Она решительно вошла в лес.
Ураган тем временем набирал силу. Непонятно отчего сгустилась тьма, наверное, подвалили уж очень толстые тучи. А может, в природе всё окончательно съехало набекрень и солнце затеяло ещё одно затмение?..
Ветер, который на открытом месте норовил свалить с ног, но хотя бы дул в одном направлении, путался между стволами сотней воронок и вихрей, никак не дававших удерживать направление. Руками приходилось то хвататься за ветки, то, наоборот, защищать от них голову и лицо. Тина поняла свою ошибку и хотела вернуться на побережье, но было поздно — она не знала, куда идти.
Делать нечего, стала двигаться наугад, а в голову полезли мысли о неизбежных кругах, которые выписывает в лесу заблудившийся человек. Упала раз, другой… Правая ладонь напоролась на обломанный сук ели, острый, как кинжал. Боли в замёрзшей руке Тина почти не почувствовала. Только чёрная кровь текла, как тёплая вода. Тина кружилась под сумасшедшую музыку урагана, а по сторонам с тяжёлым треском валились деревья.
Такая вот жуткая пародия на их танец с Ловцом…
Мрак вокруг кишел какими-то живыми существами, которые касались её цепкими пальцами или мчались мимо в паническом бегстве. Тина явственно ощущала рядом с собой холодное, влажное, прерывистое дыхание скользких тварей, пробивавшихся через лес. Они шептали ей в уши дурные вести о Ловце и о родных.
Вот мягкие щупальца оплели ей шею и плечи… Тина вскрикнула от ужаса, отчаянно вскинула руки и убедилась, что это было всего лишь сено из размётанного ветром стога. Подняла глаза к небу — и на мгновение увидела тонкий рог молодого месяца, лежавший плашмя, словно и его опрокинул ветер. Он светил ей несколько мгновений, а потом кипящие тучи снова поглотили его.
Чуть позже Тина заметила, что перестала натыкаться на стволы деревьев. Она очутилась на большой поляне: длинные мокрые травы стегали её по ногам.
Вдали, расплываясь кляксами, как сквозь мокрое стекло, светили фары медленно ехавшей машины. На подгибающихся ногах Тина побежала навстречу…
— Ты ищешь кого-то? Здесь? В такую погоду?
Виталик огляделся и увидел девочку с рыжими волосами. Девочка стояла в развилке сосны. Удивительное дело, волосы у неё были пушистые и сухие. И платье — тоже сухое. Его даже ветер словно бы не касался.
— Я ищу Кирилла, — растерянно ответил Виталик. — Говорят, он сидит в какой-то пещере. Всем надо уезжать. И ему тоже. И тебе. Скорее. Ты вообще кто?
— Я — Вещь. Зачем мне уезжать?
— А, так ты из этих… Кристина вроде сказала, что вы все на север ушли?
— Я не ушла. У меня здесь мои деревья, цветы, чайки, рыбы в реке… Как же я без них и они без меня?.. А хочешь, пойдём в пещеру? Почему-то я от тебя ещё не устала. И я тебя отведу.
— Конечно хочу, — обрадовался Виталик. — Спасибо большое.
В дверь коротко постучали. Слаженно вошли двое шведов. Заговорил один, медленно, по-английски, обращаясь к Степану Ильичу:
— Мы знаем вашу проблему. Физик из Петербурга рассказала нам. Чтобы остановить катастрофу, нужно нажать секретную кнопку. Тот, кто нажмёт, погибнет. Так всегда показывают в голливудских боевиках. Говорят, это фильмы для недоумков, но они отражают жизнь, иначе их бы никто не смотрел. Медлить нельзя. Мы пришли предложить свои услуги. Нас как раз двое.
Степан Ильич пошевелил бровями и важно кивнул: дескать, понято, принято.
— Как вы нас нашли? — потрясённо осведомился Полковник.
— Мы за вами следили, — невозмутимо объяснил швед. — Это нетрудно. В юности мы оба были скаутами. Однажды я так замаскировал палатку, что экзаменаторы её просто не нашли.
— Да что за бред сивой кобылы! — возмутился Полковник. — Почему не уехали?! Тем более если всё знаете? Вам что, жить надоело?..
— В Швеции самый высокий по Европе уровень самоубийств, — лучезарно улыбнулся один из молодых нацистов.
— То, что произойдёт здесь, угрожает и нашей стране, — ответил обстоятельный швед. — Учёные Игорь и Александра подтвердили нам это. Мой сын давно вырос и живёт в ЮАР. Мой напарник тоже разведён, его дочь побывала на Аннапурне. Мы работаем в одном офисе, а во время отпуска ловим рыбу. Мы можем ещё поймать один-два… десять центнеров форели по всему земному шару… — Швед улыбнулся неожиданно беспомощно и обаятельно. — Мы решили: лучше спасём нашу и вашу землю или по крайней мере попытаемся. Мои чернокожие внуки будут гордиться…
Швед замолчал и выжидательно посмотрел на старого генерала.
Гюнтер жутко побледнел и встал, глядя на Фридриха Золлингера:
— Вы же понимаете…
За окнами обречённо выл ветер. В доме дрожали брёвна. В дверь опять постучали.
— Кто-то ещё на заклание? — усмехнулся Полковник.
— Тут есть медики? — спросил с порога Барон. Он поддерживал Кристину, обнимая за плечи. — У нас кровотечение, кажется, порван крупный сосуд…
Кирилл шагнул следом. Он нёс Тинину сумку и одновременно нажимал кнопки своего мини-компьютера.
Вальтер издал горлом какой-то неопределённый звук и кинулся к девочке.
Фридрих Золлингер довольно уверенно поднялся на ноги и жестом указал на освободившуюся кровать.
— Вода, тряпки, бинты, узкий ремень, чтобы перетянуть руку, — распоряжался Полковник. — Ребята, уложите её, а руку поднимите вверх, — жестом велел он молодым немцам.
— Да чего вы… со мной всё в порядке, — сквозь маску запёкшейся крови и спутанных волос шептала Кристина. Лицо было липким оттого, что девочка пыталась остановить кровь, зализывая рану. — Я всё сама могу… Дайте только воды… Пусть дедушка ляжет…
Под руководством Полковника кровь быстро уняли, благо у старого генерала имелась в доме аптечка и в ней — всё необходимое. Вальтер горячей мокрой тряпкой протёр Тине лицо. Степан Ильич заварил крепкий чай, плеснул коньяка, добавил три ложки мёда и заставил Кристину всё это выпить.
С лица девочки начал медленно сходить зеленоватый оттенок.
— Ты хоть знаешь, где сейчас юноша, который… который хотел вернуть этого самого… ну в общем… Что с ним случилось? — спросил Полковник.
— Он улетел, — невольно улыбнулась Кристина. — На ветре. Обещал вернуться…
Барон собрался выразительно хмыкнуть, однако вовремя передумал. Чудеса как-то быстро сделались такой повседневностью, что… Почему бы пареньку действительно не взлететь?
Как только обстановка чуть-чуть разрядилась, посреди комнаты снова воздвигся Гюнтер и вдруг вскинул напряжённую руку в древнеримском приветствии, обращаясь к старшему Золлингеру. Все оцепенели, попросту офигев, как весьма точно выражается молодёжь.
— Герр Золлингер, — звенящим голосом произнёс молодой нацист. — Вам известно, что мы с Вальтером справимся с этим заданием лучше кого-либо. Мы молоды, сильны и готовы к гибели во славу Германии. Вальтер — даровитый механик, он справится с автоматикой, а я…
— Слушай, родной, спроси у него: при чём тут Германия? — попросил Полковник переводчика. — Может, я чего-то кардинально не понял?
— А вам не нужен славянский шкаф? — почти робко вставил Барон. — Может, и я на что-то сгожусь? Сын у меня — отличный парень и… тоже взрослый совсем…
— Прекратить балаган! — рявкнул Полковник. — Слушай приказ! Все гражданские, включая детей, бизнесменов, рыболовов, старых и малых фашистов, грузятся в машины и отправляются прямиком в Мурманск и дальше. Военная задача решается военными силами…
В наступившей тишине вдруг подала голос Тина:
— Дяденька переводчик, спросите, пожалуйста, у Вальтера, как звали отца его дедушки…
Прозвучало это не хуже, чем недавнее «Хайль!» Гюнтера.
— А?! — Переводчик с трудом осознал вопрос и зачем-то принялся соображать, в каком приблизительно веке должен был проживать батюшка дряхлого немца. — Да зачем тебе?!
— Он старенький очень, — пояснила Кристина. — Неудобно к нему без отчества обращаться.
— Людвиг, — обменявшись репликами с Вальтером, сказал переводчик.
— Фридрих Людвигович, — сказала Тина. Подтянула к себе на чистую кровать насквозь мокрую сумку и зашарила в ней левой рукой. — Я вот тут подумала… это вам, наверное, на память надо отдать. Она же из тех времён и вообще…
Спустив ноги на пол, она встала и протянула немцу старую книгу. Он осторожно принял подарок из её рук, перевернул несколько слипшихся страниц и некоторое время молча смотрел, открывая и закрывая рот. Руки у него начали зримо дрожать.
— Штефан, — наконец выговорил он, обращаясь к Степану Ильичу. — Штефан, можешь ли ты поверить? Это библия Ганса, моего друга. Я узнал её. Здесь есть пометки, сделанные его рукой. Он всё время читал Святое Писание. И в тот день, перед самой гибелью… Штефан, ты понимаешь? Это знак. Они все нас благословляют…
— Только мне благословения Ганса твоего не хватало, — проворчал Степан Ильич. — Плохо, что конкретики у нас маловато. Одни мемуары пополам с мистикой. Этот ваш парень только место на карте приблизительно указал?
Полковник кивнул.
— И из Центра никаких сведений?
— Никаких.
— Плохо.
— Вот тут всё написано, — сказал из угла Кирилл.
— Это где — тут?!! — всплеснул руками Полковник. — Молодой человек, речь идёт о секретных сведениях, которые в штабе-то который час откопать не могут!
— Ну, чёрные следопыты много чего давно откопали, — по обыкновению, невозмутимо ответил Кирилл. — Вот сайт, тут сведения из русских, немецких и американских источников. Сейчас… ага, вот карта. Шестьдесят третьего года. Может, там что-нибудь обвалилось по мелочи, но в целом вряд ли особо что изменилось… Сейчас ещё подвалит письмо от американских поисковиков, они обещали сканировать секретный рапорт своей разведки примерно того же времени, правда, не уверены насчёт места. Но место, как я понял, на карте… Ага, есть! Видите, вот описание… «Аненербе»… и вот тут жирным шрифтом — в том смысле, что соваться туда нельзя, иначе сразу кранты…
— Шифровальщиков и делопроизводителей в Центре — расстрелять за саботаж, — веско приговорил Степан Ильич, обращаясь Полковнику.
— Или сдать в лабораторию на опыты, — мстительно добавил Фридрих Золлингер. — Парней из ЦРУ, кстати, тоже.
Земля покачивалась и ёжилась, словно вправду стояла на трёх китах. И этим китам становилось всё хуже. Было ли покачивание явью или ему только казалось — Ловец не знал. У него и так дрожали руки, ноги, всё тело.
Каменщик смеялся и часто моргал круглыми мокрыми бирюзинами без зрачков.
— Классно, правда?! Так и пляшет, так и грохочет!
Потом наконец обратил внимание на Ловца и спросил:
— А ты-то как тут оказался? Опять, что ли, с ураганом летал? Дезире сердиться будет…
— Я искал тебя. Мне надо было быстро. Я же объяснил тебе…
— Ну да. Ты сказал. Я понял. Знака не подавали. Ну и что?
— Каменщик, надо это остановить. Сейчас.
— Зачем?! Классно как, посмотри! Пускай!..
— Слушай, люди погибнут…
— Да фиг с ними.
— Мы тоже погибнем. Вещь, Художник… И камни твои разнесёт! Хоть их-то ты любишь! Думай, что нужно сделать!
— Какой ты всё-таки приставучий, Ловец. Отлипни! — насупился Каменщик. Он рассердился, в глазах наметились зрачки, но почти сразу вновь расплылись: Каменщик смотрел в скалу. — Ты мне вот что скажи. Вообще-то оно должно было уже разлететься, но почему-то пока… — Он не только смотрел, но и вслушивался. — Ах они… Погоди, это ты людям посоветовал, да?
Ловец выпрямился и ответил:
— Да. Посоветовал.
— Из-за той девчонки?
На самом деле Каменщик употребил другое слово, которого Ловец никогда бы к Тине не применил.
Ловец скрипнул зубами.
— Я сейчас отсюда улечу, — сказал он. — Если сердце взорвётся, я буду рядом с Кристиной и другими, кто не умеет летать. А ты можешь сидеть в любом камне и любоваться, как оно классно бабахнет.
Каменщик умел изменить течение подземной реки и повернуть рудную жилу. Столкновение характеров давалось ему куда тяжелей.
— Вот вечно ты, Ловец, такой, — обиделся он. — Явишься и весь кайф обломаешь… И на что я сюда вылез? Ну ладно, я ведь уже согласился, да? Только ты мне вот что сделай. Чтобы ты знал, я всегда хотел, как ты — полетать. Это в камне я куда угодно, а по воздуху — не могу. Ты же можешь меня поднять, а? Я бы сверху на всё это посмотрел… — Каменщик мечтательно закатил глаза.
Ловец медленно кивнул. Он устал до предела, но другого выхода не было.
— Хорошо, — сказал он. — Я попробую.
Толстая Федора в длинном сарафане сидела под скальным козырьком и, деловито нацепив на нос очки, читала письмо.
В бухте, худо-бедно прикрытой от ветра, Альберт и американский яхтсмен безнадёжно пытались натянуть тент и развести костёр.
От берега к скалам упрямо, оскальзываясь на водорослевых наростах, ковыляла Эдит.
Норвежка Тельма, присев на корточки под сосной, потрясённо наблюдала, как, окружённые странными, почти призрачными существами, беседовали на освещённой синими и багровыми сполохами скале двое. Тоненькая слепая девочка и рослый худой юноша с залитой кровью щекой. Девочка то и дело касалась руками его лица.
— Что с тобой случилось?
— Ударился, когда падал. Каменщик такой тяжёлый… Знаешь, оказывается, он прекрасно плавает. Я испугался, что он сразу утонет, как камень. А он вылез и…
— Ты мне зубы не заговаривай.
— Я не заговариваю, Дезире. Каменщик вроде согласился дать задний ход, но я не уверен, что он снова не увлечётся. Вы можете объединить все силы и попробовать успокоить землю?
— Попробовать можем, но у меня есть условие, Ловец. Ты дашь обещание?
— Какое, Дезире?
— Мы уйдём, и нас оставят в покое. Насовсем. Понимаешь?
— Понимаю. Но я-то как могу это обещать?
— Ты можешь.
— Ты угадываешь мои желания, Дезире? И можешь их исполнить?
— Ты исполнишь их сам.
— Хорошо. Я обещаю.
— Я услышала тебя. Если обещание будет нарушено, всё повторится и тогда… обратного хода уже не будет. Это ты тоже должен понимать.
— Я услышал.
— Ты… ты не сможешь уйти… Юноша улыбнулся:
— Только на время. Потом я вернусь. Ты же знаешь, что крылья у меня только здесь…
— Я… Хорошо, что ты не умеешь угадывать желания, Ловец!
— Ты уверена в этом? — улыбнулся Ловец. Дезире быстрыми пальцами нащупала его улыбку и всхлипнула.
Эпилог
— Фройляйн Алла!
Она даже не сразу узнала Гюнтера, выскочившего навстречу. Усомнилась, что это он. Сняла залитые дождём очки и снова надела.
— Фройляйн Алла, — повторил юный немец, который, как ей казалось, должен был бы едва мазнуть по ней взглядом. — Как я рад, что вы здесь, с нами!
Рядом медлительно ворочалась тяжёлая военная техника, было такое ощущение, что все уезжали куда-то окончательно и насовсем. Зато не было ощущения неуверенности или бегства. В перемещениях неторопливых машин безошибочно угадывалась обретённая цель, которой они с чугунным упорством собирались достигнуть.
Гюнтер хотел сказать что-то ещё, но Алла перебила.
— Их бин юдэ, — выговорила она на немецком, которого вообще-то не знала. Выговорилось само, просто оттого, что эта фраза должна была прозвучать непременно по-немецки. Ну, по крайней мере так ей казалось.
— I know, — отмахнулся Гюнтер и вывалил на апокрифической смеси языков: — Это не важно. Важно то, что вы есть фройляйн Алла, вы самая умная, самая добрая и красивая. Вы будете приехать к нам в гости? Герр Золлингер видел, как мы беседовали, он сказал… они с old Russian general… — продолжал он прерывистым голосом, не особенно связно, но с упорством, достойным техники, уползавшей в темноту у него за спиной. — Мы живём близ Гамбурга. У нас очень зелено, красиво и тихо. Гамбург — большой город. Очень старинный. У меня есть сестра Анна. Я вас познакомлю. Мы покажем вам прекрасную Дойчланд… Мы будем вместе помнить…
Он всё не выпускал её руку, и в свете фар Алла вдруг рассмотрела, что лицо Гюнтера было мокрым не только от дождя. Она взяла его за плечо и почувствовала себя очень взрослой, очень мудрой, всё понимающей.
Совсем рядом с ними, над маленьким ручьём, дрожал в воздухе плотный клок тумана. Он имел смутно человекообразную форму, и ветер почему-то всё не мог развеять его.
— Штефан! Как ты там? Штефан?..
Высокий сутулый старик ведёт руками по стене, пробираясь каменным коридором. Тёплый камуфляжный комбинезон придаёт ширины костлявым плечам. Свет налобного фонарика скользит по неровному рубленому камню, и старик узнаёт прожилки гранита. Правда, когда он их видел последний раз, они проносились перед его лицом в обратном порядке. И куда быстрее теперешнего.
— Да что мне сделается, — доносится сверху. — Стою себе…
Степан Ильич и правда стоит, запустив обе руки в отверстия по сторонам узкой двери. Он крепко держит два стержня. Стержни порываются вращаться, он им не даёт. Вход уже перекрыло, да так, что без взрыва, пожалуй, будет и не пробиться. Это сработала первая из ловушек. У Степана Ильича на руках очень толковые перчатки, но рано или поздно стержни начнут проворачиваться. От этого зависит, сколько времени он сумеет дать Фридриху.
— Эй, Фридрих! — весело кричит он в темноту. — Вернёшься, расскажешь, что там за незадача!
У генерала тоже горит надо лбом синеватая светодиодная звёздочка. Не то чтобы он мог высмотреть что-то полезное, просто с ней веселее. Резинку хочется передвинуть, кожа под ней зудит, но Степан Ильич не рискует пошевелиться.
— Расскажу, — с порядочной задержкой долетает из коридорного мрака. — Когда есть вернусь!
Странно, коридор должен быть прямым как стрела, но фонарик Фридриха довольно быстро исчез. Надо будет потом расспросить его, когда…
Ну да. Когда.
Степан Ильич не любил читать о войне, потому что рано или поздно всегда напарывался на враньё. Одним из немногих исключений была книга, которую забыл у него внук Вениамин, наверное, брал с собой для детей, чтобы по дороге ввести их в курс дела.