— Да где же я таких людей возьму? — дед дурашливо охлопал себя, заглянул по очереди под обе полы кожуха, даже приподнял отстегнутый протез, словно под ним мог кто-то спрятаться. — Или ты опять людей из головы рожать собрался?
— Ага, деда. Из головы! — жизнерадостно согласился Мишка. — Если ты — граф, тебе нужны бароны! Пожалуй десятникам, которым доверяешь, земли в твоем воеводстве и по пятку холопских семей из добычи. Поверстай их в воеводское боярство. Из твоих рук получат, за тебя стоять и будут, а придет время (прости, деда, жизнь есть жизнь) — и за твоего наследника. Потому что нет Лисовиновых на воеводстве — нет ни их боярства, ни земель.
— Кхе… Вот оно как… Лавруха, едрена-матрена… Михайла, ты это…
Зрелище было совершенно удивительное — дед непритворно растерялся.
— Что ж я, как князь? Со своими боярами… Да-а-а… Кхе! Поганец!!! Удивил! Нет, ну как измыслил! Лавруха, ты слыхал? А? Поганец! Умница! Поди сюда, внучек, дай я тебя… Эх, Фролушка бы, покойник, порадовался. Ну как измыслил! Лавруха, да ну его к лешему, этот сбитень, вели… Там у нас в погребе вроде бы пиво еще оставалось, вели принести, и закусить чего-нибудь.
«Ну и как вам, сэр, в шкуре змия-искусителя? Нет, но правильно же все! Надо, надо феодализм строить, по нынешним временам — передовое общество!»
— Деда, кого в бояре-то поверстаешь?
— Ну, придумаем… Потом.
— Сейчас надо решать, — возразил Мишка, — чтобы завтра дядька Лавр мог выбрать, кого из холопов нам оставить, кого твоим боярам пожаловать.
— Кхе! Лавруха, да пошли кого-нибудь за пивом! Ну… Луку можно, Алексея Рябого еще… Люди верные. Кого ж еще-то?
— Может, Игната? — предложил Мишка.
— Молод больно.
— Зато верность проявил, — поддержал племянника Лавр, — и ратники его десятником выбрали.
— Ну, допустим, — неохотно согласился дед. — Трое выходит. Эх, мало верных людей.
— А Тихона? — попытался пополнить список Мишка.
— Да он, может, еще и с десятком не управится, — отмахнулся дед. — Нет, рано, потом, может быть.
«Ну, сэр, сейчас или никогда!»
— Значит, трое. Четвертая — Нинея.
— Что-о-о?!! — Корней и Лавр одновременно изумленно уставились на Мишку.
— Она и так боярыня, — надо было ковать железо, пока горячо. — Древлянская боярыня Гредислава.
— Ты-то откуда?.. — начал было дед и сам себя прервал: — Ну да. Понятно. Только… Нет, не примет. Зазорно ей мне поклониться. Я для нее не смерд, конечно, но и не ровня. Ей даже природные Рюриковичи не ровня.
— Я попробую уговорить, — попытался настоять на своем Мишка. — Она ко мне хорошо относится, говорила, что любят меня светлые боги.
— Да мало ли кого боги любят! Здесь гордость такого древнего рода, что нам и не вообразить! Она через это не переступит. Подыхать будет, но не переступит.
— Она боится, деда.
— Чего боится?
— Что придут попы с воинами и убьют, как ее наставницу. Что умрет и преемницу себе не воспитает. Что внуков вырастить не успеет. Ей каждый день будущий страшен. Защита Нинее нужна, опора, надежность, — Мишка высыпал ворох информации и, пока дед ее не переварил, задал провокационный вопрос: — Мы же можем ей твердо обещать, что не придут и не убьют, что внуков сиротами не бросим, что будущее ее, сколь ей там еще отпущено, бедой не обернется?
— Можем-то можем… — дед неопределенно пошевелил пальцами в воздухе. — Но тогда получится, что не она нам, а мы ей служим. В каком-нибудь ином случае такому древнему роду и послужить не грех, конечно, но если пройдет слух, что мы волхву покрываем… Даже не покрываем, а прислуживаем ей! Нет, Михайла, не дело ты предлагаешь!
— Хорошо, тогда последний аргумент…
— Что «последний»?
— Последний довод. Белояра с людьми кто-то ждал. «Людей в белом» кто-то послал. Нинее кто-то поля сжал и деревню в порядке содержит. Ты веришь, что это три разных «кто-то»? Или это один и тот же?
Лицо деда мгновенно сделалось жестким, он снова подхватил ножны с мечом и переложил их на другое место.
— Так вот, значит, что… Людей, значит, под себя собирает, силы копит. Для чего?
— Помнишь, деда, откуда у меня самострел?
— Как же не помнить? Баба с «громовой стрелой»… Кхе! Так ты думаешь, и она к ЭТОМУ ехала?
— Вполне могло быть, — подтвердил Мишка.
— А Нинея-то ему зачем?
— Если готовится восстание язычников, то во главе должен быть кто-то из очень древнего рода, а если волхв, то еще лучше. Сам «кто-то», видимо, из худородных. Умный, умелый, сильный, но без длинного списка предков. Нинея — то, что ему надо. Лучше бы, конечно, мужчина, но, похоже, не нашлось подходящего. А может быть, все еще круче: хотят возродить совсем древние порядки, когда во главе родов женщины стояли. От поклонников Перуна ведь тоже баба ехала. Во всяком случае, если грянет, то в Турово-Пинском княжестве начнут именно с нас. И время подходящее: великий князь при смерти, среди Рюриковичей вот-вот усобицы начнутся.
— Ну это мы еще посмотрим, кто с кого начнет, — дед грозно пошевелил бровями. — Нам местной погани мозги вправлять не впервой. Но Нинея-то при таких делах с нами вообще разговаривать не станет!
— Наоборот, деда.
— Как это?
— Не такие уж мы и худородные, — Мишка решил идти ва-банк. — Во мне, например, четверть крови от Рюриковичей.
— И это прознал, поганец? — дед в растерянности развел руками и глянул на Лавра, словно ища поддержки. Тот в ответ тоже развел руки и пожал плечами, демонстрируя полную непричастность к осведомленности племянника.
— Языки людям даны, чтобы болтать, а уши — чтобы слушать, — пояснил, ничего не объясняя, Мишка. — Однако и без Рюриковичей я — восьмое колено рода десятника Лисовина. Не простого ратника, а того, кто других в бой водил. И неважно, что только десяток. Главное — повелевал и за людей отвечал. И роду нашему два века.
— Ты — восьмое колено, а Нинея — двадцатое, — парировал дед, — а может, и больше!
— Наверняка больше, — не стал спорить Мишка. — Славяне живут здесь десятки веков, кто знает, когда начало складываться боярство? Может, и тысячу лет назад. За одно поколение принято считать двадцать пять лет. Значит, Нинея запросто может быть и из тридцатого, и из сорокового колена.
— Тем более! — победно утвердил дед.
— Вовсе нет, — продолжил дискуссию Мишка. — Нинея, будучи боярыней такого древнего рода, да еще волхвой, прекрасно знает, что род может стать древним, если не выродится и не ослабеет в третьем-четвертом колене. Ну или если не пресечется почему-либо. Вот Данилин род дал четырех сотников, но четвертый сам от сотничества отрекся. Ты же не отрекся, хотя тоже увечен!
— Увечья, внучек, разные бывают!
— Да, но дурного сотника зарезал прадед Агей, а не Данилин дед, и сотню из ничего поднял тоже Агей. И ты сейчас тоже сотню поднимаешь, а Данила только и смог, что свой десяток угробить. Энергетика утрачена напрочь, а у нас сохранилась.
— Что утрачено? Ладно, понял. Ну а род Пимена? Тоже утратил эту…
— Энергетику. Может, утратил, а может, и не имел никогда. Я отцу Михаилу помогал поминальные записи разбирать. Так вот, ни Пимен, ни его родня никогда не заказывали службы на помин души своего родоначальника. Или не помнят, или от женской ветви пошли. Род, который своих пращуров не помнит, и не род вообще.
— Ну, а Бурей? — дед, похоже, увлекся спором. — Что-то он на ослабленного непохож.
— Здесь другое. Скорее всего, генетические отклонения.
— Чего-чего?
— Проклятие богов — «порченая кровь». Потому, наверно, и потомства у него нету.
— Кхе! — Аргументы у деда кончились, а нить спора он, кажется, потерял, поэтому переключил внимание на сына. — Лавруха, да когда ж пиво-то принесут?
— Да должны уже. Сейчас будет, батюшка.
Лавр поколебался и как-то по-детски просительно глянул на Мишку:
— Я вот что спросить хочу. Миша… Это… У меня что ж, тоже проклятие?
— Нет, дядька Лавр, это волхв из Куньего городища заклятие наложил.
— Эх, едрена-матрена! — Дед звонко хлопнул себя ладонью по колену. — Он же сегодня ночью убег! И по следам вышло, что к Нинее. Как развязался-то, я же сам веревки проверял?
— Не развязался он, батюшка, — Лавр досадливо поморщился. — Веревки перерезаны были, я смотрел. Помог ему кто-то.
— Это кто ж у нас такой шустрый завелся?
«Ну, сэр, получите и распишитесь… Кто-то по лестнице топает, наверно, пиво несут, может, отвлекут?»
— Это я, деда.
— Что-о-о?!! Да ты как…
От возмущения у деда даже не нашлось слов.
«Ну да, только что: „Умница! Поди сюда, внучек“, — а теперь…»
— Да как ты посмел?!! Щенок!!! Самым умным себя…
— Деда, пиво принесли!
В дверях действительно застыли, раскрыв рты, Анька-младшая и давешняя девчонка из новой родни.
— Да как ты посмел?!! Щенок!!! Самым умным себя…
— Деда, пиво принесли!
В дверях действительно застыли, раскрыв рты, Анька-младшая и давешняя девчонка из новой родни.
— Да я тебя в этом же пиве и утоплю!!! Как кутенка!!!
Дед ухватил Мишку за шиворот, словно и вправду собирался утопить в жбане с пивом. Мишка неловко шевельнулся, раненую ногу дернула боль.
— Ой, нога, нога!
— Тьфу, ты ж еще и дырявый! — Дед отпустил Мишку и обернулся к девчонкам. — А вы чего вылупились? Вон отсюда!
Девчонки попятились к двери.
— Пиво оставьте, дуры! На пол ставьте, видите: некуда больше!
Жбан с пивом и поднос с едой брякнулись об пол, и по лестнице застучали торопливые шаги.
— Выпороть тебя снова, что ли? — Наорав на девок, дед, похоже, немного успокоился. — Чего с ногой-то?
— Повязку сдернул, присохшую.
— Снимай штаны, книжник. Лавруха, глянь: что там у него?
— Деда, я же для пользы, в обмен, — начал объяснять Мишка.
— Снимай штаны, говорю. Какой обмен, на что?
— На средство от заклятия, чтобы тетку Татьяну вылечить. И чтобы тебе руки развязать.
— Мне? — не понял дед. — Руки?
— Ну да! Ты ж его на костер ставить не собирался, и отпускать невместно, а так убег и убег. Тебе ничего и делать не надо.
— Благодетель, едрена-матрена…
— Да погоди ты, батя! — Лавр даже позабыл свою обычную робость перед отцом. — Миша, средство-то верное?
— Вернее некуда, — уверенно заявил Мишка. — Только из кузни надо всех выгнать, и чтоб рядом никто не шлялся, а горн оставить горящим. Приведешь тетку Таню туда, и я все, что надо, при тебе сделаю.
— Ты что, колдовать собрался? — встревожился Лавр.
— Наоборот, изгонять колдовство. Святой воды надо будет немного. Есть у тебя, дядька Лавр?
— Есть. Пошли прямо сейчас.
«Ой, я же куклу еще не сделал! Срочно изобретаем причину для отсрочки».
— Нет, надо с утра, чтобы потом весь день в кузне работали и горн как следует выгорел. А золу выгрести и подальше от дома унести, а лучше в полынью спустить, чтобы вода унесла.
— Михайла! Точно знаешь, что делать надо? — Дед, кажется, отнесся к обсуждаемому вопросу очень серьезно.
— Знаю, деда. Конечно, лучше бы, чтобы отец Михаил, но он же болен. Я справлюсь.
— Взгреть бы тебя за самовольство… — Дед вздохнул и прощающее махнул ладонью. — Ладно. Ну что там у него с ногой, Лавруха?
— Ничего страшного, батюшка. Повязку сдернул, но крови почти нет. Значит, завтра с утра?
— Да. Тетке Тане не говори пока, а то ночь спать не будет. С утра объясни, чтобы не пугалась. Ничего страшного не будет, — объяснил Мишка и просительным голосом добавил: — Деда, налей пивка.
— Мал еще, сбитень пей.
«Блин! Да когда ж я вырасту? Детство золотое, туды его в качель!»
— Лавруха, чего задумался? На-ка вот выпей. Михайла, на чем мы остановились-то?
— На Нинее, деда.
— Ага!.. Кхе! И что?
— Она прекрасно понимает, не может не понимать, что раз мы сохраняем свою энергетику аж в восьмом колене, то наш род вполне может стать, со временем, таким же древним, как ее. А это значит, что мы люди долга и чести.
— Долга и чести… — повторил за Мишкой дед. — Хорошо сказал! Ну и что?
— А то, что либо она будет с нами, либо мы ее убьем. Не по злобе, а потому, что должны так поступить. За нами, без малого, тысяча человек, и мы не можем такую опасность под боком оставлять.
— Так и скажешь? — удивился дед.
— Понадобится — так и скажу, — твердо пообещал Мишка. — Но думаю, она сама все поймет и предложение наше примет. А предложу я ей вовсе и не кланяться нам, потому что это ей действительно невместно. Скажу я так: «Воевода Корней…» — Мишка отхлебнул остывшего сбитня, с завистью глянул на кувшин с пивом и решил мелко нагадить. — Деда, а может, для нее лучше сказать: «Воевода Корзень»?
— Лавруха, гляди-ка, наш пострел везде поспел! — Дед возмущенно хлопнул себя ладонями по коленям. — Все слышал, обо всем знает. Ох, драть тебя, Михайла, не передрать! Ладно, скажешь: «Корзень», но больше никому! Наипаче отцу Михаилу. Понял?
— Понял, не протреплюсь. Значит, скажу так: «Воевода Корзень, принимая на себя заботу о Погорынских землях, ПРИЗНАЕТ за тобой и твоими наследниками право на боярство, а для поддержания боярского достоинства передает тебе во владение десять холопских семей. А для защиты и порядка размещает в твоей веси воинскую школу и базу Младшей стражи».
— Признает… Это хорошо. Вроде как была ты боярыней, боярыней и осталась, а мы к тебе со всем уважением.
— Да, — добавил Мишка. — И не жалует холопские семьи, как другим, а передает, то есть восстанавливает должный порядок. Боярыню кто-то кормить должен, а она — людьми управлять.
— Кхе! Верно говоришь! А что это за база такая?
— Место постоянного пребывания. Вот когда войско Александра Македонского из Индии возвращалось, этот поход назвали «анабазис» — возвращение к месту постоянного пребывания. База, получается, не дом, но то место, где долгое время находишься и куда возвращаешься после дел. Где у тебя припас хранится, мастерские поставлены, откуда помощь получить можно…
— Понятно, понятно. Только на кой нам это?
— Ну мы же привыкли: где живем, там и все остальное. А всегда полезно запасное место иметь. Да и для тех, кто приезжать учиться будет, что из Турова, что из Ратного, воинская школа не дом, но жить они там будут, самое меньшее, год.
— Кхе! Лавруха, чего думаешь про эту… базу?
Лавр минутку помолчал, а потом начал перечислять:
— Жилье, мастерские, припас. Обустроить все это, как малую крепость. В случае чего туда и уйти можно, и отсидеться. И лишних глаз нету, сами себе хозяева. Воинский порядок жизни опять же. Хорошая мысль!
Лавр помолчал еще немного и снова обозначил позицию скептика:
— Мне, правда, вот другое сомнительно. А если Нинея только притворится, что согласна, а сама по-прежнему будет с ЭТИМ хороводиться?
— А это, дядька Лавр, уже дело Младшей стражи, — отозвался Мишка. — Будем стеречь, может, кого из «людей в белом» поймаем. Главное, не селить к ней тех, кто от Иллариона ушел: они на нас злые.
— Остальные тоже не добрые, — пробурчал дед. — Ладно, пусть будет четвертой боярыней. И база тоже пусть будет.
— Ой, деда!
— Чего еще?
— Я только сейчас подумал. А что, если те «люди в белом» должны были беглецов к Нинее привести? Может, дома-то для них и берегли?
— Дошло наконец? — дед расправил намоченные пивом усы. — Я об этом еще там, на дороге, подумал. Помнишь, в санях сидели, разговаривали о том, что Белояр должен был беглецов этим самым «белым» передать. Вот я и подумал: куда их дальше вести собирались? И вспомнил, что у Нинеи весь пустая стоит. Но только не она это. Те «белые» очень уж хорошо воинскому делу обучены. Очень хорошо, я даже и не знаю, где так учат. Понимаете, ребятки, — дед по очереди взглянул на сына и внука, — после того как им до волхва добраться не удалось, их четверо осталось. Одного ты, Михайла, ранил в левую руку, когда лук ему покорежил. Они от нашего стана к дороге побежали. Хотели ее перейти и в лесу скрыться. Там-то, на дороге, их десяток Лехи Рябого и перенял. Так они раненого отпустили, а сами наших задержали. Ненадолго, только чтобы раненый успел на лыжи встать и отбежать чуток. Но втроем! Десяток конных! — дед длинной паузой подчеркнул невероятность события и снова повторил: — Втроем! Десяток конных!
Лавр и Мишка синхронно кивнули, показывая, что разделяют удивление деда, а тот продолжал:
— Леха рассказал, что первым коням чего-то в глаза сыпанули, так что те сразу в сторону шарахнулись, а остальных коней по мордам били. И так ловко крутились, что ни один ратник их мечом достать не мог. А народ-то у Рябого в десятке все бывалый, от них так просто не увернешься. Леха уже хотел спешиваться приказать, но те разом развернулись — и бежать. Так бы и ушли, да Семен успел им вслед клевец метнуть. Ну, одного и зарубил. Дед отхлебнул пива и подвел итог. — Так-то. Втроем десяток ратников остановить. И уйти, когда сами того пожелали. Лесовики так не умеют. Да и наши не смогли бы, пожалуй. Нет, не смогли бы!
«Блин! Прямо ниндзя какие-то. Хотя, что мы знаем про дотатарскую Русь? Тем более про Русь языческую? Вполне может быть, что где-то в лесном святилище готовят что-то вроде „спецназа“, а поскольку главный враг для них княжеские дружины, то и учат противостоять латной коннице».
— Так что, ребятки, не Нинеины это люди, — продолжил дед. — Она баба, и воинов в ее веси не было, одни смерды да охотники. Но если Нинея нужна ЭТОМУ, из-за древности её рода и уважаемого имени, то мог ОН придумать поклониться ей беглецами, чтобы на свою сторону привлечь. Выходит, что теперь мы ЕГО опередим и Нинею на свою сторону перетянем. А вот насчет того, чтобы не селить к ней тех, кто от Иллариона сбежал, ты, Михайла, правильно придумал. Их вообще надо подальше друг от друга разбросать. Ну, часть из них уже разошлась по рукам, а тех, кто нам по жребию достался, боярам раздадим, пусть на свои земли развозят. Нет, это ж надо! — дед всплеснул руками. — Бояр своих завожу! Обос… Кхе! Обалдеть можно!