуси пирожок». Остальные заняты любовными играми или просто мечтают.
Возможно, Босх воспринимал все это буквально, но на картине он не забыл добавить несколько намеренно провокационных деталей. Согласно популярной гипотезе, он был членом еретической секты, так называемого Братства свободного духа, члены которого стремились вернуться к первоначальной чистоте человечества, включая наготу и промискуитет. Они пытались достичь непорочности Адама до грехопадения и были известны как адамиты. Однако не существует реальных доказательств того, что Босх действительно был адамитом; к моменту его рождения эта секта практически исчезла. Более вероятно, что на него повлиял ранний гуманизм, который гораздо снисходительнее относился к сексу, чем Церковь. Эразм Роттердамский, которого иногда называли «князем гуманистов», даже приезжал в Ден Бос изучать латынь и жил через несколько домов от Босхов, на той же улице. Возникает искушение предположить, что два склонных к сатире моралиста были знакомы.
Эразм писал о сексуальности с предельной ясностью:
«Мне не хватает терпения выслушивать тех, кто говорит, что сексуальное возбуждение постыдно и что любовные стремления рождаются не в природе, а в грехе. Ничто не может быть дальше от истины. Как будто брак, функция которого не может быть исполнена без этих позывов, не опровергает осуждения такого рода. А у других живых существ откуда берутся эти стремления? От природы или от греха?»
Сильное заявление для XVI в.! Все это — часть яростных моральных и религиозных споров, характерных для Северного Возрождения. В работах Босха можно разглядеть проницательные комментарии к тем дебатам. Безусловно, распространен взгляд на Босха как живописца возмездия и наказания («повелитель чудовищ… первооткрыватель подсознания», как называл его психоаналитик Карл Юнг), но следует также понимать, что среди претерпевающих адские мучения фигур на правой панели триптиха «Сад земных наслаждений» мы не видим никого из счастливых любовников центральной части. Там присутствуют ссылки на похоть и секс, но большинство изображенных пороков имеет отношение к азартным играм, к жадности, сплетням, лени, чревоугодию, гордыне и т. п. Все это выглядит так, как если бы художник говорил нам: да, мир полон страданий и грехов и грешники будут наказаны, но не сто́ит искать корни греха в чувственной любви.
Сестричество — мощная силаВернон, самец бонобо из зоопарка Сан-Диего, был предводителем маленькой группы обезьян, в которую входила одна самка — Лоретта, его партнерша и подруга, — и пара подростков. Это единственный известный мне случай, когда у бонобо в какой бы то ни было группе предводительствовал самец. В то время я считал такую ситуацию нормальной: в конце концов, у большинства млекопитающих доминируют именно самцы, да и у бонобо самцы заметно крупнее и мускулистее самок. Но Лоретта тогда была относительно молода, к тому же в группе она была единственной самкой. С появлением второй баланс сил изменился.
Первое, что сделали Лоретта и вторая самка при встрече, — занялись сексом; при этом на мордах обеих сияли широкие улыбки, они громко кричали и вообще не оставляли у зрителей никаких сомнений в том, что человекообразным обезьянам знакомо сексуальное наслаждение. Со временем подобные лесбийские встречи становились все более частыми и явно знаменовали конец правления Вернона. Несколько месяцев спустя типичная сцена кормления бонобо выглядела так: самки занимались сексом и ели вместе, а Вернону, если он хотел что-то получить, приходилось выпрашивать еду с протянутой лапой. Какой контраст с группами шимпанзе, в которых любой здоровый самец командует любой самкой!
Доминирование самок типично и для диких бонобо. Фуруити рассказывает:
«Когда самки приближались к самцам, которые устроились на кормовой площадке покушать, самцы уступали припозднившимся самкам лучшие места. Более того, самцы обычно дожидались на краю кормовой площадки, пока самки закончат есть. При возникновении открытого конфликта объединившиеся самки иногда гоняли самцов, но самцы никогда не создавали агрессивных союзов против самок. Даже альфа-самец вполне мог уступить средне- или низкоранговой самке».
Доминирование самок типично и для диких бонобо. Фуруити рассказывает:
«Когда самки приближались к самцам, которые устроились на кормовой площадке покушать, самцы уступали припозднившимся самкам лучшие места. Более того, самцы обычно дожидались на краю кормовой площадки, пока самки закончат есть. При возникновении открытого конфликта объединившиеся самки иногда гоняли самцов, но самцы никогда не создавали агрессивных союзов против самок. Даже альфа-самец вполне мог уступить средне- или низкоранговой самке».
Одна из точек зрения на необычное устройство общества у бонобо заключается в том, что появилось оно в результате эволюции и его цель — обезопасить молодняк. Самцы шимпанзе иногда убивают детенышей собственного вида, да и человек в этом отношении не намного лучше. Насилие и смерть могут ждать ребенка в семье, а могут прийти и в виде гораздо более масштабного события. Вспомните, как царь Ирод «послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже» (Мф 2: 16). У бонобо же не происходит ничего подобного ни в малом, ни в большом масштабе. Причина в том, что, во-первых, доминирующее положение помогает матерям защищать своих детенышей. Во-вторых, необузданный секс предполагает, что каждый взрослый самец может быть отцом каждого новорожденного. Не то чтобы самцы бонобо сознавали собственное отцовство, но что может быть хуже, чем убийство своего потомства? Такое поведение наверняка станет объектом отрицательного отбора — именно поэтому промискуитет защищает молодых животных. Это заметно, в частности, по поведению рожениц бонобо. Вместо того чтобы держаться в отдалении от больших групп, как благоразумно делают матери-шимпанзе, они после рождения малыша сразу же возвращаются в свою группу. Матери-бонобо ведут себя так, как будто бояться им совершенно нечего.
На этом фоне достойно внимания единственное имеющееся сообщение о серьезном насилии среди диких бонобо. Хоманн и его жена Барбара Фрут оказались свидетелями мрачного случая во время реализации проекта «Ломако-форест». Жертвой стал молодой самец по имени Фолькер. Матерью Фолькера была Камба, альфа-самка сообщества Айенго, где он родился. Самцы у бонобо всегда «держатся за юбку» матери и вырастают маменькиными сыночками. Стоило Фолькеру оказаться в сложной ситуации — повздорить с другими самцами или попасть под горячую руку самкам, — как мать вступалась за него и выручала. Взрослея, Фолькер постепенно повышал свой рейтинг среди самцов, карабкаясь с помощью матери по социальной лестнице. Он также подружился с одной самкой по имени Эми. Однако вскоре после того, как Эми родила первенца, произошло неожиданное. Большая группа бонобо кормилась на дереве гарцинии, усеянном тысячами блестящих сладких плодов:
«Фолькер прыгает на ветке, где сидит Эми с малышом. На мгновение самка, кажется, теряет равновесие, но затем цепляется попрочнее и сталкивает Фолькера с ветки. Самец спрыгивает на землю, за ним — вопящая Эми. Спуск Фолькера и Эми провоцирует общую реакцию; остальные взрослые самки и самцы дождем сыплются с дерева, и за несколько секунд лес превращается в поле битвы. Подробности заслоняет густая растительность, но пугающий шум вопящих бонобо указывает на то, что это не шуточное, а настоящее сражение».
Организованная атака пятнадцати, если не больше, обезьян была целиком и полностью нацелена на Фолькера, которого они принялись волочить по земле взад и вперед. Через некоторое время его нашли на том же участке; он отчаянно цеплялся за дерево всеми четырьмя лапами, морда была искажена панической гримасой. Все бонобо были страшно возбуждены и шумели, шерсть у них стояла дыбом; одновременно они издавали предупреждающее тявканье, будто информируя людей-наблюдателей о том, что приближаться им не следует. Морды бонобо выражали эмоции, которых прежде Хоманну и Фрут видеть не приходилось. Удивительнее всего было то, что Эми, довольно низкоранговая самка, смогла спровоцировать столь массовую атаку, а Камба при этом держалась в стороне и не вмешивалась. В обычных обстоятельствах Камба первой бросилась бы на защиту своего сына, но в тот раз спряталась на самой верхушке дерева, где ее и обнаружили ученые.
Исследователи считают, что Фолькер, возможно, угрожал малышу Эми. Может быть, он попытался отнять его, как иногда делают самцы шимпанзе? Если так, то Фолькер явно недооценил защитных инстинктов сообщества. Самец, пытающийся захватить малыша, очевидно, достоин самого сурового наказания. Внезапная вспышка насилия позволяет предположить существование в обществе бонобо более глубокого слоя, обычно скрытого за фасадом вудстокского типа[47*]. Он напоминает нравственный принцип, суть которого — защита интересов самых слабых и уязвимых. При нарушении этого принципа на его защиту встают так массово и так яростно, что даже высшие эшелоны сообщества, такие как альфа-самки, не осмеливаются выступить против.
Высокая степень солидарности у бонобо стала возможной благодаря среде обитания, позволяющей сообществу быть более сплоченным, чем, скажем, у шимпанзе. Шимпанзе в поисках рассредоточенной по большому пространству пищи приходится разбиваться на маленькие группки, а нередко и проходить значительные расстояния в одиночку. Бонобо живут иначе. Они держатся вместе и всегда дожидаются отставших, а на заходе солнце устраивают настоящий «закатный хор», цель которого — собрать всех сородичей и построить ночные гнезда высоко на деревьях. Очевидно, им нравится быть вместе. Доступ к громадным фруктовым деревьям, а также к многочисленным съедобным травам нижнего этажа леса помогает обеспечивать существование их тесного сообщества, ядром которого является «вторичное сестричество». Я называю его «вторичным» потому, что связь между самками в нем не основана на родственных узах. Будучи мигрирующим полом, самки бонобо оказываются при взрослении в неродственных группах.
Привязанность к детенышам, разумеется, типична для всех млекопитающих. Однако один поразительный случай может показать лишний раз, насколько сильна она у бонобо. Моя коллега Эми Пэриш познакомилась в зоопарке с несколькими самками бонобо. Эти самки обнимали ее как свою — чего, надо сказать, никогда не делали со мной, поскольку человекообразные обезьяны всегда различают пол человека и ведут себя с ним соответственно. Лоретта, к примеру, вполне могла сексуально домогаться меня с той стороны рва (повернув ко мне свои набухшие гениталии и бросая быстрые взгляды на свою промежность), но, будучи мужчиной, я никогда не смог бы стать частью гинекократии, которой и является общество бонобо. Эми, напротив, однажды даже перебросили хорошую пищу, как если бы она, по мнению угощавшей, была голодна. Несколько лет спустя Эми, навещая своих подруг-бонобо, решила показать им своего новорожденного сына. Старшая самка коротко глянула на малыша через стекло и сразу же убежала в соседнее помещение — а через несколько секунд вернулась с собственным младенцем на руках. Она поднесла его вплотную к стеклу, чтобы два малыша могли посмотреть друг другу в глаза.
Мозг, настроенный на эмпатиюСравнивая общество бонобо с нашим, я нахожу слишком много различий, чтобы согласиться с теми, кто готов принять его за образец для подражания. Я не думаю, что принятая у бонобо свободная любовь подошла бы нам. С одной стороны, эволюция снабдила нас собственным способом защиты детенышей, по существу, противоположным способу бонобо. Вместо того чтобы делить отцовство, люди влюбляются и часто ограничивают свое влечение одним человеком, по крайней мере, на какой-то период времени. При помощи института брака и нравственно обязательной супружеской верности многие общества пытаются полностью прояснить вопрос отцовства. Конечно, эти попытки очень несовершенны, всегда хватает и флирта, и неуверенности; тем не менее они увели нас в совершенно ином направлении. Как правило, самец человека — мужчина — делится ресурсами со своими детьми и их матерью и помогает заботиться о детях — неслыханное событие у бонобо и шимпанзе. Самое главное, мужчина обеспечивает женщине и детям защиту от других мужчин.
Если речь идет о сходстве между человеком с его ближайшими родичами среди человекообразных обезьян, то проще всего сравнивать мужчин с самцами шимпанзе. Самцы шимпанзе вместе охотятся, объединяются против соперников и вместе защищают территорию от враждебно настроенных соседей; в то же время они борются за статус в группе и соперничают из-за самок. Это противоречие между, с одной стороны, общностью целей, а с другой — неизменным соперничеством хорошо знакомо и мужчинам; возьмите любую спортивную команду или корпорацию. Мужчины там вовсю состязаются между собой и в то же время понимают, что нуждаются друг в друге — ведь иначе их общая команда пойдет ко дну. В книге «Вы просто не понимаете» (You Just Don’t Understand) лингвистка Дебора Таннен рассказывает о том, как мужчины используют конфликты для повышения собственного статуса и реально получают удовольствие от споров с друзьями. Если ситуация заходит слишком далеко, они разряжают ее шуткой или извинением. Так, бизнесмены могут кричать и даже запугивать друг друга на совещании — и тут же шутить и смеяться все вместе в перерыве в комнате отдыха.