Михаил Шолохов ни тем ни другим заниматься не мог: промысла и хозяйства во дворе не было. Только в середине 1920 года в хуторе Латышеве он поступил на временную работу учителем по ликвидации неграмотности среди взрослого населения. В течение двух месяцев он замещал учителя начальной школы Василия Константиновича Козина, пока тот находился в Ростове на курсах учителей.
Как рассказывал автору этих строк бывший ученик этой школы Антипов, занятия проходили вечерами в доме казака Тимофея Зимовнова, у которого под класс снимали комнату. Большая часть времени у обучавшихся уходила на воспоминания о старине, об участии в войнах, о восстании. По мнению Антипова, молодой Шолохов слушал их воспоминания с огромным интересом и вниманием. Работая в каргинской начальной школе, от коллектива учителей он ездил в Вешенскую на конференцию, организованную отделом народного образования.
Почти год Михаил Шолохов работал в Каргинском станичном исполкоме, председателем которого был Федор Чукарин.
Документы свидетельствуют, что в штате служащих исполкома значилась должность «журналиста», которую занимал Михаил Шолохов. Сохранилась в архивах «Раздаточная ведомость за уплату пайка, статистикам станицы Каргинской», в которой значится Шолохов Михаил, указана дата внесения денег и его роспись в получении пайка – 16 октября 1921 года: табак – V, фунта, спички – 5 коробок, мыло – V, куска1.
Несколькими годами позже в своей автобиографии Шолохов напишет: «…Успел за шесть лет изучить изрядное количество специальностей. Работал статистиком, учителем в низшей школе, грузчиком, продовольственным инспектором, каменщиком, счетоводом, канцелярским работником, журналистом»2. Живя в Москве, подрабатывал счетоводом, статистиком, грузчиком, в молодежной газете журналистом – тут ничего особенного нет: было такое время, а надо было зарабатывать на жизнь. Но это было потом.
1920–1921 годы для иногородних, не имевших земельных наделов и, естественно, запасов хлеба, были особенно трудными. Из хутора Плешакова Александр Михайлович, кроме одежды и небольшого запаса продуктов на дорогу, ничего с собой не привез. Осень и зиму пережили на запасах Прасковьи Герасимовны: была у нее корова-кормилица, птица, в погребе картошка, соленья. С весны кормильцем стал огород. Как рассказывали мне их соседи, Анастасия Даниловна много трудилась по хозяйству, не гнушалась черновой работой, на том была она воспитана с детства. Сын не проявлял заметного интереса к домашним делам, сидел за книжками, что-то писал, много времени проводил на рыбалке.
Бесцельное, по мнению матери, просиживание сына за книгами вызывало у нее раздражение, а порой и негодование; не раз она жаловалась соседям, что сын ей не помогает. Вся забота о семье ложилась на ее плечи. Чтобы подработать, она нередко нанималась копать и полоть огороды, делать соседям кизяки. Осенью ходила на гору за бурьяном на топку, собирала стебли подсолнуха, кукурузы, взвалив на спину, вязанками носила домой.
Сын Петра Михайловича Шолохова рассказывал: когда Михаил был гимназистом, за шалости ему нередко поделом перепадало; мать применяла довольно жесткие меры воспитания. Петр Михайлович, бывая у них, не раз заступался за Михаила, защищая его от наседавшей матери, грозно размахивающей свитым в веревку полотенцем. Александр Михайлович в такие минуты держал нейтралитет и ни одну из сторон не поддерживал.
Теперь же Михаил был взрослым, матери с ним не справиться. Зачастую, когда она работала в огороде, отец и сын сидели за книжками.
На душе отлегло, когда сын поступил работать в Каргинский исполком. Зарабатывал Михаил, конечно, мало, но все-таки поддержка семье.
По свидетельству близко знавших Александра Михайловича, было у них золотишко, и, видимо, немало. Упоминаемый выше Платон Федосеевич Корохов рассказывал: когда Шолоховы жили у них в слободке, главная хранительница «капитала» Анастасия Даниловна золото держала на улице, под порожками куреня. Соседка по Каргинской Елена Дмитриевна Баркина рассказывала, что мешочек с золотом Анастасия Даниловна держала опущенным на веревочке в колодце. Нет сомнения в том, что золото осталось со времен службы Александра Михайловича в компании Лёвочкина.
Как вспоминают каргинские старожилы, у казаков золото водилось: царскими монетами, в слитках, в различных изделиях. До революции они предпочитали пользоваться бумажными деньгами: на них был портрет царя – это вызывало доверие к ним и уважение к самодержцу. Мы уже говорили, что в первые годы советской власти золото у казаков не изымалось, хождения оно не имело, следовательно, не имело и ценности: золото надо было обменять на бумажные советские деньги, что в условиях хутора и станицы было непросто. С определенным риском его можно было обменять в городе у перекупщиков и спекулянтов. Смельчаки из Каргинской для этой цели ездили в Царицын, ближайший крупный торговый город.
Только в начале 1930 года с открытием магазинов под названием «Торгсин», что означало «Торговля с иностранцами», появилась возможность на золото или изделия из золота покупать товары и продукты высокого качества, и те же спички, которые можно было зажечь, чиркнув о подошву чирика или сапога. Рассказывали: один казак принес в магазин отлитый из золота кораблик, его оценили стоимостью в три магазина со всей наличностью. Кораблик у казака не приняли, посоветовали переплавить его в куски, и золото пошло в обмен на продукты…
В 1921 году на нижнем краю станицы Каргинской Александр Михайлович купил запущенное казачье подворье. Раньше в нем жила вдова с двумя малолетними девочками. В этот голодный год то ли с голоду, то ли от тифа вдова умерла. Дети остались круглыми сиротами. Соседка, Плотникова, взяла их на воспитание, а ставшее ненужным подворье продала Шолохову.
В мае 1919 года при подавлении Вешенского восстания наступающими полками 33-й Кубанской дивизии красных многие дома отступленцев в Каргинской были сожжены. Оставшиеся бесхозными дома казаков были реквизированы станичным исполкомом и отданы под жилье приехавшим в станицу руководителям разного назначения. В условиях голода, разрухи, свирепствующей продразверстки в Каргинской не оказалось желающих потесниться в курене и сдать под квартиру комнаты. Покупку Шолоховым старого подворья следует объяснять не бедностью покупателя, а отсутствием более подходящего, справного жилья.
Крытый камышом и соломой, рубленый курень на низком фундаменте, рубленые постройки хозяйственного назначения (свинарник, птичник, конюшня, амбар) давно требовали ремонта и приложения хозяйских рук. Известные трудности, неумение владеть инструментом привели к тому, что бывший приказчик до конца своей жизни так и не приложил рук, чтобы с облысевшей крышей курень и подворье привести в порядок…
С переездом Шолоховых в Каргинскую Михаила чаще можно было видеть в центре станицы, вечерами на игрищах и посиделках; в выходной день он подолгу сидит с удочками на рыбалке – до Чира рукой подать.
Рассказывая о далекой юности Михаила Шолохова, нельзя умолчать об этой увлеченности, которая осталась на всю жизнь. Соорудив посреди Чира помост и веером разбросав удочки, отшельником сидел Михаил днями. Знал он, где и под какой корягой, в каких ямах притаился сазан и чебак, а где не давали покоя ерши да пескари. Был он рыбаком терпеливым, знал многие секреты и тонкости рыбацкого дела, учился он у известного на всю слободку рыбака деда Кудиныча. Кто знает, может быть, этот Кудиныч и послужил прообразом того самого старого и опытнейшего рыбака в хуторе Татарском, который выловил в Дону Дарью Мелехову.
Во времена юности Шолохова, а в далекую старину тем более, рыбы в Чире было много, ловили ее бреднем, удочками, по весне и в ледоход черпаками. Вода была прозрачно-голубой, пили ее и животные и люди. Весной – одно загляденье: на песчаной отмели сазаны и чебаки парами бились у самого берега, выметывая икру; щуки, пригревшись на мелководье, неподвижно дремали в камышах.
Нередко около Михаила собиралась ватага ребятишек с самыми замысловатыми удочками. Он рассказывал им, как надо насаживать приманку, закидывать удочку. Непонятливым и бестолковым, кто сразу не мог уловить тонкостей рыбной ловли, советовал сначала на крючок насаживать лист лопуха, подергивая леску, ловить лягушек, а потом браться за настоящую рыбную ловлю. Леску сучили из конского волоса, удилищами служили длинные хворостины из тальника, который в изобилии рос в леваде бывшей помещицы Натальи Ивановны Поповой и у того же деда Кудиныча. Любовь к таловым удочкам Шолохов сохранил на всю жизнь, считая, что на их природный запах рыба сама тянется.
По увлечению рыбалкой Михаил водил дружбу с Григорием Мокроусовым, их нередко видели на Чире вдвоем: на рыбалку уходили в ночь, с собой брали чугунок, на берегу из мелочи варили уху или картошку. Михаил с детства любил картошку, сваренную в «мундире». В эти дни, навещая в Ясеновке бабку, он первым делом говорил: «Ба, свари картошки».
По увлечению рыбалкой Михаил водил дружбу с Григорием Мокроусовым, их нередко видели на Чире вдвоем: на рыбалку уходили в ночь, с собой брали чугунок, на берегу из мелочи варили уху или картошку. Михаил с детства любил картошку, сваренную в «мундире». В эти дни, навещая в Ясеновке бабку, он первым делом говорил: «Ба, свари картошки».
С Григорием Мокроусовым дружбу он поддерживал многие годы. В 1936 году по инициативе и при содействии Шолохова в Вешенской был открыт профессиональный драматический театр казачьей молодежи; по его рекомендации Мокроусов был приглашен на работу в театр. Одному из первых ему довелось сыграть роль деда Щукаря.
Вспоминают каргинские старожилы: где бы старые казаки ни собирались на перекур (а в исполкоме при участии Федора Чукарина он иногда длился часами), о чем бы ни говорили и ни вспоминали, рядом с ними, а может быть, чуть в стороне, сидел Михаил – в разговор не вступал, а слушал и слушал.
Мой брат, товарищ Шолохова по юношеским годам, рассказывал, что Михаил интересовался судьбами многих старых казаков, в том числе и казачьих офицеров. Если его интерес к казакам и истории донского казачества для многих товарищей был вполне понятен, то интерес к судьбам офицеров, атаманов вызывал явно недоумение: Мишка Шолохов интересуется, мол, контрой. Шолохов никогда не пользовался записной книжкой, память у него была необыкновенная. Несколько дней спустя он мог дословно, образным языком пересказать то, о чем рассказывали казаки. Замечали, что после посиделок с казаками он быстро уходил домой – может быть, затем, чтобы на бумаге зафиксировать важное и ценное.
Не раз и подолгу Михаил Шолохов беседовал с Григорием Яковлевичем Каргиным, бывшим казачьим офицером, окончившим до германской войны военную академию, ходил к нему домой. В эти годы Григорий Яковлевич работал учителем в начальной школе. Дончека не раз вызывало его в Вешенскую, допрашивало, но всегда он возвращался домой: в восстании он не участвовал против советской власти, не выступал и на стороне белоказаков не воевал.
В середине тридцатых годов при содействии Шолохова Григорий Яковлевич перешел работать учителем в еланскую начальную школу, где заведующим был однофамилец М. Шолохова, Владимир Шолохов, знакомый многим каргинцам. Любопытная деталь: в апреле 1935 года для еланской средней школы Шолохов просил директора Гослитиздата перечислить из причитающего ему гонорара «в уплату за грузовую машину, отпущенную для Еланской средней школы, у которой не оказалось презренного металла…».
Видели Михаила Шолохова во дворе старого казака Якова Алексеевича Дударева, одного из зажиточных каргинских казаков, державшего и при советской власти большое хозяйство и наемных работников. Обиженные батраки подкидывали ему «красного петуха», поджигали скирды сена, ломали паровую молотилку, но цепкий хозяин снова оправлялся, в длинной распущенной холщовой рубахе босиком хромал по двору, подгоняя работников.
Только служба сыновей в Красной Армии до поры до времени оберегала его от раскулачивания: очень умело он прикрывался справками от продагентов и всяких проверочных комиссий. Как грамотный человек и поддерживаемый такими же зажиточными казаками, в апреле 1921 года он был избран делегатом на съезд Советов Верхне-Донского округа. Окружное руководство не раз обвиняло председателя Каргинского исполкома Федора Чукарина в том, что он – коммунист, а идет на поводу у таких, как Дударев. Несколькими годами спустя Шолохов напишет повесть «Батраки», в которой легко угадывается фигура Якова Алексеевича Дударева.
Мы уже называли товарищей Михаила Шолохова по кружку самодеятельности. Был у Михаила товарищ-одногодок Семен Матвейчук. Жил он по соседству, в крайнем дворе казачьей слободки. Его родителей по-уличному называли «беженцы». С началом германской войны по эвакуации с Волыни на Дон приехало несколько семей, среди них были и Матвейчуки. Сначала они работали по найму у деда Кудиныча, затем, построив собственный дом, завели свое хозяйство. В Каргине они и прижились. У них Анастасия Даниловна брала молоко, бывал у них и Михаил.
Рядом с «беженцами» жила племянница Прасковьи Герасимовны – Мария Игнатьевна Бодовскова, по уличному прозвищу Маришка-зубатая. Бывал Михаил и у нее. Словом, что ни двор на окраине станицы, то знакомые либо дальние родственники. На протяжении всей своей жизни Шолохов помнил их, не забывал, к их нуждам всегда относился с заметным вниманием – это знали все.
Будучи уже известным писателем, собирая материал и объезжая окрестности Каргинской, он всегда навещал Прасковью Герасимовну и Марию Игнатьевну. К ней, одинокой женщине, приглашал стариков и старух (бывал среди них и Мартин Ковалев, прототип Мартина Шамиля из «Тихого Дона»), они рассказывали ему, пели старинные казачьи песни. Конечно, не обходилось без обильного угощения.
Кто в юности у Михаила Шолохова был самым близким другом, с кем он делился или мог делиться сокровенными мыслями, планами? Каждый, очевидно, находит себе друга по взаимному пониманию, общности взглядов, по интересам. Несмотря на свою, прямо скажем, затворническую жизнь, товарищей у него было много, но самыми близкими стали книги, мир уединения и тишины.
Та же рыбалка для него была местом размышлений, обдумывания, где, возможно, и родились первые творческие планы, появилось желание попробовать свои силы, перейти от коротких сатирических пьес для самодеятельного кружка к рассказам, переложить на бумагу услышанное, пережитое, выстраданное и родившееся в воображении. Не этим ли можно объяснить такое состояние Михаила на рыбалке, когда и поплавок ушел под воду, и удилище отбивает поклоны, а он сидит, смотрит на удочки и ничего не видит?
* * *Через два месяца после ухода отца со службы Михаил оставляет Каргинский станичный исполком и поступает на работу в Заготконтору. Он пишет заявление:
Заведующему Заготконторой № 32
гражданин Каргинской М. Шолохов
ЗАЯВЛЕНИЕ
Прошу вас зачислить меня на какую-нибудь должность по канцелярской отрасли при вверенной вам Заготконторе.
1921. 2 декабря ст. Каргинская
М. ШолоховНа заявлении Михаила Шолохова заведующий Заготконторой Василий Меньков наложил резолюцию:
«Зачислить помощником бухгалтера. Приказ № 48 от 2 декабря 1921 года»3.
Прошение Шолохова о приеме на «какую-нибудь» канцелярскую должность свидетельствует о том, что, во-первых, работа в исполкоме, очевидно, его не устраивала, во-вторых, работать на должности, связанной с материальными ценностями, он не желал и, в-третьих, служба в Заготконторе, где имелись немалые запасы хлеба и продуктов, была более привлекательной и отводила явную угрозу голода. В то же время зачисление на должность помощника бухгалтера говорит о том, что его способности были достаточно высоко оценены.
Несколько лет спустя Шолохов напишет рассказ «Алешкино сердце», где будет упомянута Заготконтора № 32 и политком Синицын, прообразом которого, безусловно, послужил Василий Меньков.
Спустя месяц приказом по Верхнедонскому продкому от 10 января 1922 года конторщик (так называли должность Шолохова) Шолохов Михаил Александрович переводится «в инспекторское бюро вышеупомянутой Заготконторы на должность делопроизводителя со 2 января с. г.»4.
По роду своей деятельности в Заготконторе Шолохов, как и в Каргинском исполкоме, соприкасался с разными людьми: председателями хуторских исполкомов, казаками-посевщиками, мог встречаться с членом коллегии окрпродкома Семеном Вахниным. Заготконтора размещалась в одном доме с Каргинским исполкомом, куда входило более двух десятков хуторов: от Грачева до Вислогузова, от Грушенского до Топкой Балки. Шолохов имел полное представление о том, что происходило в каждом хуторе, как жили казаки.
23 февраля, согласно распоряжению Доноблпродкома № 1852 от 8 февраля, Михаил Шолохов в составе группы продработников округа «командируется в г. Ростов в Донпродком на продкурсы5, на этом его каргинской Заготконторе № 32 и в станице Каргинской заканчивается.
* * *Участие Михаила Шолохова в кружке самодеятельности, как и сверстников, в общем-то продолжалась недолго. К осени 1922 года многие его товарищи разъехались в разные города на учебу. Самодеятельность стала заметно сворачиваться, и прежде всего потому, что не было Шолохова, не было его пьес. С конца 1929 года в пустовавшем бывшем кинотеатре еще показывали немое кино (полы уже были взломаны), затем в него стали ссыпать подсолнечную шелуху, а в начале тридцатых годов, проведя реконструкцию, там устроили механические мастерские.
В 1939 году среди жителей станицы и ближайших хуторов был проведен письменный опрос (наиболее активные комсомольцы умудрялись подписываться дважды), по результатам которого было принято решение о закрытии церкви и устройстве в ней клуба, библиотеки, игральных залов – площадь позволяла.