— Возможно, это также означает, что полоса невезений в отношении этого дела кончилась!
Кальдрон явно разделяет надежду Мистраля.
— И еще, Венсан: человек, принимающий столько предосторожностей, чтобы не оставлять следов, наверняка сидел в тюрьме.
— Возможно. Но во время первой серии убийств он тоже принимал массу предосторожностей. Нам и тогда казалось, что он прошел тюремные университеты, но… результат вам известен.
Полицейские расстаются в приподнятом настроении, хотя и понимают, что эти слабые зацепки могут никуда их и не привести. Они хорошо это знают, но на данный момент ничего другого у них нет, а им хочется верить в лучшее. Мистраль возвращается домой под проливным дождем. Клара ждет его к ужину, дети собираются ложиться. На протяжении пятнадцати минут он читает им историю о пиратах. Дети радуются, когда хорошие пираты одерживают верх над плохими.
— Хорошие всегда побеждают, да, папа? — спрашивает младший.
Мистралю хочется ответить, что иногда сражение выигрывают и плохие, но он понимает, что еще слишком рано вдаваться в подобные тонкости.
— Ты прав, дружок.
Потом Клара и Людовик долго беседуют. Она рассказывает о почти уже законченной ею новой линии духов.
— Это сочетания сотни разных ароматов; секрет заключается в пропорциях, обусловливающих появление новых оттенков. Теперь осталось только сделать последние штрихи, дать новое название и разработать дизайн флакона.
— Обожаю, когда ты говоришь мне о своем искусстве, ведь сам я не способен различить два или три аромата между собой, если все они присутствуют одновременно.
— Нужно поблагодарить моих родителей за то, что у меня такой нос, — отвечает Клара. — Расскажи мне о своем Фокуснике. Прогресс есть?
Мистраль сообщает ей о предстоящей встрече с психиатром и о слабой надежде, появившейся у них, после того как в лаборатории провели экспертизу одежды мальчика. Под конец он замечает:
— Этого очень мало, это мизер. Все равно как если закидываешь тростниковую удочку с леской и крючком для ловли пескарей и надеешься поймать на нее огромную щуку. И нельзя, чтобы она сорвалась, нельзя ждать, пока появится прочный сачок.
18
Сегодня утром движение возле Северного вокзала просто жуткое. И дождь только усугубляет положение. Люсьен Кармасоль, шофер парижского такси, родом из департамента Авейрон, невозмутим. Он приехал забрать клиента, прибывшего из Брюсселя на поезде компании «Талис». Он уже несколько месяцев возит этого бельгийского бизнесмена: приезжая в Париж, тот ангажирует Кармасоля на весь день. Это вполне устраивает таксиста: он отнюдь не рвется весь день рыскать по городу, разыскивая себе клиентов. Он не обязан ни перед кем отчитываться, только перед самим собой, и этого ему уже более чем достаточно. Кармасоль занимается этим ремеслом вот уже около шести лет. Он тридцать лет проработал чиновником, после чего купил себе машину и лицензию таксиста: он не представлял себе однообразного бытия на пенсии в домике в Авейроне. Он обожает свою малую родину и порой проводит там два-три месяца кряду, но жить ему хочется в Париже. Может, позже… Он только что заметил, как чья-то машина уезжает с парковки, и приготовился занять ее место. Он приехал на полчаса раньше. Выйдя из машины, он поднимает воротник вельветовой куртки и поспешно ныряет в большой вестибюль вокзала, недавно отремонтированный. Ему хочется кофе.
Лекюийе начинает свой рабочий день с визита к старику, проживающему возле Северного вокзала. У него засорился сток в душевой. У Лекюийе на такие случаи есть отличное средство. Он использует мощный реактив, успешно растворяющий любую грязь. Потом меняет прокладки в смесителе над раковиной. Старик ни на шаг не отстает от него. Он сам очень грязный и воздух отнюдь не озонирует. Лекюийе и на это не обращает внимания. Выйдя из дома, он замечает, что его машина зажата грузовиками. Раздраженные люди безостановочно сигналят. Лекюийе убирает свое оборудование в кузов фургончика. Взгляд его падает на рулон клеенки, задействованной им непосредственно во время убийства мальчика. Вспоминается урок, усвоенный в тюрьме: «Не оставляй следов, по которым тебя можно будет обнаружить».
После нескольких секунд размышления он забирает клеенку и закрывает машину. И вспоминает, что видел на соседней улице огромный контейнер. Рабочие, проводящие ремонт соседнего здания, сваливают туда строительный мусор. Вот и он, проходя мимо, избавляется от клеенки. Следующий клиент ждет его через час. Ему явно не хочется провести это время в машине. Его почему-то тянет на вокзал. Он входит в большой вестибюль и вспоминает разговор двух заключенных, подслушанный в тюрьме. Их привлекали подростки: они не убивали их, а просто разыскивали беспризорных, приводили к себе домой и вступали с ними в сексуальные отношения в обмен на еду и ночлег. Парни попались и получили по сроку. «Стеклорезов», как таких типов называют на своем жаргоне заключенные, в тюрьме не любят. Лекюийе приносил им кое-чего с кухни и слушал их разговоры. Именно от них он узнал, что потерявшиеся и беглые дети обычно околачиваются на вокзалах, и с годами средний возраст таких беспризорников снижается. Сейчас ему вспомнился этот разговор, и он понял, почему оказался на вокзале. Больше из любопытства, чем ради охоты. Потребности начать ее он еще не испытывает.
Тем не менее Лекюийе внимательно смотрит по сторонам, словно дело касается обнаружения потенциальной добычи. Пару раз медленным шагом прогулявшись по перронам, где люди ждут свои поезда, он замечает трех мальчиков лет двенадцати-тринадцати, сидящих на скамейке. Их явно интересует багаж пассажиров. Лекюийе на некоторое время задерживается, чтобы понаблюдать их в деле. Через какое-то время они, видимо, отказываются от намерения украсть приглянувшуюся им сумку — скорее всего из-за нехватки смелости — и расходятся. Правда, один мальчик остается на скамейке: судя по всему, он не знает, что ему делать дальше. Лекюийе, избегая резких движений, отделяется от колонны, возле которой стоял, и молча, крадучись подходит к скамейке. Рядом с мальчиком есть свободное место. Он, словно боясь спугнуть его, присаживается, не вынимая рук из карманов куртки. Демоны, надрываясь, приказывают ему уходить. Игнорируя их предостережения, он нащупывает в кармане монету и некоторое время вращает ее меж пальцев, прежде чем вынуть.
Кармасоль допивает кофе, ложкой соскребает со дна остатки сахара и подносит их ко рту, смакуя. Потом смотрит на вокзальные часы. Поезд из Брюсселя прибывает минут через десять. Он складывает газету, сует ее в карман куртки и убирает в футляр очки. Неторопливо отправляется на перрон. Кармасоль — довольно крупный мужчина, у него коротко стриженные седые волосы, морщинистое лицо и голубые глаза. И небольшая щель между верхними резцами. Говорят, что это к счастью. На нем серый вельветовый костюм с жилетом, руками он держится за отвороты куртки. На ярмарке в Лагиоль он смотрелся бы как оптовик, покупающий скот: уж очень много у него сходства с авейронскими фермерами. Всю жизнь он гордился тем, что не отрекся от своих корней.
— Я родился в семье овцеводов, таким и остался, — объясняет он в компании, не скрывая своего грубоватого акцента.
Ожидая своего клиента, он машинально посматривает по сторонам. Взгляд его голубых глаз блуждает по людям и предметам с какой-то особой пристальностью. Когда на протяжении тридцати лет смотришь, наблюдаешь, ищешь, разглядываешь, высматриваешь, следишь, волей-неволей развиваешь в себе незаурядную зоркость. Тридцать лет в уголовной полиции! Кармасоль часто вспоминает об этом времени. Он дослужился до старшего инспектора. Сейчас это соответствует званию майора. Тридцать лет в Парижской уголовной полиции! Начало службы пришлось на середину шестидесятых, а завершение — на середину девяностых. Он любит Париж, любит свою свободу и водит такси, чтобы работать на улицах города. Время от времени он отправляется куда-нибудь пообедать со своими старыми приятелями.
Фокусник достает монетку и начинает вертеть ее в пальцах. Сам он при этом сидит неподвижно, локоть покоится на бедре. Он вытворяет столь невероятные движения, что кажется, будто пальцы живут собственной жизнью и не подчиняются хозяину руки. Монетка тоже выглядит абсолютно автономной. Создается впечатление, что пальцы и монетка вместе разыгрывают свою партию. Фокусник не смотрит на свою руку. Он медленно блуждает взглядом по толпе. Мальчик, сидящий слева от него, наблюдает за рукой Фокусника с вытаращенными глазами. Ему хочется схватить монетку, чтобы узнать, живая она или нет.
— Ух ты! Как ты это делаешь?
Фокусник не отвечает, он спокойно продолжает демонстрировать свою ловкость, по-прежнему глядя по сторонам. Он слышал магическую фразу, и это переполняет его гордостью. «ПО-ПАЛ-СЯ», — говорит он про себя по слогам. Его рука еще раз ныряет в карман куртки и вместо монеты извлекает оттуда три кубика игральных костей. Он заставляет свои пальцы и эти кости вытанцовывать адскую сарабанду. Глаза мальчика становятся круглыми как блюдца. Фокусник оглядывается, едва повернув голову и стараясь не совершать лишних движений.
— Ух ты! Как ты это делаешь?
Фокусник не отвечает, он спокойно продолжает демонстрировать свою ловкость, по-прежнему глядя по сторонам. Он слышал магическую фразу, и это переполняет его гордостью. «ПО-ПАЛ-СЯ», — говорит он про себя по слогам. Его рука еще раз ныряет в карман куртки и вместо монеты извлекает оттуда три кубика игральных костей. Он заставляет свои пальцы и эти кости вытанцовывать адскую сарабанду. Глаза мальчика становятся круглыми как блюдца. Фокусник оглядывается, едва повернув голову и стараясь не совершать лишних движений.
Кармасоль ведет себя примерно так же, не ставя перед собой задачу кого-либо обнаружить. Сначала его взгляд падает на железнодорожного служащего, стоящего неподалеку и старательно чешущего ухо скрепкой, потом — на типа в нескольких метрах от него, читающего газету и зажимающего при этом между ног чемодан. Затем он смотрит на скамейку метрах в пятнадцати в стороне, где сидят мальчик и Фокусник. Он скользит по ним взглядом, не проявляя особого интереса. Но мозг его зафиксировал нечто необычное, и глаза Кармасоля движутся обратно, засекая ребенка лет двенадцати. «Юный беглец», — машинально диагностирует бывший полицейский. Он видит, что ребенок, склонив голову, наблюдает за руками взрослого, сидящего рядом с ним. Малыш не может оторвать глаз от пальцев маленького человека, задающих безумный ритм кружению игральных костей. Кармасоль и сам поражен подобной ловкостью и на несколько секунд замирает в изумлении. Потом поднимает глаза и видит перед собой мужчину в темно-синей длинной куртке, и взгляды их встречаются.
Фокусник разглядывает толпу своими маленькими цепкими глазками, его внимание привлекает крупный седовласый мужчина, смахивающий одновременно и на фермера, и на полковника в отставке. На полсекунды их взгляды пересекаются, потом тот отводит глаза. «Странный взгляд», — думает Фокусник. Кармасоль жалеет, что заглянул в глаза этому человеку. «Странный тип», — отмечает он про себя, пораженный этими черными буравчиками, излучающими столько ненависти. Он ведет себя как ни в чем не бывало, отворачивается и направляется к перрону.
Фокусник убирает кости, встает, не проронив ни слова, даже не взглянув на мальчика, и исчезает в толпе. Он пристально смотрит в спину этому типу в вельветовой куртке. Вскоре к нему присоединяется еще один, в темном костюме, в пальто, с дорожной сумкой в руках. Лекюийе наблюдает за ними. Мужчина в вельветовой куртке быстро оглядывается на скамейку, где он сам сидел несколькими минутами раньше, и Лекюийе это сильно не нравится. Кармасоль и его клиент торопливо покидают здание вокзала. Фокусник видит, как человек, вызвавший его беспокойство, направляется к такси и открывает перед пассажиром правую дверцу. Прежде чем сесть за руль, он в последний раз бросает взгляд в сторону вокзала. Фокусник инстинктивно отпрыгивает в сторону, чтобы спрятаться в толпе. Он не уверен, но ему кажется, что его резкое движение привлекло внимание того типа. Наконец такси отъезжает и пропадает в потоке машин. Сердце Фокусника бьется со скоростью двести ударов в минуту. Встревоженный, он бросается в свою машину, его обуревают сомнения. Если бы тот тип не сел за руль такси, он, Лекюийе, мог бы поклясться, что перед ним флик. Демоны распекают его, он слушает не отвечая. Однако отмечает про себя, что этот вокзал может стать отличным местом для охоты. И решает непременно вернуться сюда, соблюдая, разумеется, при этом должную осторожность.
Кармасоль отвозит своего клиента в деловой квартал Ла Дефанс и ждет. На протяжении всего пути он размышлял о странном типе, кривлявшемся на скамейке: он почти уверен, что тот намеренно спрятался среди других пассажиров, когда он, Кармасоль, обернулся. Он делает радио потише и разворачивает газету, особо не собираясь ее читать. Но тут его внимание привлекает статья, содержащая ответы матерей на вопрос, разрешают ли они своим детям в одиночку возвращаться домой после школы. Одна женщина отвечает, что, с тех пор как появился Фокусник, об этом больше речи быть не может. Кармасоль просматривает всю статью и откладывает газету на пассажирское сиденье. Минут через десять он надевает очки, вынимает из кармана старую кожаную записную книжку и ищет там телефонный номер. Потом достает мобильник и бормочет при этом:
— И как только мы раньше обходились без этих штук?
Затем он снова заглядывает в записную книжку и набирает номер. После пятого гудка в трубке раздается нетерпеливый мужской голос:
— Следственный отдел, слушаю.
— Я бы хотел поговорить с комиссаром Дюмоном, пожалуйста.
— Я посмотрю, на месте ли он. Кто спрашивает?
— Люсьен Кармасоль, я прежде был дивизионным инспектором, и я…
— Не вешайте трубку.
Через несколько секунд он слышит радостный голос:
— Люсьен, не может быть! Чем обязан?
— Как дела, Сирил? Сколько же мы не виделись? Три года? Четыре?
— Да все четыре! Твой голос я могу узнать из тысячи. Ты где, в Авейроне или в Париже?
— По-прежнему в Париже, друг мой. Скажи, это ты занимаешься преступником по прозвищу Фокусник?
— Все верно, ты не ошибся. А что?
Дюмон, зная о высоких профессиональных качествах своего собеседника, начинает слушать очень внимательно.
— Я должен тебе кое о чем рассказать. Сегодня утром я видел одного типа на Северном вокзале, он произвел на меня странное впечатление.
— Что ты имеешь в виду?
— Парень с недобрым выражением лица сидел рядом с мальчиком и показывал фокусы с игральными костями. Может, это и ничего не значит.
— Давай поговорим об этом подробнее, а там видно будет. Ты сегодня в обед свободен?
Дюмон хочет узнать все детали, и немедленно.
— Только к ужину, а так я весь день занят с клиентом.
— Ладно, тогда к ужину. Где?
— Давай в заведении у одного известного нам овернца за Лионским вокзалом. Около половины десятого, если сможешь.
— Хорошо, Люсьен. До скорого.
Дюмон в задумчивости вешает трубку.
— Проблемы?
Вопрос исходит от его заместителя.
— Нет, ничего такого. Человек, звонивший мне, — бывший дивизионный инспектор. Я с ним работал, когда только приехал в Париж, — настоящий спец! Он научил меня ремеслу полицейского. Несмотря на кадровые перестановки и на прохождение мной конкурса на звание комиссара, мы по-прежнему остаемся в хороших отношениях, к тому же целую вечность не виделись. А сегодня вечером перекусим вместе, поболтаем о том о сем.
Ближе к полудню Мистраль получает подтверждение догадкам Кальдрона. Шерсть, найденная на одежде мальчика, принадлежала коту приятеля, волокна синего вельвета тоже попали туда с дивана в его квартире. Зато ни у родителей погибшего, ни у друга не водилось никакого клея и средств для сантехнических прокладок. Этой хрупкой детали теперь предстоит уделить максимум внимания. В любом случае больше у них ничего нет.
Судя по всему, мальчика втащили в фургон, для которого эти вещества не являлись чем-то чужеродным и посторонним. В приоткрытую дверь кабинета заглядывает лейтенант и сообщает, что водопроводчиков и ремонтных рабочих насчитывается в Париже и прилегающих департаментах несколько тысяч. Кальдрон благодарит лейтенанта за то, что он столь быстро собрал нужную информацию. Мистраль добавляет новые элементы в перечень сведений о Фокуснике на своей доске.
Через час поступает сообщение из Интерпола. Из него следует, что в других странах не зафиксированы преступления, аналогичные по своей манере тем, которые вменяются во Франции человеку по прозвищу Фокусник. Мистраль снова заносит на доску эти сведения и рядом помечает красным фломастером: «Чем Фокусник занимался на протяжении двенадцати лет?»
Днем между Мистралем и Кальдроном происходит обстоятельный разговор. Сначала они касаются дела Детьен. Дюмон сообщает, что телефоны обслуживающего персонала пожилой дамы прослушиваются с самого утра и вскоре планируется задать им всем несколько вопросов, рассчитанных на то, чтобы вызвать их беспокойство и спровоцировать у этих милых людей определенную реакцию. Мистраль одобряет данную тактику. Затем он переходит к делу Фокусника и напоминает Дюмону, что тот не должен забывать о своей изначальной миссии, сводящейся к изучению убийств, совершенных в рамках первого периода активности Фокусника. К его величайшему удивлению, Дюмон соглашается, поясняя при этом, что, пока дело Детьен еще не вошло в свою решающую фазу, его группа может заниматься им под руководством опытного майора. Сам же он вновь приступит к поискам Фокусника. Дюмон, однако, ни слова не говорит своему шефу о звонке Кармасоля.
Перед завершением рабочего дня Дюмон уточняет адрес овернца, держащего ресторан возле Лионского вокзала. Войдя внутрь, он сразу же видит Кармасоля, беседующего у стойки с хозяином. Между ними располагается большая тарелка с колбасными закусками и бутылка красного вина. Кармасоль и Дюмон с искренней сердечностью пожимают друг другу руки. Выпив красного вина, закусив колбасным ассорти и поболтав о том о сем с хозяином, они садятся за столик, стоящий на некотором отдалении от других посетителей.