Полосатый шар Самаэля маячил в объективах кормовых камер. Планета снова казалась нестрашной и милой, словно детская игрушка. От нашего позорного бегства не осталось и следа — разорванные тучи тут же сошлись.
Только тело Лаймана Toy безжизненно висело на ремнях безопасности, скатившись с полетного ложа. Край ремня прорезал посиневшую кожу; капли густой темной крови стекали по пальцам и срывались в размазанную по кормовой переборке лужу.
— Он мертв, — ответила Тоомен на мой невысказанный вопрос странным, отрешенным голосом — должно быть, большую часть ее вниманий занимало управление кораблем. — Система пошла вразнос… аугментные резервы действуют, только когда их контролирует мозг.
— Что теперь? — поинтересовался я беззвучно — не хватало сил шевелить сухим и жестким, как у мумии, языком.
— Выйдем на орбиту, — ответила агентесса всё так же бесстрастно. — Передохнем. Потом нырнем снова. Отснимем эту штуку во всех диапазонах. И взорвем.
— Считаете, что она… — Кася Новицкая сбилась. Первым словом, которое приходило на ум, было «опасна», но установка, меняющая климат планет, манипулирует такими энергиями, что даже в самых мирных целях ее использовать страшновато, — …агрессивна?
— Я — знаю, — поправила Тоомен. — Внимательно просмотрите последние кадры записи, до того, как богмашина скрылась из виду.
Для надежности я вызвал запись сразу с нескольких камер, синтезировав из них единое изображение, видимое как бы со стороны. Пришлось потерпеть несколько секунд, покуда интелтроника пережевывала кадр за кадром, зато картинка получилась предельно отчетливой.
Снова подо мной простиралась каменистая равнина в бронзовом свете облачного слоя. Богмашина полыхала зеленым светом, отчего еще больше походила на глубоководную тварь, всю в фонариках. Воспроизведение шло в замедленном ритме, так что огненные полосы ползли по жилам лепестков как бы рывками, и даже баржа далеко вверху двигалась, будто муха сквозь мед.
Свечение становилось все ярче, но пламенные волны гасли, не доходя до сердцевины, а пушистое мерцание, окружавшее тельце богмашины, наоборот, меркло, покуда я не смог различить его — металлически блестящий эллипсоид, и вправду похожий на исполинское семя. Впрочем, услужливая программа подсказывала масштаб: богмашина оказалась на удивление маленькой для столь могущественного устройства — чуть меньше нашей «Кометы».
И одновременно с этим меняли конфигурацию лепестки-крылья. Зеленое свечение сомкнулось в плотный, почти непроницаемый для взгляда диск. Богмашина зависла над пустошью, словно «летающая тарелка» из легенд Серебряного века, слегка покачиваясь. Из ленивого анемона она на глазах превратилась в техническое чудо миллионолетней давности.
А потом — прыгнула.
Иначе я не могу описать этот маневр. Похожим образом передвигаются медузы — выплескивают из купола струю воды, но у них вначале уходит вперед макушка, а за ней подтягиваются края зонтика, здесь же все происходило наоборот. Я специально просмотрел этот отрезок записи еще раз, кадр за кадром, и убедился, что так и есть — вначале сросшиеся лепестки взметнулись вверх, немыслимо растянувшись, словно пытаясь прихлопнуть что-то невидимое, а за ними взлетело металлическое ядро-сердцевинка. Диск распластался снова, но уже на высоте добрых тридцати километров, извергая потоки травянистого свечения. Не все кадры подтверждали это — к этому моменту богмашина осталась за кормой, к тому же баржа крутилась вокруг своей оси, словно оглашенная, — но можно было догадаться, что над и под… семенем, как решил я для себя называть тельце установки, вспыхнули белопламенные нимбы. Для богмашины — очень подходяще, но мне казалось, что если сверхъестественные силы и приложили руку к ее созданию, то несколько иного рода.
Потому что прыжок машины завершился в той самой точке, где оказалась бы «Комета», не запусти Линда Тоомен двигатель на полную мощность.
«И когда истекла третья тысяча лет, — мелькнуло у меня в голове, — разгневался я великим гневом и дал третью клятву девятьсот девяноста девятью тайными именами Аллаха — страшной смерти предать того, кто избавит меня от плена в этой бутылке!» Похоже было, что мы, как безвестный рыбак из сказок Шехерезады, наткнулись на пленного джинна… но с тем хотя бы можно было договориться — или обмануть. А как обманешь машину, к тому же построенную неизвестной расой — и не слишком разумную, судя по тому, что афрормер продолжал действовать миллионы лет после того, как атмосфера Самаэля претерпела фазовый переход?
Сообразив, что и так непозволительно долго предаюсь раздумьям, я вернулся в реальность и сразу же понял — что-то случилось, по выражениям лиц, по сбоям в командах, еще до того, как Новицкая передала мне ссылку на нужный кадр.
Повинуясь законам динамики, баржа вышла на вытянутую орбиту вокруг Самаэля. Наверное, Тоомен потом сбросила бы скорость, чтобы вновь ее набрать, приближаясь к периастру, но пока что мы уходили все дальше и дальше от планеты, огибая ее. Северный полюс скрылся за лимбом.
Но сквозь протяженную мезосферу пробивалось слабое, отчетливо видимое изумрудное сияние.
— Она… — В этот раз даже у агента Ибар дрогнул голос. — Она следует за нами.
Двигатель заработал снова.
Последний, заторможенный кадр записи висел перед моими глазами, рассыпаясь на отдельные пиксели. Рассудок скатывался в фугу, и я отдался ей, выдавив в кровь очередную порцию защитного коктейля, сдавшись на милость Линды Тоомен — единственной, кто сейчас мог вытащить «Комету» из гибельного капкана.
Глава 12
Следующие несколько часов запечатлелись в моей памяти сумбурно. Отчасти потому, что Тоомен поминутно то запускала А-привод на полную мощностъ, пытаясь уйти от преследователя на форсаже, то сбрасывала ускорение до минимума, чтобы скорректировать траекторию — иначе безумные метания занесли бы нас в какой-нибудь медвежий угол и без того не слишком приютливой системы Адоная. В голове мутились от перегрузок, кости трещали. Медицинский монитор навязчиво предупреждал, что обломок сломанного ребра проколол-таки плевру; до гемоторакса, правда, не дошло, но кончилось тем, что я установил нейронную блокаду и весь правый бок потерял чувствительность.
А богмашина следовала за нами, точно привязанная. Хуже того — начинала настигать корабль.
Поведение ее окончательно убедило нас, что мы имеем дело не с разумным существом. Даже не с псевдоразумным. Богмашина выполняла заложенную в неё создателями программу. Проблема заключалась в том, что ни цели этой программы, ни стимулов, которые могли сбить машину с курса, мы не знали и даже догадаться не могли.
Для начала я не мог понять, почему чудовищная конструкция не догоняет нас. Прыжок, который она совершила в первые секунды погони, доказывал, что высокие ускорения для нее — не проблема. Существо из плоти и крови было бы размазано в тонкий блин. Можно было предположить, что в безмерно разреженной межпланетной среде семя не находило достаточно вещества, чтобы черпать энергию из его аннигиляции, — но когда Тоомен решила оторваться и чуть не переломала нам всем кости перегрузками, богмашина без видимых усилий повторила этот маневр.
Покинув пределы атмосферы, машина — я никак не мог подобрать ей другого имени; все время хотелось назвать ее «существом» — изменилась. Зеленые крылья померкли — только с помощью фильтров-усилителей или в тепловом диапазоне можно было увидеть их — и вновь сменили конфигурацию. Составленный из сросшихся лепестков диск распался на четыре неравных доли, выпавших из общей плоскости.
— Она похожа на птицу, — тоскливо заметила Дебора Фукс, вглядываясь в темные небеса инфракрасного диапазона. — Сияющего голубя…
— Скорей ястреба, — поправила Кася.
На мой взгляд, сходство ограничивалось тем, что у машины образовались два крыла и хвост. Чем такая конфигурация полезна — мы так и не сумели выяснить, как не поняли и того, каким вообще образом разгоняется этот стервятник. Ракетного выхлопа мы не заметили. Можно было предположить лазерный привод — но и эту версию пришлось отбросить. Утешало одно — законов сохранения богмашина не попирала и не пыталась, например, телепортироваться.
Она всего лишь следовала за нами, постепенно сокращая расстояние. Очень постепенно… словно присматриваясь к добыче, прежде чем покончить с ней одним броском.
Когда стало ясно, что попытки оторваться не приносят результата, Линда Тоомен зафиксировала ускорение, и мы устроили еще один мозговой штурм — в сокращенном составе. Я ожидал, что тело Лаймана Тоу отправится в трюм или шлюзовую камеру до посадки, но у Ибар были свои планы. Прекурсолог должен был и после смерти послужить науке. Сколько мне было известно, еще ни одного человека не хоронили в пространстве, как прежде — моряков в волнах; если кто-то из рабочих умирал на лифт-станции, его тело просто отправляли на родину следующим рейсом, даже если станция при этом мчалась между звезд вполовину медленней света. Толстенький китаец оказался первым. Наскоро облачившись в скафандр, Тоомен выбросила его тело за борт, и оно тут же отстало.
Она всего лишь следовала за нами, постепенно сокращая расстояние. Очень постепенно… словно присматриваясь к добыче, прежде чем покончить с ней одним броском.
Когда стало ясно, что попытки оторваться не приносят результата, Линда Тоомен зафиксировала ускорение, и мы устроили еще один мозговой штурм — в сокращенном составе. Я ожидал, что тело Лаймана Тоу отправится в трюм или шлюзовую камеру до посадки, но у Ибар были свои планы. Прекурсолог должен был и после смерти послужить науке. Сколько мне было известно, еще ни одного человека не хоронили в пространстве, как прежде — моряков в волнах; если кто-то из рабочих умирал на лифт-станции, его тело просто отправляли на родину следующим рейсом, даже если станция при этом мчалась между звезд вполовину медленней света. Толстенький китаец оказался первым. Наскоро облачившись в скафандр, Тоомен выбросила его тело за борт, и оно тут же отстало.
Недолго думая, вторым пилотом, на место погибшего Тоу, финка избрала Касю Новицкую, оставив Дебору Фукс следить за приборами. Я понимал ее логику. Конечно, русскую, с ее нестандартными нейраугментами, контролировать будет тяжелей, но ставить к рулю выменянку с не вполне стабильной психикой — благодарю покорно!
Мы собрались в рубке. Я так и не вылезал из ложа; прежде чем занять место рядом, Новицкая по доброте душевной притащила мне очередной паек. Кормовая переборка, нынешний пол, уже напоминала свалку; убирать мусор на борту было некуда, а оба постоянных жителя рубки не отличались чистоплотностью. Лайман Тоу, должно быть, просто не представлял жизни без комфортроники, а хозяйка баржи считала ниже своего достоинства собирать обертки и подносики в специальные пакеты. Деборе Фукс пришлось расчистить место на краю люка, чтобы присесть у ног центрального ложа.
— Какие предложения? — начала было Кася Новицкая, но Тоомен походя парализовала ей голосовые связки.
— Тшш! — Она укоризненно покачала пальчиком в массивной перчатке. Комбинезона-подскафандровика агентесса так и не сняла, только подключила разъемы к системе жизнеобеспечения полетного ложа. — Посмотрим вначале, что даст мой эксперимент.
— Какой? — полюбопытствовал я.
Объем не загорелся — сейчас он находился над нашими головами, — но секретарь послушно принял и развернул поток данных с кормовой камеры.
— Посмотрим, что случится, когда наш покойный товарищ, — поразительно, но это слово она произнесла без малейшей доли иронии, — натолкнется на… крыло.
Картинка была синтезированная. Зеленые крылья полыхали на фоне звезд, слегка просвечивавших сквозь туман, стальное семя сверкало под белыми лучами Адоная. Черный и зеленый… шаблон, должно быть, начал овладевать и мною, потому что первой моей ассоциацией стал летящий между планет ястреб дома Атридов. И сколько я ни пытался убедить себя, что это лишь игра воображения, подсознание настойчиво подсказывало мне, что богмашина как-то связана с событиями на Габриэле. С заговором, и заговором внутри заговора, и планами заговора внутри заговора внутри заговора… и кодовым именем Лиет.
В космосе расстояния обманчивы. Гайка, пролетающая в шаге от камеры, мало чем отличается от орбитальной станции в нескольких тысячах километров. Тело доктора Тоу заботливо поймало красное колечко, иначе я не рассмотрел бы белую точку среди тысяч светил. Думаю, в реале ее вовсе не было бы видно. Она даже не двигалась заметно для глаза — на столь небольших расстояниях траектории баржи и покинувшего ее тела практически совпадали. Мгновения тянулись нестерпимо долго.
Потом зеленые крылья смахнули белую точку, и ее не стало. Колечко замерцало однородно алым кругом и тоже погасло.
— А теперь, — с удовольствием проговорила Тоомен, — интерпретация…
Ничего нового мы не узнали. Влетев в «крыло», замерзший труп через несколько минут взорвался. Анализ и разложение спектров получившегося облачка подтвердили первую догадку прекурсолога: в зонах зеленого свечения вещество частично превращалось в энергию. Контролируемо и чисто. О том, что нынешняя ТФ-теория даже теоретически не предсказывает подобного эффекта, никто не стал упоминать. Как и о том, что нас постигнет такая же участь, если богмашина на своем пути хотя бы кончиком крыла заденет баржу.
— Мы возвращаемся к тому же вопросу, — заметил я, когда молчание стало совсем уж нестерпимым. — Не «как?», но «зачем?». С какой целью создавалась эта штуковина?
— Какая разница? — практично осведомилась Тоомен.
— У нас нет времени считать ее «черным ящиком», — пояснил я. — Изучать реакции на каждый стимул. Мы вынуждены строить догадки — а для этого нужны хотя бы предположения, раз уж не хватает фактов.
— Пока что она не догнала «Комету», — попытались защитить хозяйку Дебора.
— Не потому, что ей это не под силу, — заметила Кася. — Кстати — нынешним курсом мы не доберемся до Габриэля. Траекторию надо менять. А богмашина маневренней нас и спокойно может подобраться поближе, покуда мы вертим дюзами.
— Пока эта тварь висит у нас на хвосте, — отрезала Тоомен, — я не поведу корабль назад. Еще не хватало, чтобы она сожрала следующую планету!
— С чего вы взяли, будто ее заинтересует Габриэль?! — поинтересовался я. — Если бы ей нужна была четвертая планета от солнца, а не третья, она бы там и стояла.
— Эта тварь выжгла Самаэль, — впервые мне почудились истерические нотки в голосе железной агентши, — и теперь гонится за нами. Вы правда считаете, что она не станет отвлекаться на более крупную добычу, если почует?
— Давайте не будем делать из этой штуки умфель! — не выдержал я.
Трое фурий разом сморщились. Этот термин, как и многие другие, прекурсология заимствовала из научной фантастики Серебряного века, однако придала ему новое содержание. Умфель — не просто кларктехнология, но продукт высокоразвитой цивилизации, исполненный несообразно большого значения в глазах недобросовестных исследователей. Само появление такого — полужаргонного, надо признаться, — словечка показывало, что дилетанты от прекурсологии склонны в каждом артефакте искать вселенских откровений. Профессионалы, впрочем, тоже, отчего дискуссии в их среде сплошь и рядом заканчиваются упоминанием пресловутого умфеля, что равносильно площадной ругани.
— Выключите двигатель.
— Что? — Наверное, Тоомен решила, будто ее микрофоны подвели.
— Выключите, — повторил я.
Агентесса поджала губы, но ложе подтолкнуло меня в ноющую спину. Ускорение исчезло. Груда мусора на дне рубки вспорхнула стаей перепуганных бабочек.
И в моих вживленных динамиках звякнул сигнал, предупреждая, что поведение богмашины изменилось. Она перестала нас догонять. Металлически блестящее семя двигалось по инерции, гибельные крылья почти погасли.
— Она наводится на ТФ-поле, — проговорил я, вглядываясь в поблекшие контуры космического ястреба. — Мы в безопасности, пока отключен аннигиляционный привод. Правда, так мы далеко не улетим.
Навигационная программа подсказала: да, при нынешнем векторе скорости баржа сидит на кометной орбите с коротким периодом и примерно через год достигнет перигелия, в пятидесяти миллионах километров от Адоная, где скорей всего благополучно испарится. Мы этого уже не увидим — задохнемся раньше.
Дилемма вставала перед нами во всей красе полированных рогов: не включать двигатель и погибнуть от удушья или включить, рискнув вниманием чудовищного преследователя, тем более непонятным, что я не видел причин, по которым богмашина должна была гоняться за ТФ-установками. Если только это не оружие, наводящееся на лифт-станции… но тогда почему она не сожрала лифтоносец, входивший в систему? Малый радиус обнаружения? Вопросы, вопросы… а ответа нет.
— Посмотрим, — мрачно пообещала Тоомен, — как ему понравится ТФ-распад вблизи.
Я не успел перехватить ее команды. Да если и успел бы — мои распоряжения на борту обладали меньшим приоритетом.
Головки взрывчатых болтов сорвало разом. Левый грузовой контейнер отделился от корпуса и стал медленно — не больше сантиметра за минуту — отдаляться по инерции взрыва.
— Заодно проверим вашу теорию, — процедила финка, запуская двигатель вновь.
Проверка удалась на славу — едва ожил А-привод, как богмашина заполыхала новогодней елкой, набирая скорость. Расстояние между нами вновь начало сокращаться, медленно, но верно.
— Хватит! — взмолился я.
— Чем дольше мы ускоряемся, тем быстрей эта тварь нагонит бомбу, — пробормотала Тоомен, вглядываясь в невидимые мне диаграммы.
— И тем меньше у нас останется места для маневров, если взрыв не причинит ей вреда, — уточнил я.
— Ерунда! — отозвалась финка, но без уверенности. — Аннигиляция Пенроуза…
— Те, кто создавал этот бешеный афрормер, — напомнил я, — куда лучше нашего разбирались в т-физике.