— Разрешите войти? Стол номер 43. Сдаю документы.
— Ленинград?
— Да, мой фюрер.
— Что означает ваша улыбка, герр инженер Горст? Я вызываю у вас веселое настроение?
— Я… Извините, мой фюрер… Вчера вы сами сделали замечание, что…
— Вчера кончилось в двадцать четыре часа. Идите.
— Я…
— Идите!
Гостиная в квартире Дорис. Входят Дорис в форме СС и с пистолетом у пояса и Сергей в модном костюме.
Дорис снимает пояс с портупеей и пистолетом.
— Фу, наконец-то можно сбросить эту сбрую!
Она снимает мундир и галстук, засучивает рукава коричневой рубахи и входит в спальню. Сергей уходит за ней, берет стул и садится так, чтобы его хорошо было видно. Дорис скрывается в ванной и начинает умываться: слышен плеск воды и ее нарушаемый умыванием голос.
Сергей:
— Сколько весит вся эта амуниция, Дорис?
Дорис:
— Много. Но оружие — моя гордость. Я — дочь Вотана! Настоящая немецкая женщина немыслима без оружия.
Сергей, закуривая:
— Зачем оно вам? Вы умеете стрелять?
Дорис фыркает, плещется и хохочет.
— Умею ли я?! Да я — лучший стрелок среди наших женщин в Цвайгштелле! Была бы лучшей и среди мужчин, если бы не этот Конрад Горст.
— Кто это?
— Дипломированный инженер и чудесный стрелок. Лучший стрелок Стрелкового союза в Берлине! Понимаете, граф, в этом году на общегородских состязаниях он занял первое место! Во всех других отношениях — дурак и шляпа. Он работает у нас. Я как могу его дрессирую. Не мужчина и не немец, а размазня! У вас есть пистолет?
Сергей смеется:
— Нет. Зачем он мне?
— Вы и стрелять-то, наверное, не умеете?
— Со стыдом сознаюсь: не умею! Вы скажете: «Ведь вы не немец и не человек!».
— Конечно, не немец, хотя я страстно хотела бы, чтобы вы родились немцем. Вы не человек, а мой милейший Черт с копытами. Но вам и не надо стрелять: у вас барские руки, вы — граф де Киральгаза, и ваши белые руки мне очень импонируют! Я — дочь официанта и парикмахерши.
Она выходит из ванной с полотенцем в руках.
— Оружие должны держать сильные руки. Руки немцев. Вы знаете, о чем я мечтаю?
Сергей поднимает брови и улыбается.
— Когда мы освоим Чехословакию и подчиним себе Венгрию, гауптшарфюрер СС Дорис Шерер сама вложит оружие в ваши руки! Я сделаю вас человеком, милый мой Чертик!
Загородный парк. Весна. Поют птицы. По аллее медлен-ио идут Сергей, Ганс и Альдона.
Сергей:
— Ты, Альдона, в адресном столе Берлина узнай адрес дипломированного инженера Конрада Горста. Он работает в отделе документации фирмы «И.Г. Фарбениндустри» в Цвайгштелле. Возраст и другие данные неизвестны.
Альдона делает себе заметки в книжечку.
— Запись уничтожь, Апьдонушка!
— Конечно!
— Ты, Гансик, узнай адрес берлинского Стрелкового союза и установи, где и когда члены Союза тренируются в стрельбе. Будет удобно, вверни в разговор фамилию Горста и узнай о нем. Встреча послезавтра в десять вечера у сигарной лавочки «Лезер и Вольф» на Потсдамшрассе! Желаю удачи!
Они расходятся.
Вечер на большой и оживленной улице. Огни реклам, масса народа. У выступа стены Сергей встречается с Гансом и Альдоной.
Ганс:
— Держи, адреса Союза и главного тренировочного стенда. Горст живет вместе с матерью, не женат, тихий и вежливый человек. Его хобби — почтовые марки.
Альдона:
— Фрау Горст больна и плохо ходит. Сын о ней очень заботится. Раньше фрау Горст могла ездить лечиться, но в последние годы обстоятельства изменились, и фрау Горст чувствует себя все хуже.
Сергей:
— Товарищи, Горста мы будем называть Экономистом. Начнем разработку новой линии. Сегодня я обо всем доложу Иштвану!
Парижское кафе. За столиком сидят Альдона, Ганс и Курт. Они читают немецкие газеты, Ганс опускает свою. Он расстроен. Говорит медленно и мрачно:
— Фашисты Генлейна поднимают голову в чехословацких Судетах, я родом оттуда. Неужели моя семья когда-нибудь очутится в их руках? Что делать? Может, мое место сейчас там?
Молчание.
Быстро входит Сергей. Подсаживается. Он взбешен.
— Что, заждались? Рой оставил меня в дураках! Слушайте. Как договорились, я вышел из кафе первым и подстерег его на углу. Но квартала через два он меня заметил. Подождал и говорит с улыбкой: «Хорошо, что я вас заметил. Нам нужно поговорить не о деле, а о себе — узнать один другого и подружиться. Ведь мы спаяны в одно целое. Запишите мой парижский адрес, а пока проводите до нашего консульства. Сегодня вечером, часов в семь, заходите — посидим, поговорим». Я проводил его до дверей консульства, но ждать вечера не стал. Сел в такси и поехал по полученному адресу — обследовать место и дом, чтобы подготовить для вас места на улице.
У слушателей радостное оживление на лицах.
— Ну?!
— Подъезжаю. Что бы вы думали? Под этим номером значится строящийся дом! Подлец, он на всякий случай подготовил эту увертку!
Общее разочарование.
— Вот тебе и печатник!
— Он не печатник, а матерый разведчик! Как ловко он ушел от меня!
Значит, мы потеряли еще один месяц…
Небольшая спальня. Спиной к зрителям стоит Дорис Шерер. На ней черный халат из блестящего шелка. В зеркале видно лицо, разделенное на черную и белую половины.
Дорис пудрит левую сторону и слева подкрашивает губы. Шепчет: «С этой стороны недурна. Хороши глаз и лоб. Красива линия губ. А с этой… — она приближает лицо к зеркалу. Видна отталкивающая маска. — Брр… Ради Германии надо терпеть… Я приведу этого смазливого дурачка за ухо к ногам фюрера».
Черное бархатное покрывало широкого дивана. Вдали на стене в черной раме неясно виден большой портрет Гитлера. На диване в розовом белье навзничь лежит Дорис, сунув под себя обожженную черную руку и повернув вниз черную половину лица. Белокурые гладкие волосы волнами лежат на черной ткани, нежное розовое лицо ласково и привлекательно. Перед ней сидит Сергей. На нем щегольская бархатная куртка, очень светлый двубортный жилет и светлые брюки. Он одной рукой опирается в черный бархат.
— Как можно жить одними поцелуями, граф?
— Но, Дорис…
— Я понимаю, что любовь такого диковинного зверя, как я, весьма пикантна; вы говорите, что розу любят не только за аромат, но и за шипы. Это якобы дразнит. Ну а если попытаться хоть на минуту оторваться от сладкой жизни и заняться чем-нибудь серьезным?
— Зачем, Дорис?
— Вы — мужчина, граф! Как вам не стыдно! Скажите, вы знаете, какое место у нас занимает Геринг?
— М-м-м… Позвольте… Генерал? Да, кажется, он ваш главнокомандующий?
— А Геббельс?.. Гесс? Гиммлер?
Сергей думает. Потом беспомощно разводит руками. На лице смущение.
— Милая Дорис, у ваших вождей такие убийственно похожие фамилии… У нас в Америке их никто не различил бы…
Дорис насмешливо щурится.
— Но вы в Великой Германии, граф. В стране, где рождается Новый порядок. И я хочу сделать вас если не нашим патриотом, то, по крайней мере, человеком, знающим и уважающим страну, где он так приятно проводит время. Я буду обучать вас политике!
— Согласен. Плачу поцелуями. Сколько за урок?
Они смеются. Он наклоняется к ней.
— Даю задаток!
Сергей у себя в спальне, сидит в кресле, глубоко задумавшись. «У нее есть какой-то план. Она играет со мной, как и я с ней». Он встает и идет к зеркалу. Смотрит на себя, повернувшись к стеклу правой половиной лица. И вдруг пальцами оттягивает нижнее веко книзу. Из зеркала на него смотрит слезящийся глаз, окруженный красной каймой.
Сергей вздрагивает, передергивает плечами, бормочет «бр…», садится опять в кресло и опускает голову на руки.
Париж, поздняя весна. Каштаны отцвели и уже покрыты пылью. Бульвар над рекой. На скамейке Сергей и Иштван.
— Плохо, Иштван.
— Не думаю. Сергей, ты же любишь повторять: разведка — это школа терпения. Ну и терпи. Мы скоро будем хозяевами положения, и тогда твоей обязанностью будет смягчить, а потом вовсе устранить его недоверие и страх.
— Жалко времени!
— Но потеря времени зависит от нас — мы за нее в ответе!
Парижское кафе. Иштван читает газеты. Быстро входит Сергей и садится рядом. У него возбужденное и сияющее лицо.
Иштван понимающе улыбается и кивает головой.
— Поймали?!
Сергей взволнованно закуривает.
— Удача полная. Оказывается, он остановился буквально рядом с обычным местом встречи — в отеле «Наполеон». Он бегал по улицам, чтобы стряхнуть наблюдение. Его до порога довела Альдона. Увидела через стеклянные двери, что он взял у швейцара ключ и поднялся на лифте. Она вошла и спросила: «Не возвращался ли мужчина в светлом костюме?» Ей ответили утвердительно, и она узнала номер и этаж! Альдона сделала вид, что поднялась за Роем, посидела полчаса в коридоре и незаметно ушла.
— Здорово! Теперь дело пойдет, Сергей!
Сергей гордо выпрямился.
— Оно уже пошло. По счастливой случайности, я ожидал наших на улице Терн, это совсем недалеко от «Наполеона». И на свой страх решил использовать удачу и развить успех!
— Ну и что же получилось?
— Явился в отель, нашел номер и…
— Ну?
— Постучал и, не ожидая ответа, вошел.
— Нахал!
— Конечно. Рой стоял у окна и курил. Я извинился и объяснил, что только что узнал, что надо изменить день следующей встречи. Мне придется съездить в Турцию. Рой сначала побагровел от злобы, но мои объяснения показались ему правдивыми. Мы установили новую дату встречи, и я скромно удалился, отвесив на прощание с десяток поклонов.
— В чем же развитие успеха?
— На кровати стоял старомодный барский кожаный саквояж. На нем среди пестрых наклеек еле виднелись инициалы владельца: Э.Г.О. Рой даже не заметил, что с ним произошла катастрофа.
Иштван с волнением жмет руку Сергею.
Личная комната аптекаря. Степан и Иштван торопливо, с большим волнением листают толстую книгу в красном переплете с золотым тиснением.
— Дальше, дальше, Степан. Это личный состав Рейхсканцелярии, потом будет Военное министерство. Дальше, ищи Министерство иностранных дел. Еще… Ну, вот!
Они склоняются над страницами.
«Э» — это, конечно, первая буква имени. Давай искать на «Г» или «О». Назад… Здесь… Читаем всех подряд! Вот!!
Они выпрямляются в восторге торжества. Степан негромко, но предельно ясно читает:
— Барон Эрих фон Голльбах-Остенфельзен. Капитан Генерального штаба германской армии в отставке. Доктор математики. Государственный советник. Адрес: Берлин, СВ, Подбельски-аллее,168. Он! Это наш рабочий-типографщик! С бахромой на обшлагах пиджака!
На сумрачном лице Иштвана теплится улыбка радости.
— Поймали! Только бы теперь не вывернулся! Надо дать знать Сергею и Лёвушке!
Степан в магазине аптекаря. Когда покупатели уходят, он ныряет за прилавок.
Фасовочная. Степан спокойно моет руки у умывальника. Из задней двери глядит жена аптекаря Кэтль, женщина лет тридцати пяти, с маленьким ребенком на руках. Она делает Степану тревожные знаки. В углу стоит детская колясочка.
— Шнелль, шнелль, коммен зи дох!
Задняя жилая комната. За столом сидят Лёвушка и Иштван. На столе все для чая. Они через наушники слушают радиопередачу из Москвы.
Хроникальные кадры о прибытии в Москву Дмитрова, Попова и Танева после Лейпцигского процесса.
— Эх, быть бы сейчас в Москве! — в один голос лепчут Лёвушка и Иштван.
Нехотя снимают наушники и садятся за стол, Степан со вздохом вытирает лицо платком:
— Время идет. Давайте говорить о делах.
Кэтль наливает всем чай и уходит в магазин.
Начинает Степан.
— Да-а, с Роем у тебя успех, Иштван, но это еще не победа.
— Это предпоследний шаг к победе!
— А последний?
Иштван негромко чеканит слова:
— Вся группа двигается в Германию.
— Зачем?
— Когда Сергей явится к нашему типографщику с визитом на его виллу, то это и будет победа.
Они молча пьют чай.
Размешивая ложечкой сахар, Степан задумчиво говорит:
— Что в нашем деле считать победой, Иштван?
— Победа — выполнение задания, нам дали задание выяснить личность Роя, и мы ее выяснили.
Степан качает головой.
— А для чего?
— Чтобы заставить Роя работать на нас так, как хотим мы.
— Ты думаешь, он спокойно сдастся без боя?
Иштван, хмурясь, грызет сухарик.
Степан:
— Нет, Иштван, до победы еще далеко, да ее и не бывает в разведке. В ней все течет, все изменяется, и ни на одном этапе развития дела нельзя сказать: «Это — победа!».
— Конкретнее, Степан!
— Дело просто-напросто может усложниться. Рой от страха может прекратить с нами связь. Чтобы лишить нас основания давить на него, может уйти из министерства, может даже покончить с собой.
— Ну, это уж слишком. У нас этого не бывает: мы оберегаем информаторов, нас за это уважают и к нам приходят сами, как это сделал Рой.
— Подумай-ка, Иштван. Вспомни кое-что из мировой печати.
Пауза. Оба закуривают.
— Да, все возможно, — смотря в окно, наконец произносит Иштван. — Неизвестный по кличке Рой станет нашим обожаемым ребенком, а мы, дрожа от страха за его благополучие, начнем его нянчить. Хлопот прибавится. Паутинка, на которой висит каждый наш источник, станет еще тоньше.
— И ответственности прибавится. Ты должен неотлучно быть со своей бригадой. Пойми: за все отвечаешь только ты.
Отодвинув стаканы, они закуривают, осторожно отворив окно.
— Я вызвал вас на встречу не только для уточнения дела с Роем. Начинается новое и очень беспокойное и опасное, я подчеркиваю, опасное и крайне важное дело.
Иштван, молча пыхтя трубкой, спокойно ждет. Лёвушка вертится на стуле и настороженно смотрит на Степана.
— Сергей случайно познакомился с молодой женщиной. Мы произвели проверку. Она нам очень нужна. Надо начинать разработку. Везет Сергею!
Иштван:
— Везенья не бывает. Сергей толчется среди разного рода людей. У него сотни новых знакомств. Среди них встречаются интересные люди. Как известно, на ловца и зверь бежит. Естественная закономерность, а не удача. Мы с тобой — тени, затворники, мы не можем познакомиться с интересным человеком. Мы просто избегаем знакомств.
— Возможно. Эта женщина — хранитель важнейших секретов гитлеровской разведки против СССР. Разведывательная организация гитлеровцев замаскирована в химическом концерне «И.Г. Фарбеининдустри» под отдел технической документации. Этот отдел имеет Цвайгштелле на Линден-штрассе. Там же расположены два филиала на Финляндию и Румынию. В бронированной камере с сейфами хранятся дела, то есть разведывательные материалы, о нашей стране и списки агентов на нашей территории. Парадокс! Эта комната и сейфы доверены новой знакомой Сергея.
— Ну и что же?
— Сергей должен склонить ее к сотрудничеству с нами.
— Гм… АСС?
— Она сама гауптшарфюрер СС.
— Гм…
— После автомобильной катастрофы у нее обезображено лицо, для кинозвезды не подходит. Я ее видел: выглядит весьма неважно.
— Гм…
— Ее безобразие лишает ее всяких надежд на брак или роман. Да и характер у нее ужасный. Это озлобленная тварь, цепная собака, бешено рычащая на каждого молодого мужчину. Потому ей и доверили хранение секретов.
Иштван спокойно вытряхивает трубку.
— Все ясно: офицер СС — это раз, и цепная собака — это два. Не ясно только, как сможет Сергей к ней подобраться? Как бешеную собаку сделать ручным песиком?
Оба молчат и думают.
Иштван:
— Она в два счета съест Сергея. А он нам нужен, и линия Роя только начинается. Целесообразно ли совмещать готовую линию с проблематичной и столь рискованной? Это противоречит нашим установкам!
— Согласен. Но время не ждет, Иштван. Ты слышал, что сказала утром наша австриячка? Она права. Гитлер спешит к войне. Мы не можем ждать!
— И такой риск оправдан?
— К сожалению, да! Чрезвычайные обстоятельства предвоенного времени.
Пауза. Оба усиленно думают.
— Какой же тактики нужно придерживаться Сергею?
— Не знаю. Мы слишком мало знаем эту женщину. Важно закрепить дружбу, на влюбленность не нажимать, она кажется подозрительной и оскорбительной. На подкуп она не пойдет, ей хорошо платят. Сергей сам пусть получше ознакомится с положением и сам представит план своей дальнейшей работы с Цербером — давай так ее назовем.
— Эх, Степан, ведь Сергей учится, ему дорога каждая минута днем и ночью!
— Это его личное дело.
— Ошибаешься, диплом врача — железобетонная база под ногами, не то что хождение по острию ножа с липовым паспортом графа или убийцы из Сингапура!
— Понимаю. Но ничего не поделаешь! Вторая разработка из-за необходимости бывать в разных странах осложнит жизнь Сергея. На границе эсэсовцы пока терпят, но как объяснить регулярные отлучки Церберу?
Лёвушка:
— Сделать их нерегулярными. Вообще, нам следует подумать о стиле работы с Роем. Это тоже не так просто.
— Я это обдумал и, когда меня вызывали в Москву с очередным докладом, посоветовался в Центре. Центр предлагает вариант: Лёвушка как еврей выпадает из линии Роя и Цербера — один аристократ, другая фашистка. В обоих случаях на прямой контакт с источниками пойдешь ты, Иштван. В работе с Роем ты и Сергей должны поделить роли. У тебя на руке, как у проклятого большевика, должна быть ежовая рукавица, а у Сергея, как у венгерского графа, попавшего в сети коммунистов, как и сам Рой, — бархатная. Рой должен чувствовать в графе понимающего союзника, хотя и бессильного, а в тебе, Иштван, — грозного врага и властного хозяина. Пусть они за глаза тебя ругают, а ты в глаза будешь нажимать на них обоих: двумя руками. В разных перчатках мы сумеем сделать Роя более полезным. Для связи с вами назначаю Лёвушку. Ты, Иштван, скоро станешь вербовщиком, со второй линии перейдешь в первую.