– Молодой человек, – холодным тоном начал Констанс. – С чего вы решили, что я знаю, какие именно сведения принесла вам сестра?
– Хорошо, не хотите говорить – не надо, оставим это как мои домыслы, – покладисто согласился Герран. – С адмиралом вы все-таки нам очень помогли. И я решил на всякий случай известить вас о визите сестры в ауберг.
– И что, прибыла только одна сестра? – уточнил Констанс.
– Да, сестра Бернадетта. Очень красивая девушка. С ее лица впору лики святых писать, – парой фраз обрисовал приехавшую суффраган.
– Насколько я помню, в женском боевом ордене есть такая Бернадетта, – поделился с ним епископ. – Только смотрите осторожнее, она истинная дочь Церкви во всех смыслах этого слова. А то были уже предпосылки…
– Я ничего такого и не думал, – от этих слов, словно от назойливой мухи, отмахнулся Герран. – Содержание письма, которое она привезла, заслуживает гораздо большего внимания, чем ее красота. Увы, пересказать его я вам не могу, поскольку завтра о его содержании будет доложено на внеочередном конвенте. А вот предупредить о его наличии – запросто! – тут молодой церковник сложил пальцы домиком и повернулся к епископу. – Надеюсь, вам столь малые известия будут полезны.
– Я подумаю, где возможно их применить, – с прежним холодом в голосе ответил ему Констанс, даже не шелохнувшись в кресле. – Ненужных сведений не бывает. Благодарю вас, епископ.
– Ну что ж! – видя, что Констанс ни как не прореагировал на его монолог и не выдал своих намерений, Герран поспешил откланяться. – Тогда всего доброго, епископ! С Богом!
– И вам того же! – пожелал ему Констанс.
Епископ-суффраган стремительно вышел. Едва только за ним закрылась входная дверь, Констанс сбросил с себя напускную неторопливость и немедленно позвал секретаря. Брат заглянул в гостиную.
– Ваше преосвященство?
– Только что в орден Святого Иеронима прибыло послание, отправленное настоятельницей монастыря женского боевого ордена. Завтра о нем будет доложено на конвенте!
– Те сестры не могли так быстро добраться, – возразил ему Боклерк.
– Это известие привезла сестра Бернадетта, так что собирай вещи, мы немедленно уезжаем!
– Куда и как надолго? – уточнил секретарь, соображая, что же ему брать с собой в дорогу.
– В Винет и почти на всю зиму!
Глава 9.
Начало октября выдалось погожим, но, несмотря на яркое солнце днем, по ночам лужи уже начало прихватывать ледком. Выехав ранним утром, мы свернули на юго-запад, к дороге ведущей в Корч. В путь мы подготовились основательно, у меня и Юозапы в поводу было по вьючному неказистому мерину. Коней мы выбирали не по красоте, а по выносливости, потому как собрались добраться до ауберга как можно скорее. Доставшиеся нам на халяву теплые плащи пришлись кстати, правда, для Агнесс мы его подрезали покороче и подшили, ведь орденская одежка была рассчитана на людей не столь мелких. Весь вчерашний день девочка с нами не разговаривала, просьбы выполняла молча, а на Юзу даже глаз не поднимала, впрочем, на такое поведение сестра никак не реагировала. В итоге, настроение было у всех подавленное, никто не болтал. Мы чувствовали себя паршиво, словно были виноваты в случившемся с ее родителями. Ну, во всяком случае, я и Герта точно.
Весь день мы расчетливо гнали лошадей по мощеному тракту, останавливаясь лишь для небольшого отдыха, и к вечеру, отмахав миль шестьдесят, уже сами готовы были выпасть из седел. На ночлег решили расположиться у стояночного колодца, на расстоянии где-то полуторадневного перегона от Горличей. Поскольку за Агнесс негласно закрепили чистку лошадей, то едва мы остановились, она ни слова не говоря, принялась за работу. Как только запалили костер, к месту стоянки подошел небольшой купеческий караван. Разглядев, кто именно расположился у огня, торговец очень хмурый до этого, махом повеселел и даже залихватски подмигнул старшей сестре. Сначала мы не поняли причин его столь внезапного счастья, но когда узнали, чем собирался расторговываться купец, моментально смекнули, почему он обрадовался нам как родным. На подводах везлись весьма ценные грузы: соль, листья вайды и сушеный кермес для покраски тканей, а так же оливковое масло. Хотя на дорогах сейчас было относительно спокойно, но случись нападение лихих людей, наличие трех боевых церковников могло стать весомым подспорьем. На вопрос Гертруды о малочисленности охраны каравана, купец сознался, что пожадничал, и теперь трясся как осиновый лист, стараясь ночевать в караванных домах прямо на своем товаре. Обычно отправляясь с таким ассортиментом на восток или на север, в сопровождение торговцы стараются взять, чуть ли не по пятерке бойцов на каждую телегу, все одно окупится сполна. Его подручные, пятеро заросших черной бородой до самых глаз уроженцев Похгута, были угрюмы и молчаливы. Жители этого жаркого края, славившиеся разговорчивостью и веселым нравом, оказались сильно измучены переправой через покосившийся мост у Сторыни – узкой, но глубокой речушки – притоке Вихлястой. Из-за того что купец захотел срезать в пути, сэкономив тем самым два дня, мужчинам пришлось разгрузить все телеги и на себе переносить товар на другую сторону, а потом практически на руках и умудриться переправить через хлипкий мост здоровые телеги. По-быстрому съев походную похлебку и распределив караул, они растянулись прямо на подводах с товаром и провалились в сон, а купца, довольного нашим соседством, прямо-таки прорвало на разговор. Хозяин каравана попался до того словоохотливый, что сам себе исполнял роль собеседника, и наше участие в его монологе было бессмысленным. Иногда ему поддакивала Герта, почему-то вызвавшая к себе особое расположение. Мы же трое, молча съели предложенный караванщиками ужин и тихо сидели в сторонке. Агнесс, уперев подбородок в согнутые колени, смотрела на прогорающий костер. Юозапа тоже молчала, и ей, похоже, было безразлично, что за настроение царит в нашей четверке. Во всяком случае, девочку она тоже демонстративно игнорировала, так что, по крайней мере, в этом они были взаимны. В последнее время я стала замечать странности, происходящие с характером нашей сестры. Она сделалась чересчур резкой и язвительной, можно даже сказать циничной. Но пытаться вытянуть ее на разговор, докапываясь в чем суть, было бессмысленно, если захочет сама расскажет, а нет – пошлет куда подальше и еще больше замкнется. Ладно, поживем – пожуем…
Костер прогорел, наш торговец наконец-то угомонился, и стоянка погрузилась в сон.
Первое дежурство, как всегда досталось мне, последнее Гертруде.
Ночью ударил мороз, и по утру на пожухлой траве выпал иней. Мы поднялись и с восходом солнца продолжили свой путь. Очередной день тоже прошел в молчании.
Мы все дальше удалялись на юго-запад. Скоро дорога должна повернуть строго на юг, делая петлю к Триполью и дальше на Гарунь, нам же требовалось кратчайшим путем добраться до Корча.
Третьего дня во вторник мы свернули направо и поехали по бездорожью. Впрочем, поля и перелески, лежавшие на нашем пути, были довольно ровными без оврагов и колдобин. Кони могли скакать хорошей рысью, не рискуя повредить ноги. За день нам удалось покрыть приличное расстояние, лишь немногим меньше чем по накатанному тракту. Мы рысили на приличной дистанции друг от друга.
К полдню, когда вновь потеплело, между нами в пути завязался нормальный разговор, в который оказались вовлечены все. Первой, как всегда, подала голос Гертруда, скакавшая на два корпуса впереди, ее мощный голос без труда покрывал разделявшее нас расстояние:
– А чего мы просто так едем?
– Почему просто так? – спросила я громко, не понимая сути вопроса. – Мы с конкретной целью едем в Sanctus Urbs.
– Да я не про то! Мы едем без заделья, а Агнесс у нас неученая. Ее ведь на раз-два вычислят.
– Как это вычислят?
– Девочка в нашем деле ничего не смыслит! Ни в воинском, ни в церковном! При нынешнем положении ей одна дорога – в монастырь. Так хоть она при тетке останется, а не в какой-нибудь глуши грядки полоть будет, – пояснила всем старшая сестра, оборачиваясь в седле. Мы с Агнесс направили лошадей поближе к ней, чтоб не приходилось сильно напрягать горло.
– В принципе эта идея! – поддержала ее я, но не забыла предупредить. – Но из нее толкового бойца не получится, а тем более за столь короткий срок. Ты глянь, какая она маленькая, чуть выше пяти футов.
– А нам толкового бойца и не надо, – отмахнулась Герта. – Суетится под ногами и визжать не будет, уже хорошо. Агнесс ты как, согласна?
– Делайте что хотите, – ответила та с безучастным видом, даже не поворачивая головы в нашу сторону. – Мне все равно.
– Все равно, не все равно, а учиться будешь. На лошади уже сидишь, не валишься, и тут так же, – бодро заявила ей Герта.
– Девочки, не заставляйте ее, – неожиданно возразила Юозапа. Она, понукая пятками своего жеребца, подъехала к нам, чтоб слова не уносило в сторону, и было лучше слышно. – Если человек не хочет, то не нужно. К Богу так не приходят.
– Девочки, не заставляйте ее, – неожиданно возразила Юозапа. Она, понукая пятками своего жеребца, подъехала к нам, чтоб слова не уносило в сторону, и было лучше слышно. – Если человек не хочет, то не нужно. К Богу так не приходят.
– Юза, дорогая, это ты у нас осознанно пришла, – я обрадованная ее внезапно прерванным молчанием, постаралась не упустить возможность вовлечь в разговор. – Некоторые вынуждены были к нам податься от безысходности, здесь именно такой случай. Ее все равно не сразу в сестры определят: пока постулат, то да се… Может положение еще выправится, а лишними эти умения не будут. (Постулат – начальный этап послушницы для принятия в сестры)
– Возможно, конечно, – с сомнением протянула она, задумчиво глядя вперед. – Но если уж вы собрались тянуть ее на Божий путь, то делать это следует полностью, а не только физически.
– То есть – полностью?
– Нужно чтобы она и в духовном плане захотела, – разъяснила мне Юозапа.
– Ничего я не хочу! И никуда не собираюсь! – вдруг выкрикнула Агнесс, дала шенкеля лошади и поскакала вперед.
Мы, не обращая на ее демарш никакого внимания, продолжили наши рассуждения.
– Юза, ну какой ей духовный план?! – Герта придержала своего жеребца, и теперь наши кони рысили рядом морда к морде. – У нее же в голове одни куклы!
– Когда я решила уйти в монастырь, – менторским тоном начала Юза, повернувшись к нам. – То решила это сделать в гораздо более юном возрасте, нежели Агнесс.
– Мы знаем! – хором отозвались мы с Гертрудой. – Тебе было четырнадцать лет!
– Вот именно! – со значительностью подтвердила та, довольная нашим знанием ее прошлого. – Я с детства поняла, что буду служить Господу нашему! И когда укрепилась в своем решении, то пришла в Костелийскую обитель. – Гертруда закатила глаза, подняв их к небу.
Эту историю мы выслушивали в тысячный раз. Про то, как Юозапа собралась уйти в монастырь, мы знали с первого дня нашего совместного нахождения в боевой четверке. Правда, когда с нами была Бернадетта, то единоличный рассказ Юзы превращался в спор двух сестер – кто же из них раньше понял свое предназначение. И всегда после их препирательства, о том кто круче, мы со старшей сестрой чувствовали себя белыми воронами, потому что такой упертости в вере не испытывали. Верили, конечно же, но считали это как само собой разумеющимся.
– Хорошо, Юза, – вставила свое слово Герта, едва она окончила рассказ. – Тогда твоей святой обязанностью будет рассказать девочке, как правильно ей следует уверовать.
– А чего это я то? – подозрительно спросила та, косясь на старшую сестру. – Возьми и сама расскажи.
– Не-е, мне нельзя! – уверенно заявила Гертруда. – Я же не осознано, не как ты! Ей такой способ не подойдет!
– Да, не подойдет, – сразу же согласилась Юза, припоминая историю старшей сестры. – Тогда давай, ты Фиря, подай пример!
– Моим путем, я вообще не советую, куда бы то ни было, приходить! – отбрила я резким тоном, как всегда, стремясь отбить желание расспрашивать о моем прошлом. – Ты у нас Юза самый положительный пример – тебе и флаг в руки! – та поджала губы, понимая, что от обязанности главного проповедника ей не отвертеться. Хотя сама виновата, никто не настаивал на душеспасительных беседах, первая разговор о них завела.
– Ой, сестры, – перевела разговор в другую плоскость Гертруда. – Вера конечно хорошо, но у нас и в другом деле непочатый край работы! Нам надо научить ее основным навыкам боя, чтобы она не махала, как ни попадя.
– Чтобы она в принципе махала, – хмыкнула Юозапа.
– Это точно! – согласилась я, и с трудом начала припоминать с чего же нас начинали обучать в ордене. – Ты дыханье для начала ей поставь, а то побежит десяток ярдов и сипит как удавленник. Ведь благородным девицам полагается пару шагов сделать и уже запыхаться.
– Н-да… – похоже, теперь и Гертруда осознала всю глубину добровольно взваленной на нас работы. – Что-то я не подумала, за что мы собираемся взяться. Тяжелый случай!
– Вот, вот! – подтвердила я. – Но для начала нам самим надо будет вспомнить: как и чему нас первым делом учить начали. Предлагаю до вечера подумать, а потом определиться.
– А что тут думать! Пусть распевки устраивает! – неожиданно подала идею Юозапа. – Ты же сама сказала, что ей воздуха не хватает. Так пусть поет, – и тут же позвала девочку сюда. – Эй, Агнесс! А ну давай сюда! – та подъехала с недовольным видом. – Повторяй за мной! А-а-а-а-ли-и-и-лу-у-у-я-а-а! А-а, а-а, а-а-а-а-а, а-а-а, а-а, а-а-а! – пропела на одном дыхании сестра. Голос был у нее высокий красивый и хорошо поставленный, как у большинства сестер в ордене.
– Зачем? – удивленно спросила Агнесс, явно не понимая для чего это надо.
– За надом! – отрезала Юза и повторила. – А-а-а-а-ли-и-и-лу-у-у-я-а-а! А-а, а-а, а-а-а-а-а, а-а-а, а-а, а-а-а! Поняла?! Давай, давай!
Девочка пропела тихим голоском 'аллилуйя' и посмотрела вопросительно на нас.
– Чего замолчала? – спросила ее Герта. – Дальше!
– Да зачем?
– Учиться будешь! – ответила старшая сестра, хватаясь за возможность увильнуть от сворота головы насчет метода учебы.
– Я умею петь.
– А ты не поешь, ты распеваешься, – пояснила ей я, то же стремясь проехаться за чужой счет и не истязать воспоминаниями собственные мозги. К тому же я с послушницами всегда терпеть не могла возиться. – Легкие разрабатываешь, чтобы через пять минут после начала тренировки не хрипеть от нехватки воздуха. Так что давай, раз двадцать без перерыва 'аллилуйя', потом пять минут отдышалась и заново. И не менее пяти раз за сегодняшний день. Только не пищи как комар, а пой так, чтобы тебя вся округа слышала, во всю мощь своего горла. Ну?!
– Я не буду, – заупрямилась Агнесс.
– Бего-ом! – рявкнула на нее Гертруда. – Иначе ты неумелым действием или словом там где не надо, всю поездку завалишь и подведешь всех нас под монастырь!
– Под чей? – под нос пробурчала девочка. – Можно подумать, вы уже не в нем…
– Под Ответственных! И поговори мне еще! А ну, живо пой, да погромче! – старшая сестра, похоже, рассердилась. Да в принципе, кто бы на ее месте не начал злиться?! Стараемся ведь как лучше! Из-за неумелости Агнесс мы все можем загреметь в тартары.
Девочка горько вздохнула и запела, но на третьем повторении она сбилась и закашлялась. Да-а, воздуха ей действительно не хватало. Она обернулась, вопросительно глядя на нас, но я, крутанув в воздухе рукой, давай, мол, еще, заставила упражняться ее дальше. К обеду голос у Агнесс охрип и лишь тогда мы сжалились. Хоть со стороны весь процесс и выглядел сущим издевательством над безвольной жертвой, но это было для ее же блага. Как говорится – тяжело в учении… Продолжение и так все знаем. А еще я надеялась, что боя не будет.
В октябре смеркалось стремительно, словно кто свечу задул. Темнота обступила кругом – хоть глаза выколи. Вдобавок небо затянуло тучами, и луну совсем не стало видно. К концу первой декады месяца листья с деревьев почти облетели, устлав землю шелестящим золотисто-багряным ковром, и лишь десяток самых стойких продолжал трепетать на осеннем ветру.
Решив переночевать в небольшом лесочке, мы расседлали лошадей, развели костер и даже собрались варить кашу, но так и продолжали спорить между собой, с чего же следует начинать учить Агнесс. Юозапа попыталась было продемонстрировать ей пару простых на ее взгляд ударов, Гертруда же стала возражать, что для начала ей следует укрепить кисти, а уже потом отрабатывать приемы. Видя, как девочка мается от наших бестолковых указаний, разрываясь между противоречивыми командами, я решила прекратить этот балаган.
– Сестры так не пойдет, – остановила я Юозапу, все же пытающуюся заставить Агнесс отразить удар первой попавшейся палкой. – Она же ничего не знает. А при нашем бездарном обучении еще вернее голову сложит, чем без него.
– Почему это? – поинтересовалась Гертруда. Возвратившись к костру, она насыпала из мешочка крупу в котелок. – Нас же таким способом и учили.
Да совсем не таким! – возразила я горячо, начав аккуратно складывать принесенный хворост, чтоб его удобнее было брать и подкидывать в огонь. – Ну, вспомните же! Нас же в ордене почти пол года подготавливали, укрепляли телесно!
– Каким же образом? – наморщила лоб старшая сестра, бросая в будущую кашу горсть чего-то мелко резанного, а потом залила все принесенной водой из бежавшего неподалеку ручья.
Я оторвалась от своего занятия и позвала Юозапу и девочку:
– Юза, да бросай ты палку и иди сюда! Агнесс, ты тоже давай! Может, что полезное услышишь.
Сестра подошла к костру, и уселась на принесенный ствол поваленного дерева, следом за ней неохотно приблизилась Агнесс и присела на безопасном от нее расстоянии. Но Юозапа наклонившись, протянула руку и дернула ее за штанину, вынуждая пересесть ближе.
– Сначала мы где-то пол года одни гимны пели и с камнями на разминке бегали. Вспомнили? – тем временем продолжала я.