– Ладно, я поживу немного здесь, пока не приму решение, – наконец ответила она. – Ты только не дави на меня, договорились?
– Договорились! – Маша аж просияла, и ее некрасивое курносое лицо порозовело. – Садись. Выпить хочешь? Здесь полно выпивки.
– А ты не знаешь, кто хозяин?
– Знаю. Один богатенький Буратино, которого грохнули несколько дней тому назад. Я так думаю, что это было ограбление. Здесь, на кухне, знаешь сколько было кровищи!
Аля почувствовала прилив тошноты.
– Послушай, но как ты не боишься жить в чужой квартире, в которой к тому же еще произошло убийство? Разве после того, как совершается преступление, квартиру не опечатывают?
– Опечатывают. Но я распечатываю и живу себе некоторое время, пока не объявляются наследники. Это уже не первая такая квартира.
– И часто в нашем городе происходят… убийства?
– Часто. Другое дело, что надо успеть занять помещение.
– И тебе действительно не страшно?
– А кого мне бояться? Милиции, что ли? Ну придут они сюда якобы за уликами (хотя на самом деле, чтобы тоже чем-нибудь поживиться), а здесь – я. Выпрут, наорут, а то и пинка под зад дадут, но потом все равно уходят. Они же не могут поселить сюда своих родственников или знакомых. Это грязные квартиры. Нехорошие квартиры. Сама понимаешь.
Она понимала.
– Или ты имеешь в виду призраков? – расхохоталась Маша, показывая мелкие желтоватые зубы. – Вот уж их я точно не боюсь. Да я вообще мало чего боюсь. Мне все нипочем. А чего бояться, один только раз живем!
– Тебя можно спросить прямо?
– Спрашивай. – Лицо ее внезапно приняло очень серьезное выражение. – Хотя я и так знаю, о чем ты хочешь меня спросить. Да. Я воровка. Но работаю сама по себе. И мне все до лампочки. Я никому ничего не отстегиваю и не играю в настоящие воровские законы. Точнее, не подчиняюсь им. У меня своя жизнь, а у воров в законе – своя. Они воруют по-крупному, но все же не так, как наши чиновники. Я вообще-то грамотная, газеты читаю. По совету Остапа Бендера.
– Ты еще не сидела?
– Сплюнь! Нет. Меня никогда и не посадят.
– Это почему же?
– А я заговоренная. У меня и мать воровала и ни разу еще не попалась.
– Она жива?
– Жива. Кажется, на Украину слиняла с каким-то хмырем. Хочешь, я скажу тебе, о чем ты сейчас подумала?
– Скажи.
– Ты боишься, что если схватят когда-нибудь меня, то заодно загребут и тебя. Так вот: не бойся. Этого никогда не случится.
– Да почему? Откуда у тебя такая уверенность?
– Да потому что я заговоренная, говорю же тебе. И мне везет.
– А что ты имела в виду, когда сказала, что мы «выкарабкаемся»?
– А… Запомнила? Я имела в виду нищету. У меня цель – разбогатеть. Хочу свою квартиру, большую, в несколько комнат. Чтобы камин, ковры, зимний сад и много денег.
– Зимний сад? – Аля аж присвистнула. – Ну ты и замахнулась.
– А чего такого? – Маша состроила уморительную рожицу и недовольно поморщилась. – Я регулярно просматриваю газету о недвижимости и знаю, где и какие квартиры продаются. Да, я понимаю, они стоят дорого, но и моя голова, мои руки тоже дорогого стоят. У меня вся загвоздка во внешности. Я никогда не соглашусь на пластическую операцию, у меня никогда не будет такой классной фигурки, как у тебя, да и манеры у меня… Но я умею воровать, и у меня куча разных планов, как разбогатеть. Если бы у меня была твоя внешность, я бы уже давно нюхала цветы в своем зимнем саду.
Аля с улыбкой подумала о том, что зимний сад – навязчивая идея Маши, и это умилило ее. Если бы не зимний сад, не камин, быть может, она и восприняла бы Машу всерьез и даже согласилась бы на некоторый компромисс, но сейчас об этом не могло быть и речи. На сегодняшний день Маша должна была лишь составить ей компанию в этой пахнущей смертью квартире, и все. И если сначала предстоящая ночевка представлялась ей уловкой со стороны Маши, собирающейся обворовать ее, то теперь Аля и сама подумывала о том, как бы использовать эту ночь с толком для себя. Ей просто не терпелось осмотреть квартиру, чтобы убедиться в том, что здесь не осталось ни одной ее вещи.
Она обомлела, когда услышала:
– Между прочим, в этой квартире жила еще одна особа, не то жена, не то дочь хозяина. Словом, молодая девица, которую он одевал как куклу.
– А ты откуда это знаешь?
– Сорока на хвосте принесла, – отмахнулась от нее Маша. – Когда я сюда пришла, здесь уже мало что осталось, во всяком случае, ничего из шуб, меховых вещей, золота и тому подобного уже не было, из чего я сделала вывод, что грабитель – мужик. А вот барахла женского было много. Я часть продала на рынке, часть пыталась надеть на себя, но на меня не полезло, и все это теперь лежит у меня в сумке. Понимаешь, нижнее белье вроде бы никто на базаре не продает, да и много никто там не даст – народ у нас ничего не смыслит во французском белье, вот я себе и оставила. Просто так…
– Маша… А что тебе сорока принесла насчет этой девушки? – Она затаила дыхание. – Что с ней случилось? Она жива? Ее-то не убили вместе с хозяином?
– Не убили вроде бы, но могли так припугнуть, что ей мало не показалось, и она уехала куда-нибудь подальше. Или ты думаешь, что она может вернуться сюда за своими шмотками? Ты боишься этого?
– А почему бы и нет?
– Да хотя бы потому, – Маша понизила голос, – что она, может быть, как-то связана с этим убийством. Посуди сама, хозяин – старик. А она – молодая. Да если бы она не была виновата в убийстве, то что мешало ей сразу обратиться в милицию, а не прятаться, как ты думаешь?
– А с чего ты взяла, что она как-то связана с убийством и что она прячется?
– Ну ты странная… Так ее же здесь нет! Спрашивается, где она?
– Да мало ли… Может, у родственников или в больнице. Ты же ничего не знаешь. Как же можно вот так огульно предполагать ее причастность к убийству.
– Подумай сама. Предположим, твоего близкого человека убили. А до этого ты с ним жила. И ты бы после всего, что здесь произошло, смогла бы вот так на столько дней оставить эту квартиру без присмотра? Не явилась бы за вещами? Ничего не предприняла, чтобы запереть ее хотя бы и оградить от мародеров, от меня, к примеру?
Не явилась же…
– Причин, повторяю, могло быть множество, – голос Али дрожал, но Маша ничего не замечала.
– Да ладно тебе. Она слиняла, как пить дать. И вообще, какие-то странные мысли лезут тебе в голову, честное слово.
– Да ты не слушай меня, – спохватилась Аля, сообразив, что для человека постороннего она уж слишком активно принялась защищать жившую здесь раньше «девицу». – Ты права, мне тут действительно не по себе. Так и кажется, что сейчас раздастся звон ключей, вернется хозяин или его подружка… Что мы тогда станем делать?
И словно бы в подтверждение ее слов из прихожей донеслись звуки – и именно звон ключей. Аля подумала, что ей это показалось, и она с ужасом вопросительно взглянула в лицо сидящей напротив Маши.
– Ты слышала?
Маша, на лице которой не отразилось и тени страха, приложила палец к губам.
– Пусть ломятся, – хихикнула она и подмигнула Але. – Все равно никто не войдет. Я на засов заперлась. Думаю, это кто-нибудь из «домушников» пытается подобрать ключи. Но гнездышко уже занято, так что пусть они убираются куда подальше.
И Маша, вместо того чтобы притаиться, вдруг встала, подняла с пола маленькую табуретку и со всего размаху швырнула в дверь.
– А ну пошли вон! Сейчас милицию вызову! – загремела она на всю квартиру, и Аля с грустью подумала, что на этот раз ей придется провести ночь в обществе буйнопомешанной.
21. Тамара
Тамара страдала, чувствуя, что ею манипулируют. Однако всей сложности игры, затеянной Виктором и Натальей, она так и не разгадала – уж слишком была увлечена своей новой ролью официальной любовницы или даже близкой подруги Кленова. Кроме того, она находилась в состоянии хронического стресса из-за переживаний, связанных с Николаем Лавровым и, главное, деньгами, которые предназначались ему и были так нахально ею присвоены. В день «великого переселения», когда Наталья взяла ее под свою опеку и пригласила пожить с ними, между ними произошел разговор, во время которого Тамара и призналась Наталье в том, что самовольно встречалась с Лавровым. И это вместо того, чтобы привести в исполнение ранее придуманный план самой Натальи, заключавшийся в том, чтобы поручить частному детективу проследить за Тамарой и в дальнейшем попытаться его подкупить.
– Я решила, что это слишком долгий путь, – говорила Тамара, не поднимая глаз и чувствуя, что сейчас Наталья растопчет ее, заставит во всем признаться и вернуть украденные деньги, а потом все расскажет Виктору. – Я сделала проще. Пришла к нему и сказала, что собираюсь купить у него материалы, касающиеся Ренаты. И… купила. Это был чистой воды блеф. Ведь я не могла знать, что у него есть эта папка.
– Где она? – взвилась Наталья, сверкая глазами и всем своим возбужденным видом пугая Тамару. – Где папка? Она у тебя?
– Где она? – взвилась Наталья, сверкая глазами и всем своим возбужденным видом пугая Тамару. – Где папка? Она у тебя?
– Вот. – Тамара принесла папку, положила ее на стол. – Здесь все. Я заплатила ему три тысячи долларов. Я не знаю, зачем я это сделала. Словно кто-то руководил мною, гипнотизировал… – лепетала она, боясь, что на ее голову сейчас обрушатся удары.
Но Наталья, казалось, уже не замечала ее. Она раскрыла папку и ушла с ней в другую комнату. Долгие минуты ожидания заставили Тамару принять решение все же признаться во всем и вернуть Наталье деньги. Она вдруг так хорошо представила себе, как Наталья заявляется к Лаврову, чтобы выяснить все подробности и детали сделки, что ей стало дурно. Конечно, Лавров поначалу будет все отрицать: и про папку, и про визит Тамары. Какой резон ему во всем признаваться, когда теперь он пуст, у него нет ничего, что могло бы заинтересовать Наталью. А вдруг Наталья решит его подкупить с целью выяснить, сколько он получил… Господи, да зачем ей это выяснять, если она сейчас держит в руках папку, набитую фотографиями Ренаты и свидетельствующую о том, что та чиста перед мужем и что у нее не было никаких любовников. Ведь ей требовалось выяснить прежде всего, не встречалась ли Рената с компаньонами Виктора, особенно с Гасаном. Если не встречалась, значит, у того не было причин ревновать ее к кому бы то ни было и тем более убивать. Да и вообще, что такое три тысячи долларов для такой состоятельной женщины, как Наталья?
Мысли Тамары путались. Она окончательно растерялась, поэтому, когда Наталья вернулась, держа злосчастную папку, – страх перед этой сильной и властной женщиной совсем сковал ее.
– Да не дрожи ты так, – вдруг услышала она внезапно мягкий и грудной голос. – Ты лучше спроси меня, зачем мне понадобилось идти таким долгим путем, если на самом деле все оказалось гораздо проще и быстрее. У тебя хорошие мозги, ты сообразительная, поздравляю. А мне и в голову не пришло, что можно купить дубликат и что он вообще существует. Ну и Лавров, ну и прохиндей. Словно чувствовал, что эту папку можно будет продать, да еще и втридорога. Ну, конечно, – продолжала она рассуждать, попыхивая сигареткой и мечась по комнате, – это надо быть полным идиотом, чтобы не запастись копиями фотографий. А Лавров – не идиот. Он просто мошенник, который работает и на ваших, как говорится, и на наших. Ну да бог ему судья. Послушай… Да не вздрагивай ты так! Ты все правильно сделала, понимаешь? Правильно. И теперь, когда я оценила твой поступок и твою дерзость, мне, представь себе, еще больше захотелось, чтобы ты была в нашей команде. Ты понимаешь, о чем я говорю. О новой работе. Ты по-прежнему будешь выполнять функции секретаря, но время от времени я все же буду поручать тебе и более серьезные вещи. Значит, решено. Ты живешь с нами, пока идет следствие и пока ищут убийц, а там видно будет… Теперь давай поговорим о самом главном.
У Тамары рухнуло сердце. Вот оно, начинается. Сейчас она спросит про деньги.
– О главном? – Она побледнела.
– Да. О Викторе. Присаживайся. И не смотри на меня как кролик на удава. Я ведь тебе только добра желаю. Ты представляешь, наверное, какой он перенес стресс и как ему сейчас трудно. Ну посуди сама. У него погибла жена. Его взяли под стражу. Затем он лишился всех своих денег, бизнеса, перспектив. И вот теперь еще убили его компаньонов. Как ты думаешь, как бы повел себя на его месте другой мужчина, более слабый?
– Запил бы.
– Правильно. Вот именно этого-то я и боюсь. А потому мы с тобой, два близких ему существа, должны создать ему здесь, дома, спокойную и радостную обстановку и окружить его вниманием, заботой и лаской. Ты понимаешь меня?
Тамара хоть и понимала, но не могла произнести вслух свою догадку – боялась ошибиться и предстать перед Натальей в нелепом свете.
– Скажу прямо: ты не должна больше бояться того, что я застану тебя в одной постели с Виктором. Больше того, я хочу этого. Вы не должны прятаться. Ведь это тоже стресс – постоянно скрывать свои отношения. Он должен окончательно расслабиться и делать все, что ему захочется. Согрей его своим женским теплом, нежностью, и я буду лишь благодарна тебе за это. Ты должна понимать, насколько эта близость важна для мужчины. Но спать с ним ты будешь не за деньги и не за подарки, как какая-нибудь проститутка, а по любви, понимаешь? Ведь ты же любишь его, я знаю. Вот и не скрывай своих чувств.
Если бы когда-нибудь Тамаре сказали, что ее чувствам по отношению к Виктору дадут зеленый свет и кому-то понадобится чуть ли не силой укладывать ее к нему в постель, она бы расхохоталась этому человеку в лицо. Но сейчас это стало реальностью, и Тамаре было не до смеха. Она прекрасно понимала Наталью и даже зауважала ее еще больше за то, что она так печется о брате, так старается облегчить ему жизнь.
– Я понимаю, – сказала она, краснея.
– Вот и нечего скрываться. Я же его сестра и хочу ему только добра, поэтому можете хоть сутки напролет проводить в постели, лишь бы ему было хорошо. Я – человек прямой и предпочитаю называть вещи своими именами. Мужчина не может без секса, и это факт.
– Мне не надо повторять, я и так все поняла. – Тамаре показалось, что ее лицо налилось кровью от стыда. – Давайте больше не возвращаться к этому.
– Но я не ошиблась в тебе, ты действительно любишь Виктора? – Наталья словно на всякий случай спросила ее об этом.
И хотя в глубине души Тамара любила только себя, а Виктор ей, по большому счету, только нравился, особенно как сексуальный партнер, она кивнула головой: пусть сестрица думает, что она любит его. Что я теряю? Ничего. Буду жить с ним до тех пор, пока он не найдет себе другую женщину. А там посмотрим…
– Люблю. – Она постаралась вложить в это короткое слово как можно больше нежности и одновременно драматизма.
– Вот и отлично. Кстати, хотела тебя спросить… Как ты думаешь, Виктор любил свою жену?
– Ренату? А почему вы об этом спрашиваете?
– Я же его сестра, а потому должна все знать.
– Да, он любил жену, но это не мешало ему встречаться с другими женщинами, – она и сама не знала, зачем сказала это. Сорвалось с языка.
– У него еще кто-нибудь был?
– Я бы не хотела говорить на эту тему.
– Понимаю. Тебе неприятно. Но откуда ты знаешь о том, что он любил Ренату?
– Я это не знала, а чувствовала. Это невозможно объяснить словами.
– Тогда зачем же он встречался с другими женщинами?
– Думаю, чтобы сравнить их с Ренатой и снова восхититься ею.
– Вот как? – Брови Натальи взлетели вверх. – Какой неожиданный разговор у нас с тобой получается. И он восхищался ею? Ты это тоже чувствовала?
– Конечно. Рената была идеальной женщиной для Виктора, но она не любила его, вот в чем все дело. Вы же понимаете, – она говорила уже с трудом, – что я просмотрела содержимое папки. Да, Лавров поработал, собрал большой материал о внешней жизни Ренаты, но мне кажется, что таких папок было как минимум две…
– Что ты хочешь этим сказать?
– Только то, что сказала.
– Ты думаешь, что у него был и другой материал о Ренате? Что папок на Ренату было несколько?
– Я просто уверена, что у нее кто-то был. Мужчина. И Лавров это знал. Просто промолчал, потому что, вероятно, продал всю имеющуюся у него информацию о Ренате другим лицам. Скорее всего, любовнику Ренаты, который каким-то образом узнал, что за ней следят. А подкупить Лаврова, как теперь оказалось, очень просто. Но это только мое предположение…
– Но почему?! – воскликнула Наталья, уже не владея собой и не скрывая своих чувств. Создавалось впечатление, что она испугалась чего-то. – Почему ты так считаешь? Ты что-нибудь узнала?
– Нет. Лавров сказал, что Рената не изменяла мужу и у нее не было любовников. Но, я думаю, он солгал.
– Послушай, Тамара, что заставляет тебя так думать о Ренате?
– Виктор. Только Виктор. Я люблю его, и мне всегда было жаль его… Такого, как он, нельзя бросить просто так, не ради другого мужчины. А он страдал, понимаете? Это больно, когда так любишь человека, а он тебе изменяет. Поэтому я уверена, что Рената была не одна. Она же нормальная женщина, к тому же – здоровая.
После ужина, когда Тамара, перемыв посуду, направилась в гостиную отдохнуть, она успела подслушать обрывок разговора, который происходил между Натальей и Виктором:
– Я сегодня говорила с твоей секретаршей.
– Тамарой, – мягко поправил сестру Виктор.
– Так вот. У нее хорошие мозги. Представляешь, она, ничего не сказав мне, сама отправилась к Лаврову и купила у него материал по Ренате.
– Какой еще материал?
– Папку с фотографиями, с отчетом.
В комнате стало тихо, вероятно, Виктор осмысливал услышанное.
– Вот так, – шумно вздохнула Наталья. – Ты помнишь, куда ты дел свою папку? Ту, за которую в свое время заплатил ему деньги?
– Я сжег ее, Наталья. Боялся, что Рената найдет. Понимаешь, это было бы слишком унизительным для меня. Тем более что там ничего на нее нет. Судя по тем материалам, Рената была чиста, как стеклышко.