Виновником моего изобилия не может оказаться Несси. Снежный человек не может дарить кому-либо костюмы и цветные телевизоры, так как сам, если верить компетентным лицам, не имеет и пары штанов. Он невольный нудист и бессребренник. Остаются пришельцы из иных миров вполне современная гипотеза, завлекательная, в духе и стиле века.
Только ничего она не объясняет.
Разумеется, у существ из иных миров могут быть свои представления о контакте. Но вряд ли существует такой способ контакта - человека заваливают материальными благами, вручают ему красавицу жену, а сами остаются в тени, ограничиваясь туманными обещаниями рассказать всю правду когда-нибудь потом, после, при условии, при соблюдении...
- Боря, я проснулась, - раздался за моей спиной голос Жанны, и я гордо отметил, что даже не вздрогнул.
- Ты всегда спишь днем?
- Я? Нет, - сказала Жанна. - Просто я устала, такой день выдался хлопотный, дальняя дорога...
Я начал уже к ней привыкать, да и называть на "вы" собственную жену в наше время довольно странно.
- Иди-ка сюда, - сказал я. На цветном экране мушкетеры и гвардейцы кардинала весело лупили друг друга по мордам. - Садись-ка и рассказывай, как это я вчера успел с тобой зарегистрироваться. Потому что сам я ничегошеньки не помню, я вообще вчера на улицу не выходил, разве что за угол за сигаретами. Были мы в загсе или нет?
- Нет...
- Уже интересно. Как же объяснить, что по документам ты моя жена?
- Я и есть твоя жена, - сказала Жанна и посмотрела так невинно, что мои расспросы на фоне этого взгляда выглядели сплошной глупостью. Как будто то, что она моя жена, такая же прописная истина, как и то, что я живу на Земле, Земля вращается вокруг Солнца, а Солнце восходит на востоке. Лапидарная аксиома. - Ты не рад?
- Ужасно рад, - сказал я. - Вот сейчас встану на голову и начну болтать ногами, визжа от полноты чувств. А потом выбегу на улицу с ликующими воплями, и даже...
Я осекся, увидев, что она плачет, и по щекам ручейками течет размытая зарубежная косметика. И растерялся - не предвидел такого и не знал, что делать. Из-за своей ослепляющей красоты она показалась мне сначала холодной статуей, как женщины из романов Ефремова, я и думать не мог, что она способна плакать, как обыкновенная девчонка. Рассматривал ее как персонаж то ли кошмара, то ли цветного фантастического сна, чуть ли не еще одну роскошную вещь.
Она все плакала, я взял ее за плечи, прижал к себе.
- Думаешь, мне легко? - спросила она сквозь слезы. - Ты хоть у себя дома... Мне уйти, да?
- Не надо, - сказал я. - Оставайся. Делай что хочешь, только не плачь, не люблю я таких сцен... Ну что ты, в самом деле?
Она успокоилась понемногу, взяла протянутый мной платок и стала вытирать расплывшуюся краску.
- Слушай, Жанна, - сказал я. - Все-таки можешь ты мне хоть что-нибудь объяснить?
- Потом, - сказала она. - Все я понимаю, но и ты пойми, нельзя мне...
- Нельзя, так нельзя, - вздохнул я. - Иди умойся.
Без косметики она выглядела еще моложе и красивее, и мне окончательно стало ясно, что, как бы там дальше ни сложилось, никуда мне от нее не деться...
- Мы пойдем куда-нибудь? - спросила Жанна.
- Куда?
- Ну, где у вас развлекаются?
- Ах, вот как? - сказал я. - "У вас"? Это подразумевает, что есть еще и "у нас"? И вы, голубушка, оттуда?
Она молчала, и ее глаза стали испуганными - я снова вторгался в ту область, где действовали неизвестные запреты, наложенные неизвестно кем.
Зазвонил телефон - прежде его не было, он появился вместе с остальной роскошью, и никто из моих знакомых не мог бы звонить... Сообразив это, я схватил трубку:
- Песков слушает.
- Чем занимаешься, Песков? - спросил мужской голос, незнакомый и уверенный.
- А вам какое дело?
- Интересуюсь, - спокойно сказал незнакомец. - Сидишь, поди, таращишься на свой интерьер и места не можешь найти? Жанна-то пришла?
- Кто вы? - спросил я.
- Собрат по счастью. Зовут меня "Виктор", что на вымершем языке означает "победитель". Как жизнь, Боря? Всем доволен?
- Ваша работа? - спросил я напрямик.
- Да нет, что ты. - Мы тутошние... Жанна пришла?
- Да, - сказал я.
- Прекрасно. Одевайся-ка ты попараднее, бери-ка ты ля белль Жанну и приезжай-ка ты в "Русскую тройку". Столик мы для тебя заказали.
- А если у меня настроения нет? - спросил я.
- Ну, не кокетничай. Собирайся и приезжай, очень уж нам хочется на тебя посмотреть. Мы тут...
Голос отдалился, явственно слушно было, как разговаривают двое: "Витенька, ну дай я с ним поговорю..." - "Я и сам могу". - "Нет, дай я, а то ты со своей иронией..." - "Да куда он денется, он же от любопытства на стену лезет..." - "Нет, дай уж я, свой человек как-никак, мягче нужно". - "Держи, аллах с тобой..."
- Боря? - спросил тот, второй голос. - Витя у нас зубоскал, он всегда вот так, с подковырками. Правда, приезжайте в "Тройку", только скажите на входе, что вы - Песков, мы их предупредили. Столик мы заказали, а сами за другим будем. Вы уж не обижайтесь, нам хочется на вас со стороны взглянуть. Приезжайте, мы вас ждем.
Засим трубку повесили.
- Вот так, - сказал я Жанне. - Одевайся, как на прием к королеве, и едем туда, где у нас развлекаются. Добрая душа постаралась, заказала столик.
Она ушла переодеваться. Я надел один из подаренных костюмов и пошел смотреться в зеркало. Поправил умопомрачительный галстук, сделал светское, как мне казалось, лицо и тихонько сказал отражению светским голосом:
- Бокал мартини, леди? Вы чудесно выглядите, я, право... Как часто делаете плезир? Такая жара была, такой сюксе...
Окончив светские упражнения, открыл секретер и набил бумажник. Уголовники на своем жаргоне называют деньги капустой, и в моем случае это подходит как нельзя лучше - в таком количестве деньги уже не кажутся ценностью. Куча радужных бумажек. Капуста...
Жанна выглядела на шесть с плюсом - голубое с серебром вечернее платье, бриллианты на шее, в ушах, на пальцах. Совершенно очевидно, что в таком платье нельзя ехать в автобусе, нужно было вызвать такси, потому что я часа два назад усидел полбутылки коньяка, но Жанна, узнав, что меня беспокоит и почему я не могу сесть за руль, дала зеленую пилюлю и заверила, что пилюля мгновенно уничтожит алкоголь в моем организме. Я проглотил пилюлю, и мы вышли - м-р Песков, эсквайр, с супругой.
На лестнице, прислонясь к перилам, стоял м-р Бережков, похожий на печального индийского йога и, похоже, пытался сообразить, где он, кто он и как сюда попал. Увидев нас, он сделал неумелую попытку перекреститься, потом лег на бетон и закатил глаза. Все это было мне уже знакомо, я принес свой недопитый коньяк, поставил рядом с ним и стал запирать дверь.
Поворачивая ключ в замке, я ощутил минутное колебание. Странное ощущение, нехорошая мысль - что если, покуда мы будем развлекаться, какой-нибудь мазурик откроет замок? Вот уж похозяйничает... Очень неприятная мысль, никогда прежде такие не посещали. Не сразу она меня оставила, ох, не сразу...
...Я галантно распахнул дверцу, подал Жанне руку. В ресторане громко играла музыка, в окнах мелькали танцующие, перед дверью толпились желающие попасть внутрь, но швейцар, который мог бы сойти за генерала, будь на нем меньше галунов, не пущал. Попасть в "Русскую тройку" даже в это относительно раннее время непросто, ресторан модный... Мы уверенно подошли к двери, я заметил своего шефа с супругой, томящихся в толпе жаждующих, и у меня возникло злорадное такое желание отвести душу.
- Игорь Сергеевич, и вы здесь? - светски спросил я. - Недаром говорят, что только гора с горой не сходится, а человек...
Шеф взглянул на меня, и... Он был достаточно воспитанным, чтобы не разевать рот, но ему страшно хотелось это сделать, и я его вполне понимал. Вряд ли он думал увидеть меня здесь в таком костюме и с такой дамой. Никак не ожидал.
- Борис Петрович? - спросил он почти ровным голосом, и я понял, что он овладел собой, но в голове у него, понятное дело, полный сумбур. - Какими судьбами? Вот не ожидал...
Я не сомневался, что он не ожидал. Я сказал, исходя светскостью:
- Да вот понимаете ли, жена вытащила развеяться. Как-никак отпуск...
- Чья голубая "Волга" с краю? - зычно вопросил крупный мужчина в фуражке таксиста.
- Моя, - сказал я, косясь на шефа - он уже не мог владеть лицом.
- Отгони, - попросил таксист, - а то проехать не могу.
Когда я вернулся, шеф, немного уже оправившись, игриво спросил:
- Почему же вы никогда не говорили, что женаты? Прятали такую прелестную жену, крепостник вы, право...
Мы вежливо посмеялись.
- Собственно, мы поженились буквально на днях, - сказал я. Однако что же мы стоим? Пойдемте?
- Но ведь не пробиться...
- Ничего, - сказал я уверенно. - Что-нибудь придумаем.
Шеф попробовал было отпустить какой-то комплимент Жанне, но его супруга пронзительно взглянула на него, и он увял. Давно уже циркулируют слухи, что шеф в дополнение к прочим достоинствам еще и устоявшийся подкаблучник, и после этой мимолетной немой сцены я окончательно уверился, что слухи были насквозь правдивы.
Квазигенерал браво загородил подступы, но я веско сказал:
- Я - Песков.
Судя по его реакции, неизвестные, заказавшие мне столик, дали ему на лапу весьма и весьма... Был вызван метр, каковой быстро провел нас к столику, очень удачно выбранном теми же неизвестными - на виду и вместе с тем не в самой гуще и достаточно далеко от эстрады. Предупредительный официант возник, как чертик из коробочки.
Я взглянул на шефа, тщетно пытавшегося сохранять светскую невозмутимость, и стал развлекаться, небрежно зачитывая официанту названия самых дорогих и престижных яств и питий. На всю компанию. Шефу я объяснил, что сегодня у меня большой праздник, событие едва ли не эпохального значения, и потому они с супругой - мои гости. По закону гор, так сказать. Ошеломленный шеф не сопротивлялся.
Я попытался взглянуть на все его глазами.
У него есть сотрудник - молодой специалист, щеголяющий обычно в джинсах индийского производства, или костюмчиках из магазина "Елочка", а наша "Елочка", несмотря на схожесть ботанического названия, отнюдь не московская "Березка". На работу сей молодой человек ездит демократично - на автобусе, хотя, как поговаривают, собирается покупать мопед. Живет в государственной однокомнатной квартире, обставленно продукцией местных мебельщиков. Дяди-министра или тети-завмага нет. Ярлык на меня давно наклеен.
И вдруг этот самый сотрудник, коему давно найдено место в строгой иерархии шефа, сидит в модном ресторане, куда его пропустили без звука, едва услышав его фамилию, делает заказ на сумму, превосходящую его месячную зарплату, и не поморщится, одет как дипломат великой державы на приеме у королевы, и на пальце у него массивный золотой перстень, а на руке последний визг - суперплоские часы толщиной с двухкопеечную монету, мэйд ин, естественно, Джапан, и пьет он самое дорогое, что нашлось в этом заведении, и небрежно докуривает до половины "Кэмел" - не лицензионный финский, а настоящий штатовский, а рядом с ним его обворожительная супруга, вся из себя в бриллиантах, да, про "Волгу" на улице мы забыли... Бедный шеф - мещанин новейшей формации...
Прежний мещанин, тот, что бесхитростно гонял чаи под абажуром, умиленно слушал канарейку, висящую в клетке над горшком с геранью и дремуче мычал, когда его спрашивали, как он относится к последним исканиям Антониони, давно канул в прошлое. В атавистически чистом виде он существует лишь на самой глухой периферии, подобно снежному человеку, да и там, усиленно вымирает.
Появился другой. Он неглуп, даже интеллигентен, довольно часто ценный работник и хороший специалист в своей области. Его книжные полки поразят вас, и часто эти книги не пылятся престижно-мертвой деталью интерьера. Он не покажет себя профаном в споре об экзистенциализме и его наиболее ярких апологетах, да и само это слово произнесет без запинки. Не ударит в грязь лицом в разговоре о музыке, современной и классической, Кафке, Бермудском треугольнике, философском смысле "Мастера и Маргариты" и последних происках США в Африке в свете глобальной стратегии Пентагона и "Семи Сестер". Остроумен, начитан, следит за мировой политикой, новинками культурной жизни и науки, может быть душой компании, не спутает Мане с Моне, одним словом, настолько разносторонен и интересен, что невольно хочется думать - может быть, мещанином был только тот, классический, с геранью и чвикающей канарейкой, и раз он, дремуче-абажурный, вымер, то и само мещанство упокоилось вместе с нам? И не являются ли попытки доказать его существование в нашем сегодняшнем обществе сродни усилиям создать вечный двигатель?
Увы. Хорошенько присмотритесь к нему и обнаружите любопытный штришок.
Пока речь идет о Сартре или НЛО, разговор остается нормальным разговором, он даже может изменить точку зрения на твою, признать, что прав был ты, а он заблуждался. Но если ты попытаешься втолковать ему, что тебе в тысячу раз приятнее валяться на диване с новой книгой или мотаться по горам и лесам в компании себе подобных, нежели пробиваться к Ивану Иванычу, который через Петра Петровича может, если его об этом попросит Сидор Сидорович, достать такое, что в Союзе имеют только два маршала, один засекреченный физик и один первый секретарь, если ты попытаешься ему это втолковать, ты погиб. Он не скажет тебе этого открыто, в глаза, отделается многозначительными кивками и обтекаемыми фразами, но будет уверен, что ты все врешь, что тебе просто стыдно признаться в отсутствии денег, нужных знакомств или деловых способностей, и оттого ты изворачиваешься, как можешь, придумывая какие-то смехотворные объяснения. И это самое страшное - он верит, что высшая добродетель в том, чтобы жить так, как живет он. Снова мы вернулись к коронному тезису мещанина - чтобы все были как все...
Вот это и есть мой шеф - великолепный представитель своего племени, экземпляр, путем сложных, непроясненных наукой мутаций образовавшийся из прежнего геранщика.
К нам подошли два очень приличных молодых человека и пригласили на танец наших дам. Подозреваю, что первый пригласил супругу шефа только потому, что второму показалось неудобным приглашать одну Жанну. Не перевелись еще у нас тактичные люди...
- Прошу, - сказал я, наполняя бокал шефа.
- Нет, это какая-то мистика, - пожаловался он. - Вы, Борис Петрович, и вдруг... Простите, никогда не ожидал...
- Ах, дорогой Игорь Сергеевич... - сказал я, небрежно гася докуренную, конечно же, до половины сигарету. - Двойная улыбка Фортуны, если можно так сказать. Во-первых, умер мой дед, генерал Песков. Слышали, надеюсь, о таком? Во-вторых, Жанна Федоровна дочь... - я очень многозначительно помолчал. - В общем, вы понимаете...
Все. Я его раздавил. Повизгивая от удовольствия и зависти, он поставил меня над собой. В глазах его полыхал один из кличей его племени: "Умеют же люди устраиваться!"
Вернулись наши дамы, и шеф сказал своей:
- Лена, а ты знаешь - Борис Петрович, оказывается, внук генерала Пескова?
- Неужели того самого? - почти без промедления изумилась Лена.
Я скромно потупил глаза. Может быть, и правда был такой генерал Песков?
Официант поставил передо мной бутылку шампанского, которого я не заказывал.
- Ваши друзья просили передать, - сказал он, автоматически обернувшись в сторону того столика.
Я посмотрел туда. За столиком сидели двое мужчин, и один из них, перехватив мой взгляд, приподнял бокал и поклонился. Он был высокий, спортивного склада, лет сорока, с жестким интеллигентным лицом, в очень модных очках. Второму было лет шестьдесят. Полная противоположность первому - кругленький, даже расплывшийся, румяный такой пикничок, излучавший любовь ко всему, что попадалось на глаза. Что касается одежды, то нас явно обшивал один и тот же портной.
Снова какой-то парень пригласил Жанну, и я разрешил, - наверное, слишком горячо - она взглянула на меня с легким недоумением. Я встал, подошел к тем двоим и спросил:
- Присесть позволите?
- Ну конечно, Боренька! - воскликнул толстяк, и я узнал голос из телефонной трубки.
- Виктор, - сказал спортивный. - Впрочем, я уже представился по телефону. Это Назар Захарыч. Рады приветствовать. Вижу, что, вы вполне освоились со своим новым положением, так и надо, молодец. Вы мне нравитесь, Борис.
- Весьма тронут, - сказал я. - Польщен. Надеюсь, теперь вы объясните суть и цели? Согласитесь, что я чувствую себя...
- Это пройдет, - бодро сказал Виктор. - К хорошему привыкают очень быстро. А суть и цели... По причинам, которые не стоит здесь приводить, потому что к завтрашнему дню они устареют, мы посвятим вас в некоторые тайны только завтра. Потерпите?
- Потерплю, - сказал я.
- Значит, часов в шесть вечера мы вас навестим. Честь имею.
Я совершенно правильно понял нехитрый намек и вернулся к своей компании. Все складывалось прекрасно, оставалось пить и веселиться.
Вечер промелькнул незаметно - ведь шеф остроумный и приятный собеседник, душа компании, а теперь, когда он признал во мне равного себе и даже стоящего чуть выше, он был особенно мил. Соизволив вспомнить о моих увлечениях, он объявил, что у него имеется редкое издание Булгакова, и, так как он считает себя моим должником... Некоторое время мы успешно состязались в светскости, но состязание прервали наши дамы, напомнившие, что сегодня они танцевали только с чужими, так что пора нам проявить инициативу. Мы вняли.
После закрытия мы отвезли домой шефа с супругой, получили горячее приглашение навестить их как можно скорее, приняли его и поехали домой. Не сомневаюсь, что сегодня в качестве колыбельной шефу придется выслушать монолог на тему "Живут же люди, умеют же добиться!" и, если я хоть что-то понимаю в людях его типа, с сегодняшнего дня он возненавидит меня тайной жгучей ненавистью - обязательно тайной...
На площадке валялась пустая бутылка - Бережков очнулся, радостно выхлебал мой коньяк и исчез в неизвестном направлении. А дверные замки оказались целехоньки, злоумышленники бродили где-то далеко, но все равно нужно было поставить запоры похитрее, это можно устроить хотя бы через шефа, есть у него маленькая записная книжечка с координатами нужных на все случаи жизни людей...