Парк. Золотая осень. Иштван и Сергей на узкой дорожке.
Сергей:
— Я полагаю, что Экономист дал нам достаточно материалов для того, чтобы умереть в лапах абвера или гестапо. Пора дать ему понять это и перейти от фантастики к делу.
Иштван:
— Центр тоже так думает. Но нужен плавный переход. Ты, Сергей, не давай новых, более опасных тем, а поворачивай старые на новый лад. Исподволь начни говорить о военных заказах заводу Кирова и так далее. Потом мимоходом поинтересуйся, от кого именно немцы в Ленинграде получают такие сведения. Так медленно, осторожно, рукой в бархатной перчатке подведи Экономиста к раскрытию агентурной сети. Конечно, увеличь оплату и углуби конспирацию. Когда дело сдвинется с места, познакомь Экономиста с Гансом, то есть с сыном Путилова, бывшим пражским студентом. Думаю, все пойдет хорошо!
Гостиная Дорис Шерер. Дорис в нарядном пеньюаре у столика с бутылками виски и газированной воды. Рядом вазочка с шариками льда. Видна левая сторона лица и белая рука. Сергей ходит по комнате со стаканом в руке.
— Не выходит, милый?
— Нет. Я боюсь, Дорис. Пойми — не имею права рисковать тобой и собой. Риск вслепую — глупый риск!
Молчание. Дорис наблюдает, как по стеклам стекают дождевые капли.
— Осень наступила… Как быстро летит время! Ты не можешь смелее пользоваться услугами твоих коллег по банку?
— Нет. Боюсь открыть им источник информации.
— Правильно. Это означало бы мою смерть. Надо быть осторожным. Но пора серьезно заняться делом. Время идет, милый!
Молчание.
— Налей мне еще немного виски и брось пару шариков льда. Хорошо, Дорис, хватит. Нам нужно остро и ясно мыслить. Слушай, а если я привлеку к делу моего друга и верного помощника, Лайоша Батори? Это дворянин, сердечный друг моего покойного отца и вполне порядочный человек. Он, как говорится, выходил меня с пеленок и воспитал. Он — управляющий моего единственного имения. Надо же чем-то отблагодарить человека, он иначе не возьмет денег?
— Пожалуй, ты прав. Я тебе верю, но знаешь ли, милый, я люблю тебя, но не на столько, чтобы потерять совесть. Я заменю материалы о Германии материалами о России? Хотя они и не так заметно связаны с движением курса акций наших заводов и мы не заработаем так быстро и много, но все же они — термометр подготовки к войне. Что ты об этом Думаешь?
Сергей, едва сдерживая радость, с притворной вялостью отвечает:
— Не знаю, право. Я не гонюсь за деньгами. Если тебе это удобно, давай используем эти материалы. Я вызову в Берлин Лайоша Батори, он найдет здесь нужные связи, и начнем дело, но на этот раз по-новому и шире. Кстати,
Дорис, у вас в большом спросе иностранная валюта. Не хочешь ли ты получить деньги в долларах?
— Нет, нет: их размен — улика! Какой ты наивный, мой дорогой Черт с копытами! У нас за всеми следят! Нам с тобой нужны незаметные немецкие марки.
— Тогда я буду жить на доллары, а деньги от перепродажи акций передам тебе. Думаю, для начала тысячи две в месяц.
— Не считай того, чего нет! Познакомь меня с герром Ба-тори, я на него посмотрю, и тогда решим что делать, милый!
Ленинград. Адмиралтейский завод. Лунная ночь. Силуэт зданий и верфи. Пусто. В густой тени тихие голоса. Молодой голос:
— Без трех минут четыре. Неужели не придет, Владимир Петрович?
— Придет, Алеша. Он третий в списке, говорят, добытом нашими разведчиками.
Молчание. Бой часов, вдоль тени от заводских сооружений пробирается фигура человека. Четверо чекистов внезапно выбегают из засады.
— Стой! Руки вверх!
Человек испуганно:
— Что вы, товарищи… Я — вахтер, проверяю свой участок перед сменой…
— Руки вверх! Ну! Бросай оружие! В ответ выстрел. Один из чекистов падает. Отчаянная борьба. Пожилой чекист, уводя арестованного:
— Вызовите «скорую помощь»!
Голос чекиста, нагнувшегося к раненому:
— Поздно, товарищ начальник, Алеша убит!
Дождь. Парк. К мокрой от осеннего дождя статуе тевтонского рыцаря с мечом жмутся фон Зиттарт и барон. С меча рыцаря на шляпу Роя льется вода, но он этого не замечает и только мокрым рукавом машинально вытирает лицо.
— Гадина, ведь я же запретил прикасаться к бумагам! А вы вздумали их воровать?!
Он задыхается от ярости. Барон, понурясь, молчит, опустив голову на грудь.
— Слюнтяй! Поднимите голову, барон фон Голльбах-Ос-тенфельзен! Ну! Я приказываю: поднять голову!
Барон поднимает голову.
— Вы смеете улыбаться?! А?
Дождь усиливается.
— На днях вас арестуют. Если в вас еще осталась хоть капля дворянской крови, то вы не отдадитесь живым в руки этому хамью. Стреляться не советую: имя Голльбах-Остен-фельзен должно остаться незапятнанным.
фон Зиттарт крепко берет барона за отвороты плаща.
— Вы уйдете тихо, Эрих. Без скандала. Из-за небрежного обращения с газом на собственной кухне. А завтра верните мне долг, слышите?
Они стоят друг против друга.
— Вы сумеете умереть с честью, Эрих?
— Нет, Роберт. Этого не нужно. Я уже умер…
Барон беззвучно смеется и, сгорбившись и подняв воротник, медленно уходит в завесу дождя.
Опушка осеннего парка. Полуголые поредевшие ветви, последние бурые листья крутятся по ветру над пустыми грязными клумбами. Рой и Сергей стоят в кустах, их ноги в грязи, по лицам течет вода.
Сергей мягко и укоризненно говорит:
— Эх, барон, барон… А ведь мы решили быть друзьями и оба дали друг другу доказательства доверия, и вот теперь выясняется, что вы украли документы! Куда это годится? Разве на воровстве далеко уедешь? Признался бы во всем раньше… Мы дали бы деньги на лечение в Швейцарии или Париже… Все могло бы идти хорошо, если бы вы были откровенны!
Барон, помолчав:
— Я не мог.
— Почему?
— Я работаю не один. На моем горле рука.
— Чья рука?
— Нет… Пока… Рука моего сообщника. Но она не менее жестока.
Молчание. Шорох дождя, подвывание ветра.
— Эрих, завтра мы вдвоем уезжаем в Швейцарию!
Барон грустно качает головой.
— Поздно, граф. Меня уже не выпустят за границу. Помогите мне еще раз достать документы.
— Зачем они вам?
— Вы дадите мне денег, и я расплачусь с долгами. Пожалуйста.
— А где хранятся документы?
— В соседней с курьерским залом комнате. В железном ящике.
— В сейфе?
— Нет. Перед отправкой адресатам с курьерами они лежат в простом ящике. Наши две комнаты отпираются и закрываются вместе.
— Как долго вы можете держать материалы?
— В течение ночи.
— Вы можете сделать слепок с ключа?
— Могу.
— Послезавтра встретимся здесь, но среди кустов, вон там, видите? Я дам вам зубоврачебную быстро твердеющую пасту для слепка с зубов. Нагрейте ее пальцами и аккуратно отпечатайте ключ с одной и другой стороны. Ключ потом хорошо вытрите носовым платком, чтобы удалить отпечатки ваших пальцев. Поняли? Желаю успеха.
Скромно обставленная комната. Четыре мужчины и одна женщина совещаются, часто прислушиваясь, по очереди на цыпочках подходят к двери. Говорят они быстро, нервным шепотом, сдвинув головы над круглым столом. Их слов не разобрать. На комоде патефон играет шутливую песню с громким голосом и оркестровым аккомпанементом.
Пластинка кончается, люди не замечают этого, и патефон громко хрипит. Один, высокий в пенсне, поднимается и говорит негромко, но торжественно:
— Ну все. Мы сделали выводы из неудачи на верфи. Такие провалы больше не повторятся. Я могу сообщить в Берлин, что с разобщенностью и кустарщиной мы покончили. Теперь у нас создана организация военного типа с железной дисциплиной и единым руководством. Я сообщу нашим немецким покровителям, что мы готовы к выполнению любых заданий. С нами бог!
Пауза. Патефон стих. Мирно и уютно тикают большие часы. С улицы доносится детский смех.
— Все в порядке. Выходить по одному. Лиза, ты уйдешь последней. До свидания, Иван Петрович!
Трое надевают шапки и кепки, женщина — платок.
— До свидания! До скорого! Привет!
Мужчина в пенсне осторожно открывает дверь и делает шаг в полутемный коридор. Справа и слева две пары сильных рук хватают его под руки и вталкивают обратно в комнату. Вооруженные чекисты вбегают с криком:
— Руки вверх! Дом оцеплен! Сопротивление бесполезно!
Грюневальдский лес под Берлином. Мокрый туман. Черные кусты. Иштван и Сергей.
— Пасту добыл, Сергей?
— Вот она.
Иштван пробует пальцами ее размягчить.
— Покажи Рою, как делать отпечаток!
— Все покажу.
— Как все?! Скомандуй Альдоне и Гансу сегодня ночью выехать к Капельдудкеру. Я буду там, проверю. Уничтожь все документы, все наводящие вещи. Где ты живешь?
— Последние месяцы в гостинице «Кайзергоф» по паспорту графа.
— Все покажу.
— Как все?! Скомандуй Альдоне и Гансу сегодня ночью выехать к Капельдудкеру. Я буду там, проверю. Уничтожь все документы, все наводящие вещи. Где ты живешь?
— Последние месяцы в гостинице «Кайзергоф» по паспорту графа.
— Сегодня съезжай из гостиницы якобы для поездки в Братиславу. Две следующие ночи нигде не прописывайся. Если все сойдет гладко, дашь сигнал телеграммой. Условный счет дней недели и часа суток помнишь?
— Да.
— В случае беды выходи на детскую площадку. Получишь помощь. Оружие при тебе?
— Конечно.
— Выполняй задание!
Вечер. Туман. Мимо плывут согнутые фигуры прохожих в плащах. Где-то вдали вспыхивают разноцветные пятна рекламы. Под голым деревом жмутся три знакомых фигуры. Сергей:
— Отъезд сегодня в 20:08.
— Через час?!
— Да. Скорым поездом в Амстердам.
— Завтра встретитесь у Капельдудкера с Иштваном. Позаботьтесь, чтобы в Берлине не осталось никаких следов вашего пребывания.
— Почему такая спешка?
— Дело с Роем принимает опасный оборот. Пока на месте остаюсь один я.
Альдона делает возмущенное движение руками.
— А мы? Бежим?! Ну, Сергей, это уж просто…
— Не кричи. Вы держите другую линию нападения, Альдона.
— Но, Сергей…
— Делай что положено!
— Не…
— Выполняй задание! Ганс, ты назначаешься старшим! Разбегаемся!
Три темные фигуры тают в тумане.
Поздний вечер. Дождь. Фонари. Блестящий тротуар. Прохожих нет. Фигура женщины жмется в подъезде. Сиплый голос:
— Может, зайдете?
Фигура мужчины нерешительно останавливается. Голос Сергея:
— Вот тебе двадцать марок. Принеси нам обоим поесть и выпить. Ночую у тебя.
Бедно обставленная комната. Сергей и женщина ужинают, руками выбирая куски пищи из оберточной бумаги. Еду запивают пивом, он из синей кружки, она — из стакана. Бутылки стоят на столе.
Женщина говорит бойко, с удовольствием жует, пьет и сыплет словами:
— Как он сказал мне: «Иди, иди, тварь!» — так во мне сердце и оборвалось! Ну, думаю, теперь влипла с концами: я ведь и так тут работала без прописки. Прост!
Они чокаются и пьют.
— Ну?
— Приводит он меня, конечно, в участок. Думаю, сейчас начнут бить. Он же, гад, исчез и приводит офицера — толстого, с усами, как положено. Офицер говорит: «Ну давай познакомимся», — и хрясь меня в зубы. «Как фамилия?» — смеется он и замахивается с другой стороны. Я это, конечно, прикрылась и отвечаю: «Фамилия — Норстед, зовут Сиг-лунд, а родом из деревни Нюбро, на датской границе». Он руку опустил, стоит и смотрит. Я ничего не понимаю, однако соображаю — может, хочет сапогом заехать в зад? Это они любят, я знаю. Он же вдруг другим голосом говорит: «Ты знаешь, тварь, кто ты есть? Ты есть сосуд священной северной крови!» Меня, конечно, аж в жар бросило: как это «сосуд»? И причем здесь кровь? Говорю: «Кровь у меня бывает, но разве мужчины этим попрекают? Конечно, говорю, вы бить меня можете, это, конечно, положено, но чтоб оскорблять и сосудом называть, это я, — говорю, — не позволю!» Прост!
Они чокаются и с аппетитом жуют большие куски.
_ И что же дальше?
— Непонятное дело! Он отступает, щелкает каблуками, берет под козырь и объявляет: «Ты, — говорит, — северная раса, я твои белесые патлы, дура, сразу не распознал. Ты, — говорит, — образ готического человека нашего великого будущего! Дай сюда паспорт, тварь!» Схватил паспорт, вышел на минуту, потом подает и улыбается: «Здесь я тебе разрешение на жительство поставил, поняла? Бессрочное! Правильно сделала, — говорит, — что заявила протест; мы — потомки северных викингов, — говорит, — мы — хозяева всего мира! Иди, Сиглунд Норстед из Нюбро, честь тебе и слава. Гайль Гитлер!» И рукой на меня вверх машет. Так я же в Берлине не первый день, хе-хе-хе! Я столичное обращение тоже знаю! «Гайль Гитлер!» — кричу на него и правую руку тоже поднимаю. С тех пор работаю в этом подъезде без опаски. Привяжется какой-нибудь гад из полиции, я ему сразу же паспорт со штампом в нос и кричу: «Гайль Гитлер! Я — сосуд северной крови, катись, — кричу, — к чертовой бабушке или еще дальше!»
— Прост! — хохочет Сергей.
И они дружно чокаются.
Утро. Кусты. Туман. Рой и Сергей.
— Вы поняли технику, Эрих?
— Да.
— Не спешите. Делайте все быстро, но обдуманно. Уничтожьте следы, получите пластинку пасты. Вот она, в бумаге.
— Господи…
Рой держится за ветку, чтобы не упасть.
Лицо Роя. Это другой человек: глаза ввалились, щеки запали. Сухие почерневшие губы полуоткрыты. Лицо смертника…
— Господи… Господи… — другой рукой он сжимает грудь.
Сергей по-дружески, тепло:
— Успокойтесь, Эрих. Жду вас здесь вечером в восемь. Желаю успеха! Потом сделаем перерыв в работе, и я увезу вас в Швейцарию на лечение.
Шатаясь как пьяный и согнувшись как дряхлый старик, Рой бредет в туман. Сергей смотрит ему вслед и качает головой. Вынимает пистолет и вводит в ствол пулю.
Из тумана снова медленно выплывает согбенная фигура Роя. - Он подходит к Сергею, неуверенно протягивает ему руку и Дрожащим от волнения голосом, говорит:
— Прощайте, Джо… Все может случиться… Хочу сказать лично вам: спасибо. Вы пожелали мне успеха, а я желаю его вам… Он вам больше нужен, чем мне: моя песня спета, я иду за отцом и дедом. Я — конченый человек!
Пауза.
— Как дворянин, монархист и офицер я презираю гитлеровцев и считаю их подонками. Я ненавижу предателя, который завлек меня в эту яму. Никаких угрызений совести у меня нет. Нет страха, но нет и надежды. Прощайте. Спасибо.
Кабинет Начальника Иностранного отдела в Москве. Большой стол, аккуратные стопки папок. Перед Начальником и Степаном стаканы с чаем.
— Ладно, Степан, давайте сделаем передышку. Выпьем чаю и немного отдохнем: сегодня вы третий резидент с докладом…
— Я вот что думаю, Степан: надо искать какие-то новые приемы работы. Нельзя топтаться на месте — время не позволяет. Как бы еще ускорить получение информации? Весь год мы работали по принципу продолжения одной линии. По бригадам результаты удовлетворительные. Все группы загружены, линии работают с напряжением. И все же я не допускаю мысли, что мы исчерпали все резервы.
Молчание. Звонки телефонов. Секретарь бесшумно входит и выходит, шепотом что-то докладывает, получает подпись на документах, меняет папки.
— Слушайте, Степан, все ли потенциальные источники мы учли?
— Нет. Каждый человек может стать при случае источником. Все население учесть нельзя.
— Конечно. Но вокруг посольств, вокруг Лиги Наций толчется немало народа, понимаете ли, Степан. Не дипломатов и не разведчиков, а просто проходимцев, разного рода авантюристов во фраках и с титулами. Это особый слой людей вокруг злачных мест, где можно много заработать. Работа с такими людьми противоречит нашим принципам, наша опора — антифашисты, а не авантюристы. Но время нас торопит. Что, если мы копнем этот слой?
— Начать поиски среди авантюристов?
— Вот именно. Выхода нет. Стоит ли, Степан?
— Не знаю. Это рискованно, но заманчиво. Может быть, стоит. Для начала одной группой.
— Конечно. Приближение войны нас гонит на сознательный риск. Найдете людей?
— Ясно. Можно опять начать с одной из групп Иштвана, у него неплохие ребята.
— Так и решим. И хорошо бы пойти не по одной линии, а вширь, как ветвистое дерево. Во все стороны: не подбирать людей для продвижения к намеченной цели, а кидаться туда, где есть возможность побыстрее урвать что-нибудь. Ну, будем продолжать доклад?
Степан придвигает свои папки.
— Я готов.
Вдруг улыбается и говорит:
— Так, значит, спускаемся в подземный мир дипломатических авантюристов?
— Да, Степан. Но глядите в оба. Заметите признаки провала — срочно дайте знать, я сменю группу.
Оба одевают очки и погружаются в работу.
Вечер в парке. Дождь кончился. Туман рассеивается. Вдали шевелятся мутные пятна цветной рекламы. Где-то изредка глухо рявкает машина и снова тихо. Слышен шорох падающих с веток капель.
В кустах неподвижно стоит Сергей: он упорно смотрит на циферблат наручных часов. Говорит про себя:
— Восемь десять… Никого… Что случилось с Роем? Какой мучительный день… А ведь сегодня седьмое ноября… день радости. Легче бы самому полезть в проклятый шкаф!
Быстро сменяющиеся кадры празднования Октябрьской революции в Москве, Ленинграде, Киеве, Тбилиси, Ташкенте.
Слабо освещенная кухня в особняке Роя. Синее ночное небо и багровый круг луны пересекают неуверенные, но торопливые движения темного согбенного силуэта. Рой снаружи пытается открыть окно, слышно, как он царапает ногтями раму и стекло. Отворяет окно. Лезет внутрь, громко и хрипло дыша. Сиплый шепот: