— Два, — уточнил Ловец. — Пока один на входе-выходе стоит, другой сделает дело. Если пойдёт один, в двери автоматика сработает, он даже начать не успеет, сразу на кусочки…
— Понятно. Что касается розысков всех этих каменщиков, художников и прочих персонажей, как я понимаю, воинские силы и даже военная разведка тут непригодны?
— Да уж, — ухмыльнулся Ловец.
— Ясно. Отставить. Тогда — к нашему картографу. Машина справа от входа. Я выйду через две минуты.
Приоткрытая дверь вдруг громко захлопнулась. Лежащий на дороге пук сена сам собой взвился в воздух и улетел куда-то из поля зрения. Мимо окна, громко топоча, пронёсся деревенский пёс с прижатыми к голове ушами и завёрнутым под брюхо хвостом. Бока его тяжело вздымались.
Ловец побледнел и зажмурился.
— Началось? — прошептала Тина.
Ловец кивнул и потянул её к выходу.
— Эвакуация иностранных граждан возлагается на вас. — Полковник строго глянул на Александру.
Она промолчала, не возразив.
— Персонал заповедника, это, естественно, — ваше, — кивок в сторону Игоря.
— Разумеется.
— А что вы вообще-то скажете про всё это? — не удержалась Александра.
— Если бы вовремя провели зачистку, не было бы никаких проблем, — отчеканил Полковник. Вспомнил молодого нациста — и матерно выругался сквозь зубы. — Извините, мадам, — поклонился в сторону Александры.
— Идите на…, господин офицер, — светски ответила Александра. Взяла Игоря под руку и вышла вместе с ним.
Всё смешалось.
Наверное, только два существа приблизительно понимали, что происходило: Полковник и Каменщик.
В церкви священник с амвона призывал во всём слушаться военных и дисциплинированно эвакуироваться вместе с детьми.
Секта бабы Клавы эвакуироваться отказывалась и в полном составе молилась на берегу, у часовни неизвестного инока. Сама Клавдия Николаевна жалела о том, что ей, несмотря на многолетние хлопоты, так и не удалось организовать в посёлке интернат для детей-сирот. Она уже написала письмо Федоре, которое той должны были в качестве верительной грамоты передать гринписовцы.
В природе что-то менялось.
Воздух стал суше и разрежённее. Он был насыщен чем-то едким, как рассол, и щекотал ноздри. Бурое небо потемнело, стало лилово-чёрным, горизонт словно застлало дымом. Отдалённые предметы исчезли из виду, а близкие приобрели странную рельефность. Росло ощущение отрезанности от внешнего мира. Тучи над морем неслись высокой чёрной стеной. За этой стеной словно бы непрерывно рокотали далёкие барабаны…
Альберт препирался с Эдит, объясняя ей, что выходить в предштормовое море со сломанной рукой и на костылях было по меньшей мере опрометчиво.
— Ты будешь просто обузой для остальных! — убеждал он.
— Я не марафон бежать собираюсь! — вздёргивала подбородок несгибаемая француженка. — И не на Эверест лезть! Я всё время разрабатывала пальцы — штурвал уж как-нибудь удержу!
Как выяснилось, кроме Эдит, только один человек из гринписовцев мог бы справиться с судёнышком в бурю. Но этот человек выходить в океан на поиски каких-то неведомых монстров вовсе не рвался.
Потом в комнатку Эдит, наклонив голову, втиснулся долговязый парень, похожий на ковбоя и его лошадь одновременно.
— Калифорния, девяносто восьмой год, победитель международной регаты, — странно представился он. — Вырос на побережье. Могу управлять судном практически любого класса. Я был на улице. Надвигается чертовский шторм. Всё летит к дьяволу. Я поведу ваш корабль.
— А где напарник? — Эдит узнала одного из рыболовов-американцев.
— Продолжает требовать консула, — усмехнулся мужчина.
— Я с двенадцати лет ходила в море с отцом, — сказала, входя, норвежка Тельма, плотно упакованная в сине-красный штормовой комплект. — Ловила селёдку на Лофотенах. В армрестлинге побеждаю двух любых мужиков из трёх. Вы не имеете возможности пренебречь моим опытом.
Эдит утёрла невольные слёзы и начала отдавать короткие распоряжения.
Тёмная стена надвигалась всё ближе. На её вершине светлели полосы шафранно-жёлтого цвета, как пена на гребне высокой волны.
Александра ругалась с Мариной и Зинаидой одновременно. Зинаида требовала подробностей происходившего, а также участия в походе гринписовцев или операции военных. Марина требовала, чтобы Александра немедленно села за руль «буханки» и вывезла всех, кого привезла, куда-нибудь в безопасное место. Александра ссылалась на то, что у Соболя тоже имелись права, и с «буханкой» он вполне способен был совладать.
Потом Марина накинулась на мужа, требуя, чтобы он поймал Тину, связал её и погрузил в машину. Соболь молча покрутил пальцем у виска.
Когда собрали вещи, выяснилось, что исчез Виталик.
Посреди разборок, появилась деловитая и встревоженная Брунгильда, залезла в «буханку» и улеглась на сиденье, прижав короткие уши.
— Гляньте-ка! — нервно расхохоталась Александра. — Она хочет эвакуироваться!
Тонкий синий луч прорезал мёртвое небо. Раздался калечащий уши грохот. Будто разверзся небесный свод и на один дрожащий миг из трещины сверкнул ослепительный неземной свет…
Глава 25
ЗОНА ОТВЕТСТВЕННОСТИ
Гром грохотал теперь почти непрерывно.
— Лучше бы ты уехала! — закричал Ловец.
— Я — с тобой! — крикнула в ответ Тина.
— Хорошо. Идём… — Подумал и добавил: — Я действительно могу вырубиться в определённый момент, ты не испугаешься?
— Нет!
— Меня тогда надо тормошить, бить, щекотать — что угодно. Но потом, возможно, мне придётся оставить тебя и самому… Так будет быстрее… Понимаешь?
— Что угодно! — откликнулась Тина. Ей казалось — страшней будет навряд ли, и она действительно была готова уже ко всему. Ну нет, она не станет бестолково визжать и топтаться, когда Ловцу надо будет оказать помощь!.. Взволнованное, мокрое от дождя лицо девочки заливал синий свет молний. Ловец наклонился к ней и ласково поцеловал мокрые солёные губы.
Паники, как ни странно, не случилось. Ну не склонны к ней наши соотечественники, особенно вдали от столиц. Тем не менее слухи ходили самые разные.
Среди военных преобладала гипотеза о том, что всех собрали ради охраны летающей тарелки, приземлившейся на Кольском. А поскольку НЛО у нас проходят в тесной связке с привидениями и полтергейстом, к чудовищным капризам погоды отнеслись как к должному.
У сапёров имелась эксклюзивная версия: их батальону предстояло спешно (пока не прознали за рубежом) закапывать китов, выбросившихся на кольский берег в результате неудачного эксперимента с термоядом, произведённого на шельфе у Новой Земли.
Священнику местной церкви полагалось бы думать о конце света и втором пришествии, но он думал и молился только о двух своих внучках и старшеньком внуке. Те сейчас со всей мыслимой скоростью удалялись в направлении Кандалакши — оттуда была родом сидевшая за рулём попадья. Дедушка-поп и сам охотно уехал бы с ними, но что если тревога окажется ложной? Тогда его здешнему служению придёт самый что ни есть позорный конец. Он понимал это и предпочёл остаться. «Все под Богом ходим, все грешны… Спаси и сохрани…»
Уфологи, бросив оборудование, набились в одну из «Нив» и укатили. У второй, «Нивы» пошаливал карбюратор, а уверенности, что исправная машина на дороге станет ждать неисправную, ни у кого, видимо, не было. Зинаида осталась. Она никого не стала просить о физической помощи. Сама, в два приёма, затащила на ближайшую сопку огромные рюкзаки. Установила и включила всю наличную аппаратуру. И — в жёлтом резиновом плаще до пят, в блеске молний — последовательно и аккуратно снимала множество самых различных показаний.
— В спектре спасения лопаря и его оленя, что вы, как старший по званию, предлагаете мне ещё сделать? — Полковник почти не прятал сарказма. — Эвакуация разворачивается полным ходом, но уже сейчас ясно, что за отмеренный этими отморозками срок удастся вывезти едва ли треть гражданского контингента…
Брови Степана Ильича метались едва ли не по всей верхней части лица, иногда застревая в глубоких морщинах-бороздах. Специально захваченный Полковником переводчик что-то тихо объяснял по-английски молодым нацистам. Они по очереди переводили деду.
— Запрос в Центр относительно арсенала предположительно тектонического оружия посылал? С точными координатами?
— Посылал. Неоднократно. Во все места. Шифровальщик в обмороке от напряжения. Ответа пока нет. И времени тоже нет.
«Вот так у нас всегда. Сперва никто не чешется, и вдруг — хватай мешки, вокзал отходит…»
Не важно даже, кто это подумал.
— Значит, — сказал генерал, — надо попытаться обезвредить своими силами, по наводке того юноши.
— Кого мне послать? Солдатиков второго года службы, которых матери дома ждут? Зрелых мужчин, отцов семейств? А если вообще всё это ловушка? Как тот листок, который взяли и пополам…
— Значит, — сказал генерал, — надо попытаться обезвредить своими силами, по наводке того юноши.
— Кого мне послать? Солдатиков второго года службы, которых матери дома ждут? Зрелых мужчин, отцов семейств? А если вообще всё это ловушка? Как тот листок, который взяли и пополам…
— Что ты городишь? — резко оборвал Степан Ильич.
Одновременно с ним Фридрих Золлингер что-то не менее резко сказал Полковнику по-немецки. Переводчик замешкался.
— Переводи, — велел Полковник.
— Вы командуете операцией, так прекратите жевать сопли, — потупившись, сказал младший лейтенант. — Когда идёт война, всегда бывают потери. Это уже не игра в… наверное, по-нашему правильно будет в бирюльки… Если катастрофа затронет Мурманск, погибнут сотни тысяч людей. Надо использовать малейший шанс.
— А вы учли возможные цунами? — вставил красивый нацист Вальтер.
Вопрос повис в воздухе.
— Покажи карту, — велел Степан Ильич.
Брови-зверьки поползли вверх, а потом вдруг сложились аккуратным домиком.
— Фридрих, а Фридрих, — почти ласково окликнул старый генерал. — А ведь ты, как я понимаю, в сорок третьем сапёром был. И как раз на этом направлении. А?
Герр Золлингер улыбнулся ему, как мальчишка, которого подговаривают сбежать с уроков на любимый мультфильм.
— Вот именно, — сказал он.
Молнии били в океан. Скалы переливались мокрым слюдяным блеском. В болоте между сопками расположилось стадо оленей. Белый вожак с роскошными рогами сиял, как огромный кусок кварца.
Барон остановил машину и выпрыгнул на дорогу, по которой устал карабкаться его «Патриот».
Огляделся… Погрозил небу кулаком. Никакой пещеры. Никакого Кирилла. Вообще ничего. Только взбесившаяся от многолетних насилий земля…
Неспешно подошёл пожилой саам с лицом как потрескавшаяся глиняная миска.
— Надо всем уходить. Сейчас. Тут опасно, — сказал Барон. — У вас есть семья? Увозите её скорее…
— Куда мне уходить? Это моя земля.
Барон огляделся почти с ужасом. «И этот — из них? Нет… Навряд ли…»
— Уж очень она… неуютная, — наконец сформулировал он. — Неужели вам никогда не хотелось бы чего-нибудь…
— Кому какая досталась, — невозмутимо ответил саам. И вдруг спросил: — Ты в Бога веришь?
Барон дотронулся до креста, висевшего на шее.
— Ну, в общем, да…
— Тогда странно, что спрашиваешь… А что ты здесь потерял?
— Сына.
— Здесь? — удивился саам. — Сейчас? Этого не может быть.
Барон на секунду задумался и честно ответил:
— Да, ты прав. Я потерял его давным-давно…
Саам улыбнулся. Ну, может, не вполне улыбнулся, лишь чуть потеплели глаза.
— Здесь, в тундре, — сказал он, — ничего не теряется. Всё легко найти. Я тебе немножко помогу. А уж дальше ты сам.
Тина никогда не была особенно сильной физически. Но вот выносливости ей было не занимать. Она могла «от звонка до звонка» вытерпеть тошнотворный день в школе, потом провести несколько часов на тусовке, потом зависнуть на всю ночь в клубе или на дискотеке, а утром опять отправиться в школу…
У них почти не было поклажи, а уж налегке она готова была идти сколько надо. Когда проходили через моховые болота, даже иногда нагибалась и ела морошку. А вот Ловец явно быстро терял силы. Особенно когда выбирались на скалы, открытые всем ветрам. Здесь ему плохело так, что он с трудом переставлял ноги. Он не жаловался, но Тина видела судорожно закушенную губу и тонкую струйку крови, стекавшую на подбородок. Он порывался нести Тинину сумку, она в конце концов отобрала её, но это не помогло. И дело было не в усталости — Ловца опять донимала эта его жуткая головная боль, но Тина не знала, как ему помочь. Массировать голову не было времени, оставить Ловца где-нибудь в тихом месте и продолжить путь одной — и подавно не получилось бы. Без Ловца ей нечего было и надеяться отыскать Каменщика с Художником. Да и что бы она им сказала?
— Может, отдохнёшь немного? — всё-таки предложила она.
— Нет, надо опять выйти на побережье, — сквозь зубы пробормотал Ловец.
— Тебе там станет легче?
Он помотал головой — не то да, не то нет, понимай как угодно. Тина сделала вывод, что в любом случае надо было идти.
Волны бросались на скалы с каким-то утробным рычанием, словно свирепая стая призрачных волков. Клочья пены летели по воздуху кверху лапами, теряя волчьи очертания и превращаясь в мёртвых птиц. Ветер ревел и рвал барабанные перепонки.
Здесь Ловец поднёс ладони к вискам, зашатался и рухнул к ногам Тины.
Она сначала испугалась до внутренней дрожи, но потом вспомнила предупреждение и стала делать всё, что он ей велел. Яростно трясла безжизненные руки, разминала и дёргала пальцы. Ворочала из стороны в стороны ставшее вдруг отчаянно тяжёлым тело. Дёргала за волосы и тянула за уши…
Всё без толку.
Наконец Тина отчаялась, всё-таки заплакала, наклонилась, поцеловала закрытые глаза.
— Ты встань, пробудись, мой любезный друг!
В детстве этот эпизод из «Аленького цветочка» был едва ли не единственным, что доводило Тинку-Буратинку до всхлипываний.
Ловец открыл глаза и сел. Глаза были ясные, а лицо больше не кривилось от боли.
— Тебе лучше? — радостно спросила Тина.
Ловец молча притянул её к себе, крепко-крепко.
Потом отпустил и легко поднялся на ноги, как взлетел.
Широко разведя руки — точно обнимал уже не Тину, а весь мир, — он начал поворачиваться из стороны в сторону, как флюгер, ловящий направление ветра.
Тина спросила не без неожиданной робости:
— Что ты делаешь? Если не секрет?..
— Ты никогда не спрашивала, почему меня так зовут, — звонко ответил Ловец, сияя глазами. — Я — Ловец Ветра!
Имя прозвучало как титул.
— И что это значит? — замирая, спросила Тина.
Она уже поняла, что сейчас будет чудо. Ещё она понимала, что перед ней был какой-то другой Ловец, не вполне тот, что час назад или вчера. Тот ходил по земле и мучился от мигрени. Этот был крылатым и принадлежал ветру.
— Я оставлю тебя, ты не сердись, ладно? Так надо. Ты иди обратно вдоль берега, чтобы не заблудиться. И если сможешь, уезжай, я тебя очень прошу. Вдруг у нас не получится? Я хочу, чтобы ты жила долго-долго. Обещай!
— А ты? — спросила Тина.
— Я…
Ловец уже знакомым Тине жестом повёл рукой, охватывая горизонт. Сильный порыв ветра, пришедший словно бы по неслышимому зову, подхватил юношу и сорвал со скалы. Тина сначала вскрикнула от ужаса и даже дёрнулась следом, но потом заорала во всю силу лёгких от оглушающего восторга:
— Ловец Ветра! Ты правда крылатый!! Ты умеешь летать!!!
Саам молча, сухонькой ручкой указывал, куда свернуть. Заговорил только один раз:
— Вот там вход, за той сосной. Здесь жил тот мальчик, который теперь лежит в могиле на берегу. Если ты знаешь, что твой сын там, — иди.
— Спасибо. А ты?
— Это моя земля.
— Опасность, про которую я говорил… Она реальная. Я мог бы тебя подвезти…
— Это моя земля. Я родился и умру на ней. Раньше или позже — какая разница? Иди. Тебе надо найти своего сына.
— Ты прав, — уже в который раз повторил Барон. — Это надо сделать сейчас. И нельзя подумать об этом завтра. Потому что завтра мы все можем уйти вместе с ветром.
Кирилл спокойно сидел на одеялах, сложив ноги по-турецки, грыз сухарики и читал книгу.
Барон с мокрым лицом стоял у входа и сверху смотрел на чубчик над высоким лбом сына. Этот упрямый чубчик был у Кирилла всегда, чуть ли не с самого рождения, он его помнил…
— Кира, — тихо позвал он.
Кирилл вскочил на ноги, уронив книгу.
— Пап… ты… А там на улице, что, гроза? Я тут увлёкся… даже не слышал…
— Да, Кира, гроза. Очень сильная гроза… Но это всё ерунда… Я так боялся, что я потерял тебя… насовсем…
— Папа… я хочу рассказать тебе… про карусель…
— Я тоже хочу тебе рассказать. Много-много всего. Но это потом, потому что сейчас времени совсем нет. Ты поедешь со мной?
— Конечно поеду, папа. А по дороге ты мне расскажешь?
— Всё, что успею.
А прочее было чепухой. И бизнес, и юная красавица, попивавшая где-то коктейли, и глухая обида на Александру. И даже конкретная длина отрезка времени, отпущенная Барону, чтобы быть с сыном. Они шли сквозь грозовой дождь, и сын крепко держал его руку… Чего ещё?!
Тина никогда не страдала от неуверенности в себе. Если они с Ловцом прошли напрямик через лес, с какой стати она не сможет пройти одна тем же путём? Тем более что в лесу и ветер слабее, и дождь меньше сечёт. Ей-то ветер не нужен, она не умеет летать…
Тина удивлённо и счастливо улыбнулась, вспомнив полёт Ловца. Во Бяка рухнет — если вообще поверит, конечно. Скорее, поинтересуется, чего именно Тина наглоталась, чтобы такое увидеть.