С этим связана первая тайна «Народной воли». Эффективная, пусть даже немногочисленная, подпольная организация требует денежных затрат. Надо нанимать конспиративные квартиры, изготовлять поддельные документы, обеспечивать постоянные переезды с места на место, в том числе путешествия за границу для связи с политической эмиграцией, печатать листовки, прокламации, газеты в секретных типографиях… Если можно поверить в то, что революционно-вольнодумные кружки и слабо организованные объединения, подобные «Земле и воле», могли существовать «вскладчину», на скудные пожертвования своих братьев-студентов, да на редкие дары богатых соучастников, то народовольческое подполье, несомненно, имело постоянные и немалые источники финансирования. Тем более что народовольцы избрали новую для России тактику террора – использование взрывных устройств. Создание таких смертоносных чудовищ, даже при фанатичном энтузиазме и гениальной изобретательности «главного техника партии» Николая Кибальчича – это и оборудованные лаборатории, и дорогостоящие материалы. Вообще, бомба дорого стоит по сравнению с пулей и кинжалом.
Как осуществлялось финансирование народовольческого террора? На этот вопрос внятного ответа нет. Конечно, использовались средства, собранные среди сочувствующих, в том числе эмигрантов и иностранных социалистов. Есть упоминания о двадцати тысячах рублей, полученных народовольцами Якимовым и Зацепиной при заключении ими фиктивного брака и пожертвованных на нужды организации. Упомнают и об одиннадцати тысячах, полученых по завещанию после казни землевольца Лизогуба. Этих денег могло бы хватить на издание подпольной газеты, на скромное содержание полутора десятков профессиональных борцов за свободу, на один серьёзный теракт, но никак не на осуществление систематической подпольной «динамитной» деятельности. Можно сказать с уверенностью: источники денежной поддержки своего дела революционеры могли найти только в России и только у сильных мира сего. И тут нельзя не вспомнить о совпадении интересов некоторых властных лиц и группировок с задачами народовольцев. Самодержавие мешало одним и будило ненависть других. Да к тому же ещё эти попытки самодержца избавиться от усиливающейся опеки со стороны собственного окружения, эти перетасовки сановной колоды, эти странные матримониальные планы, вызывающие у большинства вельмож постоянную неуверенность в своём будущем… Всему этому очень желательно было бы положить конец.
И другая загадка: поразительная неуспешность правоохранительных структур в борьбе с террористами. В течение одиннадцати месяцев, прошедших после взрыва на железной дороге, народовольческая организация оставалась неуязвима, невидима для полиции и жандармов. А между тем террористы изготовляли свои мощные бомбы не в лесу и не в подземных пещерах, а в столице, на квартирах, в многолюдных жилых домах, можно сказать, у всех на виду. Вопиющий факт: 29 ноября 1879 года при аресте народовольца Квятковского, тесно связанного с Халтуриным, у него был обнаружен подробный план Зимнего дворца с обозначением места предполагаемой закладки бомбы. Бумага эта попала в руки сыщиков через десять дней после взрыва на железной дороге и за шестьдесят восемь дней до взрыва в Зимнем. И вплоть до 5 февраля оные сыщики так и не смогли разгадать значение добытого документа. Конечно, можно объяснять это неготовностью охранных структур к борьбе с революционным подпольем. Однако же терроризм в России начался не осенью 1879 года, а гораздо раньше, можно было бы и научиться. Притом как раз первый теракт, каракозовский, был расследован куда лучше, чем последующие. В этом отношении показателен случай с Соловьёвым, а также эпизод с ещё одним политическим покушением.
20 февраля 1880 года Михаил Тариэлович Лорис-Меликов, только что назначенный председателем Верховной распорядительной комиссии, собирался отправиться по важным вельможным делам из своей квартиры на Большой Морской, возле Почтамтского переулка. Слуга подал шинель, швейцар распахнул дверь, и генерал вышел на ступени крыльца. Карету ещё не подали. Лорис-Меликов огляделся вокруг, вдохнул сыроватый февральский воздух, подумал что-то о нерадивости кучера… В это время к подъезду подбежал молодой человек, выхватил револьвер и почти в упор выстрелил. Генерал среагировал мгновенно: бросился на стрелявшего, повалил его, вырвал из руки оружие. Тут и охрана подоспела. Пока вязали злоумышленника, Михаил Тариэлович осмотрел себя: ран не было, зато шинель продырявлена пулей. Задержанный, как выяснилось, Ипполит Млодецкий, то ли поляк, то ли польский выкрест. А, ну раз поляк, то всё ясно. Борец за «неподлеглость» и враг России. На следующий день он был осуждён, а ещё на следующий – казнён.
Поразительная торопливость! Как будто специально сделано, чтобы подследственный не успел ни о чём рассказать. А ведь Млодецкий был связан с «Народной волей», за которой охотились все «ищейки царизма». Но связи не выявлены, возможный свидетель уничтожен. Снова та же история, что и в деле Засулич, и при расследовании покушения Соловьёва.
Ничего не изменило объединение полиции и жандармерии под управлением Департамента полиции и создание при нём отдела, ведающего секретной агентурой. Прошло более полугода, прежде чем им удалось выйти на след руководителей «Народной воли», и то защитники правопорядка всё время, как нарочно, в опасной игре с «бомбистами» запаздывали на один ход. Да и суд над «первомартовцами», и их казнь совершились так поспешно, так много вопросов оставили без ответов, что невозможно отделаться от мысли: кому-то нужно было если не спасти «Народную волю», то, по меньшей мере, затянуть борьбу с ней на неопределённый срок.
Но самое главное, самое далеко идущее последствие этого странного вальса террористов и власти – торжество двойничества и провокации. Рождённая в кружках нечаевцев, вскормленная хитроумными подчинёнными графа Шувалова, провокация по-настоящему взрослеет и обретает себя в народовольческие времена. Ею равно пользовались и революционеры, и охранители устоев. Хорошо известно, что осенью 1880 года жандармам удалось завербовать близкого к руководству партии народовольца Ивана Окладского, сыгравшего потом немаловажную роль в сыске и изобличении многих своих товарищей. Но с противоположной стороны такого рода попытки были предприняты ещё раньше. «Народная воля» ещё не оформилась вполне, а Желябов, создавая «Военную организацию», лелеял планы внедрения своих агентов в штабы войск, в структуры государственной власти и, прежде всего, в III Отделение и Департамент полиции. В 1880 году ему это удалось: в Департамент полиции был принят на службу неприметный и очень исполнительный сотрудник, Николай Клеточников. Более полугода он, завоевав полное доверие департаментского начальства, добывал и передавал руководству «Народной воли» секретную, жизненно важную информацию, и лишь в декабре был раскрыт. Обычно его деятельность, его провал и гибель представляют как пример фанатичного служения делу революции. Но точно ли так слепо было руководство Департамента? Не использовали ли Клеточникова для установления контактов с руководством «Народной воли»? События последующих лет покажут, что такой вариант вполне возможен. Обе стороны окончательно осознают ту истину, которую когда-то проповедовал Нечаев: охранителям режима выгодна активность революционеров, ибо она безмерно расширяет пределы жандармской власти; врагам режима выгодна жестокая бесчеловечность властей, потому что она мобилизует под знамёна революционной борьбы новых и новых сторонников. Провокация с обеих сторон неизбежна. Вскоре она станет основной формой взаимоотношений между террористами и империей.
Полицейский револьвер против революционного лома
16(29) декабря 1883 года в самом центре Петербурга, в доме № 91 по Невскому проспекту, в квартире под роковым нумером «13», был зверски убит жандармский подполковник Георгий Порфирьевич Судейкин, глава секретной полиции России. История его убийства представляет собой невероятный клубок провокаций, загадок, романических приключений и политических интриг. И последствия сего происшествия были великие: революционное подполье в дьявольском акте совокупилось с произволом бесчеловечного государства – и породило чудовище по имени «провокация». Предательство, ложь, коварство и безудержное стремление к власти становятся отныне основными мотивами поведения политических деятелей России вплоть до наших дней.
Женевский визитёрТрадиционная версия происшедшего сложилась из показаний, данных соучастниками убийства на суде в мае-июне 1887 года, и из воспоминаний их товарищей-народовольцев. Наиболее связен рассказ Льва Тихомирова, одного из вождей «Народной воли», впоследствии перешедшего в монархический лагерь. Тихомиров, в свою очередь, о многих обстоятельствах преступления повествует со слов его организатора и участника Сергея Дегаева. Вот эта версия в основных чертах.
Традиционная версия происшедшего сложилась из показаний, данных соучастниками убийства на суде в мае-июне 1887 года, и из воспоминаний их товарищей-народовольцев. Наиболее связен рассказ Льва Тихомирова, одного из вождей «Народной воли», впоследствии перешедшего в монархический лагерь. Тихомиров, в свою очередь, о многих обстоятельствах преступления повествует со слов его организатора и участника Сергея Дегаева. Вот эта версия в основных чертах.
После «дела 1 марта 1881 года» «Народная воля» переживала трудные времена. Аресты, казни, эмиграция. К началу 1883 года на свободе оставались лишь три авторитетных деятеля: Вера Фигнер, продолжавшая борьбу в российском подполье, Мария Ошанина (Оловенникова), жившая в Париже, и Лев Тихомиров, укрывшийся в Женеве. Весной 1883 года в дверь квартиры Тихомирова постучался неожиданный гость: народоволец Сергей Дегаев, примчавшийся (по поддельным документам) в свободную Швейцарию из России. За разговорами о буднях революционного подполья Дегаев вдруг сделал хозяину страшное признание. Вот уже полгода, как он завербован жандармами. Это случилось во время ареста, в декабре 1882 года. Вербовал подполковник Судейкин; он заморочил голову импульсивному, нестойкому революционеру фантасмагорическими планами объединения подполья и полиции против самодержавия; организовал Дегаеву побег в обмен на осведомительство. За полгода Дегаев выдал Судейкину несколько десятков, если не сотен, товарищей по партии (в том числе свою главную покровительницу, доверчивую Веру Фигнер); раскрыл шифры и пароли; провалил множество конспиративных квартир. Из-за его предательства Судейкин полностью контролирует народовольческое подполье в России. Но Дегаев раскаялся; что же ему теперь делать?!
Тихомиров потрясён; но он не теряет ясности мысли. Что ж, содеянное ужасно, карой должна стать смерть. Или… Дегаев может смыть позорное пятно и искупить вину перед партией, если, продолжая сотрудничество с полицией, заманит в ловушку и убьёт кого-нибудь из архиважных государственных мужей. Дегаев оживляется: как же, не об этом ли шла у него речь с Судейкиным? Тот, полностью доверяя своему сверхценному агенту, делился с ним планами: опираясь на силы «Народной воли», устроить убийство самого министра внутренних дел, тупого реакционера и мракобеса Д. А. Толстого. Судейкин беспринципен и бесконечно честолюбив; Толстой вставляет ему палки в колёса; Судейкин разрабатывает макиавеллиевскую комбинацию: убить министра, запугать тем самым правительство и государя, потом арестовать кое-кого из революционеров, доказав таким манером свою эффективность и незаменимость, стать после этого во главе госуправления, подчинить себе волю царя, и тогда… Тогда всё возможно, даже реформы в социалистическом духе. У Дегаева голова кружится от такого плана, но Тихомиров мыслит трезво. Нельзя доверяться Судейкину, злейшему врагу революции и жандарму до мозга костей. Играя на доверии и притворясь соучастником, заманить в ловушку и от имени партии казнить самого Судейкина – вот это было бы истинным искуплением вины. На том и порешили. Дегаев получил от Исполнительного комитета «Народной воли» задание: убить Судейкина. И поехал в Петербург – выполнять.
К убийству были привлечены надёжнейшие: Николай Стародворский и Василий Конашевич. Контролировали дело поляк Куницкий и друг Маркса несгибаемый Герман Лопатин. Решено было убить Судейкина на конспиративной квартире (туда Судейкин являлся, по словам Дегаева, не только для секретных переговоров; но, будучи сладострастником, наведывался с «девочками»). Нанята роковая квартира была на имя Яблонского; под сим псевдонимом скрывался Дегаев. Он должен был заранее спрятать в дебрях квартиры Стародворского и Конашевича, вооружённых ломами; Судейкина заманить туда якобы для важной беседы. Остальное, как говорится, дело техники. Покушение несколько раз срывалось. Наконец, 16 декабря 1883 года, Судейкин явился…
О подробностях убийства – потом; а теперь поближе познакомимся с главными персонажами.
«Один гад» жрёт «другую гадину»?Сначала о Судейкине. Год рождения 1850-й; убит в тридцать три года: подходящий возраст для мученической кончины. Офицер Киевского губернского жандармского управления, десять лет без особых успехов тянул служебную лямку; к 1879 году дослужился до капитанского чина. И вдруг – взлёт. Образовалась «Народная воля»; её оружие – политический террор. Судейкин активно включается в борьбу с крамолой – вот она, деятельность, в которой раскрываются его незаурядные сыщицкие способности. Благодаря ему в 1879–1880 годах разгромлено народовольческое подполье в Киеве. И тут – 1 марта 1881 года страшный взрыв в Петербурге на Екатерининском канале. Царь убит; в правительственных кругах кадровые перемены. Либеральный министр внутренних дел М. Т. Лорис-Меликов теряет влияние; выдвигается директор Департамента полиции, молодой, энергичный и честолюбивый В. К. Плеве. Ему нужны помощники, тоже энергичные и честолюбивые. По инициативе Плеве Судейкин переведён на должность начальника секретной агентуры Петербургского губернского жандармского управления. Есть где развернуться: с апреля по декабрь 1881 года при участии руководимой им службы в столице арестовано более двухсот народовольцев. В декабре, уже в чине майора, Судейкин получает новое высокое назначение: указом государя создана Общероссийская секретная полиция (в России это – первая и единственная спецслужба в полном смысле слова); Судейкин – её «особый инспектор», то есть руководитель. В начале следующего года – и подполковничий чин в подкрепление должности; неплохой прыжок: из капитанов в подполковники; из провинциальных жандармов – в начальники тайного, и потому никем не контролируемого ведомства.
В 1882–1883 годах Судейкин идёт от успеха к успеху; аресты – сотнями; награда – личная милость государя; за захват одного из активистов «Народной воли» Судейкину из царского кармана пожаловано пятнадцать тысяч рублей (годовое жалованье министра), за другого – ещё пять тысяч. Залог успехов – блистательная система вербовки. Принцип гениально прост: жандарм идёт к арестанту не как враг, а как тайный друг и единомышленник. Свой среди чужих. «Положа руку на сердце, милостивый государь… Здесь нас никто не слышит… Ей-богу, я держусь ваших взглядов. Долой самодержавие. Но я должен скрывать, сами понимаете. Нас не так уж мало среди полицейских чинов. Нужно установить связи с революционным подпольем – я очень, оч-чень в этом смысле на вас надеюсь… Конечно, придётся выдать кого-то из ваших, но зато вы – в тылу врага… Мы устроим вам побег. Будем бороться вместе… Подпишите!» Действовало. «Народная воля» тоже стремилась внедрить своих людей во вражий стан. Эдакое взаимное коварство.
Теперь о Дегаеве. Родился в 1857 году, окончил кадетский корпус, служил в артиллерии (как и Кравчинский). В 1879 году связался с народовольцами; вышел в отставку в чине штабс-капитана (быстро рос: за пять лет – из юнкеров в штабс-капитаны! способности и честолюбие!). С 1880 года – член лелеемой Желябовым народовольческой военной организации. Ничем выдающимся себя не проявил до осени 1881 года. Тогда, после арестов, уничтоживших ядро народовольческой секты в России, близорукая Вера Фигнер ввела его в состав практически несуществующего Исполнительного комитета. В это самое время был ненадолго арестован его брат Владимир; этот юноша-офицерик пытался внедриться в охранку по заданию народовольца Златопольского; в результате попал в сети Судейкина. Стал ли Владимир сознательным осведомителем – сказать трудно, но именно он познакомил Судейкина с братом. Жандарм и отставной артиллерист проявили друг к другу взаимный интерес. Сергей Дегаев неоднократно встречался с Судейкиным в 1881–1882 годах: якобы брал у подполковника чертёжную работу на дом. В конце 1882 года Фигнер отправила Дегаева в Одессу налаживать подпольную типографию. Тут-то он и попался. Арест грозил виселицей. И тогда Дегаев из темницы воззвал к Судейкину.
Судейкин примчался на зов. В тюремной одиночке между ним и Дегаевым был заключён союз. В обмен на осведомительство Судейкин организовал Дегаеву побег. В январе 1883 года Дегаев явился к собратьям по партии, был принят восторженно и, после ареста Фигнер (в феврале), фактически возглавил то, что осталось от «Народной воли» в России. Разумеется, контроль за его действиями осуществлял Судейкин.
К этому времени разброд и шатания в народовольческом движении достигли степени раскола. Главное противостояние – между «стариками», немного блаженными участниками «хождения в народ», адептами индивидуального террора, исповедниками бланкизма, прудонизма, нечаевщины и прочих романтических глупостей, и «молодыми», более прагматичными деятелями, заглядывавшимися уже на марксизм. Среди «молодых» лидировали Стефанович, Якубович, Лопатин; «стариков» из «чудного далека» пытался вдохновлять Тихомиров, из «узилища» – Вера Фигнер. Отношения обострялись; молодые винили стариков в провале стратегии и пытались перехватить тайные нити управления. На их взаимном остервенении играл Судейкин. Из Дегаева он, по-видимому, собирался сделать нового лидера партии, способного низвергнуть «стариков» и объединить «молодых».